От редакции:
Как и было обещано, Перемены публикуют рассказ Юрия Милославского «Последний год шестидесятых», вошедший в книгу «Возлюбленная тень», выпущенную недавно издательством «АСТ» (в редакции Елены Шубиной). В книжной версии публикуемого рассказа из него изъяты особые примечания, т.к., по словам автора, в книге они были бы неуместны: «они представляют собой нечто вроде дополнительного документального рассказа-спутника в виде ‘ученой статьи’. Все вместе выглядит иначе». И действительно, сам рассказ, лишенный этих комментариев, содержит для неосведомленного читателя (а именно, для большинства читателей младше 40 лет) много неясного. В то время как комментарии раскрывают дополнительное историческое, историко-культурное расширение рассказа и позволяют читателям моложе сорока не только воспринять нюансы повествования, но и узнать много нового об эпохе 60-х. С другой стороны, тем, кому за сорок, эти саркастичные комментарии будут, несомненно, интересны тоже — если не с познавательной точки зрения, то с «узнавательной». Поэтому мы настоятельно рекомендуем при ознакомлении с рассказом не пренебрегать расположенными сразу под ним комментариями, а также авторским предисловием к ним. Кстати, в Сети комментарии (как и основной рассказ) никогда не публиковались, так что в своем роде это премьера.

ПОСЛЕДНИЙ ГОД ШЕСТИДЕСЯТЫХ

Ехали с неудобствами. — Всякий раз, когда поезд останавливался, — грубовато, с преизбытком непоглощенного хода, который тотчас же и разрешался во взаимных толчках вагонов, — от арьергардного к головному, — купе Г. В. Анциферова непременно оказывалось в таком соотношении с одним из перронных фонарей, что исходящий от него луч, проходя сквозь расселину оконных занавесок, в точности упадал на лоснящийся принц-металл подстаканника, отражаясь при этом от барельефной виньетки с изображением восточного полушария Земли, над которой парили искусственные спутники; свет отбрасывало прямо на раздражительно зажмуренные глаза Геннадия Васильевича. И в самое же мгновение остановки принимались громко шуршать, двигаясь по столешнице, упакованные в особенную, «эмпээсовскую» /1/ бумагу, порции прессованного сахара; а во время пути то и дело побрякивала не извлеченная ложечка, проворачиваясь и смещаясь в пустом стакане.

Фотография: eponim2008

Занавески вполне задернуть не удавалось; переместить же подстаканник и убрать ложечку Геннадий Васильевич не решился, — потому что чай был не его.

Оттого он не спал всю ночь, и охотно подчинился дремоте, разместясь на заднем диване старинного, но опрятного и крепкого «москвича», что подвозил его «за рубчик» к гостинице. Поездка, впрочем, продолжалась не дольше пяти минут, и по прибытии на место было всего восемь с четвертью утра.

***

— Тема лекции?

Законный интерес. А насколько такой интерес законен для директора гостиницы? Законен. Имеет полное основание не принять, поскольку командировка начинается «от завтра»./2/ А теперь попробуй, не ответь, попытайся. А ви папитайтесь, Алексэй Максымович! как лубит виражаца наш общий друг Лаврентий Павлович…/3/ Анекдотами я зарос по самые глаза.

— «Ленин и советская литература». Это, собственно, методразработка. В помощь. В смысле, к юбилейным урокам/4/ в восьмых-десятых классах.

Разговорчив, многословен, обстоятелен я! Приводим вариант правильного ответа: э-э-э речь идет о методической разработке, утвержденной комиссией облОНО/5/ в помощь преподавателям литературы в связи с подготовкой к приближающемуся юбилею. Э-э-э Владимира Ильича Ленина.

Где-то так.

Или — на полную отсечку: Методразработка. Э-э-э. К юб’лею Владим-Иль’ча.

Я уже вообще в какого-то папу Хэма /6/ превратился: сплошной внутренний монолог./7/ Звук издам, а кучу хлама в голове по этому поводу перекручиваю. На самом-то деле никакие папы Хэмы тут ни при чем: перед нами — однозначный вариант помахивания кулаками после драки. Точнее, в ходе драки, но мысленно. Уф, лажа…

«В смысле к юбилейным урокам». Употребление фразеологемы «в смысле» — не в дугу. Есть в этом какое-то студенчество, кавээнство /8/ — вроде как я демонстрирую перед жопарожей свое несерьезное отношение к теме. И она — понимает! Объяснить не может, а понимает. Как пресловутая собака. /9/ А сама, — надо думать, методистка на повышении или паспортистка на понижении, номенклатурное дно, — вернула в чернилку-непроливайку перо-«уточку»/10/; не поселит! — телефонный звонок не основание.

— …но поскольку я лично знаю Нину Федоровну: мы долгий период были сослуживцами, — то так: — оставьте паспорт, вложите в него три рубля и идите пока погуляйте, познакомьтесь с городом.

И улыбнулась своей сталелитейной промышленностью. Хода. Нет, это, минимум, бывшая спецчасть, железная Феля.

— Спасиб’большое.

— Гуляйте-гуляйте, — и — в паспорт! — на номер, на серию, на национальность, на имя-отчество, на место рождения, на снимок, на меня самого, опять на фамилию: как же это такого ценного товарища вдруг загнали в периферийную гостиницу (интриги)? — гуляйте, товарищ Анциферов. Вернитесь к одиннадцати часам.

***

Название гостиницы — «Москва» — ввело Геннадия Васильевича во грех усмешки; впрочем, усмехался он не для собственного удовольствия — ему-то сарказмы по поводу громких вывесок над фасадами неблагоустроенных постоялых дворов уж давно были не по умственному росту, — но впрок, для собеседников воображаемого будущего, возможно, из числа умных женщин: поселили меня в местном «Гранд-Отеле»…

Полегчало; Геннадий Васильевич кончил в университете по филологическому факультету, постоянно читал книги и журналы, — так что гостиница «Москва» подействовала на него, словно двугривенный, запущенный в счастливо неисправный автомат по продаже бутербродов/11/: небольшая заминка — и поехали сверху вниз все известные по литературе гостиницы, начиная от знаменитой чичиковской — и вплоть до отеля «Танатос» Андре Моруа/12/.

Командировка — есть бродячий сюжет, радостно произошло в уме Анциферова.

Готовая статья! Наблюдения над структурными особенностями сюжета «командировка». Начать осторожно, с небольшого, но четкого открытия, — скажем, «Ревизор» — это пародизация «командировочного» сюжета. От этого оттолкнуться, и лесочком, лесочком! — перейти к современной прозе; и заслать в Тарту к Лотману в сборник./13/

«Москва» была выстроена покоем, по всей видимости лет семьдесят назад: форма ее и цвет — честно оштукатурена белым, с голубыми пилястриками и надоконниками, — настроили Геннадия Васильевича доброжелательно; но слегка oоскорбила карикатурно-грязная торговая точка — магазин «Продтовары», дверь которого была захлестнута по диагонали ржавым закладом. Зато скучное это учреждение, вероятно закрытое на переучет с растратой и взяточничеством /14/, оказалось присосеженным к новой стеклянно-кафельной столовой, где за порожнею покуда стойкою ловко повертывались две девицы: — более чем неслабых пацанки в уталенных по фигуркам кратчайших халатах; источала пары крупно наколотая вареная картошка в зеленой эмалированной кастрюле — гарнир к чему-то вчерашнему и невкусному; не дадут ли ему картошечки отдельно? — а на цинковой перемычке, ведущей от прилавка к служебному проходу стоял хлебенный лоток, плотно забитый овальными жамочными пряниками.

Было без десяти девять — скоро откроют, и корнеплод остыть не успеет. Пацанки загружали прилавок плошками с винегретом, салатом под соусом майонез, заливною рыбою, стаканами с мутно-розовым, еще горячим киселем, томатным соком и кефиром. И это изобилие дрянных /15/, но еще не осклизавшихся, не обмякших продуктов и яркого питья — в сочетании со скромным удовлетворением: название пряников – «жамочные» — не помнят и в пекарнях, — растормошило вот уже десять лет как обмирающий по утрам аппетит Геннадия Васильевича (дома, перед уходом на службу принимались только сверхчерный кофе собственного помола и сигарета «БТ»).

Анциферов был превосходно одет: в непромокаемую японскую куртку серебристого цвета с простежками; воротнички его сорочки были с удлиненными кончиками и петельками; видя это, пацанки, еще не исполненные унылой неприязни, свойственной их занятию, насыпали ему немереную порцию картошки-гарнира с топленым маслом в суповую тарелку и дали газету на кулек для пряников. Дошло до того, что при расчете на него поглядели вприщур и посоветовали дождаться кулинарных/16/ вафель — если вы так сладкое любите; а поскольку все трое знали — и признавали! — побочный, но давно уже ставший основным перевод слова вафля на язык современной жизни, — то обмерли и лукаво ужаснулись/17/.

— Я бы с удовольствием, но мне бежать надо. Вот к вечеру я бы заглянул.

— У нас их до обеда разбирают, самим по полкила не остается, — убили намек монтировкой по темечку.

— Ладно, тогда другим разом, — Геннадий Васильевич, осклаблено копошась, покинул столовую.

В нескольких саженях от нее он едва разминулся с кулинарными вафлями, два лотка которых нес на вытянутых руках кондитерский мужик.

После гостеприимной столовой Анциферов неспешно побывал еще и гастрономическом магазине, где на полках стояли привезенный из Индии манговый сок, болгарские и мадьярские пикули, крупные марокканские сардинки в овальных баночках с приставным ключом и алжирские вина, — по слухам перевозимые в грузовых емкостях нефтеналивных танкеров, дабы порожнее судно не перевернулось в бурную погоду./18/

***

Комната о двух койках, куда Анциферова подселили, отличалась какою-то насильственною чистотою: заметно было, что драили ее с надсадой, вымещая некое неудовольствие — возможно, самим приказом о тщательной уборке.

В шкафу — его Геннадий Васильевич отпахнул так, что брякнули друг о дружку висящие там разнотипные вешалки, — обнаружилась едва надеванная сорочка, клейменная фирменным знаком мануфактур «Джордаш». Растянута она была на собственных складных плечиках, помеченных тою же эмблемою. На двойной междукоечной тумбе лежал несессер для хранения бритвы «Ремингтон».

Раздельно — эти вещи могли принадлежать кому угодно, хотя бы даже и самому Анциферову. Но совокупность их создавала образ, скорее, роскошествующего естествоиспытателя-технаря из академгородка со спецснабжением; Геннадий Васильевич знавал таких, причем один был даже расчетчиком траекторий/19/; владельцем вещей мог бы оказаться и молодой поверенный в делах, приехавший сюды навестить возлюбленную монтажницу: художественная лента Герасимова, в свое время виденная Геннадием Васильевичем/20/.

Никак из-за бугра?! Не из кап-, но явно из пристойной страны типа Югославии или Польши. По обмену? Невероятностно. А туды — кого? Да и номер на двоих, и не в «Интуристе». Но здесь и нет никакого «Интуриста».

Особо умилило Геннадия Васильевича, что бритва и сорочка оставлены были без присмотра, со свойственною наивному Западу доверчивостью и уважением к человеку: ведь вынесут же при первом удобном и неудобном случае!

… Анциферов пообедал в указанном прохожими ресторане «Центральный», где оставил полтора рубля./21/

Было около шести. На улицах неистовствовали козлотуры, /22/и потому Геннадий Васильевич шагал грозно и брезгливо, взметнув лицо и надув туловище: если кто толкнет, так чтоб отлетел!..

— Двери не запирайте, — сказала ему дежурная.

— Ч’то?! — и выгнув шею, он коснулся мизинцем уха — не глядя, лишь приостановясь, как перед гнусным, полужидким препятствием. — С-с-с-лушаю вас.

— Двери не запирайте, а то сосед ваш… поздно приходит.

Контролируют. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Уж если его пригласили, то по ста анкетам в ста инстанциях пробдели насквозь. Но опять-таки лучше пере…

Анциферов заперся на два полных оборота.

Сняв куртку, он повесил ее невдалеке от сорочки «Джордаш»; затем раскрыл свой «дипломатишко» из свиной кожи, кстати, польский. Подложил было нелепую свою электробритву «Эра» — беспатентно передранную с «Брауна»!/23/ — к натуральному «Ремингтону», — и даже растерялся от вида бездны иронического отчаяния, куда стал обрушиваться. Убрал «Эру» в шкаф на полку, но подготовленное им руководство в прозрачном лазоревом скоросшивателе с безцветными перемычками, уложил с небрежною асимметриею на возвышающийся по правую руку от дверей столик, где в полоскательной чашке находились конторский графин и, отдельно, принадлежная ему пробка с яйцевидным увенчанием.

Ленин и советская литература. Да, притянуто, упрощено, ситуация была значительно амбивалентней./24/ Все же приведено несколько цитат из Тынянова 20-х годов; само собою Эйхенбаум, Шкловский; ссылки на Бабеля и Зощенко./25/

Видите ли, пан Анджей, при всей кажущейся закостенелости системы, ситуация не представляется мне столь неразрешимой; несмотря на то, что я, пан Станислав, /26/ сообразуясь с реальностью, стараюсь разумом воспринимать окружающее; надо было бутылку взять…

Его разбудил стук, подобного которому он никогда еще не слышал, да и не ведал, что такое бывает: жесткий, отшибающий мозги, безпаузный, не дающий вставить «кто там?», «одну секундочку», «иду» или нечто подобное из этого ряда, — словно не двери требовали отворить, но умереть, наотмашь влепясь головою в филенку.

Геннадия Васильевича катапультировало из не расстеленной койки; ключ, свернутый из живого червя, бежал пальцев. А надо было поскорее, любою ценою, отомкнуть, отпереть, исправить допущенную ошибку, лишь бы только прекратилось это немыслимое положение.

Но вот ключ затвердел, поддался, — и Анциферов отпрыгнул, чтобы дверь — та открывалась вовнутрь — не расплющила его меж собою и стеною. Дверь, однако ж, открылась, хоть и бодро, но в меру. Геннадий Васильевич огня на ночь не гасил, так что вошедший был виден сразу: изящный смуглыш в мерцающей серовато-сиреневой паре.

— Извините, сасэд, — произнес вошедший, — я той дуре утром говорил: дай второй ключ! Нет, бляд, потеряли…

ГДР. Грузинская демократическая республика./27/ Стандартная ориентальная фарцня. По случаю хорошей погоды без аэродрома и цековского плаща./28/

Но как он грохотал, скот! — никого и ничего не боятся, все куплено по корню.

Пригнал в немытую Россию /29/ эшелон фруктов: какие-нибудь пэрзики и абрикозы. Странно только, почему он не снял себе отдельный люкс с фонтаном; видно, какой-то незначительный батрачок, коммивояжер /30/.

Пришедший раздевался. За поясом его брюк Геннадий Васильевич увидел рукоятку пистолета, — носимого без кобуры, и почему-то завернутого в полиэтиленовый мешочек.

— Сосед, — сказала фарцня, снимая припотевшую к мускулам трикотажку, — не бойтесь ни меня, ни моего оружия. Я сотрудник уголовного розыска.

Он освободился от одежи, приподнял подушку, отправил туда пистолет в полиэтилене, наконец, снял брюки, — на нем были ярко-синие в белых вавилонах плавки /31/, — и толчком взбросил себя на кровать поверх застила.

— Веришь, — сотрудник воздвигся мостом, извлекая из под себя одеяло, — двое суток в уборной не был. А теперь не хочется.

— Почему же вы не были? — пролепетал Геннадий Васильевич.

— Я не могу себе позволить в такой грязи ходить. За пределами города находился, сюда не попал. Здесь они теперь моют, проститутки. Я им сказал: это вы для бродяг в таком состоянии будете туалет держать, — когда я уеду.

Некое трясущееся чувство, — сумесица ненависти, близостной тяги, солидарности, — глухо и мощно полыхнуло в Анциферове, отдалось в ногах.

— Наверное и поесть не успели…

— Завтра. Завтра будем кушать. А сегодня будем спать. Слушай, ты извини, прошу прощения, погаси свет, пожалуйста. Я уже тело расслабил, не хочу опять напрягать.

Геннадий Васильевич на цыпочках направился к выключателю.

— Большое спасибо, — жестковатый запах усталого здоровья заполнил комнату. — Извините, если буду храпеть: бывает со мной после длительного напряжения. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

ПРИМЕЧАНИЯ

ПРЕИМУЩЕСТВЕННО ДЛЯ МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ, СЛУШАТЕЛЕЙ УНИВЕРСИТЕТСКИХ ГУМАНИТАРНЫХ КУРСОВ

…И только тот цветком тем взыскан,
Кто отошел, окаменев.
К.К. Случевский

Период российской истории, известный как «шестидесятые», — на самом деле он длился, приблизительно, от 1955/56 по 1971/72 гг., — называется сегодня в числе ключевых. Стало внятным и относительно общепринятым, что все в дальнейшем произошедшее (и происходящее поныне) на всем пространстве России-СССР – есть, если угодно, жатва посеянного именно в эпоху «шестидесятых». Исторической справедливости ради добавим, что такова же роль «шестидесятых» и для сегодняшних Северной Америки и Европы, но в нашем случае, для удобства изложения, мы не станем касаться этого немаловажного обстоятельства. Сейчас Нас занимает исключительно культурная история российских «шестидесятых». Она изучена недостаточно, притом что изучать ее становится все труднее. — Кстати, почти отсутствуют и весомые художественные попытки запечатления названной эпохи, — ослепительным исключением явилась снятая в 1994 году молодою киевлянкою Натальею Андрейченко лента «Шамара», — никем по-настоящему не понятая, неоцененная, — ибо не стало у нас монетных дворов, где бы чеканились деньги, годные на оценку этой работы. Тому есть свои причины; но даже краткое их перечисление увело бы нас непростительно далеко от выполнения нами той скромной задачи, для чего и составлены были настоящие примечания. Скажем только, что для России эпоха «шестидесятых» стала окончательным торжеством совокупных умонастроений, вообще свойственных российскому нижнему господскому слою, обыкновенно именуемому интеллигенциею. Мы, со своей стороны, полагаем этот привычный термин, т.е. интеллигенция, совершенно неподходящим к делу по причине его двусмысленности (чтобы не сказать – безсмысленности) и неопределенности, что превращает знаменитое это слово в какой-то туманный поэтический образ, в метафору, — а потому давно уже настаиваем на определении «нижний господский слой», как совершенно исчерпывающем и точном. Честь создания этой историко-культурной формулы принадлежит великому русскому педагогу С.А. Рачинскому; в наших примечаниях мы пользуемся исключительно ею, позволив, ради экономии труда наборщиков, применять сокращение: н.г.с.

Среди прочего, н.г.с. породил и собственную словесность, которую мы в примечаниях намерены называть «литературою н.г.с.», что позволит нам избежать постоянной полемической путаницы между а/русскою; б/советскою; в/русскоязычною и Бог весть еще какими литературами.

Как уж было замечено, повседневные особенности эпохи «шестидесятых» — оказываются все более и более недоступными для объективного исследования. Потому-то мы, предлагая снисходительному читателю рассказ из тогдашнего времени, решились снабдить его примечаниями, кои, надеемся, пригодятся в первую очередь тем, кто родился на свет в последнее десятилетие ХХ века.

1. От аббревиатуры «МПС» – Министерство путей сообщения. Специфический ритуал вагонного чаепития на железных дорогах России-СССР, — бывший еще недавно неотъемлемою частью длительных путешествий в поездах, — стал отчасти утрачиваться уже с конца 80-х годов.

2. Процедура заселения в гостиницах, связанные с этим хлопоты и проч. под. – обязательная тема в литературе н.г.с.. Действительно, обиход гостиниц и проживание в них носили характер какой-то повышенной значимости (или «семиотичности», как выражались т.н. структурные аналитики несколько десятилетий тому назад). См., напр., рассказ Ю.М. Нагибина (сконч. в 1994 г.) «Свет в окне», некогда известный в литературе н.г.с. своим критическим пафосом: в курортной гостинице сохраняют лучший номер для имеющего, будто бы, прибыть высокопоставленного лица; ожидаемое лицо, конечно, так никогда не появляется. Небезынтересно знать, знаком ли был Ю.М. Нагибин со знаменитою драмою «В ожидании Годо».

3. Аллюзия на популярный в те годы анекдот о беседе А.М. Горького с И.В. Сталиным. Последний предлагает Горькому написать для газ. «Правда» статью на тему «если враг не сдается — его уничтожают». Горький смущен, ищет повод для отказа. В ответ Сталин предлагает ему «хотя бы попытаться», ссылаясь при этом на будто бы излюбленную поговорку Л.П. Берия (на которого в «шестидесятые» принято было возлагать главную ответственность за действия политической полиции): попытка – не пытка.

4. Речь идет о ведшейся тогда подготовке к 100-летию со дня рождения В.И. Ульянова-Ленина (как известно, род. в 1870 г.).

5. Областной отдел народного образования.

6. Имеется в виду Эрнест Хемингуэй (Гемнигвей, как воспроизводил его имя в русском написании В.В. Набоков). Скончался в 1962 г. Второстепенный североамериканский автор т.н. «прогрессивного» направления; его перу принадлежат романы «Фиеста», «Прощай, оружие!», «По ком звонит колокол» и др. С конца 50-х годов переводы его сочинений пользовались широчайшею известностью в н.г.с., что, кстати, вызвало ревнивое замечание В.В. Набокова, назвавшего, — в предисловии к русской версии «Лолиты» (1967 г.), — Гемингвея «банальным баловнем западной буржуазии».

7. Литературный прием, обыкновенно возводимый тогдашними критиками к творчеству все того же Гемингвея и некоторых французских романистов т.н. «новой волны». «В.м.» рассматривался как непременный признак современного психологического повествования. В литературе н.г.с. прием «внутреннего монолога» широко применялся А. Гладилиным, В. Аксеновым, А Солженицыным и нек. др. Поскольку воздействие их сочинений (вместе с переводною литературою САСШ и Франции) на формирование речевых навыков тогдашней читающей публики из все того н.г.с. в СССР было весьма значительным, измышленный нами герой рассказа даже «думает», собственно — говорит сам с собою, в манере «в.м.» Вообще сказать, не только «демонстративные», презентуемые вовне с намеренною целью быть опознанным в качестве прогрессивно-мыслящего интеллигента, но и безсознательные речевые особенности/навыки говорящего по-русски представителя н.г.с. в 60-70 гг. характеризовались сочетанием «крайних регистров»: бранной (нецензурной), жаргонной и вульгарно-просторечной лексики — и лексики почеркнуто-книжной. Сегодня подобный речевой поток сохраняется по большей части у лиц из числа н.г.с. старше 55-и. Эту-то особенность автор стремился передать в речи своего героя; но, будучи по образованию словесником, Г.В. Анциферов достаточно осознает эти характеристики и, таким образом, они, отчасти, оказываются у него речевыми средствами комического, как бы некоею жанрово-стилевою пародиею. Отдельные слова и выражения, характерные для эпохи «шестидесятых», автор счел уместным выделить курсивом.

8. Роль телевизионной программы КВН (Клуб Веселых и Находчивых) в формировании интеллектуальных преференций н.г.с. была одной из центральных, что в немалой степени сохранилось даже до 90-х годов.

9. Аллюзия на шутливые истории и анекдоты об умных псах, восходящие к безчисленным произведениям и кинематографическим лентам, трактующим тему гениальных, преданных и самоотверженных полицейских и сторожевых собак. См., напр., имевшую успех ленту «Ко мне, Мухтар» (1964 г., по повести одного из авторов н.г.с. Израиля Меттер), а также либеральную повесть Георгия Владимова (Волосевич; скончался в 2003 г.) «Верный Руслан», в те годы распространявшуюся в н.г.с негласно.

10. Во многих почтовых конторах и канцеляриях пользовались чернилами и перьевыми ручками. «Уточка» – вид пера с плоским, твердым, несколько округленным утолщением на жальце, при письме дающем линию без нажима; употреблялось преимущественно в официальных учреждениях.

11. В 60-х годах повсеместно стали распространяться т.н. закусочные-автоматы, где устанавливались стенные подающие механизмы, приводимые в действие посредством жетонов или монет определенного достоинства. Примечательно, что подобные способы торговли рассматривались как символы, вернее — предвестники наступающей «эры умных машин/кибернетики»

12. Новелла с этим названием, посвященная проблемам эвтаназии, написана в 1929 г. Впервые опубликована на русском языке в 1963 г. Входила в круг чтения н.г.с.

13 Лотман Ю.М. — популярный в н.г.с., особенно в 60-70 годы, носитель идей Леви-Стросса, Хомского, М. Шапиро и др. в области литературо – и искусствоведения, а также в истории культуры. Профессор Дерптского (Юрьевского) Университета. Скончался в 1993 г. Выпуски «Ученых Записок» по разряду филологических наук, редактируемые Ю.М. Лотманом и его сотрудниками, вошли в обязательный круг чтения и обсуждения н.г.с., чьи интересы так или иначе соприкасались с гуманитарными дисциплинами. На то имелись свои причины. По словам известного исследователя современной русской литературы и знатока культурного обихода «шестидесятых» В.Л. Топорова, которому автор весьма признателен за его готовность обсудить данную проблематику, «Лотман … сообразил, что, заменив «форму» и «содержание» на «идею» и «структуру», можно заодно выкинуть и «соцреализм», а также 3/4 ссылок на Маркса-Ленина». В этом, по мнению Топорова, и состоял главный секрет привлекательности «тартусского структурализма» (направления, достаточно сомнительного с точки зрения научной) в н.г.с., с чем автор полностью согласен.

14. Аллюзия на распространенную в печати и в разговорах тему злоупотреблений в повседневной торговой деятельности; злоупотребления эти выходили наружу в процессе ревизий (так наз. переучетов имеющихся в данном магазине товаров, проверке финансовых документов и под.).

15. Принято было считать, что изделия отечественной пищевой промышленности крайне низки по своим качествам. Это мнение, впрочем, распространялось только на те продукты, которые предназначались «для всех».

16. С начала-середины 60-х наряду с «закусочными-автоматами» стали открываться «кулинарии»: магазины или отделы в «гастрономах», где торговали готовыми салатами, жареною рыбою, котлетами, иными приготовленными заранее кушаньями, и в том числе – кое-какими сладкими блюдами. Печенья и вафли из «кулинарий» готовились в относительно малых количествах, бывали свежее и по вкусу превосходили фабричные, а потому пользовались большим спросом.

17. Этот род любовных ласк традиционно относился тогдашним поколением «отцов» к запретным, и потому «детьми», особенно в н.г.с., рассматривался как современный и прогрессивный.

18. Обыкновенный в те времена набор бакалейных и колониальных продуктов в городских «гастрономах». При этом касательно алжирских вин, автором было получено особое замечание от В.Л. Топорова. Топоров обратил наше внимание на следующее обстоятельство: помимо вина «трюмного», о котором прямо упоминает герой рассказа, — «было и вполне приличное тамошнего разлива по 1.80. Его отличительная черта — «фугас» с конической выемкой в днище; из-за выемки такую бутылку нельзя было сдать». Безспорно; отказ многих потребителей от этого совсем недурного североафриканского вина был вызван именно невозможностью получить залог за бутылку. Но в том-то и дело, что для нашего героя все, стоящее на полках общедоступного магазина – во всяком случае никуда не годится. Распространенное в «шестидесятые» (да и в последующие годы) убеждение, будто провизия, поставляемая в СССР из-за границы, хотя и много лучше отечественной, но также весьма скверная (т.е., «не такая, как они сами едят на Западе»), — любопытно сопоставить с нынешним взглядом, господствующим по всей территории России-СССР: из-за рубежа к нам сознательно поставляют наиболее низкокачественные, а то и прямо ядовитые, вредные для здоровья продукты. Сообщения о том, что качество пищи во всем мiре, производимое крупными корпорациями (собственно, по их заказам) и предлагаемое потребителю, катастрофически ухудшилось за последние два-три десятилетия, встречаются с известным недоверием. В этой связи стоит отметить, что с 90-х годов поставщики иностранных пищевых продуктов на территорию России, видимо, серьезнейшим образом заботились о рекламе для своих товаров. Так, напр., главная героиня детективных романов А. Марининой — (Анастасия) Ася Каминская — при пробуждении (помимо кофе) пьет подслащенный цитрусовый сок из концентратов; часто покупает консервированные и замороженные креветки, привозные сыры, паштеты и пр. подобную провизию. Примечательно, что в последнее десятилетие продовольственная реклама в произведениях, предназначенных к массовому распространению, стала более сложной: так напр., в детективных романах П. Дашковой положительные герои едят, в подражание западным, якобы, стандартам, овсянку, пьют сок свежевыжатый, а в ресторанах – заказывают изысканные тонкие блюда, вроде «салата из каракатицы». Напротив того, герои отрицательные имеют склонность к нездоровой, но роскошной «советской» еде: твердокопченые острые колбасы, соленая красная рыба, разумеется, икра. При этом вершиной «западного» экстравагантного меню оказывались у них тигровые креветки. Впрочем, в самые последние годы фешенебельные дамы и господа из российских телевизионных сериалов все чаще предпочитают улиток.

19. Т.е. был причастен к запускам ракетных (возможно, космических) аппаратов.

20. Г.В. Анциферов имеет в виду ленту «Журналист» (1967).

21. Стоимость ресторанного обеда из трех блюд без крепких напитков (суп, салат, т.н. «порционное» мясное или рыбное кушанье, полулитровая бутылка фруктовой или минеральной воды; пива).

22. Аллюзия на сатирическую повесть представителя литературы н.г.с Ф. Искандера «Созвездие Козлотура» («журн. «Новый Мiр», 1965 г.), трактующую тему т.н. «волюнтаристского» подхода к сельскому хозяйству и, в частности, к животноводству в последние годы правления Н.С. Хрущева.

23. В н.г.с. существовало твердое убеждение, что все технологические новинки в СССР выкрадываются на Западе (создаются на основании тамошних разработок). Достойно внимания, что представители н.г.с., работающие в промышленности и в сфере положительного знания, никак не должны были бы его разделять, но во всяком случае, полагали правильным его поддерживать. См.. напр., роман А. Солженицына «В круге первом» и вышедшую в конце 60-х годов в Германии (изд. ПОСЕВ) книгу некоего Л. Владимирова (Финкельштейн) «Советский космический блеф».

24. Слово, почерпнутое из русских переводов (20-е годы) трудов Сигизмунда Фрейда, которые, будучи в 60-х годах библиографическою редкостью, вновь обрели популярность в н.г.с., где ценились весьма дорого. Само понятие амбивалентности обыкновенно понималось этого рода читателями как синоним противоречивости.

25. Произведения всех перечисленных авторов (за исключением, пожалуй, большей части исторической беллетристики Ю.Н. Тынянова) стали достаточно широко доступными только в 60-х годах. Поскольку некоторые из них в середине-конце 30-х годов были оттеснены коллегами в сторону (напр., по обвинениям в «формализме»: Ю.Н. Тынянов, Б.М. Эйхенбаум, также Винокур; писатель М.М. Зощенко, как известно, подвергся критике десятью-двенадцатью годами позже), а кое-кто даже расстался с жизнью по обстоятельствам, связанным с политическими нестроениями в СССР, — как это произошло, напр., с И.Э. Бабель (собственно, Бобель), по близости последнего к жене народного комиссара Н.И. Ежова). Поэтому само упоминание их имен, не говоря уж о цитатах, было демонстративным признаком прогрессивности.

26. Г.В. Анциферов в воображении своем обращается к тогдашним кумирам н.г.с.: польскому кинорежиссеру Анджею Вайда, чей фильм «Пепел и Алмаз», снятый в 50-х годах, позднее вышел на экраны в СССР, и польскому же писателю-фантасту Станиславу Лем.

27. См. также сходное выражение «Соединенные Штаты Армении»; таким образом указывалось на относительно независимый образ жизни в этих краях. Важно понимать, что словоупотребление героя рассказа вполне условно; ведь для него неясно, какова этническая принадлежность вошедшего: он может быть действительно грузином, но также и армянином или азербайджанцем.

28. Кепка-«аэродром» с преувеличенно большого диаметра тульею известна и поныне. «Цековским» назывался утепленный, прямого покроя, темно-серых тонов, шерстяной плащ, преимущественно финских швейных фабрик. Подобные плащи носили высшие служащие в СССР. Г.В. Анциферов забыл упомянуть еще и клетчатый шарф из шотландского мохера. Все вместе составляло род осенне-весенней униформы зажиточного кавказца в 60-70 годы.

29. Аллюзия на известное стихотворение, приписываемое М.Ю. Лермонтову.

30. Собственно батраками именовались те, кто по частной договоренности с фотографическими магазинами отправлялся в поездку по деревням: собирать (и исполнять на месте) заказы на семейные, свадебные и т. под. фотографические портреты. Зная об этом роде заработка, герой рассказа насмешливо подчеркивает подчиненное, по его мнению, положение своего соседа по номеру.

31. Интимная мода тех лет предписывала молодым мужчинам вместо хлопчатобумажного или шерстяного нижнего белья носить туго облегающие купальные трусики из искусственных волокон. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>