Путевые заметки о XII Форуме молодых писателей в Липках

– Ты едешь в Липки, ты едешь в Липки!

Жена радовалась так, будто я выиграл «Русского Букера». Под «Липками» она понимала ежегодный Форум молодых писателей в подмосковном пансионате «Липки». Организатор Форума – Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ во главе с Сергеем Александровичем Филатовым. В качестве задач Форума значатся открытие новых имён, совершенствование литературного мастерства и публикации авторов. «Едешь» означало, что я прошёл отбор.

В «Букера», конечно, не верилось, – не та конъюнктура, не то «вещество прозы» – но радовалась жена столь искренне и бурно, что минут через десять я и сам впал в эйфорию, просматривая список будущих участников. Я значился под номером 13, и врождённая склонность к суевериям тут же пустила радость под откос.

Но – куда деваться? – в Москву, в Москву. (далее…)

Очередные откровения Льва Пирогова, которые он потом, по своему обыкновению, удалит, а потому зафиксируем их тут. В своем Фейсбуке литературный критик признается в том, что ему скучно. Скучно то, чем он занимается уже много лет. Характерное признание.

Цитата:

Открыл в отдельной вкладке итоги литературного года от обожаемого Топорова и забыл об этом. Через полчаса наткнулся, поковырял, как остывшие макароны вилкой — и закрыл, не заставив себя начать читать. Не завёлся. Искра не проскочила. Интересно. Виктору Леонидовичу это всё интересно? Или тут чисто профессионализм, ничего личного?

Российская литература — это очень-очень скучно, по-моему. С одной стороны — педики, жиды и жидовки хороводятся на своих бесконечных одинаково похожих на детский утренник жизнерадостно-бессмысленных мероприятиях. С другой — тайная подспудная Русь. Ворочается, как моль в шубе, вот сейчас как поведёт плечиком молодецким, и та взлетит. Вот только капустку докушает.

И те, и другие одинаково скучны, глупы, бездарны и предсказуемы. И к тем, и к другим если и затёсывается что-то живое, сразу либо ассимилируется (аннигилируется), либо отторгается. Немногочисленные выжившие (те, кто сделал вид, что ассимилировался, а сам отторгся) скачут резвыми блошками и всем нравятся. Это — первый план, те, кто войдут в историю. Но значит ли это, что они интереснее?

Ну, в общем, да. Но не настолько же.

После нового года проект «Неудобная литература» возобновит свою работу. Будем публиковать один очень хороший роман. Конечно же, Лев Пирогов никак не отреагирует на эту публикацию, продолжив лелеять свою вселенскую скуку. Но мы к этому уже привыкли, ведь тексты неудобной литературы недостаточно скучны, чтобы читать их и писать о них.

_____

КНИГИ ПРОЕКТА НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:

ОЛЕГ ДАВЫДОВ. «КУКУШКИНЫ ДЕТКИ»
СУЛАМИФЬ МЕНДЕЛЬСОН «ПОБЕГ»
ОЛЕГ СТУКАЛОВ «БЛЮЗ БРОДЯЧЕГО ПСА»
ВАЛЕРИЯ НАРБИКОВА «СКВОЗЬ»
ВСЕ книги проекта Неудобная литература

Ослы

Ночью в Италии, если задрать голову, то увидишь – Бог знает что.

И ещё звёзды.

Это знают даже астрономы.

Знают и соседские ослы: Чико и Фемина. Что означает «мальчик» и «девочка». У ослов. Они только что вылакали до дна большую лужу под старой оливой. Лужу после дождя, нагнанного из Африки щекастым «Широкко», полную тех самых звёзд и – Бог знает чего. И теперь стоят счастливые – отфыркиваются и чихают.

Знает и старый сеньор Чезарио, что сейчас бежит к ним, размахивая руками, и орёт как оглашенный: «Чёртовы вы ослы! Вот нахватаетесь из лужи – Бог знает чего, а ветеринар больших денег стоит…»

Он задирает голову и, сотрясая молитвенно сложенными руками, выискивает что-то в звёздном месиве: «О, Mio, Dio! Хоть ты надоумь этих ослов…» – и вздыхает, и трёт глаза: то ли от попавшей туда соринки, то ли от невыносимого сияния всех этих звёзд. То ли Бог знает от чего. (далее…)

Тут, по случаю, выпала мне высокая историческая миссия участвовать в очередном заседании Клуба метафизического реализма, что вот уже скоро десять лет как регулярно пужает Центральный Дом литераторов своими более чем странными сборищами.

На этот раз «взыскующим Неведомого» презентовался новый сборник трудов Петра Калитина «Крещёная бездна». Автор – профессор кафедры культурологии Государственного Университета управления, доктор философии (причём – «нормальный доктор», посредством Российской академии наук, а не от разного рода сомнительных общественных «как бы академий»).

До кучи – Калитин ещё и литературный функционер – член Президиума Московской писательской организации (МГО) Союза писателей России.

И как у них водится: также ещё и поэт, и прозаик, и эссеист, и критик, и литературовед, и публицист… и прочая, и прочая, и прочая! (далее…)

Лауреаты третьей Григорьевской премии — Андрей Родионов и Наташа Романова (на равных).
Наши поздравления.
Поэтический турнир (в ходе объявления лауреатов в клубе Грибоедов в Санкт-Петербурге состоялся поэтический турнир, — ред.) выиграл Алексей Остудин.
Поздравим и его.

Коротко обо всех участниках третьей Григорьевской премии читайте здесь.

В Италии созвездия состоят из звёзд, как падре Пио – из добродетелей. Это факт.

И ещё, созвездия не стадо скучных светлячков, которые в моём детстве обводил указкой нудный лектор в московском Планетарии и мямлил – вот, дети, «Скорпион», а вот «Стрелец»… Хотя ни я, ни мой приятель Пехтерь, сколько ни пялились, большой разницы не видели…

В Италии – всё не так.

Там созвездия (от Сверкающего Единорога до Мудрой Саламандры) прогуливаются, плывут по небу (оттуда их и срисовывают в астрономические атласы) и таращатся на тебя, вращая зрачками: и рычат, и мычат, и галдят, и причитают – всё разом. Если прислушаться.

И если приглядеться, небо напоминает большой бассейн, куда по дури и попрыгали: Толстый Кит с Фонтаном; Жёлтый Жираф с Фиолетовыми Пятнами; Давно Невинная Дева; Тот Самый Центавр; Просто Пёс прыгнул; и Плешивая Гиена; и Даже Кот, который вообще плавать не умеет; и ещё Рыба Летучая; и Гады Морские Всякие; и бог знает кто попрыгал. И теперь нелепо брыкаются ногами, барахтаясь над головой… (далее…)

— Чем это вы занимаетесь?
— Мы ищем сокровища.
— Это такая метафора, означающая поиск чего-то сверхматериального?
— Нет. Мы ищем сокровища.
Из мультсериала «South Park»

Вдыхать аромат майской свежей зелени, лежа на траве. От коленок остаются вмятины, пятки тянутся к солнцу, от локтей тоже ямки в земле. Главное – лежать тихо, чтобы бабушка не заметила. А меня и так как бы и нет. От меня только вмятины в земле, ну еще синий бантик может выдать, но я им не пожертвую, он мой любимый – с мягкими, пушистыми на ощупь белыми горошками. Зато есть жук, он точно есть: он жужжит, меня не видит, он планирует посадку на огромный распустившийся бутон пиона волшебного цвета. Сейчас, сейчас я это поймаю! Как это у меня получалось: нужно прищурить глаза — зеркально-зеленый панцирь жука перемещается по листочкам пиона, ловит солнце и швыряет искры зелени и солнечного аромата прямо в меня. Главное – чтобы бабушка не увидела. От этого всего фейерверка шумно опадает несколько лепестков пиона волшебного цвета. Они такие бархатные и переливаются. Брать пальчиками осторожно, чтобы не помять, рассмотреть в тени, осторожно переместить на солнечные пятна, поднять повыше, ближе к солнцу – покрутить – спрятать в книжку. Конечно, они засохнут, будет уже что-то другое, но все равно сохранить.

Опустить голову на траву. Понюхать землю. Поковырять ее пальчиком. Посмотреть, как согнулись травинки, а потом выравниваются. Услышать звон пролетающей мухи. Затаиться, когда по дороге проходит бабушка. Закрыть и открыть глаза. Увидеть коробку с сокровищами под кустом. Подтянуть к себе. Открыть. Замереть.

Сделать вдох, поймать запах сокровищ. Отмереть. (далее…)

Смотрите, какая непростая мысль. Мещанин – это скучный. Объективно. Что мещанину делать? – Развлекаться экстремами. Например, Джеймсом Бондом или «Сталкером» Тарковского. Развлекаться. То есть, не принимая близко к сердцу.

Так я упростил мысль 1969 года рождения, мысль Льва Аннинского (ещё и применив для объяснения фильм 1979 года рождения; но ничего, в 1967-м была ограниченная премьера «Андрея Рублёва», и Аннинский мог её видеть и оценить, как и я – эту свободу коней, пасущихся под дождём: да здравствует, мол, естественность!):

«А может, в этом есть что-то неотвратимое? [В естественной тенденции к омещаниванию людей планеты, призванных, казалось бы, Октябрьской революцией к историческому творчеству, к созданию нового мира, нового общества, небывалого ещё на планете. Что есть скучно для мещанина, не способного на что бы то ни было, если это не является Личной Пользой.] На всех уровнях? На самом [в культуре] низком – где сентиментальные драмы «из жизни обыкновенных людей» где-нибудь на Западе уже прочно выбиты плоской энергичностью Джеймса Бонда, пышностью длинных зрелищных лент, взрывной силой элементарной динамики? На самом высшем уровне – где у нас неистовый в чувствах Тарковский теснит человеколюбивого автора сентиментальной ленты «Жили-были старик со старухой»?» (Искусство нравственное и безнравственное. М., 1969. С. 154). (далее…)

Максим Кантор

Картина, которая висит у меня за спиной, называется «Государство». И она показывает ту модель устройства общества, которая когда-то была, а ещё описана Платоном. В Центре – власть, затем круг – охрана, стражи, затем круг тех, кто обслуживает эту власть и, наконец, население, бесправное население, которым все пользуются.

Эта модель воспроизводится из века в век, каждый раз мы называем наше государство по-разному, а воспроизводится одна и та же модель и в сегодняшнем мире, который называет себя демократическим, и который научился строить демократию без демоса, без народа, воспроизводится примерно эта же модель. Вот про такую ситуацию эта выставка и сделана, чтобы о ней рассказать. Конечно, в большой степени эта выставка описывает то, что я знаю очень хорошо, а именно ситуацию в России, в моей стране. Поэтому вы увидите здесь типичные для России картины: «Зал ожидания» или «Толпу нищих», или портрет Ленина и Толстого.

Однако, вместе с тем, поскольку много лет уже живу в Европе, эта выставка относится и к любому обществу, так называемому демократическому, к тому обществу, которое сегодня переживает кризис. Поэтому картины, которые называются «Зал ожидания» или «Реквием террористу», или «Неограниченный тираж», или «Вавилонская башня» – это картины про любое общество, а не только про русское. (далее…)

Святые места в Украине превращены в свалки

В ноябре крымские власти наконец-то разрешили караимам проводить свои богослужения в здании симферопольской кенассы (молитвенного дома). Правда, помещение всё ещё занимает радиодом гостелерадиокомпании «Крым». И вместо молитв из кенассы доносятся позывные радиостанции.

Собственно, к чему я вспомнил о караимах, о которых многие, наверное, и не слышали. Вспомнил, когда в Украине принято говорить о состоявшихся выборах, проблеме русского языка и серийных убийцах. На площадях милиция на – БТРах, а курс евро и доллара скачет, словно каучуковый шарик. Об этом все разговоры. Знаем, проходили.

В Украине ведь вообще принято говорить о чём угодно, но только не о деле. Например, о европейском векторе развития и пресловутой толерантности. Правда, вектор этот ограничен – берётся, что называется, худшее. Да, европейских машин, шмоток, техники, свингер-клубов у нас хватает. Только вот как быть с уважением к законам, к ближнему, как быть с элементарными нормами этики?

Ведь любой образованный европеец скажет, что государство начинается с почитания традиций и святынь всех тех, кто проживает в этом государстве. Между тем, уважать другие народности и их ценности – а всё чаще и свои собственные – у нас как-то не принято.

Ладно, с уважением можно подождать. Но хотя бы не плюйте в святыни. Ан нет, плюют.

Так вот, собственно, о караимах. Это древняя немногочисленная тюркская народность, исповедующая караизм. В Украине караимы проживают преимущественно в Крыму и в некоторых городах Западной Украины.

Специфика караимов весьма интересна. И требует отдельного изучения, лучше всего, в книге наподобие «Хазарского словаря» Павича. Тем более, по одной из версий, караимы произошли именно от хазар. Правда, сейчас от уникального культурного наследия караимов остались разве что немногочисленные архитектурные сооружения и скупые предания. Есть ещё кулинарное изделие «Караимское», похожее на сдобный чебурек, но это уже из другой оперы. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ

31. Николай Ребер.

Живет в Швейцарии; в конкурсе участвует в третий раз. В первый – едва не вышел в финал, во второй – пролетел как фанера над Парижем. Подражает (весьма искусно) все тому же Бродскому, только позднему. Но поэтов без судьбы не бывает. Заключительная строка приводимого стихотворения вполне могла бы послужить ироническим эп
играфом к позднему Бродскому и – уже безо всякой иронии – к самому Реберу.

Миро

На полотне, где женщина и птица,
отсутствие динамики и не
мелькают трицепсами велосипедисты
и радужные блики на воде,
ни пехотинцы потные с парада,
ни с кумачами праздничный народ,
бредущие колоннами на запад,
обозначая медленный исход.
Ни тучных стад, ни подлых супостатов,
ни сказочного роста годовых,
ни юношей, смущающих ораторов
размерами первичных половых,
ни ангелов, спустившихся на землю,
ни времени, ни снятого с креста
живого бога, коему не внемлет
пустыня, на поверхности холста,
ни п?тли, чтоб взять и удавиться,
ни двери, чтобы просто выйти вон —
их нет. Там только женщина и птица,
и мощное отсутствие всего.

32. Андрей Родионов.

Москвич, в третий раз участвует в конкурсе. Внешне страхолюдный и умеренно матерящийся король слэма, из-за чего далеко не каждый замечает, что Андрей на самом деле тонкий и оригинальный лирический поэт. Единственная до сих пор (я читаю по алфавиту) подборка, вызвавшая у меня ощущение «хорошо, но мало».

я вышел в екатеринбурге
и вместе в с девочкой своей
зашел сожрать какой-то бургер
в сиреневый парк-инн-отель

слонялись или же сидели
в спортивных куртках ребетня
и я сказал в парк-инн-отеле
ты выйдешь замуж за меня? (далее…)

Я бы не сказал, что начало было. Я даже не заметил, как всё началось. Была зима, и было не холодно. Декабрь начался с дождя, и город тонул в порывах ветра. Сочетание декабря и предчувствия праздника проигрывало сочетанию дождя и ветра. Ноябрь продолжался.

И вроде как продолжились осенние настроения.

В курении нет спасения, зато это шикарное времяпрепровождение, как онанизм или просмотр серии любимого сериала между делом. Отличный способ заполнить паузу. А мы, если честно, и живем, лишь для того, что бы заполнить паузу. Паузу в словах, паузу в движении.

Мой герой спит на узком диване в большой комнате. Справа от него, за стеной, находится кухня, слева – пустое пространство улицы. Пустое не потому, что нет ни домов, ни дорог, а потому, что в домах никто не живёт, и по дорогам никто не ходит. И если бы не привычный шум — шум движения автомобилей, и тот звуковой городской фон, привычный, и поэтому не заметный, можно было бы сказать, что мой герой живёт один в большом городе, и нет никого, у кого можно было бы стрельнуть спичку, или спросить, который час.

Город спал мёртвым сном, и мой герой спал в этом городе.

Большие часы на стене показывали половину пятого утра. (далее…)

…
Если бы я умела писать, то сказала бы про обстановку Пустыря. Но, не совсем понятно, каким образом можно говорить постороннему взгляду об обстановке Пустыря, когда сам роман её и выписывает. Обстановка Пустыря начинает расслаиваться: постепенное погружение и провал во всё большую и большую глубину — так, будто проходишь насквозь, не имея опоры или выступа, чтобы смочь задержаться.

Эти полустертые, тонкие шрамы то исчезали, то вновь проявлялись, и время от времени выступали над землей так, что об них, казалось, можно было споткнуться.

Первый ракурс смотрения может быть направлен на содержание романа, но здесь снова возникает растерянность в суждении: содержание выписывается текстом, само содержание не имеет единой формы определения. Если учесть, что само содержание — это и есть текст, — то речь следует вести о тексте. Но каким образом можно вести речь о тексте: здесь уже возникает перечащий вопрос тавтологии. Интерпретировать уже сказанное в выражение прочтения. Но прочтение не содержит той исторической наполненности слова, которая составила выражение читаемого текста, несмотря на то, что пересечение историй замыкается на, казалось бы, одной территории — словесного образа. Текст о тексте. Поговорить о словах: такой ракурс прочтения предполагает сноску к основной линии текста, которая будет восстанавливать Пустырь в его сюжете. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ

21. КУЗЬМИН.

Имени не помню. Дебютант конкурса. Питерский (но не пиИтерский) поэт-иронист. Простодушный, но местами смешной.

Говорил мне у ларька…

Говорил мне у ларька
Местный бухарь Гена:
“Наша родина, она
Вроде Карфагена.

Гена был суров и бел,
Одолжил я Гене
Двести рэ на опохмел,
И сказал – ты гений!

22. Наташа Курчатова.

Известный критик и (в соавторстве) прозаик. Дебютантка конкурса Григорьевки. Стихи – и традиционные, и верлибры – представляют собою, скорее, творческую лабораторию, хотя попадаются среди них и просто недурные. (далее…)

Автор идеи и текста Игорь Фунт, художник Майкл Грушин

Помните, в 70-х очень модным было носить такие сумки-авоськи, сделанные из тряпья, «дерюги» в виде бесформенных мешков, и чтоб обязательно красовалось изображение Аллы Пугачёвой или Валерия Леонтьева, «Дип Пурпле» или «Юрайа Хип»… Для тех, кто по независящим от них причинам не помнит, представляем что-то подобное в осовремененном, «твиттерном» варианте, как бы это смотрелось сейчас, но уже не на сумке-«холщовке», а, к примеру, на футболке, куртке либо кепке.