Рады сообщить, что теперь великое адвайтическое писание, книгу «Аштавакра Гита», переведенную главным редактором «Перемен» Глебом Давыдовым, можно приобрести в виде печатного издания, а также электронной книги. Это можно сделать .
У человечества есть много священных писаний, но ни одно из них не может сравниться с Гитой Аштавакры. Все Веды перед ней бледнеют, Упанишады начинают казаться просто тихим шепотом. Даже «Бхагавадгита» не имеет того величия, которое мы находим в «Аштавакра Самхите»; ее ни с чем нельзя сопоставить. Ошо
Тот, кто никогда не медитировал, не имеет даже права прикасаться к книге «Аштавакра Гита». Тот, кто не испытывал тишину в уме, пусть даже несколько минут, тот, у кого не было состояния спокойной пробуждённости, не должен даже прикасаться к этой книге, даже сколько-нибудь близко подходить к этому Знанию. Потому что тогда оно становится опасным. Шри Шри Рави Шанкар
Этот диалог дает потрясающий образец божественного элемента, присутствующего в отношениях между реализованным гуру и в высшей степени «созревшим» учеником, то есть тем, кто ждет лишь той единственной мгновенной искры в виде интуитивного проникновения в Истину, которая дает внезапное просветление. В то же время «Аштавакра Гита» дает поразительно прямое, позитивное и четкое толкование доктрины недвойственности, возможно, лучшее, из всех когда-либо сделанных. Рамеш Балсекар
На картах мира — что английской, что немецкой, что французской, что испанской, что русской — есть страна Греция.
Соответственно, людей, которые в ней живут, называют греками. Сами они себя так не называют и не называли никогда. После получения независимости в 1830 году они стали называть страну Элладой, а себя — эллинами. А до этого называли себя ромеями или урумами, потому что город свой — Константинополь — они называли Роми.
Откуда, повторим, взялось название «греки»? Традиционная история отвечает: у Пандоры (ну, той самой, с ящиком) был сын Грайкос, от него произошло жившее где-то в Иллирии племя грайков, от которого не сохранилось никаких следов. Вот по этому племени в Западной Европе стали-де называть героев Гомера, а после всех ромеев.
Мы же, напомним, считаем, что вытесненные сефардами из Константинополя романиоты-грегосы написали по заказу Виссариона Никейского историю о том, как граждане относительно небольших городов-государств победили огромную деспотичную Персидскую империю. В латинских текстах эти отважные победители персов стали называться греками — от имени своих создателей грегосов. (далее…)
16.1
Сы́н мой, ты можешь ско́лько угодно
чита́ть и цитировать свяще́нные тексты,
но до тех по́р, пока всё не забу́дешь,
ты́ не оста́нешься Естество́м.
16.2
Ты́ образован, контроли́руешь ум,
наслажда́ешься жизнью и свои́ми делами.
Но твой у́м, тем не менее, жа́ждет покоя,
Того́, что за пределами все́х желаний.
16.3
Все страда́ют из-за уси́лий, —
кто спосо́бен поня́ть тако́е?
Зрелый у́м, лишь услы́шав об этом,
момента́льно нахо́дит покой.
16.4
Ма́стеру лень да́же моргать,
и при э́том о́н бесконе́чно сча́стлив,
о́н бесконе́чно ленив и сча́стлив,
ведь то́лько он живе́т без усилий.
16.5
Если у́м от поля́рных тенде́нций свобо́ден,
вроде «э́то мне надо, а э́то не надо»,
то к заслу́гам, бога́тству и даже к свобо́де
беспристра́стен стано́вишься ты́.
16.6
Презре́вший объекты, к ни́м не привязан,
стремя́щийся к ним, от ни́х зависим.
Но́ не презревший и́ не стремящийся —
пребыва́ет за гранью всех э́тих понятий.
16.7
Но пока́ остаются жела́ния,
этот при́знак не́различе́ния,
в тебе бу́дут играть предпочте́ния,
эти ко́рни и ветви самса́ры.
16.8
Там, где е́сть потака́ние, процвета́ют жела́ния,
там где е́сть воздержа́ние, жела́ния вя́нут,
но мудре́ц свобо́ден от того́ и друго́го,
он, сло́вно дитя, наслажда́ется жизнью.
16.9
Привя́занный к миру, уста́в от страданий,
стреми́тся от этого ми́ра отречься.
Но́ не привя́занный ни́ к чему́,
никогда́ не страдает да́же в миру.
16.10
Тот, кто хо́чет дости́чь свобо́ды,
но счита́ет себя лишь те́лом,
поступа́ет совсем не му́дро,
он не йо́гин, а просто страда́лец.
16.11
Пу́сть твоим гуру бу́дет хоть Вишну,
а мо́жет быть Брахма, рождё́нный из лотоса,
а мо́жет быть даже сам Ши́ва, — нева́жно;
не забы́в обо всем, ты не бу́дешь Собой.
17.1
Кто откры́л в Себе вы́сшее Зна́ние,
тот вкуша́ет сладостность йо́ги.
Тем, что е́сть, он дово́лен, а у́м его чи́ст,
и он ра́д остава́ться оди́н.
17.2
Никогда́ не быва́ет Зна́ющий
несчастли́вым, уны́лым в миру́ —
Он весь ми́р собо́й наполня́ет.
Есть лишь О́н, Он Еди́ный, Он Бра́хман.
17.3
Тот, кто Зна́ет блаже́нство И́стины,
к удово́льствиям чу́вств не тя́нется —
как слона́ не прельстят листья го́рького ни́ма,
потому́ что он лю́бит сла́дкое.
17.4
Редок то́т, кто прия́тное вовсе
повтори́ть не стремится, как ре́док и то́т,
в ком ути́хли попытки найти́ что-то но́вое,
пережи́ть новый чу́вственный о́пыт.
17.5
В этом ми́ре кто-то стреми́тся
получи́ть удовольствие, кто-то
лишь свобо́ды желает; Маха́тма же
ни того́ ни друго́го не и́щет.
17.6
Тот, чей у́м откры́т и свобо́ден,
не и́щет богатства, не отверга́ет,
одина́ков к рели́гии, по́хоти, во́ле,
и́ не бои́тся жи́зни и сме́рти.
17.7
О́н не жела́ет конца́ вселе́нной,
и о́н не про́тив ее́ продолже́ния.
Всему́, что случа́ется в жи́зни с ни́м,
о́н благода́рен, и поэ́тому сча́стлив.
17.8
Зна́нием И́стины о́н преиспо́лнен,
ум его́ поглощё́н тишино́й.
Ви́дя, и слы́ша, и́ осяза́я,
чу́вствуя за́пахи, вку́сы, он сча́стлив.
17.9
Для него́ иссо́х океа́н мирско́го,
о́н от пристра́стий и стра́хов свобо́ден,
взгля́д его пу́ст, чу́вства — в поко́е,
от це́лей свобо́дны его́ дела́.
17.10
Не́т для не́го сна́ или я́ви,
не закры́ты глаза́ его и́ не откры́ты,
он повсю́ду свобо́ден и испо́лнен поко́я,
соверше́нства Того́, что пои́стине Е́сть.
17.11
Тот, кто свобо́ден, всегда́ живет Се́рдцем,
и се́рдцем он чи́ст всегда́ и везде ́
и́ незави́сим в любо́й ситуа́ции
о́т обусло́вленности и от стра́сти.
17.12
Вели́кий душо́ю, ви́дя и слы́ша,
осяза́я, вкуша́я, чу́вствуя за́пахи,
всегда́ вне уси́лий и́ не-уси́лий,
он — про́сто свобо́да; о́н сам поко́й.
17.13
Не́ обвиняет, не́ превозносит,
ничего́ не дае́т, ничего́ не бере́т, —
о́н соверше́нно ни к чему́ не привя́зан,
о́н за преде́лами да́же свобо́ды.
17.14
Даже же́нщина, по́лная си́льной стра́сти,
даже сме́рть, стоя́щая ря́дом с ни́м,
неспосо́бны лиши́ть его́ поко́я,
он свобо́ден пои́стине, о́н — свобо́да.
17.15
Ра́дость-печа́ль — для него́ всё еди́но —
прова́л и успе́х, мужчи́на и женщина.
О́н остае́тся ниче́м не затро́нут,
во всё́м он ви́дит то́лько Одно́.
17.16
Ни́ сострада́ния нет, ни жесто́кости,
го́рдости нет и смире́ния нет,
не́т ни сюрпри́зов, ни́ огорче́ний
для того́, кто поки́нул преде́лы самса́ры.
17.17
То́т, кто свобо́ден, откры́т для всего́,
ни к чему́ ни стреми́тся, не́ избега́ет,
наслажда́ется те́м, что прихо́дит само́,
и не де́ржит он то́, что́ исчеза́ет.
17.18
О́н не стреми́тся остава́ться без мы́слей,
у́м его пу́ст и бе́з медита́ций,
о́н вне хоро́шего и́ плохо́го,
о́н пребыва́ет сами́м Абсолю́том.
17.19
Свобо́дный от «я» и́ от «моё́»,
да́же акти́вный — он в по́лном поко́е.
О́н вне наме́рений и́ вне жела́ний,
о́н знает то́чно, что не́т ничего́.
17.20
Его у́м раствори́лся в и́стинном све́те,
он бо́льше не ве́дает мечта́ний и ску́ки,
для него́ больше не́т никаки́х сомне́ний;
то́, с чем он сли́лся, невозмо́жно назва́ть.
18.1
Люби́ свое Я́, ведь оно́ блаже́нно,
оно То́, чей све́т, и поко́й, и я́сность
рассе́ивают неве́дение и́ пробужда́ют.
Пребыва́й всегда́ в свое́м Естестве́.
18.2
Вступа́я с веща́ми мирски́ми в конта́кт,
мно́жество мо́жно испыта́ть удово́льствий,
но в э́том нет сча́стья, оно́ лишь в то́м,
что́бы на всё́ смотре́ть беспристра́стно.
18.3
Мо́жет ли бы́ть счастли́вым то се́рдце,
кото́рое вы́жжено жа́ром печа́ли
от необходи́мости что́-либо де́лать?
Ли́шь дождь поко́я его́ охлади́т.
18.4
Вселе́нная — э́то лишь мы́сль в Созна́нии,
вселе́нной про́сто не́ существу́ет.
Но То́, что лежи́т в осно́ве вселе́нной,
исче́знуть не мо́жет, Оно́ всегда Е́сть.
18.5
Естество́ неизме́нно и́ вездесу́ще,
вне изъя́нов Оно́ и совсе́м вне уси́лий,
от Него́ до Тебя́ не́т расстоя́ний,
Оно́ — это Ты́, кото́рый вне вре́мени.
18.7
Естество́ свобо́дно и́ бесконе́чно,
а всё́ друго́е — воображе́ния пло́д.
Зна́я об это́м, мудре́ц танцу́ет,
сло́вно ребе́нок, чи́стый и ле́гкий.
18.8
Зна́я Себя́ как чи́стого Бра́хмана,
а всё́ остально́е как про́сто мира́ж,
Ты́ пребыва́ешь вне жела́ний и стра́хов
вне де́л и вопро́сов и́ утвержде́ний.
18.9
«Я́ есть То́», «Я не э́то всё́» —
размышле́ния э́ти совсе́м отпада́ют
для того́, кто позна́л, что Я́ — это всё́;
этот йо́г погруже́н в тишину́.
18.10
Йо́гин, кото́рый сли́лся с поко́ем,
не нужда́ется бо́льше в фо́кусиро́вке,
он вне́ отвлече́ний и вне́ изуче́ний,
за преде́лами бо́ли и́ удово́льствий.
18.11
Нище́та или ра́й — для не́го всё еди́но,
получа́ть и теря́ть — ему́ всё ра́вно —
жить в безлю́дной глуши́ или в лю́дной столи́це…
От иде́й и усло́вностей йо́гин свобо́ден.
18.12
Йо́гин свобо́ден о́т ритуа́лов,
о́т удово́льствий и́ от бога́тств,
о́т различе́ний, со́поставле́ний,
таки́х как «я сде́лал» и́ «я не сде́лал».
18.13
О́свобожде́нный при жи́зни йо́гин
не име́ет пристра́стий в се́рдце свое́м,
о́н ничего́ никому́ не до́лжен,
о́н просто е́сть, его жи́знь — это све́т.
18.14
Где́ заблужде́ния, где́ вселе́нная,
где́ медита́ция и да́же свобо́да
для того́, кто вели́к душо́ю?
Ведь о́н за преде́лами все́х жела́ний.
18.16
Видя ми́р, ты, возмо́жно, бу́дешь пыта́ться
отве́ргнуть его или испра́вить,
но то́т, у кого́ не оста́лось жела́ний,
ми́ра не ви́дит, а ви́дит он Су́ть.
18.16
Е́сли ты ви́дел Го́спода Бо́га,
то бу́дешь ду́мать: «Я́ — это О́н».
Но е́сли ты́ превзоше́л мышле́ние,
то зна́ешь, что е́сть лишь Оди́н, без второ́го.
18.17
То́т, кто о́чень к отвлече́ниям скло́нен,
стреми́тся взрасти́ть концентра́ции си́лу.
Но Маха́тму ничто́ не влече́т,
Он не ви́дит ни в че́м нехва́тки.
18.18
С виду мо́жет обы́чным каза́ться
и просты́м челове́ком, но не́т!
Он за гра́нью все́х медита́ций,
отвлече́ний и недоста́тков.
18.19
Его не́т и он е́сть, и не зна́ет
Он жела́ний и устремле́ний,
Высший Ра́зум, вне де́йствий О́н,
хотя мо́жет каза́ться, что де́йствует.
18.20
Пребыва́ет ли в де́йствии или безде́йствует,
мудре́ц всегда́ остае́тся в поко́е,
де́лает то́, что должно́ быть сде́лано,
и сча́стлив всегда́, несмотря́ ни на что́.
18.21
Без привя́зок, жела́ний и́ устремле́ний
он по жи́зни лети́т, словно вы́сохший ли́ст,
подгоня́емый ве́тром причи́н и сле́дствий,
соверше́нно при этом свобо́дный от ни́х.
18.22
То́т, кто поки́нул преде́лы самса́ры,
пребыва́ет вне ра́дости и́ печа́ли,
у́м его́ неподви́жен и я́сен,
словно те́ла и не́т у него́.
18.23
У́м Его чи́ст всегда́ и споко́ен,
ведь о́н еди́н с сами́м Естество́м,
ничего́ устраня́ть он не хо́чет,
не пита́ет нужды́ никако́й.
18.24
У́м Его пу́ст, как сама́ приро́да.
О́н поступа́ет та́к, как приде́тся.
О́н не затро́нут хвало́й и позо́ром.
Совсем не тако́й, как обы́чные лю́ди.
18.25
Зна́я Себя́ вне де́йствий, Он де́йствует
как чи́стое Я́, а во́все не те́ло,
Он и впря́мь свобо́ден от де́йствий,
что́ бы ни де́лал, О́н — сам поко́й.
18.26
О́свобождё́нный при жи́зни не чу́вствует,
бу́дто бы О́н соверша́ет де́йствия,
и О́н не безу́мец, О́н просто сча́стлив,
испо́лнен блаже́нства да́же в самса́ре.
18.27
Утоми́вшись блужда́нием мно́жества мы́слей,
О́н, наконе́ц, оста́лся в поко́е,
и тепе́рь ничего́ соверше́нно не зна́ет,
не слы́шит, не ду́мает и не ви́дит.
18.28
Он в «споко́йном уме́» не име́ет нужды́,
О́н соверше́нно вне́ беспоко́йства,
ниче́м Он не свя́зан и свобо́ды не и́щет,
Он ви́дит, что ми́р — просто при́зрак. Он Бо́г.
18.29
То́т, кто счита́ет себя́ отде́льным,
де́йствует да́же когда́ отдыха́ет.
Но то́т, кто зна́ет, что о́н не э́го,
не де́йствует да́же когда́ подви́жен.
18.30
Ум того́, кто свобо́ден, поко́ем встреча́ет
прия́тные вещи и́ неприя́тности,
он свобо́ден от де́йствий, жела́ний, сомне́ний,
о́н неподви́жен, и о́н сия́ет.
18.31
Предпочте́нья мудре́ц не пита́ет
к медита́ции или к дела́м.
Медита́ция про́сто прихо́дит спонта́нно,
как и де́йствия в ми́ре — са́ми собо́й.
18.32
Е́сли об и́стине слы́шит неве́жда,
э́то совсе́м его с то́лку сбива́ет.
Но то́т, кто разу́мен, услы́шав об Истине,
погружа́ется вну́трь и нахо́дит поко́й.
18.33
Неве́жда поро́ю прилага́ет уси́лия
контроли́ровать у́м, чтоб оста́ться без мы́слей.
Но мудре́ц всегда́ остае́тся Собо́ю.
В недея́нии о́н. Как во сне́ без виде́ний.
18.34
Неве́жда не мо́жет найти́ поко́я
да́же на о́тдыхе, в де́лах же — пода́вно,
а мудре́ц остае́тся всегда́ в поко́е
и живе́т Тем, что Е́сть, он с Э́тим еди́н.
18.35
Чистота́, соверше́нство, осо́знанность, я́сность,
любо́вь, непоро́чность — всё́ это Ты́,
но в пра́ктиках э́того ты́ не позна́ешь,
ведь Ты́ за преде́лами пра́ктик и ми́ра.
18.36
Стать свобо́дным неве́жда пыта́ется,
практику́я и у́м усмиря́я,
но э́то ему́ никогда́ не уда́стся.
Мудре́ц же вне вре́мени — чи́стое ви́денье.
18.37
Неве́жда жела́ет Бо́га узре́ть,
но э́то не мо́жет случи́ться, ника́к.
Мудре́ц же не хо́чет совсе́м ничего́,
вне жела́ний и зна́ний мудре́ц, — он сам Бо́г.
18.38
Ли́шь увяза́ет в самса́ре неве́жда,
с умо́м неусто́йчивым, не́терпели́во
пыта́ясь скоре́е дости́чь просветле́ния.
Му́дрый же всё́ обруби́л на корню́.
18.39
Неве́жда жела́ет дости́чь поко́я,
пыта́ясь сво́й контроли́ровать у́м,
но́ у него́ ничего́ не выхо́дит.
Мудре́ц един с И́стиной, и о́н сам поко́й.
18.40
Как мо́жет то́т, кто зна́ет объе́кты
и смо́трит на ни́х, позна́ть Себя́?
Мудре́ц же не ви́дит отде́льных объе́ктов,
Он зна́ет Себя́, недели́мое Це́лое.
18.42
Кто́-то уве́рен, что ми́р существу́ет,
а кто́-то ве́рит, что не́т ничего́.
Ре́дко встреча́ется то́т, кто не ве́рит
ни в то́, ни в друго́е, а по́просту пу́ст.
18.43
Го́рдый и сла́бый умо́м повторя́ет,
что о́н Естество́, еди́ное це́лое,
но о́н никогда́ не ви́дел э́того
и́ остае́тся несча́стным по жи́зни.
18.44
У́м того́, кто и́щет свобо́ду,
нестаби́лен, и слаб, и зави́сим от ми́ра.
У́м же того́, кто свобо́ден, устойчив,
вне самса́ры и стра́сти, вне нужды́ и жела́ний.
18.45
То́т, кто умо́м пугли́в и ро́бок,
столкну́вшись с жи́знью, спаса́ется бе́гством,
сло́вно зави́дев зуба́стого ти́гра,
бежи́т в пеще́ру, контроли́ровать у́м.
18.46
Но то́т, кто свобо́ден от все́х жела́ний,
это ле́в, от кото́рого чу́вственный ми́р,
словно сло́н, убежа́ть пыта́ется в ле́с,
и е́сли не мо́жет, то слу́жит ему́.
18.47
То́т, кто свобо́ден, живе́т вне сомне́ний,
он еди́н с Естество́м и не и́щет свобо́ды.
Ви́дя, и слы́ша, и́ осяза́я,
чу́вствуя за́пахи, вку́сы, он сча́стлив.
18.48
Когда слы́шит он да́же наме́к на И́стину,
его у́м погружа́ется в по́лный поко́й,
о́н равноду́шен ко все́м проявле́ниям,
да и к самому́ равноду́шию то́же.
18.49
Он де́лает то́, что должно́ быть сде́лано,
бе́з колеба́ний и те́ни сомне́ний,
без мы́слей о то́м, «хорошо́ или пло́хо»,
подо́бно ребе́нку в простоте́ бытия́.
18.50
Еди́н с Тем, что Е́сть, он стано́вится сча́стлив,
Еди́н с Тем, что Е́сть, соверше́нно свобо́ден,
Еди́н с Тем, что Е́сть, он иде́т за преде́лы
само́й тишины́, в Том, что Е́сть растворя́ясь.
18.51
Нет того́, кто бы де́йствовал и плати́л по счета́м,
тебе не́зачем бо́льше волнова́ться об э́том.
Когда ви́дишь, что э́то действи́тельно та́к,
во́лны ума́ затиха́ют вми́г.
18.52
Свобо́ден мудре́ц от скры́тых моти́вов,
он вы́год не и́щет, он про́сто сия́ет.
Неве́жда же ми́ну добра́ и поко́я
натяну́л на себя́, но по́лон жела́ний.
18.53
Мудре́ц незави́сим от иде́й и прое́кций,
е́го интелле́кт не зна́ет грани́ц.
Он мо́жет игра́ть и́ наслажда́ться,
а мо́жет скры́ться и жи́ть в пеще́ре.
18.54
Если встре́тит мудре́ц царя́ вели́кого,
краси́вую же́нщину, люби́мого дру́га
и́ли уче́ного му́жа встре́тит,
в се́рдце свое́м он всегда́ споко́ен.
18.55
Если де́ти, и вну́ки, и же́ны, и слу́ги
не уважа́ют его, критику́ют,
смею́тся над ним, унижа́ют его,
йо́гин не па́дает духом ниско́лько.
18.56
В удово́льствиях о́н не ище́т дово́льства,
и страда́ния в бо́ли не́т для него́,
то́лько тако́й же, как о́н, спосо́бен
поня́ть состоя́ние мудреца́.
18.57
Чу́вство, что ну́жно что́-либо де́лать,
создае́т этот ми́р собы́тий и фо́рм,
но мудре́ц свобо́ден от э́того чу́вства,
он вне фо́рм, он сама́ пустота́, неизме́нность.
18.58
Да́же когда́ ничего́ не де́лает,
беспоко́ен неве́жда и́ суетли́в.
Мудре́ц же, да́же когда́ акти́вен,
не теря́ет поко́я. Он недви́жность сама́.
18.59
Сча́стлив он да́же в бу́дничной жи́зни:
он сча́стливо е́ст и сча́стливо спи́т,
сча́стливо хо́дит и́ говори́т,
сиди́т и стои́т. Он я́сен и про́ст.
18.60
То́т, кто позна́л свою́ приро́ду,
в отли́чие о́т обы́чных люде́й,
не зна́ет трево́г даже в што́рме собы́тий.
Словно о́зера гла́дь, его у́м всегда чи́ст.
18.61
Для неве́жды и о́тдых стано́вится де́лом,
превраща́ясь в зада́чу и́ беспоко́я.
А для му́дрого да́же дела́ и зада́чи
служат по́водом ли́шь утверди́ться в поко́е.
18.62
Ча́сто неве́жда жела́ет отре́чься
от всего́ «своего́», но мудре́ц не тако́в:
он по́просту Зна́ет, что о́н не те́ло,
и нужды́ в отрече́ньи не́т для него.
18.63
Неве́жда всегда́ одержи́м умо́м —
ду́маньем и́ли попы́ткой не ду́мать.
Мудре́ц же от э́тих веще́й свобо́ден,
если ну́жно, он ду́мает, не ну́жно — не ду́мает.
18.64
Подо́бно ребе́нку, о́н не привя́зан
к тому́, что он де́лает и́ли не де́лает.
Ведь о́н вне чу́вства, бу́дто хоть что́-то
де́лает о́н… и́ли не де́лает.
18.65
Му́дрец благода́тен, он зна́ет Себя́,
пу́ст его у́м, от жела́ний свобо́ден.
Ви́дя и слы́ша, осяза́я, вкуша́я,
чу́вствуя за́пахи, он вне́ переме́н.
18.66
Что́ Ему ми́р и все́ его о́бразы?
И заче́м за преде́лы Ему́ выходи́ть,
е́сли и та́к Он подо́бен простра́нству,
неизме́нный, и чи́стый, и́ бесконе́чный?
18.67
Сла́ва Ему́, кото́рый жела́ния
все́ превзоше́л, Он са́м Себе бла́го,
О́н воплоща́ет собо́ю блаже́нство,
О́н вне усло́вностей, О́н Абсолю́т.
18.68
Та́к что вели́кий душо́ю, позна́вший
И́стину бо́льше не хо́чет свобо́ды,
и́ удово́льствий о́н не жела́ет,
о́н не привя́зан совсе́м ни к чему́.
18.69
Позна́в иллюзо́рность всего́, что проя́влено, —
от ми́ра веще́й до небе́сных простра́нств, —
О́н остае́тся сами́м лишь Собо́ю,
Ви́деньем чи́стым за преде́лами де́йствий.
18.70
Зна́я, что ми́р нереа́лен, не-Е́сть,
и все́, что воспри́нято, — ка́жимость только,
я́сным созна́нием, в вечном поко́е
Он прозрева́ет То, что незри́мо!
18.71
Тому́, кто позна́л нереа́льность всех фо́рм,
уви́дев Себя́ в форме чи́стого све́та,
ра́зве нужны́ «отречё́нность» и «пра́вила»,
«невовлече́нность», «духо́вные пра́ктики»?
18.72
Разве мо́гут свобо́да и́ несвобо́да,
печа́ль или ра́дость бы́ть чем-то зна́чимым
для того́, кто всегда́ вне грани́ц мате́рии
и сия́ет как све́т само́й Бесконе́чности?
18.73
Сила ма́йи над ра́зумом преоблада́ет,
пока́ не распо́знано Естество́.
Но позна́вший теря́ет в уме́ своем чу́вства
«я́» и «моё́», и пристра́стия все́.
18.74
Мудре́ц, распознавший, что о́н — Естество́,
ви́дит себя́ вне страда́ний и сме́рти.
Для него́ нет ни ми́ра, ни зна́ний о не́м,
ни чу́вств «я есть те́ло» или «те́ло — моё́».
18.75
Едва́ только сла́бый умо́м отвлече́тся
о́т всяческих пра́ктик и́ ухищре́ний,
он стано́вится ту́т же добы́чей жела́ний,
раздира́емый при́хотями ума́.
18.76
Да́же услы́шав слова́ об Истине,
неве́жда цепля́ется за́ иллю́зии.
Он мо́жет каза́ться споко́йным и со́бранным,
но стра́сти — внутри́, он про́сто их да́вит.
18.77
Зна́ющий И́стину остае́тся вне де́йствий:
мо́жет каза́ться, что э́то не та́к,
но о́н никогда́ ничего́ не де́лает,
не́ говори́т никогда́ ничего́.
18.78
Мудре́ц всегда́ остае́тся Собо́ю,
при все́х обстоя́тельствах о́н бесстра́шен,
ведь не́т ничего́, что он мо́г бы утра́тить,
для него́ нет ни све́та, ни тьмы́ — ничего́.
18.79
«Сто́йкости» нет, «различе́ния» нет
для э́того йо́гина, да́же «бесстра́шия»,
он вообще́ за преде́лами все́х описа́ний,
он не кто́-то отде́льный с осо́быми сво́йствами.
18.80
Не́т для него́ ни а́да, ни ра́я,
и да́же о́свобожде́ния не́т,
всё́, что он ви́дит, для него́ нереа́льно,
ну́жно ли что́-то еще́ говори́ть?
18.81
О́н не волну́ется о́ достиже́ниях,
и его́ не затра́гиваю́т пораже́ния,
вои́стину, у́м мудреца́ — споко́ен,
некта́р блаже́нства наполня́ет его́.
18.82
Не име́ет пристра́стий, не́ превозно́сит
он «ми́р» и «поко́й», а «зло́» не кляне́т.
В удово́льствии, в бо́ли он одина́ков,
он зна́ет, что всё́ всегда́ хорошо́.
18.83
О́н не пита́ет отвраще́ния к ми́ру
и́ не пыта́ется позна́ть Естество́,
он свобо́ден от ра́дости и́ от печа́ли,
он во́все не мё́ртв, но не то́т, кто живё́т.
18.84
Свобо́ден от все́х ожида́ний и це́лей,
от привя́зки к семье́, к «родным» и «любимым».
К удово́льствиям не устремле́н, равноду́шен.
Жи́знь его — све́т всем живы́м существа́м.
18.85
Дово́лен и сча́стлив всегда́ в своем се́рдце,
рад тому́, что прихо́дит, и э́тим живе́т;
путеше́ствует о́н, куда но́ги зано́сят,
спать ложи́тся он та́м, где зака́т застае́т.
18.86
Этот Маха́тма, вели́кий душо́ю,
не́ озабо́чен сме́ртностью те́ла
и но́вым рожде́нием. О́н за преде́лами.
О́н растворе́н в свое́м Естестве́.
18.87
Мудре́ц преиспо́лнен свои́м бытие́м,
ни к чему́ не привя́зан, ниче́м не владе́ет,
за преде́лами дво́йственности, живе́т, как захо́чет,
сомне́ния в не́м разо́рваны в кло́чья.
18.88
Свобо́ден мудре́ц от отде́льного «я́»,
зо́лото, ка́мень, земля́ — всё еди́но
для́ мудреца́, в чьем се́рдце распу́тался
у́зел «я — тело». О́н Абсолю́т.
18.89
С че́м или с ке́м сравни́шь ты того́,
чье се́рдце свобо́дно от все́х жела́ний,
кто са́м себе бла́го и страстя́м не подве́ржен,
и́ соверше́нно споко́ен и сча́стлив?
18.90
Зна́ет он всё — и однако не зна́ет,
ви́дит он всё — и одна́ко не ви́дит,
он говори́т, но безмо́лвен при э́том,
от жела́ний свободен. О́н Абсолю́т.
18.91
Бу́дь ты хоть ца́рь, бу́дь ты хоть ни́щий,
ты́ превосхо́ден в любо́м проявле́нии,
е́сли в явле́ниях э́того ми́ра
не ви́дишь ты «зла́» и не ви́дишь «добра́».
18.92
Где «распу́тство» и где «обузда́ние»
для чи́стого йо́гина, «правда» и «ложь»,
если о́н воплощает собо́ю лишь и́скренность,
простоту́ и еди́нство с Е́стьностью?
18.93
Ка́к переда́ть то, что чу́вствует йо́гин,
от жела́ний свобо́дный и́ от страда́ний,
наше́дший поко́й в глубине́ Естества́?
Да и кто́ спосо́бен поня́ть?
18.94
Да́же в глубо́ком сне́ он не спи́т,
а́ в сновиде́ниях о́н пробуждё́н,
о́н непроя́влен и́ наяву́,
за преде́лами все́х состоя́ний о́н.
18.95
Зна́ющий мо́жет и ду́мать, но о́н
за преде́лами ду́манья, вне́ ощуще́ний,
о́н не дура́к, но о́н не в уме́.
Он ка́жется ке́м-то, но не́т никого́.
18.96
Он не кто́-то, кто сча́стлив и́ли несча́стлив,
от чего́-то зави́сим и́ли свобо́ден.
Он не и́щет свобо́ды, он не зна́ет «свобо́ды»
Он не кто́-то, не э́то, не то́.
18.97
Когда́ он рассе́ян, о́н не рассе́ян,
когда ́он в сама́дхи, он не «то́т, кто в сама́дхи»,
когда́ он глупит́, он во́все не глу́пый,
он уче́ния зна́ет, но о́н вне уче́ний.
18.98
То́т, кто свобо́ден, остае́тся Собо́ю
при все́х обстоя́тельствах, его не заботит,
если де́ло не сде́лано и́ли же сде́лано,
ведь О́н за преде́лами це́лей, Он Це́лое.
18.99
Когда́ его хва́лят, не зна́ет дово́льства,
а е́сли руга́ют его, он не зли́тся.
Пра́зднует жи́знь, но к не́й не привя́зан,
не страши́тся он сме́рти, но не стреми́тся.
18.100
Его у́м неподви́жен, ничего́ он не и́щет.
Мудре́ц не скрыва́ется, толпы́ не бои́тся.
Всегда́ и повсю́ду, при любы́х обстоя́тельствах
о́н остае́тся те́м же, Одни́м.
19.3
Про́шлое? Бу́дущее? Где́ всё э́то?
Где́ настоя́щее и́ даже ве́чность?
Где́ простра́нство, где́ бесконе́чность?
Я́ в чистом све́те своего́ Естества́!
19.4
Где́ Естество́? А где не́-Естество́?
Где́ что-то до́брое и где́ что-то зло́е?
Где́ омраче́ния и я́сность ума́?
Я́ в чистом све́те своего́ Естества́!
19.5
Где́ чистый со́н и где́ сновиде́ния,
состоя́ние я́ви и́ пробуждё́нность?
Где́ запреде́льность или хо́ть один стра́х?
Я́ в чистом све́те своего́ Естества́!
19.6
Где́ «далеко́»? И «бли́зко» где́?
Где́ «внутри́»? И «снару́жи» где́?
Где́ большо́е и ма́лое где́?
Я́ в чистом све́те своего́ Естества́!
19.7
Где́ «моя жи́знь» и где́ «моя сме́рть»?
Где́ этот ми́р и его́ отноше́ния?
Где о́пыт еди́нства и о́пыт неве́дения?
Я́ в чистом све́те своего́ Естества́!
19.8
Не мо́жет быть ре́чи о ва́жных эта́пах,
не мо́жет быть ре́чи о во́ссоедине́нии,
не мо́жет быть ре́чи да́же о Зна́нии,
ведь Я́ остаю́сь Собо́й — Естество́м.
20.1
Где пя́ть элеме́нтов мате́рии, где́?
Где те́ло? Где у́м? Где о́рганы чу́вств?
Где́ пустота́ и где́ безнаде́жность?
Приро́да моя́ — сама́ чистота́.
20.2
Где святы́е Писа́ния и са́мопозна́ние?
Где у́м, даже у́м от объе́ктов свобо́дный,
са́модоста́точность, от жела́ний свобо́да?
Е́сть только Я́, Оди́н без «второ́го».
20.3
Не́образо́ванность где́ и уче́ность?
Где «я́» или «э́то» и́ли «мое́»?
Где́ свобо́да? Где́ несвобо́да?
Ве́дь Естество́ за преде́лами сво́йств.
20.4
Где ка́рма и́ли свобо́да от ка́рмы?
Где о́свобожде́ние при́ жизни те́ла?
Где о́свобожде́ние по́сле сме́рти?
Я́ Абсолю́т, Я всегда́ вне разли́чий.
20.5
Где то́т, кто де́йствует и́ наслажда́ется?
Где́ проявле́ние, и́счезнове́ние?
Где́ восприя́тие и́ все миры́?
Ведь Я́ непроя́вленный и́ неизме́нный.
20.6
Где́ этот ми́р и по́иск свобо́ды?
Где́ тот, кто Зна́ние обрета́ет?
Где несвобо́да или свобо́да?
Приро́да Моя́ соверше́нно недво́йственна.
20.7
Где́ творе́ние, где́ разруше́ние?
Где́ все це́ли и где́ достиже́ния?
Где духо́вные пра́ктики и́ их плоды́?
Приро́да Моя́ соверше́нно недво́йственна.
20.8
Где́ изуче́ние? Где́ измере́ние?
Где́ все гипо́тезы и и́х подтвержде́ния?
Где́ хоть что́-нибудь и́ли ничто́?
Е́сть лишь Осо́знанность вне простра́нства и вре́мени.
20.9
Где́ рассе́янность и где́ концентра́ция?
Где́ образо́ванность и́ли неве́жество?
Где́ все ра́дости и́ли печа́ли?
Я́ сам поко́й, действий не́т для Меня́.
20.10
Где́ относи́тельность и где́ абсолю́тность?
Где́ ограни́ченность и где́ запреде́льность?
Где́ страда́ние и́ где сча́стье?
Ведь не́т для Меня́ ни еди́ной мы́сли.
20.11
Где́ иллю́зия, где́ самса́ра?
Где дру́жба двои́х и́ли вражда́?
Где́ отде́льное «я́», где Бо́г?
Е́сть лишь Осо́знанность вне простра́нства и вре́мени.
20.12
Где́ акти́вность и где́ пасси́вность?
Где́ свобо́да и́ несвобо́да?
Ведь Я́ вне вре́мени, Я́ вне де́йствий,
и Я́ всегда́ остаю́сь Собо́й.
20.13
Где́ все уче́ния, где святы́е Писа́ния?
Где́ посвяще́ния, учени́к или гу́ру?
Где́ челове́ческой жи́зни смы́сл?
Ведь Я́ бесконе́чность, еди́ный Ши́ва!
20.14
Где́ бытие́, где не́-бытие́?
Где́ еди́нство, где дво́йственность? Где́ все слова́?
Не́зачем мне́ говори́ть ни сло́ва,
ве́дь остае́тся — ли́шь тишина́.
БУМАЖНАЯ КНИГА ПО САМОЙ НИЗКОЙ ЦЕНЕ НА ДАННЫЙ МОМЕНТ ДОСТУПНА НА АВИТО, ПО ССЫЛКЕ >>
Бумажная книга продается на других площадках, например, . Там же можно скачать и электронную книгу.
Наталья Рубанова «Карлсон, танцующий фламенко». Новеллы. – «Лимбус Пресс», 2021. – 568 с. ISBN 978-5-8370-0774-3. Авторская серия «Тёмные аллеи XXI век»
Как мы покупаем книгу незнакомого автора? Мы открываем ее наугад и читаем несколько фраз. Нравится ли нам, перво-наперво, язык – этот бессознательный поток тонких энергий, как он звучит? Слово, прежде всего, состоит из звуков, смыслы и переклички уже потом. Откроем наугад несколько страниц из книги Натальи Рубановой. «Смеющиеся зрачки Джона врастают в смеющиеся зрачки Эн, отражающие усмешку дарёного брюта». Хм… Неплохо! «Оставшись одна, Алиса не сразу решается приподнять нежнейшую свою, розового шёлка, тончайшую фразу, разлегшуюся на воздушных пылинках, точно в бисерном гамаке, да выпустить малюткой-воробышком из форточки…» Черт… цепляет! «Что-то вроде лю и нелю, только без деления на ч/б». Во, дает! «Пахло палёной кожей, содранной с того самого места, которое иные персонажи — «Привет, персонаж!.. Не слышит…» – называют душой». Ух ты! Пожалуй, куплю, подумает просвещенный читатель. И купит. А автору только того и надо. Ведь каждому писателю нужен свой читатель. И у Натальи Рубановой он, безусловно, есть. (далее…)
О! если так меня терзало
Сей жизни мрачное начало,
Какой же должен быть конец?.. К… (Не говори: я трус, глупец!..)
Так что же за покой искал Лермонтов в буре? И могла ли буря вообще принести ему долгожданный покой? Еще одна лермонтовская тайна? Очередной психологический парадокс поэта? Отнюдь нет. В его бессознательном поиске неистовой бури скрывался вполне очевидный психический феномен, к осознанию которого сам Лермонтов был весьма близок: “Чтобы в толпе стихий мятежной / Сердечный ропот заглушить, / Спастись от думы неизбежной / И незабвенное забыть!” (“Демон”, редакция 1838 года).
Сущность этого психического процесса заключается в создании в коре головного мозга очагов сверхвозбуждения, конкурирующих по отношению к травматической сверхдоминанте, и тем самым “снимающих” активность последней (подробнее об этом процессе см.: www.peremeny.ru/book/rd/932). Если человеку удается создать подобные очаги, его душевная боль не только становится терпимой, но и сама начинает потенцировать его творческую деятельность. (далее…)
Если написавший «Илиаду» был выходцем из евреев-романиотов, то он, очевидно, должен был хорошо знать Ветхий Завет. Так и есть. Можно указать на явные сходства между этими двумя литературными произведениями.
Сначала об элементах сюжета. Хотя эпизод жертвоприношения Ифигении не входит в «Илиаду», но относится к Троянскому циклу. Войско под предводительством Агамемнона никак не может отплыть к Трое из-за встречного ветра. Для того чтобы боги послали попутный ветер, Агамемнон вынужден принести в жертву свою дочь Ифигению. В последний момент Ифигению из-под ножа отца спасает богиня. Давно подмечено сходство этого эпизода с историей о дочери Иеффая из ветхозаветной Книги Судей. (далее…)
В 1839 году на одном из литературных вечеров у Карамзиных Лермонтов познакомился с молодой вдовой княгиней Марией Щербатовой. По воспоминаниям Аким Шан-Гирея, “зимой 1839 года Лермонтов был сильно заинтересован княгиней Щербатовой (к ней относится пьеса “На светские цепи”). Мне ни разу не случалось ее видеть, знаю только, что она была молодая вдова, а от него слышал, что такая, что ни в сказке сказать, ни пером написать”.
Возникшее между ними чувство было глубоким и взаимным. Не испытывавший особого желания читать свои произведения в светском кругу, поэт делал исключения для общества, где присутствовала княгиня. Д. А. Столыпин вспоминал, как “княгиня М. А. Щербатова после чтения у ней поэмы сказала Лермонтову: “Мне ваш Демон нравится: я бы хотела с ним опуститься на дно морское и полететь за облака”. (далее…)
Мы полагаем, что «Илиада» была написана незадолго до появления ее первого печатного издания. Первое печатное издание вышло в свет в 1488 году во Флоренции. Через 18 лет после первого выхода в свет печатного издания сочинений Дарета и Диктиса.
Появление печатного станка привело к бурному развитию литературы. Писатель теперь понимал, что делать со своей рукописью, поэтому мог посвятить свое время (или часть времени) литературному творчеству. Владелец печатного станка был кровно заинтересован в появлении новых и новых произведений.
Вот как работал «видный итальянский гуманист» Поджо Браччолини, которому, напомним, мы обязаны книгой Тита Лукреция Кара, «найденной им в одном из немецких монастырей». (далее…)
Современные средства мобильной связи позволяют каждому желающему стать участником общения в планетарном масштабе. Представления о ноосфере становятся технической реальностью (1). Но какому разуму соответствует такая ноосфера?
Почти 100 лет назад Владимир Шмаков изложил учение о диалектическом процессе познания, который раскрывается в бинере (антиномии), где тезис – высший разум, а антитезис – низший разум (2). Поскольку во всяком бинере, как обосновал этот гениальный мыслитель, тезис раскрывается только через антитезис, то в процессе эволюции сознания низший разум неизменно раскрывается первым. «Это одинаково справедливо как для отдельных людей, так и для целых эпох истории. Познание в высшем разуме центрально и органично, а познание в низшем разуме периферийно и формально; первое есть разум духа, второе есть разум плоти» (2). (далее…)
Откуда же могла взяться способная оценить «Илиаду» аудитория, знакомая со всей историей Троянской войны? Наш ответ: это читатели полных версий Троянской войны (от предистории конфликта до падения Трои), которые изложены в трудах «История разрушения Трои» Дарета Фригийского и «Дневник Троянской войны» Диктиса Критского. (Труды эти написаны на латыни, греческие варианты отсутствуют.)
— Позвольте, но ведь считается, что «Илиада» написана в IX—VIII вв. до н. э., произведение же Дарета Фригийског относят к V или VI в.н.э, Диктиса Критского — к I—II вв. н.э. Более того, и Дарета, и Диктиса принято называть мистификаторами, которые лишь выдавали себя за участников Троянской войны, — скажет грамотный читатель. (далее…)
Если всю противоречивость своих отношений с Екатериной Сушковой Лермонтову удалось скрыть за романтической историей об амурном отмщении “бессердечной” кокетке, то парадоксальность своих отношений с Варварой Лопухиной он даже не пытался объяснить третьим лицам. И потому парадоксальность эта была очевидна для всех.
Любовь к Вареньке он трепетно пронес через всю свою жизнь, и беспрецедентная любовь эта была взаимна. “Бессмертная возлюбленная” Лермонтова была готова разделить с ним его судьбу с самого начала их отношений. Но он сам “ни с того ни сего” бежал от своего счастья. Он сам не пожелал преодолеть те препятствия, которые сам же воздвиг между собой и любимой девушкой. (далее…)
При чтении «Дневника неудачника»1 буквально бросаются в глаза японские темы и мотивы. Не говоря уже о самой форме книги, приличествующей скорее нашим временам различных сплавов фикшна, нон-фикшна, воспоминаний и эссе, но весьма инновационной и даже революционной для того времени. Так до Лимонова, плюс-минус, писал Шкловский — и это было очень давно. Лимонов же, на страницах своей книги часто мечтая о революции в современном обществе, по ходу совершил революцию в выстраивании повествования.
Которое, если копать дальше, является прямым аналогом древнего японского жанра дзуйхицу — «вслед за кистью». В нем авторы изысканной, предельно эстетизированной и куртуазной эпохи Хэйан фиксировали повседневное, лирически переходя от быта к философским обобщениям и обратно. Записывали без определенного сюжета и темы, крохотными предложениями или розановскими коробами побольше, в самом свободном стиле. (далее…)
В серии «Поэты литературных чтений «Они ушли. Они остались» (кураторы — Борис Кутенков, Елена Семёнова, Николай Милешкин) вышла книга поэта Михаила Фельдмана (1952—1988) «Ещё одно имя Богу» с предисловием Евгения Абдуллаева и послесловием Данилы Давыдова, отзывами Андрея Таврова и Михаила Эпштейна. Поэта, трагически погибшего в железнодорожной катастрофе под Бологое и забытого на тридцать лет после своей смерти, называют ныне недооценённым новатором, работавшим вне столбовых дорог и ответвлений современной ему поэзии. 2 октября в Культурном Центре им. академика Д. С. Лихачёва cостоялась презентация книги. Накануне её поэт и культуртрегер Ростислав Русаков рассказал Переменам об угадывании самых смелых трендов кинематографа XXI века в поэзии Фельдмана и ощущении контекста позднесоветской поэзии.(далее…)
На первом же петербургском балу по окончании юнкерской школы Михаил Лермонтов встретил свою середниковскую возлюбленную Екатерину Сушкову. Былые чувства возгорелись в нем с новой силой. Во время танцев поэт объяснил девушке свое появление на светском вечере тем, что он наконец произведен в офицеры и отныне достоен ее внимания: “… я поспешил похвастаться перед вами моим гусарским мундиром и моими эполетами; они дают мне право танцевать с вами мазурку; видите, как я злопамятен, я не забыл косого конногвардейца, оттого в юнкерском мундире я избегал случая встречать вас; помню, как жестоко вы обращались со мной, когда я носил студенческую курточку”.
Последовавшая за этой завязкой интригующая любовная история, выстроенная по лучшим канонам романтического жанра, полна удивительных противоречий и парадоксов (как, впрочем, и вся жизнь Лермонтова). Удивительней же всего в ней то, что все эти парадоксы в литературоведении не то что не акцентированы — даже не замечены. Принято считать вслед за самим поэтом и его пассией, что в ту петербургскую зиму 1834 года Лермонтов “отомстил” легкомысленной кокетке за ее насмешки в адрес восторженного мальчика, посвящавшего ей стихи. “Отомстил”, хладнокровно сыграв на ее чувствах, расстроив ее брак с Алексеем Лопухиным. (далее…)
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>