Значительный для истории литературы поэт, как правило, как раз и значителен тем, что расширяет область поэтического, высаживает десант и колонизирует для метрополии «Поэзия» территорию, которая раньше ей не принадлежала.

Подходящий для нашего разговора пример Маяковского:

«Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле,—
ему уже некуда деться.
Каждое слово,
даже шутка,
которые изрыгает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома».

В 1915 году, когда Маяковский написал поэму «Тринадцатый апостол» («Облако в штанах»), образ голой проститутки, да еще выбрасывающейся из публичного дома, к области поэтического явно не относился. Относился он, скорее, к антипоэтическому. (далее…)

В издательстве «Пальмира» запустили новую серию — поэтическую. Она так и называется «Пальмира-поэзия».

Стихи в этом издательстве уже выходили, но либо в иных сериях, либо признанных классиков конца прошлого века. А тут — наши современники, живые, здравствующие, активно пишущие.

Что ж, это дело благородное. Безумству храбрых поём мы песни.

И пишем статьи.

Уже вышло несколько сборников — Губайловского (журнал «Новый мир»), Александрова (журнал «Волга»), Переверзина (издательство «Воймега»), Пуханова (премия «Поэзия»), Дельфинова и Колесник. Четыре литературных деятеля и два крайне оригинальных поэта. Любопытная выборка для пилотных выпусков. За это редакторам-составителям отдельное спасибо.

В этой статье мы разберём книгу «Жизнь Ивана Ильича» Алексея Александрова. (далее…)

Эдуард Лимонов. Старик путешествует. М.: Индивидуум паблишинг, 2020. 264 с.

Давно, конечно, скачав эту книгу, только вчера взял ее читать. Когда привык последние лет десять читать по несколько новых книг Лимонова в год, подпитываться от них (или, наоборот, раздражаться и даже разочаровываться), читать последнюю страшно. Как страшны все последние вещи.

Тем более что вокруг книги хайп (Лимонову, в принципе, понравилось бы? Раньше — да, в этой и предыдущих книгах — уже, возможно, нет). В одном издании даже договорились до того, что это лучшая книга Лимонова и вообще шедевр наступившего века. Нет, конечно. Это то, что Лимонов писал многие годы, далеко послав обычную прозу: смесь мыслей, воспоминаний, дневника. Но это просто у читателя из издания случилось открытие чудное. Как это же самое издание годы не вспоминало о Лимонове (есть же, как Книга судеб, поиск по сайту, в конце концов), не то что рецензировать его книге. А тут на тебе, и анонс «Старика», и препринт. Наше вечное — не читать и гнобить, а помрет — так все улицы памятными досками увешаем и памятниками заставим. (далее…)

ОКОНЧАНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

«…Мой последний роман»

Зимой 2002 г. живущий в Мюнхене русский писатель Б.Хазанов, редко упоминаемый и еще реже цитируемый критиками, в письме другу, писателю М. Харитонову сообщает:

«Я… стал заниматься более объемистой работой — может быть, романом»⁶.

В письме от 26 января 2002 г. он несколько расширительно отзывается о будущем произведении:

«Я взялся что-то царапать, само собой, все через пень-колоду, и опять, как в разные прежние времена, мне начинает казаться, что избранное время действия было самым важным временем не только в моей собственной жизни, но и в жизни страны».

В письме от 7 июля он уведомляет, что роману нашлось наконец-то название: «К северу от будущего», — цитата из Пауля Целана. А несколько ранее, в апрельском письме, извещает, что роман имеет отношение к потоплению советской подводной лодкой немецкого транспортного судна «Вильгельм Густлофф».

Очевидно, немецкое объяснение событий показалось автору недостаточным. Или слишком немецким. А вместе с ним и трактовка последствий Войны и Победы — «…избранное время действия было самым важным… в жизни страны».

Итак, замысел начатого романа относится к 2002 году — году выхода в свет романа Г. Грасса «Траектория краба». Окончание своей работы Б. Хазанов датирует 2003 годом, хотя в декабрьском 2002г. письме М. Харитонову он признается:

«Я закончил свой роман. В Париже мне казалось, что я поставил последнюю точку, но потом пришлось все заново прочесывать…»

«Может быть, это вообще мой последний роман. У меня всякий раз, когда я сочинял что-то длинное, было убеждение, что я подвожу итог; всякий роман есть итог»… (далее…)

Представьте себе человека творческого и разностороннего. Он вам и художник, и музыкант, и поэт, и актер… Таков Михаил Шорников – герой последнего романа Александра Кабакова “Последний герой”. Всю жизнь эту личность, овеянную бытовой мистикой, опекает какой-то призрак в мундире морского офицера (который, например, не позволил герою в детстве сесть голой попкой на некий острый торчащий предмет, а также неразрывно связал в его судьбе низкокачественное спиртное и женщин). К моменту начала романа дела Шорникова на ниве искусства не ладятся, сам он помаленьку спивается, к тому же совсем запутался в женщинах. Таково содержание первой части романа. Во второй части герой попадает в исполненное богатства и сытости будущее России, которое ему так не нравится, что он его разрушает (по заданию упомянутого призрака). В третьей части Шорников возвращается в настоящее, где на почве плохо удовлетворенной любви превращается в бомжа. Но ничего, как-то спасается, воссоединяется со своей пассией в Париже, где зарабатывает музицированием, стоя на панели (это, впрочем, описано не в эпилоге, а еще в прологе).

Как пишут романы

Ближе к концу первой части читатель вдруг натыкается на переписку между героем и автором романа. Шорников как бы пишет: “Вполне отдавая себе отчет в двусмысленности и даже некоторой противоестественности моего поступка, решаюсь, тем не менее, беспокоить Вас нижеследующим исключительно по причине окончательной невозможности дальнейшего существования в предложенных Вами обстоятельствах”. И далее: “Полноте, господин автор, ведь просто чепуха вышла! И любой, хотя бы критик той же “Беспредельной газеты”, вам скажет, что вся эта чертовщина — от бессилия, оттого, что сюжеты иссякли, что эпигонство в крови, что сели писать роман, а романа-то нету-с”. (далее…)

Режиссер, поэт и художник Татьяна Данильянц о бессилии слов перед реальностью, Венеции, любимом кинематографе, русской и армянской родине, об идеале созидательной жизни, «Молодом папе» Соррентино и своей новой книге «В объятиях реки» (Воймега, 2019).

Александр Чанцев: Ты по-возрожденчески занимаешься столь многим — кино, поэзией и фотографией. Что-то на определенных этапах важнее? Что-то, возможно, вообще самое главное для тебя?

Татьяна Данильянц: Все эти занятия связаны с моими, назовем их так, органами понимания/ распознавания окружающей реальности, это результат их работы. Все эти занятия одинаково для меня важны. Работают эти «органы» несколько по-разному, попробую объяснить, как я это ощущаю.

Кино, в принципе, тотальное занятие. Проверено временем, что когда я делаю фильм: снимаю, монтирую, — то не могу писать стихи или делать арт-проекты. И связано это не только с чрезмерной занятостью. (далее…)

Как он входил в русскую жизнь и русскую литературу

Раскат дунайской волны

Началось всё в городе Будапеште. В перестроечном 1987 году там устраивали смычку советских и иностранных/эмигрантских писателей — конгресс «Дни мировой культуры». Лимонов был во французской делегации, но выступил как русский — как советский! — человек. Когда Чеслав Милош начал клеймить позором СССР за Пакт Молотова-Риббентропа, Лимонов напомнил ему о грехах его родины Польши — о договоре о ненападении с Германией, заключенном в 1934 году, и о последующей аннексии Тешинской Силезии.

«Меня окружили журналисты, солидный и седой господин из The New York Times изумленно повторял: “Скажите, это правда, что вы сейчас сообщили? Это правда?” — Это общеизвестные факты мировой истории, — холодно сообщил я и отпустил наконец микрофон», — вспоминает он в «Книге мёртвых-3» (глава «Однажды в Будапеште»). Вспоминает и о том, как дал по голове бутылкой из-под шампанского Полу Бэйли из Великобритании. По рассказам очевидцев, он, кроме того, подрался с Виктором Ерофеевым. И всё это из-за Пакта Молотова-Риббентропа. (далее…)

Симона Вейль. Тетради. Том 3: февраль-июнь 1942 / Пер. с фр., сост. и примеч. П. Епифанова. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2019. 608 с.

Жизнь Симоны Вейль легко умещается в четыре строчки — цитата из предисловия к 1-му тому «Тетрадей» («Издательство Ивана Лимбаха», 2016): «В 26 лет — уход преподавательницы философии на завод, в рабочую среду, в 27 — на испанскую войну, в 32 — участие в зарождающемся движении Сопротивления (эпизодическое, но важен сам факт), в 33 — отъезд в Лондон, в ставку “Свободной Франции”, в 34 — смерть, вызванная истощением и переутомлением». Все это время она напряженно писала — и, несмотря на то, как, из-за той же биографии во многом, ее пытались изобразить то новейшей святой и мученицей, то богоборцем и даже юдофобкой, ее творчество все еще медленно приходит к читателям.

Так, после двухтомника 2016 года, вышел третий том «Тетрадей» Симоны Вейль. Событие далеко не столь шумное, как публикация и переводы «Черных тетрадей» Хайдеггера, где тот что-то все же писал о своих отношениях с национал-социалистической партией и еврейским вопросом, да и заведомо камерное ровно в той же мере, как сама Симона была философом не манифестов, но тишины. О ней, как, например, Владимир Бибихин, она много и пишет — см. ее совершенно исихастское «Нет блаженства, которое стоило бы внутреннего безмолвия». Но сходство с Хайдеггером найдутся в самом нарративе: философствование, но очень свободное, в формате выписок, заметок, мыслей на полях, даже дневника. Из «Тетрадей» потом «вырезали» главную книгу Симоны «Сила тяжести и притяжения», а полное издание, 2600 страниц мелким шрифтом, состоялось во Франции только недавно, в 2006 году. Впрочем, интенция различается — если Хайдеггер предполагал публикацию своих тетрадей, лишь отсрочил их выход, завещав напечатать их в конце собственного ПСС, то Симона — Симона была Симоной. (далее…)

Эдуард Лимонов пишет новый роман

«Достоевский!» — вот первое, что приходит на ум, когда начинаешь читать роман Лимонова «Это я – Эдичка». И дело тут вовсе не в том, что название первой же главы «Отель «Винслоу» и его обитатели» услужливо намекает на «Село Степанчиково». Скорей уж воображению Лимонова, когда он писал свой роман, представало «Преступление и наказание». Действительно, очень похоже. Но, разумеется, есть и отличия. Скажем, не в призрачном городе Петербурге происходит действие романа Лимонова, а в фантастическом Нью-Йорке. И не «под самой кровлей пятиэтажного дома» живет Лимонов, но «на последнем, 16-м этаже» прокопченного «здания отеля «Винслоу». Но самое главное то, что Эдичка не был замечен в убийстве старухи-процентщицы, хотя похожая на нее старушка (мать хозяина отеля) все-таки гибнет под пером писателя Лимонова вместе с еще двумя, более молодыми женщинами. А в результате получается полный набор женских смертей (всего три), тянущихся вслед за Раскольниковым в Эдичкин текст из романа Достоевского. (далее…)

17 марта 2020 г. в Москве на 78 году жизни скончался писатель Эдуард Лимонов. Вот список текстов о нем, которые можно найти в архиве веб-журнала «Перемены» на сегодняшний день:

1. «В прямой речи он о себе говорит так: «Лимонов — это разумный человек, это человек, как сейчас любят говорить, цивилизованный, это человек современный». И называет свой бунт – организованным.» Виктория Шохина. «Эдуард Лимонов: священный монстр»

2. «Эдичка завершен, напечатан и поставлен на полку, а писатель Лимонов жив и продолжает писать свои тексты. Однако творческий метод писателя Лимонова таков, что, для того чтобы что-нибудь написать, ему все равно надо становиться своим собственным героем. То есть Лимонов почти постоянно играет роль Эдички и даже сам этого толком не сознает.» Олег Давыдов. «Мальбрук в поход собрался»

3. «Герой текстов Лимонова – всегда он сам. А он сам – герой своих текстов. При этом тексты Лимонова без сомнений хороши, а Лимонов – большой писатель. И делает его таковым не только и не столько писательский дар, сколько именно тот факт, что он свои произведения не просто пишет, но – предварительно проигрывает их в жизни.» Глеб Давыдов. «Анатомия героя»

4. «Родство Лимонова и Путина, согласно Карреру, не поколенческое, а мировоззренческое – оба мальчики, рожденные в великую эпоху Советской страны, от отцов-солдат и суровых матерей; оба авантюристы, доверявшиеся жизни, но не устававшие ее изо всех сил пришпоривать, чаще эти силы искусно имитируя, нежели на самом деле ими обладая. Еще – в знании и понимании своего народа. » Эдуард Колобродов. «Персонаж Лимонов»

5. «Как у доброй части осуждающих его за графоманию или порнографию знакомство с лимоновскими книгами ограничивается лишь известной сценой «с негром» в пересказе, так и кричащие сейчас «Лимонов продался власти» не читали ни жгуче антикапиталистический «Дисциплинарный санаторий», не знают, что свой анархизм («государство — это средневековая конструкция, репрессивная по сути своей») Лимонов всегда сочетал с имперским пафосом.» Александр Чанцев. «Поп-механика 418»

6. «Лимонов заметно нервничал, сразу спросил, есть ли алкоголь… Это слово меня слегка царапнуло, обычно говорят: «Есть ли выпить?». Индиана тоже спрашивает: «А у вас случайно не найдется алкоголя?», но Главный Редактор может предложить ему только чай с печеньем. На самом деле у Бакланова был коньяк, и Лимонов с Плешковым выпили по рюмке-другой…» Виктория Шохина. «Лимонов в «Знамени» и после»

16 марта 1884 года родился русский советский писатель-фантаст, репортёр, юрист. Один из основоположников советской научно-фантастической литературы, первый из советских писателей, целиком посвятивший себя этому жанру.

Пионер советской фантастики. Ему повезло с талантом, но не везло со здоровьем и личной жизнью. Его называли “Русским Жюль Верном”. Черные полосы в его жизни чередовались с белыми.

Родился в семье православного батюшки в 1884 году. Сестра умерла в детстве от онкологии, брат в студенчестве утонул. Беляев рано открыл в себе талант — сначала он хотел стать музыкантом, для этого он на приличном уровне освоил скрипку и рояль. Увлечение приключенческой литературой едва не окончилось трагедией. В 12-летнем возрасте, прочитав роман Жюль Верна “С Земли на Луну”, он решил сам полетать. Для этого будущий фантаст соорудил себе планёр, залез на крышу родительского дома и совершил свой недолгий полет, закончившийся травмой позвоночника. (В 35 лет травма аукнулась и сделала его инвалидом.)

В 10 лет Александр Беляев поступил в Духовную семинарию, следуя воле отца. В 17 лет он вышел оттуда дипломированным специалистом и убежденным атеистом. На всю жизнь он сделал для себя вывод, что его призвание — наука и творчество. (далее…)

Хлебников О.Н. Заметки на биополях: Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве. М.: Время, 2018. («Диалог»).

Когда человек берётся за мемуары, он хочет поделиться великой радостью — общением с прекрасными людьми, какими-то каверзными случаями из жизни, рассказать, как всё было на самом деле… Да мало ли причин? Важно, чтобы эти воспоминания основательно врезались в память читающего, а то и вошли бы в народ (или в малую его часть — интеллигенцию).

Олег Хлебников — поэт, во время Перестройки и в 1990-е, когда хлынула ранее запрещённая литература, в качестве журналиста работал в «Огоньке» и «Новой газете», был дружен со многими деятелями культуры.

«Заметки на биополях» состоят из трёх частей — «Три отца и много дядек» (документальная повесть), «Улица Павленко» (староновогодняя поэма) и «Ушедшие поэты» (эссеистика). В этом и есть весь Хлебников — мемуарист, поэт и журналист, соответственно. (далее…)

Почему она ушла…

Таня Бек погибла 15 лет назад, 7 февраля 2005 года. Это было принуждение к смерти — доведение до самоубийства.

А началось все с того, что поэты Евгений Рейн, Игорь Шкляревский и Михаил Синельников обратились к Сапармурату Ниязову, более известному как Туркменбаши, с предложением перевести на русский язык его стихи. Под другим письмом к нему, с просьбой «благословить идею издания» антологии туркменской поэзии, подписался и главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин.

Эти книксены перед диктатором Туркменбаши были непристойны, тем более для членов ПЕН-центра Рейна и Чупринина — его устав требует бороться против преследования инакомыслящих, за свободу слова и т.д., и т.п. И авторов писем, естественно, за эти книксены слегка покритиковали. Не смогла промолчать и Таня, за что и поплатилась. Симпатизанты Туркменбаши устроили ей настоящую психическую атаку.

Таня мучилась и никак не могла понять, чем заслужила оскорбления и угрозы. Прямая и чистая душа, она хотела, чтобы всё было по правилам. И думала, что остальные хотят того же. Верила искренне, что если все честно и добросовестно объяснить, то люди поймут. Даже те, кто думает по-другому. Но она ошибалась, правил не было.

В ее последних стихах предчувствие гибели: (далее…)

Patti Smith. Year of the Monkey. New York: Alfred A. Knopf, 2019. 171 p.

Вряд ли подобные соревнования пройдут в ближайшем будущем, но по степени просветленности сознания Патти Смит даст фору отечественному БГ. И лучше уж вспомнить настоящего буддиста — пожившего по монастырям Леонарда Коэна. Настолько гармонично она растворена в окружающем мире, будь этот мир самый непритязательный — обычные гостиницы, дешевые дайнеры, случайные попутчики. Все это становится источником локальных озарений — и материалом прозы.

В этом смысле книга напоминает «Поезд М» — и не только, кстати, ведь у Патти больше десятка книг, еще не переведённых на русский, — такие же дзуйхицу, такой же дневник, фиксация повседневности и его опыта в виде непривычной, но такой симпатичной новой прозы. Вызывающей удивление иногда даже у опытных читателей — вот, обозреватель The New York Times поместил обзор книги в раздел «нонфикшн».

69-летняя, а потом уже и 70-летняя Смит все часто перемещается, меняя отели, «вписки» у друзей, виды транспорта и жилья. Впадает в кому, а потом умирает ее старинный друг. (далее…)

Как писатели в России пишут об этой войне

Само слово «Донбасс» сегодня не просто топоним. Донбасс — символ, знамя, кровоточащая рана… Некоторые на Украине даже уверяют, что слово это придумал Кремль, и призывают отказаться от него. Главное, о чем надо помнить: донбасские столицы, Донецк и Луганск, не принявшие февральского госпереворота 2014 года, тем не менее вначале хотели не независимости, а только расширения прав областей. Однако майданный Киев не нашел ничего лучше как начать Антитеррористическую операцию (АТО). Название нагло лгало — Донецк и Луганск не устраивали никакого террора, ни на кого не нападали. Нападали на них, они же только оборонялись, защищали свою землю. Чтобы удостовериться в этом, достаточно посмотреть на карту боевых действий — там видно, кто и куда стрелял. И продолжает стрелять. Такая вот подкладка у современной литературы о Донбассе. (далее…)