К изданию трехтомника «Шухов В.Г. Избранные труды» (М.: Международный Шуховский Фонд, 2018)
Башня Шухова в Москве. Мост Патона в Киеве. Знаменитые сооружения, получившие имена своих создателей и увековечившие их.
Гениальный конструктор и изобретатель Владимир Григорьевич Шухов (1853—1939), по проектам которого выполнены сотни сложнейших инженерных и общественных сооружений, известен огромному количеству людей исключительно по исторической радиобашне в Москве, так называемой, башне Шухова. И сначала огорчаешься, неужели вот этим и ограничится память о феноменальном таланте? А потом, по размышлении, находишь это обстоятельство хорошим знаком — некой точно сделанной зарубкой.
В 1922 г. по заданию В.И. Ленина на Шаболовке была сооружена гиперболоидная многоярусная радиобашня высотой 150 м для радиостанции им. Коминтерна. (далее…)
Итак, «Сектор газа», и даже не «Сектор газа», а именно Юрий Клинских-Хой.
Потому как весь «Сектор газа» — это и есть он один…
Известно, что влияло на Хоя в детстве, юношестве и позже: (немного) классическая поэзия, к которой его приучал отец, Высоцкий, Аркадий Северный, Братья Жемчужные с одной стороны и хард-рок, хэви-метал, а позже и тяжелый рэп — с другой; ну и русский рок, который он полюбил сразу после армии, в начале восьмидесятых. (далее…)
Яхина Г. Дети мои. — М.: Редакция Елены Шубиной, 2018.
Новый роман молодой писательницы ждали. С чем выйдет Яхина после сумасшедшего успехи «Зулейхи»? Сколько там переводов — открыт третий десяток? А сколько постановок? Когда, наконец, будет экранизация? И самое главное — о чём будет новый роман? И вот появились «Дети мои» — тут же пошли критические статьи. Начать стоит именно с них, потому что некоторые критики описывают особенности этого текста, важные для его понимания.
“Филологическая проза” и манипулятивные тексты
Галина Юзефович уверена, что и «Зулейха открывает глаза», и «Дети мои» обладают одной и той же “прямолинейной” и “довольно спорной моралью” — “в любом аду можно выкроить кусочек лимба, чтобы обустроить в нём своё маленькое, частное счастье”1. Правда, в новом романе “«лобовая» мораль сделалась заметно менее лобовой, затерявшись в облаке слов, звуков и фантазий”. (далее…)
Актуальная история вусмерть потерявшегося чела, запутавшегося в тенетах собственных умозрительных конструкций/ «идей», частью совершенно спонтанных, частью искусственных/ надуманных.
Действия как такового, в общем-то, и нет — и тем интересней способность автора двигать дело словом. «Успешный» (простите) ещё недавно бизнесмен из девяностых Сергей Знаев, находясь в плену своих убеждений-принципов-фантазий, умело навеваемых/ конструируемых автором и в которых читатель постепенно разубеждается, постепенно и наиглупейшим образом теряет последнюю собственность… Исподволь зреет его невнятное поначалу намерение отправиться воевать на Донбасс, где надеется он пасть с честию на поле брани, т. к. патриот.
Смерть свою находит он, однако, в другом месте, — нечаянно заблудившись на доске в безвестных тихоокеанских водах. (далее…)
Отметим сразу, что перед нами идеологический роман с прямыми отсылками к современности. Не роман идей, а роман нагнетания одной идеи, одной авторской концепции и подверстывания всего и вся под нее.
Такой роман сейчас чрезвычайно распространен в отечественной литературе.
Это всегда искусственная конструкция. Автор выстраивает лабиринт, все маршруты в котором приводят к нужному знаменателю. Именно фактуру «Июня» Дмитрий Быков старательно конструирует, вшивая в единый текст три совершенно автономные друг от друга части, которые связаны лишь эпизодическим персонажем, да временем действия. (далее…)
Пауль и не думал прыгать с моста, он просто шел на свидание с ней. Его «Псалом» плыл по Сене бумажным кораблем, гордым и трогательно-смешным. Пьяная магия сумерек весеннего города ждала за каждым углом. Ждала и Вечность. Они встретились и долго бродили по пустынным улицам, где только для них хранились молчание и покой. И все – Рембо и Камю, Моррисон и Пикассо – светили им звездами…
А.Ч.: От чтения Радова у меня было в чем-то схожее ощущение, ухода в мало- (для меня, возможно) референтные далекие слишком области… А у нас же беседа маргиналов, смайл. Тема смерти важна и в твоей «Хронике»? Героиня там тоже будто в посмертном существовании, Москве Бардо Тхёдол — о себе она избегает говорить «я» (оно отчасти и умерло, отмерло, видимо?), одежда приобретается и уходит как своего рода телесная оболочка…
Н.Ч.: Хаха. Не стоит забывать, что слово «маргинал» для «просто читателей» и «просто деятелей» СМИ не самое симпатичное. Не вижу ничего симпатичного в маргиналах, но, видимо, другие хуже.
Увлечение Тибетскими практиками среди волосатых было очень популярно, видимо, это уже устоявшаяся форма и речи, и сознания. Раз волосатый, значит Индия или Тибет. К Ваджраяне стремились самые решительные и смелые, а мои знакомые новосибирские рокеры просто говорили: «В репу (то есть в голову) Востоком шибает». (далее…)
По поводу выхода нового романа Н. Черных рассказала о жизни советских хиппи, феминизме, А. Аристакисяне, постсоветских религиозных неофитах, «полувремени» 90-х и Е. Головине.
Александр Чанцев: Наталия, поздравляю с новой книгой. Как писался «Черкизон» (первоначальное название мне нравится больше) или «Неоконченная хроника перемещения одежды»? Как ты сама воспринимаешь книгу, с чем ее для себя ассоциируешь?
Наталия Черных: Мне сложно ассоциировать с чем-либо этот роман. Он есть, и пока мне ничего не напоминает. Если подумать, то это нечто вроде увеличенной дозы аналога обычного обезболивающего, перемена препарата.
Воспринимаю, возможно, как более счастливого ребенка в семье, которому старшие немного завидуют. Как видно из названия книги, хроники пишу давно, с конца 90-х. Сначала это были короткие эмоциональные записки о том, что было десять лет назад (конец 80-х). Вроде рассказа в «Новом мире».
Рваный, как бы скандирующий, текст — мне очень нравилось его писать. Это как чистые поленья в печке горят, потрескивают. Красиво и жутковато-забавно. Парцелляция. (далее…)
16 июня 2018 года умер Геннадий Рождественский. Величайший из дирижеров современности. Дирижер-Вселенная.
Я из тех, кто не может слушать симфонический оркестр, не видя дирижера. На представлении «Хованщины» в Мариинке мне нужно было сидеть так, чтобы видеть Гергиева. Музыку исполняет дирижёр. Оркестранты доносят это исполнение до слушателя.
Часто думаю о том, что дирижер сродни переводчику-интерпретатору, который переносит содержание из формы, понятной ему, в форму, понятную другим.
Интерпретатор — тоже в некотором смысле вселенная. Он слушает речь, как дирижер слушает внутренним слухом партитуру, и доносит ее в зависимости от богатства и глубины собственного мира.
Это только кажется, что дирижер дирижирует палочкой, а переводчик переводит слова. На самом деле и тот, и другой интерпретируют тексты в зависимости не только от своих профессиональных навыков, но и от широты собственного кругозора, силы характера, настроения, жизненного опыта, умения читать между строк и даже погоды за окном. (далее…)
Сильно идеологизированная демшиза Станислава Говорухина сильно не любит. И то подумать — с чего ей вдруг любить Говорухина? Рисунок поведения, положенный честному творческому интеллигенту, он все время нарушает. Основные сценические площадки по назначению не использует: на Васильевском спуске не поет — не пляшет, в Бетховенском зале на цырлах не ходит.
Иногда он романтично-наивен («Россия, которую мы потеряли»). Иногда — прямолинейно простодушен («Так жить нельзя», «Солженицын»). Однако и его наивность, и его простодушие все равно симпатичнее (и разумеется, благороднее) распространенного: «Ничего страшного, всегда воровали. Эпоха первоначального накопления. А вот правнуки тех, кто сейчас бандитствует, станут, бог даст, приличными людьми». (далее…)
Не Вы, не Вы, не Вы, увы, не Вы
Внимали музыке Невы
Не Вы в ней сходство отличали
В приливах невских волн печали, увы… —
Горланил я во всю мощь «Круиз», терзая старенькую гитару, которую взял с собой на службу Родине тем душным жарким похмельным маем.
Сборный армейский пункт забит битком. Это был красный уголок при каком-то заводе, не рассчитанный на такое количество народу: будущие бравые бойцы расположились беспорядочно и кучно. Многие открывали мамкину еду, откупоривали бутылки-«андроповки». Запрет на бухло ещё не действовал. Мы ж не полноценные солдаты-швейки, — пока не доехали до пункта назначения: — тривиальные гражданские. Посему половина откровенно пьяных… (далее…)
Батюшка мой в конце 30-х годов служил на Дальнем Востоке, в Дальней Бомбардировочной авиации, был стрелком-радистом. На все руки мастер, он в подарок командиру своему сделал копию картины Шишкина «Утро в сосновом лесу», — а тот в благодарность отправил его в командировку во Владивосток.
Владивосток — не только для моего отца был ответным подарком, думаю, что он подарок всем русским людям за то, что дошли они до Тихого Океана, не уничтожив ни одного народа…
Какой же русский не любит быстрой езды, не хочет оказаться в самом дальнем углу страны, на Дальнем Востоке?
Вот и я там оказался — на острове «Русский», где бухты названы в честь знаменитых кораблей, а те — в честь знаменитых античных героев.
Бухта «Аякс», кампус университета, а вокруг заливы, заливы в заливах — и сам Владивосток — на полуострове, что стоит торчком в заливе. Говорят, что китайцы называли это место заливом Трепанга, который очень даже полезен для придания силы мужскому организму. (далее…)
Еще до выхода роман Гузель Яхиной «Дети мои» был обречен на разговор при включенных громкостях раскрутки. На ажиотаж вокруг него.
Двойной удар был подготовлен еще не забытыми страстями по поводу дебютной книги автора «Зулейха открывает глаза», а также «Тотальный диктант» запустил массированную промоакцию. Это то, что называется «агрессивный маркетинг», когда «Тотальный диктант» легко перерастает в пиар-диктат. Кстати, если верить «Википедии», то сама Гузель Яхина долгое время в Москве работала в сфере PR, рекламы, маркетинга. Много у нас писателей — профессиональных пиарщиков?..
В шоу-бизнесе так запускают звезд.
Литература сейчас не такого уровня индустрия мозгопоражения, но продвижение книги и автора все-таки пытаются строить по лекалам шоу и по законам бизнеса. (далее…)
Огни — факелы, настоящие, дышащие на ветру вдоль длинной извилистой дороги. Старые потрескавшиеся ступени ведут к храму. Круглые свечи — живое пламя на ступнях статуй чудовищ. Торговец пивом с тележкой, полной пива и льда.
Полно народу. Теснятся под крышей театра без стен. Потом все ломанулись на открытую площадку, она больше.
Европеоидные туристы бегут, позабыв о приличиях и традициях своей культуры, расталкивая друг друга, пихаясь, локтями отвоёвывая себе место у сцены — в самом первом ряду, — как дикие крестьяне или обезьяны, не понимая, что действие надо видеть издалека.
Должна быть видна вся сцена. В итоге плотного первого ряда, почти уже вылезшего на сцену, уже с третьего ряда ничего не видно. (далее…)
Размышления о книгах Юрия Нечипоренко «Пушкин» и «Плыви, силач! (Молодые годы Александра Пушкина)».
Я вдруг обратила внимание на удивительный феномен: о Пушкине мы обычно думаем и говорим, как о близком человеке: друге, брате… Словно бы нас не разделяют почти два столетия. Словно бы Александр Сергеевич (Саша) — наш современник. Или наоборот, мы, — его современники, — непостижимым образом перенесшиеся в его эпоху.
А вот все другие поэты и прозаики, даже самые любимые и почитаемые, воспринимаются на временном расстоянии.
С чем это связано? Возможно, с исключительным обаянием личности поэта. Или с доверительной интонацией его стихотворений… Или со старанием пушкиноведов, которые сумели выудить всё, до мельчайших подробностей, из его биографии… (далее…)
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>