От редакции: Алан Уотс (Alan Watts, 1915-1973) – культовый британский философ, значительно способствовавший проникновению восточной философии и духовной традиции на Запад. Предлагаем вашему вниманию перевод одной из его лекций. «Миф о Себе» — лекция из цикла «Дао философии» (1972 год). Она посвящена глубинным тайнам того, что мы считаем своим «я», ощущению эго, и того, кто мы на самом деле; дается сравнение Западной и Восточной мифологии о том, что такое «я». Был ли мир (и мы) создан Богом в соответствии с определенным планом? Или же человек — просто побочный продукт действия слепых сил вселенной?
Перевод выполнен Александром Конопко. Оригинальная аудиозапись лекции – под текстом.

Я считаю, что мы, в случае если честны с собой, можем сказать, что самая увлекательная проблема в мире заключена в вопросе «Кто я?» Что вы имеете в виду, что вы чувствуете, когда произносите слово «Я»? Я сам. Я не думаю, что существует более захватывающая проблема. Это так таинственно, так неуловимо. Потому что то, кто я есть в своей глубинной сущности, ускользает от моего взгляда почти так же, как я не могу смотреть прямо в свои глаза без использования зеркала, не могу прикусить свои зубы, не могу ощутить вкус своего языка. Именно поэтому в вопросе о том, кто мы есть, всегда есть элемент глубокой тайны. Эта проблема очаровывала меня много лет, и я много думал об этом. Что вы подразумеваете под словом “я”?

Существует определенный консенсус по этому поводу, соглашение, особенно среди представителей западной цивилизации. Большинство из нас чувствуют, что я это “я” — мой собственный источник сознания. «Я – центр осознания и источник действия, который находится в середине кожаного мешка». Поэтому у нас есть представление о себе как об эго, заключенном в кожу. (далее…)

Значительный для истории литературы поэт, как правило, как раз и значителен тем, что расширяет область поэтического, высаживает десант и колонизирует для метрополии «Поэзия» территорию, которая раньше ей не принадлежала.

Подходящий для нашего разговора пример Маяковского:

«Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле,—
ему уже некуда деться.
Каждое слово,
даже шутка,
которые изрыгает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома».

В 1915 году, когда Маяковский написал поэму «Тринадцатый апостол» («Облако в штанах»), образ голой проститутки, да еще выбрасывающейся из публичного дома, к области поэтического явно не относился. Относился он, скорее, к антипоэтическому. (далее…)

Материнства не взять у Земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто поверил, что Землю сожгли?
Нет – она почернела от горя.
В.Высоцкий

Поняв, почему человечество погибнет, мы поймём,
почему оно появилось.
С.Расторгуев

Интуитивные представления мудрецов древности о Земле как о живой сущности в начале 21-го века начали развивать геофизики, не зашоренные догмами атеизма и материализма (1,2). Излагая основы системно-структурной философии как «синтеза всех видов знания: научного, религиозного, эзотерического, мистического, магического», А.Бугаёв основательно рассмотрел, в частности, эволюцию экосистемы планета – человечество (3). Этот автор – геолог по образованию и философ по призванию – отметил ведущую и направляющую роль планеты в эволюционном развитии гуманоидов (людей). Он полагает, что современный экологический кризис – следствие эволюции планеты, которая забирает большую часть социальной энергии людей для своего перехода в состояние звезды, формируя при этом свой демонический мир. При этом неуклонно ухудшается морально-нравственное состояние общества и его разделение по этому показателю. А.Бугаёв предложил концепцию плането- и звёздообразования, согласно которой планеты возникают в восходящих узлах икосаэдро-додекаэдрической энергетической решётки Вселенной, растут (забирая энергию из вакуума) и переходят в состояние звезды типа Юпитера, затем Солнца и т.д. до красных и белых гигантов, затем взрываются как сверхновые. На взгляд этого исследователя, во Вселенной существуют только две универсальные первичные матрицы – «планета – звезда и гуманоид. Всё остальное – их производные и конфигурации их взаимосвязи» (3). (далее…)

Лиза Кернз: Дело в том, как я вижу недвойственность. Мы привыкли думать, что недвойственность это такое неподвижное Сознание. Но на самом деле Сознание переживается через ощущения тела. Сознание – это все, что есть, это происходящие ощущения, и нет никакой отдельной от этого вещи. Всё, чего ты касаешься, всё, что ты видишь – это всё одно целое движение, это одно энергетическое выражение. Поэтому ты должен вернуться к актуальным переживаниям. Мы достигаем этой стадии и состояния, которое очень уместно и очень красиво – этого неподвижного Сознания, но если ты вернешься к тому, что происходит и что чувствуется, и что выражается – вот где на самом деле есть неразделенность. Этого нет в Сознании, которое осознает что-то, ведь как только осознается что-то, возникает разделенность. Причина, по которой нам нравится этот «недвойственный» путь в том, что, когда мы возвращаемся к происходящему, наше тело чувствует дискомфорт. И я вижу, что это заставляет тебя чувствовать некомфортно. И ты должен пойти в этот дискомфорт. (далее…)

Эрнст Юнгер. Уход в Лес / Пер. с нем. А. Климентова. М.: Ад Маргинем Пресс, 2020. 144 с.

Осмелиться по сути быть самим собой, осмелиться реализовать индивида
— не того или другого, но именно этого, одинокого перед Богом,
одинокого в огромности своего усилия и своей ответственности…
С.Кьеркегор. Бытие к смерти.

Новый том в русскоязычной юнгериане — уже весьма и весьма обширной, если сравнить, например, с переводами на английский — пришелся как нельзя кстати. И блестящий стоицизм Юнгера, и независимость его суждений, и уникальные пророчества — добавить к этому его упоительный стиль, так лучшего чтения в наши пандемические времена виртуальных чумных костров и не придумать.

И вышедшее в 1951 году эссе не должно смущать своим невеликим объемом. Программное для Юнгера, оно задает целый букет смыслов. Главное, пожалуй, то, что в ту тяжелую эпоху послевоенного раздела мира и новой, холодной войны (письмо и личная позиция Юнгера, кстати, была столь независимой, что он единственный, пожалуй, умудрился подвергнуться цензурному преследованию как от фашистов, так и от антифашистов), — которую «никто не волен её избежать, но всё же и в ней можно обрести свободу. Будем считать её испытанием» — Юнгер предлагает индивиду способ выстоять. К своим более чем известным концептам Рабочего и Неизвестного Солдата Юнгер прибавляет третью, необходимую для противостояния молоху современности фигуру: (далее…)

К 90-летию рождения В. П. Бранского

«Изучение космогонических теорий представляет из себя
первую ступень к познаванию человека»
В. Шмаков [1]

В жутких муках социальных катастроф и личных трагедий 20-го века рождалось в России миропонимание новой эпохи. Выдающиеся представители истинной элиты народа – аристократы духа – положили свои таланты на алтарь этого понимания; среди них были выходцы из разных социальных слоёв, гуманитарии и технари; верующие и атеисты; признанные властью и официальной наукой и преданные забвению, изгнанные во внешнюю и внутреннюю эмиграцию, репрессированные; авторитеты науки и искусства, известные во всём мире и гении, о которых почти нет документально подтверждённых сведений. Достойное место в славной плеяде этих первопроходцев занимает Владимир Павлович Бранский. Судьба была к нему благосклонна – он сумел, по-видимому, реализовать полностью свой творческий потенциал: создать научную школу в философии, заслуженно стать одним из основателей и руководителей Санкт-Петербургской научной школы социальной синергетики, основоположником синергетической философии истории. (далее…)

О последнем фильме А.Германа

Период нескончаемых разговоров об эпидемии заставил по-новому взглянуть на некоторые мотивы фильма «Трудно быть Богом».

«У меня есть несколько картин, которые я всегда пересматриваю. Это практически весь Тарковский», — сказал в одном интервью Алексей Герман.

Постоянный образ у Тарковского — вода: течет, капает. Природная стихия. У Германа тоже текут и капают жидкости: моча, жидкое дерьмо, сопли и нечто вроде хлорки, чем опрыскивают трупы.

Стихия человеческая. В том смысле, что, по Аристотелю, человек — это животное политическое. В этом определении на первое место вполне логично поставить то, что на первом месте в нем и стоит — животное. Люди Арканара живут, как стая обезьян. Наша этика и эстетика им неведомы, поэтому их жизнь кажется им вполне естественной. Да она такая и есть.

Наш культ чистоты выработала практика — желание избежать эпидемий.

Практические рекомендации принято вкладывать в уста Бога, поэтому Аллах обязывает мусульманина совершать ежедневно пятикратное омовение. Но на планете, где Арканар, нет болезней, передающихся капельным путем, нет потребности и в гигиене. (далее…)

Режиссер, поэт и художник Татьяна Данильянц о бессилии слов перед реальностью, Венеции, любимом кинематографе, русской и армянской родине, об идеале созидательной жизни, «Молодом папе» Соррентино и своей новой книге «В объятиях реки» (Воймега, 2019).

Александр Чанцев: Ты по-возрожденчески занимаешься столь многим — кино, поэзией и фотографией. Что-то на определенных этапах важнее? Что-то, возможно, вообще самое главное для тебя?

Татьяна Данильянц: Все эти занятия связаны с моими, назовем их так, органами понимания/ распознавания окружающей реальности, это результат их работы. Все эти занятия одинаково для меня важны. Работают эти «органы» несколько по-разному, попробую объяснить, как я это ощущаю.

Кино, в принципе, тотальное занятие. Проверено временем, что когда я делаю фильм: снимаю, монтирую, — то не могу писать стихи или делать арт-проекты. И связано это не только с чрезмерной занятостью. (далее…)

Какие-то состояния можно описать довольно быстро, буквально одним словом, и этого будет достаточно. Скажем, если я вкратце опишу состояния радости или тревоги, вы без труда представите, о чем идет речь. Однако если чересчур лаконично обрисовать состояние, о котором разговор пойдет ниже, то оно будет уловлено неверно или не уловлено вовсе. Дабы избежать этих неприятностей, предложу ряд примеров.

Представьте, что вы смотрите на льва в огороженном вольере или на акулу в огромном аквариуме и видите, что хищник тоже вас увидел и двинулся в вашем направлении. Он приближается, но вы и не думаете бежать. Вы не реагируете так, как реагировали бы, встреться со львом в саванне или где там они водятся. Вы стоите как ни в чем не бывало. Вы смотрите на опасное животное, вы наблюдаете за его приближением, но ничего из того, что вы должны были бы испытать, окажись один на один с акулой в открытом море, вы не испытываете. Вы как бы игнорируете ее грозность. Да, акула опасна, но не для вас. Да, вид ее угрожающ и даже вызывает инстинктивный страх, но вы легко от него отмахиваетесь. (далее…)

Симона Вейль. Тетради. Том 3: февраль-июнь 1942 / Пер. с фр., сост. и примеч. П. Епифанова. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2019. 608 с.

Жизнь Симоны Вейль легко умещается в четыре строчки — цитата из предисловия к 1-му тому «Тетрадей» («Издательство Ивана Лимбаха», 2016): «В 26 лет — уход преподавательницы философии на завод, в рабочую среду, в 27 — на испанскую войну, в 32 — участие в зарождающемся движении Сопротивления (эпизодическое, но важен сам факт), в 33 — отъезд в Лондон, в ставку “Свободной Франции”, в 34 — смерть, вызванная истощением и переутомлением». Все это время она напряженно писала — и, несмотря на то, как, из-за той же биографии во многом, ее пытались изобразить то новейшей святой и мученицей, то богоборцем и даже юдофобкой, ее творчество все еще медленно приходит к читателям.

Так, после двухтомника 2016 года, вышел третий том «Тетрадей» Симоны Вейль. Событие далеко не столь шумное, как публикация и переводы «Черных тетрадей» Хайдеггера, где тот что-то все же писал о своих отношениях с национал-социалистической партией и еврейским вопросом, да и заведомо камерное ровно в той же мере, как сама Симона была философом не манифестов, но тишины. О ней, как, например, Владимир Бибихин, она много и пишет — см. ее совершенно исихастское «Нет блаженства, которое стоило бы внутреннего безмолвия». Но сходство с Хайдеггером найдутся в самом нарративе: философствование, но очень свободное, в формате выписок, заметок, мыслей на полях, даже дневника. Из «Тетрадей» потом «вырезали» главную книгу Симоны «Сила тяжести и притяжения», а полное издание, 2600 страниц мелким шрифтом, состоялось во Франции только недавно, в 2006 году. Впрочем, интенция различается — если Хайдеггер предполагал публикацию своих тетрадей, лишь отсрочил их выход, завещав напечатать их в конце собственного ПСС, то Симона — Симона была Симоной. (далее…)

О, грустно, грустно мне! Ложится тьма густая
На дальнем западе, стране святых чудес.
А.Хомяков

Чёрт возьми, — думал я, мы тоже изобрели
самовар… у нас журналы… у нас делают
офицерские вещи… у нас…
Ф.Достоевский

1

С детских лет Достоевский мечтал о путешествии по Европе:

«Рвался я туда чуть ли не с первого моего детства, когда в долгие зимние вечера, за неумением грамоте, слушал, разиня рот и замирая от восторга и ужаса, как родители читали на сон грядущий романы Радклиф, от которых я потом бредил во сне и лихорадке». Им овладела, по его же собственным словам, «неутолимая жажда <…> перемены мест».

Однако судьба распорядилась самым неожиданным образом, отправив Фёдора Михайловича не на запад, а на восток. 24 октября 1849 году в 12 часов ночи, когда куранты Петропавловской крепости играли на колокольцах «Коль славен», Достоевского, приговорённого по делу петрашевцев, увозили из Петербурга.

Согласно приговору военно-судебной комиссии, Достоевский за недонесение о распространении преступного, о религии и правительстве письма литератора Белинского¹ был лишен всех чинов, прав, состояния и приговорён к смертной казни «расстрелянием». Приговор был изменён: Достоевскому — четыре года каторги, потом рядовым. Но помилование должно быть объявлено по завершению ритуальной части казни. «Эффектный», невероятный по изощрённой фантазии сценарий был с садистским воодушевлением расписан судом при личном участии Николая I. Согласно режиссёрскому замыслу Николая Павловича вначале должна была состояться церемония гражданской казни на плацу Семёновского полка. Учитывались все детали: преломление шпаг, облачение в белые рубахи, размер эшафота, темп барабанного боя и даже одежда священника. После церемонии гражданской казни барабанная дробь прекращалась, следовала пауза, и — в абсолютной тишине зачитывался рескрипт о помиловании — к потрясению приговорённых и всей публики, собравшей на плацу. Что и было в точности исполнено 2 января (по новому стилю) 1849 г.

Достоевский был заключён в камеру № 9 «Секретного дома» Алексеевского равелина и уже через некоторое время после эшафота писал брату Михаилу: (далее…)

Patti Smith. Year of the Monkey. New York: Alfred A. Knopf, 2019. 171 p.

Вряд ли подобные соревнования пройдут в ближайшем будущем, но по степени просветленности сознания Патти Смит даст фору отечественному БГ. И лучше уж вспомнить настоящего буддиста — пожившего по монастырям Леонарда Коэна. Настолько гармонично она растворена в окружающем мире, будь этот мир самый непритязательный — обычные гостиницы, дешевые дайнеры, случайные попутчики. Все это становится источником локальных озарений — и материалом прозы.

В этом смысле книга напоминает «Поезд М» — и не только, кстати, ведь у Патти больше десятка книг, еще не переведённых на русский, — такие же дзуйхицу, такой же дневник, фиксация повседневности и его опыта в виде непривычной, но такой симпатичной новой прозы. Вызывающей удивление иногда даже у опытных читателей — вот, обозреватель The New York Times поместил обзор книги в раздел «нонфикшн».

69-летняя, а потом уже и 70-летняя Смит все часто перемещается, меняя отели, «вписки» у друзей, виды транспорта и жилья. Впадает в кому, а потом умирает ее старинный друг. (далее…)

ОКОНЧАНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Есть параллельная, косвенно связанная с Муаммаром тема: те же страны Залива, их аналогичная Ливии богатая «природная рента», и их стремление, — не повсеместное, но местами очень заметное, – применить богатство в благом ключе для общества.

Страны Залива, конечно, работают на условное благо своих граждан. Но пока что не всегда умело, так как опыт государственности у них крайне мал и, главное, всё осуществляется при помощи иностранных советников. Которые дают им советы по организации государственной работы, разумеется, в рамках своего, западного опыта. С другой стороны, думаю, что никто перед советниками не ставит задачи по внедрению в странах Залива демократических институтов.

Если присмотреться — там очень жёсткие механизмы контроля граждан, про неграждан и не говорю. Ну и, разумеется, они занимают крайне активную позицию во внешней политике. Последнее довольно долго не осознавалось западными странами — не по причине небывалой мудрости и прозорливости деятелей из стран Залива, а по совсем другим причинам…

По причинам углеводородным?

Это тоже, да ещё и разница менталитетов, которую никто не отменял.

До эпохи создания нефтяных концессий на Аравийском полуострове проживали враждовавшие между собой бедуинские племена, а до 1960-х (грубо говоря) даже концессии им не помогали зажить счастливо и богато. Откуда же им набраться опыта? Неужели за последние 50 лет? Жили они всегда так, как ты видел на Сокотре. Возможно даже хуже, потому, что на Сокотре ты, наверное, застал йеменский коммунизм: школы, какие-то подобия колхозов.

Твоё предположение звучит интригующе, но всё же: а были ли у йеменского коммунизма реальные преимущества перед традиционным аравийским племенным укладом?..

Думаю, что да, были — их дети всё-таки пошли в школы, существенно снизилась детская смертность, и пр. Вообще, на Сокотре вспоминают те времена хорошо, очень жалуются на воинствующий исламизм. В этом отношении мусульманским странам нелегко: критиковать закручивание гаек и стремление сделать так, как было во времена Пророка (к чему призывают консервативные проповедники) — значит критиковать самого Пророка, так что на открытый конфликт с радикально настроенными движениями власти большинства мусульманских государств не идут. А с другой стороны — свободы хочется, тем более что не так уж давно мусульманские ныне общества, включая и сокотрийское, вели вполне себе светский образ жизни. (далее…)

Лингвист, этнолог, переводчик, стипендиат Фонда Марии Склодовской-Кюри (MSCA), научный сотрудник Института изучения культуры и общества Университета Наварры в Памплоне Сарали Гинцбург — об Африке и Ближнем Востоке, о транзитивных текстах и «академическом варварстве», о магрибско-европейских поэтических батлах, о демократии и «свободных флиртующих интеллектуалах».

Игорь Сид: Когда Институт перевода готовил в Москве Русско-арабскую школу переводчика, нам порекомендовали пригласить руководителем тебя, на тот момент преподавателя Хьюстонского университета в США, — как одного из самых разнообразных, в плане кураторского и исследовательского опыта, арабистов и востоковедов. И вот первый вопрос: зачем (сейчас) нужны востоковедение и арабистика?

Сарали Гинцбург: Хороший вопрос, — потому что ответ может звучать неоднозначно. С одной стороны, в России сегодня довольно много вузов, предлагающих изучать различные аспекты востоковедения, их в разы больше по сравнению с годами, моего студенчества. Это должно бы говорить о том, что востоковедение всё более интересно обществу – и, заметим, одно из первых мест в списке востоковедных профессий занимает арабистика. С другой стороны, нет ощущения, что профессия востоковеда в этом самом обществе реально востребована. Аналогично, в Европе значительная часть крупных вузов, заметив низкую рентабельность этой профессии, закрыли или расформировали востоковедные свои отделения, предлагая просто курсы восточных языков, культуры и религии. (далее…)

Для русского не посмотреть хотя бы раз фильм «Ирония судьбы, или С легким паром!» Эльдара Рязанова (1975) — все равно что ни разу в жизни не попробовать салат оливье. Чем же так тронул всех этот фильм? Одна из причин — эту волшебную сказку мы знаем с детства. Во время просмотра фильма она все время шевелится в глубине нашего сознании, рассыпая на его поверхности блики счастья.

Тезис о сходстве фильма Рязанова со сказкой не нов, но мы обсудим детали, которые пока не привлекали к себе особого внимания.

Итак, «В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, у царя было три сына. Вот дети и говорят ему:

— Отец благословил, и они поехали в разные стороны». («Хрустальная гора» из сборника А.Н. Афанасьева)

Женя Лукашин поехал с тремя друзьями в баню мыться. Друзья отправили его в бессознательном состоянии на стальной птице (самолете) в Подземное царство.

«Иван-царевич ударился о сырую землю, сделался ясным соколом, взвился и полетел в тридесятое государство». (там же)

Тогда отчего же у вас Подземное царство? — спросит читатель. (далее…)