Обновления под рубрикой 'Прошлое':

splittingtheatom

В начале 90-х в Великобритании были люди, которых очень сильно пёрло, поскольку они курили очень много травы. Некоторые не курили, но их тоже пёрло. Кое-кто из этих людей имел отношение к музыке. В основном, к хип-хопу, дабу и рэггей. Они стали экспериментировать со звучанием этих направлений, добавляли к ним блюзовые гармонии, вытягивали звук, накладывали какие-то сумасшедшие эффекты, подключали к работе талантливых певиц с голосами ангелов. И в итоге создали новый стиль популярной музыки – трип-хоп, музыкальное направление, которое критики середины 90-х тут же окрестили «Музыкой 21-го столетия».

Медленная, тягучая, хаотичная и схематичная одновременно, с множеством потайных психоделических ходов и подземных депрессий, эротичная и мертвенно-тяжкая поп-музыка. Замешанная на афроамериканских корнях и сугубо английской парадоксальности. UNKLE, Massive Attack, Tricky и Portishead. Движение в середине и второй половине 90-х выглядело действительно внушительно. Однако к концу 90-х вдруг все куда-то исчезло, испарилось. «Какая там музыка 21-го века?» — сказали разочарованные меломаны. И были в каком-то смысле правы.

В принципе, можно было бы вообще усомниться в том, что трип-хоп был. А был ли мальчик? Сейчас этот вопрос в отношении трип-хопа звучит еще более актуально. Потому что даже в 1994 году все заметные представители движения делали на самом деле очень разную музыку. А теперь вообще неловко их как-то сравнивать. Хотя сущность, энергетика осталась общей. И Portishead, и Tricky, и Massive Attack делают одно…

А именно – на скелет примитивной и простой структуры, той же, по сути дела, самой, которая лежит в основе блюза, они натягивают такое количество смыслов, звуков, формант, оттенков, чувств и технологий, что расслышать изначальную простоту невозможно, хотя именно она при этом все соединяет и склеивает и позволяет всему дышать.

К чему все это? К тому, что Massive Attack в феврале 2010 года обещают выпустить новый полновесный альбом. И уже выпустили предваряющий его EP, на котором – 4 новые песни. Его обложка — как раз вначале поста.

Massive Attack работают над своими пластинками по пять-десять лет, каждый их новый релиз – событие и, как правило, безоговорочный шедевр. Не был исключением и предыдущий их номерной диск — «100th Window», вышедший в 2003-м.

Бессмысленно сравнивать каждую их новую работу с предыдущими. Дело настолько же неблагодарное, как сравнивать цвет снега, выпавшего в этом году, с цветом снега, выпавшего несколько лет назад. Показаться может все, что угодно, но ничего достоверного в таком сравнении не будет. Можно сказать, что пять лет назад снег был грязнее, как-то агрессивнее, жестче, ярче, темнее. Но никто этого не докажет.

Альбом «Mezzanine» (1998 год) был, конечно, непревзойденным. Совсем немногие на самом деле его до конца поняли и сумели добраться до его темных извилистых коридоров.

На «Сотом окне» («100th Window») тоже все как надо. Скрипки, носящиеся где-то далеко под сводами готического собора, обволакивающие гулкие басы, шероховатые и до мелочей продуманные барабаны с сухим привкусом синтетики, гитарно-клавишные крючки и закорючки, созерцательные мерцания. В общем, шелест океана и дыхание бездны.

А вот новый EP, «Splitting the Atom» («Расщепляя атом»): и тут музыка, как всегда, совсем другая – и снова совершенно потусторонняя, с того света. Как и два парня на обложке диска, которые это сделали… Сразу слышно, что эти парни теперь знают нечто такое, чего не знали еще в 2003 году…

Настоящий трип-хоп.

Кстати, они будут в Москве 14 октября, уже скоро то есть. В Лужниках.

кокаин

«Дим, спасибо за рассказы. Рассказы — просто убойные. Абсолютно передается состояние, прям физиологически. И ментально тоже. Их надо публиковать в хрестоматии по русской литературе для средней школы — в качестве профилактического средства. И ощущение Питера мне понравилось: как будто сам побывал в тех местах в те времена…»

Это отзыв писателя и издателя Владимира Джа Гузмана на новые главы МОТОБИОГРАФИИ Димы Мишенина. Одна из этих новых глав называется «Рассказ с кокаином». А другая — «День, в который я умер» (написана на айфоне за пол часа). Обе — о нарко-приключениях.

На странице «О САЙТЕ» обновлена рубрика «История Портала Перемены». В частности, добавлена оценка актуального состояния журнала:

— В начале 2009 года в каталоге Yandex сайт Перемены числился в рубрике «Информационные агентства» и имел ошибочный подзаголовок «Портал долгого действия» (вместо «Портал вечного возвращения»). Такая характеристика как нельзя лучше согласовывалась с естественно сформировавшимся к тому моменту взглядом создателей Перемен на свое творение. Журналу как раз был присвоен титул «Толстый веб-журнал XXI века», и Глеб Давыдов в интервью сайту Look at Me развивал мысль о том, что такое, собственно, толстый веб-журнал. Цитата:

«Это ведь проект совершенно неконъюнктурный. В том смысле, что 95 процентов текстов и фотографий, публикуемых у нас, никак не связаны с какими-либо новостными поводами и поверхностно актуальными темами. А такой подход по определению не может принести популярность и очень высокую посещаемость. По крайней мере, в наше время. Вообще Перемены это такой веб-журнал, который имеет дело непосредственно с вечностью, а не с сиюминутной коммерчески ориентированной повседневностью. В этом смысле мы наследуем литературным журналам 19 века. Так называемым «толстым» журналам. И, если погрузится в историю этого вопроса, Пушкин, например, был весь в долгах в связи с низкими продажами своего журнала «Современник»…»

Перемены стали превращаться в журнал, большинство обновлений которого не привязаны к конкретному времени и с интересом будут читаться как сегодня, так и через лет семьдесят. То есть это периодическое издание именно «долгого действия». Медиа, в котором в качестве актуального временного цикла принята не еженедельность, ежемесячность или ежегодность, а периоды гораздо больших масштабов – например, столетие.

В дальних горах доходят четыре номера газет. В одной читаем о закрытии более двух тысяч банков в Соединенных Штатах. Другой говорит о падении мощного Женевского банка. В третьем узнаем о крахе большого Дармштадтского банка и закрытии банков в Германии. Последняя газета сообщает о закрытии банков в Австрии и в Венгрии. Наконец приходит весть о падении золотой валюты.

Так, так, не приходится ли нам вспомнить, что мы писали десять лет тому назад о грудах “бесценных” в буквальном смысле банкнот. Не приходится ли нам опять вспомнить рассказы из времени первой революции в Германии и России, когда люди, обладавшие колоссальными бумажными состояниями, к ужасу убеждались, что их сокровища поистине бумажны. Когда вместо того, чтобы затрачивать деньги на пивные ярлыки, предприниматели предпочитали наклеивать на бутылке крупные бумажные ассигнации. (далее…)

Мой отец был ребенком в стране, где в главном городе на площади выставили мумию мифического вождя для массового поклонения. С таким же успехом он мог бы жить во времена Хлодвига или Атиллы. Дед отца погиб на стародавней войне, унесшей жизни каждого десятого в стране.

Пионеры собирались в школах на линейки, поднимали флаг. Директор ходил, слегка прихрамывая, мимо шеренги школьников, и рассказывал им сквозь зубы, какие они ничтожества. Начинал директор тихо и презрительно, но с каждой минутой злился сильнее, не мог вынести, как эти ухмыляющиеся, прыщавые, голоногие ничтожества существуют, бьют стеклянные шкафы, чертят по линолеуму ботинками, смеются так, что дрожат стекла. Он возводил очи горе, тряс кулаком и кричал:

— Фашисты! Фашисты! ФАШИСТЫ!

Потом, должно быть, находил трясунец, стекала по подбородку пена, директор падал без сил, а пионервожатые несли его в школу, в красный уголок, где клали на стол, покрытый красной скатертью, головой к ленинскому бюсту. После звали удивленных пионеров, становились кружком над подрагивающим директорским телом и пели «Боже, Цека храни» Такой ежегодний катарсис.

Галстуки мой отец и другие пионеры не очень любили, и чуть что преступно cовали в карман. А на виду полагалось носить всякие редкие и красивые вещи, к примеру часы. В таких часах отец бегал по коридору, счастливый, солнце с каждым взмахом его руки вспыхивало на запястье, и вся школа расступалась перед ним. Пока он не влетел в директора.

— О? Что такое? Безобразие! Что ж ты делаешь, фашист? – удивился директор.

— О? А это что? Часы? Не положено! – деловито отобрав часы у пацана, директор ушел восвояси.

Этот эпизод мог бы стать символом отношения моей семьи и той хмурой страны, однако мать отца, моя бабушка, таки пустяки в расчет не принимала. Партия один раз ее обманула, сказав, что Сталин велик и честен, и больше бабушка этим людям не верила. Директор, гнида, наверняка побледнел, когда она пришла за часами. Бабушка была невропатологом, и всю жизнь тренировалась на чужих рефлексах. Часы вернулись, и так все загладилось еще на двадцать лет. Так вышло, что отец, единственный из семьи, был спокойным и сильным, но в советском аквариуме всю жизнь работал вхолостую.

Мне мало часов, коль скоро в свидетельстве о рождении написано «СССР». Там написано также и «русский», что ж, смотрите на русского. Уйти на войну, как дед, не погибнуть, но и не вернуться, скрыться в лесу, партизаном. Мне бы оружие и свободу, а там справлюсь и со спокойствием, и с силой. Часы? Вот тебе часы, только песочные. Чтобы не «Тик-так, мой фюрер», а только скрежещущий шелест песчинок, еле различимый, но застревающий в голове, чтобы эти палачи не избавились от безумия никогда, а я чтоб слушал тишину и не думал, что проклят веком, на исходе которого родился.

Русский язык в молдавской школе.

Уже давно у меня на книжкой полке пылятся несколько выпусков старых советских журналов 82-87 годов — «Русский язык в молдавской школе». Мне удалось позаимстсовать их в одной из аудиторий родного университета, где, судя по всему, на эти журналы подавляющему большинству плевать, что и не удивительно. Мало кому из моего поколения интересны замшелые статьи а-ля «К 60-летию МССР и КПМ», «Решения партии — в жизнь!» или устаревшие методические рекомендации… А мне, вот, стало любопытно почитать что-нибудь написанное добротным тоталитарным слогом о славных делах советских молдован и прочем. Разочарован я не был нисколько. Среди разнообразного мусора, интересного только своим языком, я обнаружил настоящую жемчужину, давшую немало пищи для размышлений и повод очередной раз повздыхать о том, что, мол, небо раньше было голубее, а шушпанчики толще. Речь идет о цитате из сочинения обыкновенного молдавского школьника из села Костешты.

«… С детства я привык к полю, к его широте и простору, к доброму шелесту колосьев. Часто я любовался ранним утром самым прекрасным зрелищем на земле, когда при первых лучах восходящего солнца просыхает роса на траве. С тех пор я решил стать хлеборобом, чтобы быть всегда рядом с землей, вдыхать ее благодатные запахи, засеивать ее зерном, делать плодородной и прекрасной».

На Look at me появилось забавное интервью, которое Маша Новикова взяла у меня на днях.

null

— То есть Перемены не очень посещаемый сайт?

— Смотря с чем сравнивать. Это ведь проект совершенно неконъюнктурный. В том смысле, что 95 процентов текстов и фотографий, публикуемых у нас, никак не связаны с какими-либо новостными поводами и поверхностно актуальными темами. А такой подход по определению не может принести популярность и очень высокую посещаемость. По крайней мере, в наше время. Вообще Перемены это такой веб-журнал, который имеет дело непосредственно с вечностью, а не с сиюминутной коммерчески ориентированной повседневностью. В этом смысле мы наследуем литературным журналам 19 века. Так называемым «толстым» журналам. И, если погрузится в историю этого вопроса, Пушкин, например, был весь в долгах в связи с низкими продажами своего журнала «Современник»… Кроме того, надо понимать, что я ведь сделал этот проект в первую очередь для себя и почти без финансовых вложений. А при таком подходе сейчас невозможно сделать что-либо популярное…

вот полностью

Picture 393

Все мы знаем, что вышел третий фильм Дух времени. Но это не важно.
Недавно пересмотрел сериал Игры Богов. Правильное образование. Это тот же дух времени, но про нас. Смотреть обязательно. И там были кадры из лекций Патера Дия Александра, я заинтересовался и уже второй день смотрю его лекции на столько удивительно и интересно.
Картинки мои для привлечения внимания.

Игры Богов. Правильное образование.
ccылка устарела

Патер Дий Александр

http://video.mail.ru/mail/allinka69/1290/1292.html

__________

Алексей Васильевич Трехлебов родился 30 января 1957 года.
Уже с двух лет отец начал брать его с собой в походы – в этом возрасте началось у будущего писателя общение с природой. В 5 лет Алексей Васильевич открыл у себя способности к целительству.
Взрослея, он получал Знания т различных Учителей, первым из которых был его отец Василий Никитич.
Занятия йогой и духовной практикой сочетались с увлечением альпинизмом. В 1990 году в составе советской сборной по альпинизму Алексей Васильевич, как священнослужитель, помогал в восхождении на Лходзе – одну из высочайших вершин мира. Здесь в горах, в высокогорном буддистском монастыре Тьянгбоче он встретился со своим духовным Учителем – Верховным Инкаранационным Ламой Непала – Нгаванг Тензинг Джангбо. После проведения обряда инициации Алексей Васильевич получил имя (сан) Галцзин-лама.
От Учителя он получил наказ, ставший смыслом всей его последующей жизни – направить свою деятельность на духовное возрождение России.
С 1991 года он проводит лекционные встречи по темам наследие предков и культуры Славян и Ариев. Алексей Васильевич читает лекции в Краснодаре, Майкопе, Москве, С-Петербурге, Перми, Соликамске, Глазове, Ижевске, Мурманске и многих других городах.
А.В. Трехлебов автор серии книг по духовно-нравственному наследию слявян:

1. «Атмадхарма (Основа личности)» — С-Петербург, 1993
2. «Клич Феникса» — Глазов, 1997
3. «Тайна праславянской цивилизации» — Москва, 1998
4. «История крещения Руси» — Москва, 1998
5. «Толковый словарь кощунника» — Пемь, 2000. М., 2003
6. «Кощуны Финиста» — Москва, 2001
7. «Создание добродетельного потомства» — Пермь, 2001
8. «Славянский именослов» — Пермь, 2002

В январе 2001 года Алексей Васильевич прошел обряд Имянаречения у Главы Церкви православных староверов-ингингов о.Александра и обрел имя Ведагоръ.

А.В. Трехлебов является:

1. Есаулом кубанского казачьего войска, советником атамана по вопросам духовно-нравственного наследия и родовых традиций.
2. Членом-корреспондетном Международной Академии наук экологии безопасности человека и природы (МАНЭП).
3. Экспертом учебно-методологического центра Института экономики и связи с общественностью.

В 2005 году вышло третье издание (исправленное и дополненное) книги «Кощуны Финиста», посвященное возрождению наследия предков Славян и Ариев, и духовному возрождению России.

Встреча Трехлебова А.В. в Соликамске с читателями.
Истоки Руси.
праИстория
Этимология слов (к примеру Ки-Тай, ки — шест, тай — стена, китайцы — люди за высокой стеной, праведный — правильно знающий веды, ведьма — ведующая мать и т.д. , ис-тория — из Торы)
Паразитирование на человеческой расе, энергетическое паразитировение, материальное паразитирование.
Тайное правительство.
праславяне и космос.
Управление земными процессами извне.
2012 год и договор с пришельцами, пришельцы и их роль в паразитированиие на человечестве
Утаивание и искажение информации учёными.
http://video.mail.ru/bk/mj-12/78/186.html

Я может быть не так убедительно рассказал об этом. Но это действительно восхитительная информация.

Летопись времён повторяется. Как в средневековье учёных и алхимиков уничтожали за то, что они несли знания людям, то же происходит и теперь. Эти великие люди принимают сейчас на себя весь удар тёмных сил. Оба находятся под следствием.

Picture 133

Петербург. © Фото: Евгений Миленький

Петербург. © Фото: Евгений Миленький

Я помню, как в первый раз в сознательном возрасте приехал в Петербург (до этого я был там пару раз совсем еще ребенком). Шел то ли 1998, то ли 1999 год, лето, как и сейчас. Мне было лет 19-20. Родственники, у которых я остановился, познакомили меня с каким-то парнем моего возраста, чтобы мне не было скучно. Не помню уже, как его звали — кажется, Рома. И в первый же вечер мы пошли гулять. Помню, что Питер напрочь снес мне голову своей красотой и необыкновенностью. К тому же каждые пол часа мы покупали новую бутылку пива (тогда в Питере было невообразимое количество разнообразнейших сортов, и я помню, что более всего мне понравилось пиво «Синебрюхофф»). Две ночи кряду мы слонялись по городу, пили в каких-то подворотнях, дворах-колодцах и на дворцовой площади. Заходили к каким-то знакомым, чуть не подрались с желчным саксофонистом, который всю ночь напролет играл на Дворцовой площади для десятка таких же, как мы, ошалевших и пьяных гуляк, эхом разнося свой сверкающе жалобный саксофон по площади и прилегающим к ней проулкам и улицам… В общем, ощущение было полное, что я попал в сказку. Таким сказочным я с тех пор не ощущал этот город ни разу.

Петербург. © Фото: Евгений Миленький

Петербург. © Фото: Евгений Миленький

Мы с Ромой разговаривали о религии, о мистики и, конечно, о девочках. Вообще мы сразу как-то очень подружились, будто знали друг друга давным давно. Я втирал ему христианскую тему, а он уже тогда имел склонность к одному из сектантстких ответвлений индуизма и, конечно, проповедовал теорию перерождений.

Но к чему вообще я это все тут вспоминаю? Сейчас читал новый текст Мишенина, только что опубликованный на Переменах. Про квартирники. И когда дошел до места:

Квартирники Майка, БГ и Цоя интереснее сольных альбомов. Интересно наблюдать за песенным диалогом рок-звезд, которые пытаются по-дружески, но явно убрать друг друга на совместном выступлении, миксуя песни так, что возникает четкая беседа между ними, и жизнь бьет ключом в каждой такой записи больше, чем в официальных релизах.

— я отчетливо вспомнил один из ночных эпизодов этих наших петербуржских радений (так я назвал бы то, что происходило с нами в эти две ночи, потому что наши прогулки по ночному и полному арта и мистики городу носили отчетливо трансцендентный характер — мне казалось даже тогда, что мы не просто гуляем и пьем, а выполняем какую-то важную миссию).

Довольно пьяные и счастливые, мы идем по Невскому, нам навстречу — человек пять парней нашего возраста, с гитарой и тоже пьяные. Мы сходимся и начинается какая-то терка. Они очевидно адепты русского рока и настоящие питерцы. Узнав, что я приехал из Москвы, они, как и многие вообще питерцы, начинают смотреть на меня с явным неодобрением. Но я пьян и добр, во мне живет чувство абсолюта, которым заразил меня этот город, и если в Москве я бы непременно довел дело до драки, то здесь все иначе: я беру гитару и пою песню Славы Петкуна «Город-сказка, город-мечта, попадая в его сети, пропадаешь навсегда»… (Слава Петкун — петербуржец, который примерно за пару лет до этого перебрался в Москву и сделал со своей группой «Танцы минус» карьеру поп-рок-звезды…, но спел я тогда эту песню без всякого умысла, просто это был тогда мой традиционный номер, когда надо было спеть под гитару что-то простое). В ответ один из питерцев взял гитару и запел Гарика Сукачева, типичного москвича… «Эй, ямщик, поворачивай к черту, это не наш лес, а чей-то чужой»… То есть произошел явно один из тех квартирников, о которых пишет Дима Мишенин, — с диалогом двух культур и двух городов. И неважно, что квартирник этот случился прямо посреди ночного пустынного Невского, залитого светом волшебных фонарей. По сути это был именно он…

Петербург. © Фото: Евгений Миленький

Петербург. © Фото: Евгений Миленький

P.S. Спев друг другу по одной песне, мы с питерцами сразу же, по-дружески пожав друг другу руки, разошлись в противоположные стороны. Наутро я уехал к каким-то знакомым на дачу. Рому я с тех пор ни разу не видел. Последнее, что я слышал о нем — он уехал в Индию и стал жить и обучаться медитации в каком-то индийском ашраме, решив вроде бы остаться там навсегда. Что с ним сейчас, не знаю.

Предисловие:
Этот материал написан по просьбе Льва Пирогова для «Литературной газеты». В качестве повода для разговора он дал мне ссылку на свой пост в Живом Журнале и свою же статью в «Литературной газете». В двух словах вопрос сводился к следующему: каков в наше время должен быть литературный герой и какой вообще должна быть литература? Тема показалась занятной…


АНАТОМИЯ ГЕРОЯ

Рисунок из итальянской книги XV века \"Анатомия человеческого тела\", человек, снимающий с себя кожу и демонстрирующий систему своих мышц.

Раздумывая о том, с чего бы начать, я решил прибегнуть к старому испытанному средству: гаданию по книгам. Взял из книжного шкафа первую попавшуюся (попался Эдуард Лимонов, «В плену у мертвецов» — текст, написанный во время отсидки в 2001 году) и открыл ее наугад. Взгляд тут же упал на следующие строки.

«Следователь Шишкин, лицемер, много раз подчеркнуто заявлял, что он не читал моих книг. Всё они отлично прочли! «Анатомия героя» была настольной книгой толстого оперативника капитана Эдуарда Вадимовича, он сам признавался еще при аресте на Алтае. В значительной степени они арестовали меня за мои книги». В этом своем тюремном труде Лимонов не раз предпринимает попытку понять, как и почему он очутился за решеткой. И всякий раз неизбежно закольцовывается на рассуждениях о писательстве. Чует…

Герой текстов Лимонова – всегда он сам. А он сам – герой своих текстов. При этом тексты Лимонова без сомнений хороши, а Лимонов – большой писатель. И делает его таковым не только и не столько писательский дар, сколько именно тот факт, что он свои произведения не просто пишет, но – предварительно проигрывает их в жизни. Вся эта его политика, романы с глянцем и транснациональной гомосексуальной богемой, все его позы, жесты, глупости и подлости – не более (и не менее), как повод. Возможность и средство отпустить своего героя, предоставить ему поле деятельности – среду, пространство, воздух. И лишь потом начинается рутина: мастерство, буквы, переплёт. Таков его творческий метод.

В апреле 2007 года у Эдуарда Лимонова изъяли печатную машинку и лампу — в счет оплаты компенсации морального ущерба, который он, согласно решению суда, причинил мэру Лужкову, сказав про него что-то по радио. Компьютера у Эдуарда Вениаминовича нет (да он и не умеет на нем работать), и печатная машинка была единственным инструментом, с помощью которого писатель мог заработать. Поэтому он собрал волю в кулак и недавно через Басманный суд печатную машинку себе вернул. Итог? Отличный фельетон. Бодался теленок с дубом. (далее…)

Апатия, равнодушие, позитив становятся символами моего поколения, моей эпохи, окружающего меня мира и общества. Эти три вещи плотно врастают в головы моих сверстников и родителей, для них они становятся ничем иным как атрибутами свободы, заменяя морально устаревшие идеалы семидесятых: секс наркотики и рок-н-ролл. Да, каждое поколение разительно отличается от поколения своих отцов, и на смену либералам приходят реакционеры, так было и будет всегда. И для меня лично поколение семидесятников олицетворяет собой верх либерализма. Либерализма не политического, а душевного, либерализма куда более глубокого и достойного уважения. Но эпоха семидесятников уже уходит от нас семимильными шагами, и на смену ей приходит эпоха рожденных в девяностые, эпоха реакционеров. И идеалы этой эпохи вполне логично вытекают из ярких семидесятых, идеалы эти крайне нездоровые и странные. Апатия, равнодушие, позитив, а проще говоря, импотенция, ломка и тишина. (далее…)

Я пришел в белый клуб под названием “Джаз”.

Дамы в вечерних платьях, господа во фраках, кокотки в черных чулках – известная публика собралась здесь той ночью.

В огромном белом зале томился по неузнанному наваждению фонтан. Кто-то играл в карты. Под сводами зала разносился симфонический фанк.

У колонны я заметил фрика в цветастых одеждах: желто-черные квадраты отблесками извивались на его атласном халате. Голова его была столь же гладкой, как и колонна, к которой он прислонился. Сквозь щелочки глаз он направил на меня взгляд, показавшийся мне давно знакомым.

Я спросил его: “Что за странное место, клуб Джаз?”. И в этот самый момент заметил в отдалении другого фрика. Тот был одет в древне-римскую тогу и походил на императора Гая Калигулу.

“Раньше, — отвечал фрик, — этот клуб был местом для карнавалов. Но от тех далеких времен ничего почти не осталось, кроме нас троих. Кокотки поменяли свои одежды. Господа – это просто богатые светские люди. Они здесь отдыхают. Вон там, например, в углу, Лев Термен объясняет Джо Дассену как устроен терменвокс, а там Джеймс Джойс пьет шампанское с Мариной Владе. А нас осталось трое”.

Фрик в тоге, накинутой на голое тело, не отрываясь, смотрел в это время на меня – взгляд его был при этом весьма серьезен.

Кокотка в прозрачной шелковой юбке и чулках, таких же черных, как юбка и лиф, посылала вызов мужчинам, проходившим по ступенькам из соседнего зала.

“Почему здесь больше не делают карнавалы?” — спросил я у своего нетрадиционно одетого собеседника. Черно-желтый фрик ответил, атласом бросая на меня свет люстр: “Джаз теперь – казино, это более выгодно. Нас осталось лишь трое. Иди развлекись”.

Я прошелся по зале и решил посмотреть, что находится за обнаруженной мной незаметной дверью. За дверью оказалась узкая комната, похожая на коридор: стены были выложены белым кафелем, и по ним в ряд стояли три ванны. В них уже нежились все те же знакомые мне фрики вместе со сладкими кокотками (тело – сахар, рот – клубничное варенье, между ног – потоки меда), они занимались любовью – лениво сосали, лизали, ласкали друг друга. Я взял себе двух красивейших кокоток и залез с ними в третью, свободную еще ванну.

Одна из девушек, раздвинув ноги, села своей сладкой пиздой мне на язык и стала сосать мой высоко трепетавший член. Другая – лизала промежность, в то время как я, захватив ее ноги, притянул их к себе (она оказалась гибка) и лизал ее нежные стопы.

Так лизали, сосали, ласкали мы долго друг друга. Я проснулся от силы оргазма, охватившего их: их тела задрожали, и, в диком восторге, та, что сверху была, прислонила свое естество к моему лицу, вся прижалась, и, вскрикнув, обмякла. Другая же натянула себя на мой член и стала, крича и рыдая, скакать, как дикая сучка…

Вагнер

Сегодня день рождения Вильгельма Рихарда Вагнера, одного из немногих Родителей всего, что нас окружает. Он впервые озвучил открытия и войны XX века, он их оформил и сформировал их, штурмовав своими образами умы наиболее чувствительных современников — тех, которые только и могут творить реальность.

«Как человек до тех пор не освободится, пока не примет радостно узы, соединяющие его с Природой, так и искусство не станет свободным, пока у него не исчезнут причины стыдиться связи с жизнью«, — утверждал он (в первую очередь он был поэтом).

Над ним смеялись, его ненавидели, боялись и презирали. Его музыку называли шумом и безвкусицей. Но какое Вагнеру, слышавшему Дух Времени, было дело до этих глупцов?

Те, кто считает его просто композитором (пусть даже и великим композитором) совсем далеки от правды. Как высказался Томас Манн в «Докторе Фаустусе» (вложив эти слова в уста одного из персонажей), музыка «как бы провозглашает себя подобием космоса, ибо первоосновы музыки, можно сказать, тождественны первейшим и простейшим столпам мироздания — параллель, которую умно использовал художник-философ недавнего прошлого (Кречмар и здесь имел в виду Вагнера), отождествивший в своем космогоническом мифе «Кольцо Нибелунгов» первоосновы музыки с первоосновами мироздания. У него начало вещей имеет свою музыку. Это музыка начала и в то же время начало музыки. Трезвучие в ми-бемоль-мажоре быстроструйных рейнских вод, семь простейших аккордов. Из них, словно из циклопических квадров и первозданных глыб, строится замок богов. Остроумно и величаво слил он миф музыки с мифом мироздания тем, что музыку приковал к вещам, а вещи заставил выражать себя в музыке, создал аппарат чувственной симультанности, великолепный и полный значения, хотя, может быть, слишком рассудочный сравнительно со стихийными откровениями в искусстве чистых музыкантов, Бетховена и Баха, например, в прелюдии из виолончельной сюиты последнего, тоже выдержанной в ми-бемоль-мажор и построенной на простейших трезвучиях».

О том, как Вагнер оказывал воздействие на историю человечества и творил современность через свою музыку, читаем у Музиля в «Человеке без свойств» («Время от времени до них доносилась волна наугад взбаламученных звуков. Ульрих знал, что она неделями отказывала в близости Вальтеру, если он играл Вагнера. Тем не менее он играл Вагнера; с нечистой совестью; словно это был мальчишеский порок». и далее: «как только он запирался, все чаще доносились звуки Вагнера, то есть музыки, которую он в прежние годы учил Клариссу презирать как типичный образец мещански-вычурного, упадочнического времени, но перед которой теперь сам не мог устоять, как перед крепким, горячим, пьянящим зельем.»).

Вагнеру сегодня 196 лет.

Ссылки:

1. А. Лиштанберже. Книга о Вагнере «Рихард Вагнер как поэт и мыслитель».
2. Роман Томасса Манна «Доктор Фаустус. Жизнь немецкого композитора Адриана Леверкюна, рассказанная его другом»
3. Фридрих Ницше «Казус Вагнер».
4. Роберт Музиль «Человек без свойств».

Воспоминания детства. 1.

Однажды, когда мне было лет шесть и я гулял во дворе у себя перед домом, два парня на пару лет постарше меня решили испытать мое терпение. Они взяли меня на понт: мы поспорили о том, смогу ли я терпеть боль. И вот один из них стал держать меня за руки сзади, а другой — кулаком со всей дури бить меня по зубам, по щеке, наотмашь.

После первого удара – я молчал. Второй удар – я не проронил ни звука. Их, похоже, это только подзадорило – третий удар был гораздо сильнее. Мне было больно, но я терпел. Я не плакал. И считал, что испытан уже достаточно – я вытерпел три довольно сильных удара!

Я попытался вывернуться, но меня держали очень сильно. Четвертый удар заставил меня взвыть. Не от боли, а от обиды… Ведь я терпел — а они продолжали! Я орал и плакал от обиды и оттого, что ничего не могу сделать, ситуация мне не подчинялась…

Уроды испугались моего душераздирающего крика и быстро убежали… Я жаждал отмщения, но их уже и след простыл. С тех пор я знаю, что не нужно ничего терпеть слишком долго.

Следует всегда отвечать ударом на удар так скоро, как только можно.

null
На dirty.ru обнаружил ссылку на историю четы Юсуповых (Феликса, того самого, который убил Гришку Распутина, и Ирины) после их эмиграции во Францию. Оказывается, там им пришлось весьма несладко первое время… Чтобы жить на уровне, они вынуждены были за бесценок распродавать коллекцию своих драгоценностей, которые умудрились вывезти из революционной России… А потом они создали собственный модельный дом, моделями в котором были бежавшие в Париж российские аристократки — княжны и графини, что произвело сенсацию среди состоятельных французов и сделало Юсуповым новое состояние.

Но «дальше была Великая депрессия.
У Юсуповых было много клиентов в США, там же находилась и значительная часть их сбережений. Они потеряли и богатую клиентуру, и свои деньги».

Очень интересная и в некотором роде злободневная история, много фотографий, вот полностью.