… обычно, когда пишу, я взрослый. Это неправильно, но с этим почти невозможно ничего поделать… Так уж получилось, что взрослая часть моей личности научилась писать лучше всех. Но я учусь этому сопротивляться. Пока нет вибрации, нет дела. Пока нет вибрации, нет счастья. И идеальнее всего — вибрация близкая к БОГУ.

И потом, через несколько лет, перечитывая свои старые детские стихи, начинаешь понимать — «насколько же прекраснее я был тогда!» И когда мы воскликнем так все вместе, хором, невъебическим вселенским хором, прорывающим бездны, тогда и откроется выход на иную орбиту самости. А именно — на орбиту СуперЭго.

СуперЭго это вовсе не то же самое, что обычное наше, приглушенное мнительное эго… СуперЭго это ШАНТИ-ШАНТИ, модус безвременья, проверка на вшивость, белый свет (и нет в нем ничего тоталитарного и навязанного, все есть Он и все из Него).

И тогда, забывая о своем глубоком невежестве, ты заключаешь трансатлантический союз, тот самый союз, что замешен на горе и правде и отвечает только на вопросы типа «да?» или «нет?»

В этом физически никак не оправданном безумии открываются новые степени скрытых возможностей человечества, и ты резко начинаешь понимать, что вся твоя деятельность никуда не вела, а вот она на самом деле подлинная основа движения.

Интересно здесь, в частности, выглядит тезис о том, что… впрочем, да, оставим, наконец, этот блядский лекционно-рефератовый канон, выученный рукой когда-то в незапамятные уже совсем годы. И только закрыв глаза, представляя все самое лучшее и запредельное, когда-либо являвшееся тебе в том или ином виде и качестве, ты начинаешь воспарять, превращаться в дрессированную кобру Высшего Сознания, позволять лучникам сплошь и рядом превращаться в мишени.

То есть, пойми, в данный момент времени мое подсознание увлекают такие вот сдерживаемые сознанием мысли. И только через это можно понять, что подсознание — не вечно. Оно существует лишь в одной временной категории, в третьей. О которой, кстати, часто и весьма напрасно забывают. Называется она — безвременье. Параллельно которой существует такая важная категория мудрости, как неведение («я знаю, что я ничего не знаю», — сократ).

И вот эти две пиратские и никак матрицей и вселенной не защищенные категории (безвременье и неведение) долго еще потом будут хранить наши системные файлы после нашего полного (мера объема) и окончательного (мера времени) исчезновения (мера явленности, или в числовых существительных — мера наличия).

Впрочем, пора рассеять эти облака.

Когда на лестничной клетке раздается голос мирового лидера дадаистов Тристана Тцары, когда вы уверены, что там что-то есть, достойное вашего внимания, когда любая философско-политическая теория, будь то марксизм, империализм или теория группового секса — превращается в праздник и революцию, именно тогда расцветают в вашем космосе самые яркие звезды и предзнаменования. И вот именно тогда происходит очередной постиндустриальный скачок в вечноразвивающихся странах. Вы летите сквозь ледяной бездонный колодец своего ничем более не сдерживаемого любопытства в распахнутые врата огнеподобного счастья. И никто, конечно же, не решается остановить вас в эту секунду и напомнить о том, что вы забыли выпить чай после обеда. А ведь надо бы было, потому что теперь ваша жажда обернулась глобальной экологической катастрофой на всей территории гор вашего подсознания.

Есть только «да» и «нет» — остальное «неважно». Даже если кто-то уверен в обратном, каковая уверенность, безусловно, трактуется нашим Орденом как заблуждение и бесполезная иллюзия (настолько бесполезная, что ее энергию даже нельзя перенаправить на выполнение одной из важнейших задач — а важнейшими мы можем назвать только задачи, явленные в результате склонности к одному из важнейших ответов, т.е. к «да» и к «нет», к согласию или отрицанию, к позитиву или негативу, к гармонии или хаосу, белому или черному, ведь всё остальное — оттенки).

… не будем забывать, что это дадаисты и футуристы разбудили и инициировали вторую мировую войну — в их радениях вы можете за 10-12 лет уже услышать весь грохот, весь хаос, все катаклизмы великого всемирного умопомрачения, некий двойной аналог которого нам предстоит пережить в ближайшие годы. С мыслями и звуками надо быть осторожнее, воображаемое чаще всего воплощается рано или поздно в видимом и осязаемом мире.

и не лишнем будет учесть, что французское слово «dada» переводится как «конёк», «фишечка», «пунктик».

Лучезарные огни освещали электрическим блеском мокрый от прошедшего недавно дождя асфальт. Асфальт сверкал, на его черной блестящей поверхности переливались сине-фиолетовые блики. Мы вышли на улицу. В моей руке ее рука. “Ну как?”. Она ничего не ответила, только слегка пожала мою ладонь, давая понять, что не хочет ни о чем разговаривать. А я не хотел этого понимать, хотя, на самом деле, конечно же, понял. Но поскольку во мне тогда преобладало чувство гордости за свои способности (она испытала в этот вечер 11 оргазмов!), я не унимался. Любовное переутомление оттраханной девушки – одна из самых ярких эмоций в то время для меня. овердрайв, который автоматически переносится на его виновника. одно время этот овердрайв казался мне крайне сказочным явлением.
Хотя на самом деле настоящая сказка в отношениях начинается, конечно, совсем в другие мгновения, а именно, когда ты выходишь с ней на такой уровень взаимопонимания, что вы можете своей любовью в один миг изменить весь мир. Цветы, розовые облака, золотые звезды, светлые сны… Просыпаешься в тысячи комнатах сразу и осознаешь себя миром, вибрацией, за счет которой существует вселенная, сливаешься с линией горизонта.
Со временем беспорядочные связи уже затушили во мне и то, и другое чувства… И вместо них пришла желтая, пищащая на низких частотах тоска. Сейчас уже, впрочем, нет и этого. Сейчас вообще остался только какой-то вульгарный материализм. Трясина повседневности. Несмазанная (до скрежета доходящая) карта будня.

Хорошо помню мороженое за 60 копеек. Его продавали возле магазина, неподалеку от дома. Прямо на улице. Я всегда любил лето. И именно летом его продавали. На улице. Большая грузная и добрая женщина. Обычно мы с братом ходили к ней и торжественно вручали ей два рубля. Она открывала крышку своей стойки, и ее большая рука ныряла куда-то вглубь. Я скрещивал пальцы. Это было как лотерея. Но проигравших никогда не было. Мороженое всегда было вкусным. Это было мороженое в стаканчиках. Тогда оно мне казалось просто огромным. Большая канистра молока с ведрами сахара, застывшая в чудесном съедобном бассейне.
Мы всегда ходили по асфальту. А потом он сменялся бетонными плитами. А по бокам был забор. Мы всегда шли и трепались. Иногда мы бегали. Чтобы быстрее отдать по 60 копеек. И солнце тогда было цветным, а одуванчики напоминали марсианские цеппелины. А потом отдавали деньги. И взамен получали нечто большее. Эти безупречные стаканчики с застывшим молоком. Это было то, ради чего можно было потратить весь день, чтобы на следующий купить еще одну порцию мороженого. Ближе к обеду. Когда пожарче. Понимаете?

Наверное, кто-то еще помнит дуэт «Тату», который несколько лет назад стал популярен во всем мире в качестве этакого одиозного казуса – «две малолетние русские лесбиянки в белых трусиках поют подростковые бунтарские песенки под аккомпанемент задорного евро-попа». «Тату» особенно были популярны в США (где ханжеская мораль достигла апогея) и в Японии (где вообще любят маленьких розовощеких девочек). По большому счету это был физиологически-психологический успех, а не музыкальный. Умелое использование социальных психопатологий, ответственность за которое взял на себя тогдашний продюсер дуэта «Тату» (в прошлом детский психиатр) Иван Шаповалов.

О Шаповалове говорили как о человеке, который вывел российскую поп-музыку на мировой уровень. Нынче же – его почти совершенно забыли, потому что Иван слишком нелицеприятный человек, он совершенно не подчинялся никаким правилам шоу-бизнеса, да и не в шоу-бизнесе дело — он часто вел себя абсолютно по-хамски даже тогда, когда вполне честным было бы этого не делать…

В августе 2003 года на кухне офиса фирмы «Неформат» (в то время это была шаповаловская фирма, которая занималась продвижением проекта «Тату») я взял у Ивана интервью для журнала BRAVO (в котором я тогда работал главным редактором и где это интервью было частично тогда же и опубликовано). Интервью актуальности почти не утратило, потому что в нем есть несколько вещей на все времена. Например, про везение, про сущность успеха, про свободу и преступление…

Остается только удивляться, почему Ване при всех этих его столь, казалось бы, правильных взглядах на мир, в этом интервью высказанных, так и не удалось ничего сделать после проекта «Тату». По всей видимости, парень просто банально сторчался — хотя… конечно, употребление наркотиков это лишь следствие некой системной ошибки, прокравшейся в мировоззрение. Эта ошибка — нечто болезненное и извращенное, постепенно способствовавшее тому, что Шаповалов вскоре ушел в некий кокон, превратился в куколку, зависимую от своих установок в гораздо большей степени, чем от внешнего мира, с которым он постепенно и вовсе утратил связь. Так, по крайней мере, мне показалось, когда я встретил его примерно через пол года после этого интервью — общаться с ним уже было совсем невозможно.

Это интервью я считаю своего рода началом моего долгосрочного проекта «Вокзал». (далее…)

Если ты вдруг заявляешь, что тебе глубоко наплевать на происходящий вокруг глобальный кризис — тебя тут же высмеют, обзовут некомпетентным человеком и вообще дураком. Так ли?
Я каждый день выслушиваю от каждого из своих друзей тонну фактов, которые их беспокоят. Индекс Dow Jones упал на 300 пунктов. Фьючерсы на нефть упали до 67$. Скоро будут 90е. Всем пиздец. Очереди за колбасой. Крах. Паника.
Мне честно безразлично. Мне что-то надо сделать? Денег из банков я не забирал, акции не скупаю. Мне нужно пойти паниковать вместе со всеми?
У меня в банке, в шкафу с одеждой, лежит заначка — 60 т.р. Вот весь мой капитал. Вы скажете что скоро он превратится в пух и прах? Я вам отвечу что рано или поздно вы сами в него превратитесь вне зависимости от каких-либо обстоятельств.
Я предпочитаю с сигаретой, в гамаке, помечтать о цивилизациях, чье общество построено без участия экономики (и многих других вещей). Знакомый сотрудник одного банка заявил мне: «Общества без торгово-рыночных отношений, даже самых примитивных, не бывает». Я улыбнулся, ответил ему: «Всеобщее сумасшествие съело и твою фантазию.»

Не думаю, что стоит воспринимать все как истину. Для себя-то я точно определил – это нормально и про меня как есть. Просто хандра навалилась какая-то, всё же не просто так жить день изо дня…

Это ни технологичный рассказ и не литературная повесть, ни история из жизни, но про жизнь и мои мысли. Какие-то мрачные наверно, но ни лишенные подтекста. На самом деле, мне некому об этом говорить в моем нынешнем существовании, так сказать, издержки жизненной ситуации..

Хотя что-то подобное я рассказывал, будучи под кайфом, одной девушке, лежа в полумгле и куря ароматные сигареты после очередного акта любви (в тот случай я был в ударе), невинно играя ее волосами, закручивая их в спиральки. Я говорил, а она слушала, пыталась понять, задавала вопросы (сбивая меня с мысли) и явно не ожидала от меня такого, хотя чего вообще можно ожидать после 4 часов знакомства. После она сказала, что зря ты мне все это рассказываешь – я тебя не понимаю.. Я молча кивал головой, курил, а она одевалась, наигранно, как бы героиня черно-белого фильма, явно пыталась за что-то «зацепиться», как-то осадить меня, чтобы уйти победительницей, наверное.. хотя войны не было, была любовь, как обычно – мимолетная, страстная, жгучая в конце и томная поначалу..

Она стала говорить, а я вернулся к реальности, чтоб хоть как-то быть адекватным на тот момент, понимать слова и мысли. Она говорит, что все не так уж и хорошо, что «нет любви все же» и постоянства. Я ответил, что о постоянстве наверно еще рано думать, зачем обрекать себя на монофонию, когда можно пожить в «стерео».. Ее настроение менялось – она кидалась от описания последнего концерта Билана и поп-идолов, до всхлипов «меня не понимают».. я пояснил, что у нас нету «идолов» и «икон», что кто-то испортил воздух, а другому это бурно понравилось – вот и «культ». Это все шляпа какая-то.. Нет идолов. А Иконы – это иконы и не надо кощунства.. По поводу не понимают – спорная вещь.. кто не понимает? – Массы? Общество? Я им не верю. Никому из них и тем более всем вкупе.. Нет ничего более продажного, чем массовое мнение.. Факт. Оно бесконечно продажно, как и глупость.. которая просто «бесконечна».

Я предложил ей горячий шоколад – она удивленно спросила: «Откуда ты знаешь, что я его люблю?» Я загадочно улыбнулся и не ответил, подумав про себя: «Откуда, откуда.. вы все его любите.. этот шоколад». (далее…)

…Длинна этих рельсов
Потолок тёмного вагона
Ненависть.
Муха разбита моим кулаком
Я обретаю пространство и
звёзды…

888

…Пепел рассыпан
Везде
Нет разлива и прилива
Звезде
Струя из бутылки —
Настоящий ручей
Нет фонарей…
Этот город мертв…

888

Мой солнца свет с зеркальною судьбою
Был так великолепен и к концу
Пришел с моим умом
И отражая хлопья взглядов
Ко мне и для меня
Пришел Санти,
О, Рафаэль Санти

Моя крысангельская вспышка
Исчезла в бесконечности клише

Сегодня мой сон — это искры израненных,
Картина подавлена, ты — солнце в таблетках.
Горели огни, и за городом жареным
Охрана с собаками, натянута сетка.

Мне некуда деться, мне некуда спрятаться.
Голодный, бродил по дворам осторожно,
Верните мне в камеру блик фиалетовый,
Верните мне небо, без него невозможно.

Но холодом душит, дыханием давит
Убитый провал, дети льда здесь закутались.
Вдохнуть, и забыться. Сказать им по правде —
Тебя закидают камнями и прутьями.

Сегодня мой сон — на дороге, на западе.
Картина подавлена, ты — солнце в таблетках.
Толкни меня в спину, не жалко, не тряпки мы.
Мы — сон, мы не рядом, мы — дым сигаретный.

Норильск – 2 часа в полудреме – аэропорт в Красноярске – снова самолет, «национальный контингент», посредственная еда, симпатичная бортпроводница – Ташкент. Каменно-солнечный город. Как сейчас помню – жара стояла невыносимая, впрочем, я к этому давно привык, как и к холоду. Акклиматизация прошла по дороге. Путь в «старый город», по пути проехали «Чилонзар» — люди в ярких национальных костюмах контрастируют с совпедовскими летними рубашками и шлепками на босую ногу. Где-то по середине дороги ходит пьяный милиционер — картина рембрента «Намаз прошел» воочию..

Сижу полулежа, смотрю в полуоткрытое окно, едем неспешно – я смакую пряный воздух летнего города, пропитанный запахами горячего лаваша и шашлыка, с неизвестными специями, звуки национальной музыки вперемешку с криками местных сторожил на проезжающие мимо машины, на языке давно мною забытом.

Такой незнакомый-знакомый город, в котором я учился в первом классе, в школе, где стены были сделаны из глины, а учителя из «стали»..[border]
А еще здесь были мои родственники, родная систра, двоюродные братья и сестры. Сестры – писанные красавицы. О них позже.

Пережив комбэк по былым временам, я подъезжаю к старому городу – по правую сторону фонтан и городской Цирк, ловлю себя на мысли, что я ни разу не ходил в цирк. Когда я был маленький – меня водили в театр, причем на спектакль на национальном языке – в котором я нихрена не понимаю и даже если раньше понимал язык, то никак не мог понимать «психоделического действа», происходившего на сцене этого театра. Это была сцена по типу тех концептуальных фильмов, режиссеры которых снимали человека, который весь фильм тащит рельсу на гору. Весь фильм. И это в середине 80-х.. Торжество «трансцендентальности» режиссеров бывших народных республик. Тогда, помнится, я сказал матери – «Мама – я не хочу в театр, я хочу в Цирк!» Ответ я не помню уже.. Но я отвлекся.

Проехали цирк, асфальтовая дорога переходит в мощенную булыжниками, а далее – в грунт-земельную. Петляем, ищем 9 тупик. Находим и заезжаем в дом, посередине, как и прежде, стоит ореховое дерево, закрывающее кронами весь двор, и только редкие лучики солнца проходят сквозь и дают ровный, ахуитительный свет. На кухне варится казан, делают Лагман – я его заказал еще из самолета. Бабушка смотрит на меня добрыми глазами, пережившая войну старушка в этом старом городе, под сенью векового дерева, выглядит иллюзорно, таких бабушек еще поискать надо. Она встает в 4 утра и ложится в 10. Вечерами читает Коран в оригинале, т.е. на арабском, как положено – справа на лево. Смотрю на нее в эти моменты, переношу взгляд на лежащий рядом ноутбук и ipod. Арабский – тяжелый язык, какое-то таинство творится, когда ее речь доносится до моего слуха. Дивлюсь «связью времен, поколений и наций».

Утро. Раннее утро. Мулла кричит утренний Намаз, созывая всех на молитву. Я накидываю подушку на голову, чтобы уснуть в приятной полудреме. Не могу. В этом городе нигде не спрятаться от этого утреннего глашатого. Встаю и умываюсь холодной водой из крана во дворе – здесь не у всех есть «вода в доме». Во дворе темно, закуриваю сигарету, разглядываю свое отражение в арыке. Бабушка уже что-то делает на кухне, по запаху определяю – блинчики:) Докуриваю и в предвкушении чудесного завтрака, падаю на мягкие пуфики на веранде, попутно, нечаянно срываю марлевую «завесу от комаров». Сплю еще пол часа. Чувствую «мурлыканье» и шершавый язык «Аглой» — кошка, нагулявшись ночью по крышам всех соседних строений, спустилась по дереву во двор и пришла меня будить. Черная как смоль Аглая срывается с веранды – бабушка налила ей молока.

Сегодня будет хороший день, солнечный. Через несколько часов заедет Крымхан, и мы отправимся на встречу с заказчиками. Будем договариваться о цене и сроках внедрения «прямого спутникового канала» с Германией, переключением на их спутник, чтоб Интернет был в каждый дом.

А вечером поедем на вечеринку по случаю. В клуб «У бешенного Узбека». Я и раньше бывал в этом клубе – место сколько странное, столько и прогрессивное одновременно. Здесь не услышишь «неправильных» речей, простой народ здесь не собирается. Зато легко встретить американцев, хорватов, голландцев – всех тех, кого не ожидаешь встретить. Музыка самая разная – от неизвестных ди-джеев до симфонического оркестра вживую в драм-обработке. Кальяны с нелегальным наполнением, девушки топлесс и на заказ, уютные «места для лежебок», евро-танцпол, а на стенах горят настоящие свечи – сотни свечей. Все это переплетается с национальным колоритом – тона больше зеленые, резные кантики во всех углах, с высоких крыш свисают прозрачные, воздушные сатиновые и шелковые лоскуты. У самой крыши в бешенном ритме работает лазер, показывая попеременно то образ красивой девушки, то караван из верблюдов в пустыни, которые превращается на глазах в АК-74, пускающий пули в слона..

— Здаров Братишка! – Крымхан отряхнул меня от воспоминаний.

— Приветствую! Как добрался? – я выхожу из полутранса.

— Нормально. Ты готов ехать? Лучше пораньше выехать, сегодня будет «пекло», проскочить бы пораньше, чтоб потом не зажариться по дороге, — Крымхан залазает на табуретку и снимает тюбетейку с головы.

— Ок. Пойдем позавтракаем, ба приготовила чудо-блинчики со сгущенкой!

Выпив зеленого чая из пиал, а на десерт выхватив еще и Чак-чак с медом и орешками, мы прыгнули в угловатый «Гелен» и, включив «P.I.M.P – 50`Cent» на всю мощь динамиков, пугая окрестных кур, вышедших погулять со двора, и под завидные взгляды чумазых мальчишек с палками в руках и бутылками «Пепси», наполненными вишней, рванули на встречу..

Интересный проект.

«С одной и той же точки с разницей в 50-130 лет сфотографирована Москва: улицы, переулки, площади, транспорт, люди. Две, а иногда и более фотографии (старое ретро фото и современное) совмещены для сравнения и сопровождены историческими комментариями-пояснениями. Москва не сразу стоилась, но за целый век произошли удивительные как со знаком «+», так и со знаком «-» изменения (второго, к сожалению, больше). Перенестись на «машине времени» в прошлое — в Город, Которого Нет, и вернитесь в будущее — в Город, Который Есть»

Такое накатывает в последнее время на меня крайне редко, хотя раньше, я бывало знал об этом месяцами.
Сегодня, выйдя на балкон и наслаждаясь солнечными лучами, пробивавшимися сквозь облака, я слушал песню Родригеса «Шугамен», и тут до меня дошло. Мимо пролетела ворона и присела на соседнюю крышу. Ветер растрепал ее перья в районе хвоста, и через перья стало видно голубое небо, а через секунду в этом просвете вновь появились облака. Впрочем, не через секунду, вру. Намного раньше. Всё, что я тут описываю, произошло за одну секунду, не больше. За одно вечное мгновение. Я посмотрел на облака, на провода, на идущих внизу девушек, и понял, что самое большое искусство, самая главная цель, которая только может быть у человека (у любого человека) это жить мгновением. Точнее даже не мгновением, а красотой, которую заключает в себе каждое (любое, вот это вот которое сейчас) мгновение. Если ты видишь эту красоту, то ты вечен. Если ты разглядел небо между перьями вороны, то ты спасен, если в метро в час пик ты задохнулся ароматом волос случайной попутчицы, то ты жив и будешь жить вечно. Чем больше мгновений мы проживаем полно, тем мы богаче. Научиться жить так, чтобы видеть красоту всегда и во всем — такова моя задача и цель на ближайшую вечность как минимум.

Начало — здесь

последний заповедник друзей деревьев

Последний Заповедник – удивительное, исключительное место: на нескольких километрах вдоль берега в полосе леса на плато между морем и приземистыми горами живут разные люди — друзья друзей друзей, друзья деревьев, большая часть которых приезжает сюда на несколько недель в тёплое время года, но есть и те, кто обретается там постоянно, остаются на зиму, сажают весной коноплю в горах… Они ходят по крутым путаным тропинкам босиком, дружат с ежами и енотами, залазят голышом на деревья и улюлюкают, воют, собираются по ночам на пляже рядом со старой жестяной бочкой, передают трубки по кругу, гремят в барабаны, смотрят на звёзды… Поговаривают, что высоко в горах прячутся несколько каких-то совсем мрачных нелюдимых типов, чуть ли ни беглых преступников, и только когда спадает наплыв туристов, отшельники выползают к морю… Если вы боитесь пьяных разбойников, то лучше вам сюда не приезжать. В этом году отдыхающих очень много, место приобрело нездоровую популярность, и с каждым днём появляется всё больше людей, не понимающих настоящую жизнь, даже не пытающихся уловить, почувствовать тайну, атмосферу леса. Такие бросают окурки на пляже, ломают живые деревья — на вид совершенно сухие, мёртвые ветви можжевельника в нижней части ствола могут внезапно распуститься, расцвести даже через полсотни лет. Вода в роднике теперь мутная, и её очень мало — днём выстраивается очередь. Несколько загорелых пацанов взялись смотреть за источником, терпеливо поясняя всем недалёким туристам тему экологии. Ребята приветливы, общительны, постоянно готовят еду в большом котле, ставят чай и поют им прохожих.

Тайфун спускался вниз по ущелью от родника, с тяжеленным рюкзаком за плечами, полным пластиковых баклажек со свежей пресной водой. Для того чтобы попасть на стоянку к родному очагу, необходимо было выбраться на узкую полоску каменистого пляжа, обогнуть по ней мыс, дойти до середины соседней лагуны, подняться с помощью стационарного, привязанного к корню каната по почти отвесной тропинке на невысокое в том месте плато и пройти извилистыми тропинками метров сто по лесу в сторону гор. Уже перед самым выходом к морю ему захотелось отдохнуть и покурить. Сигарет с собой не было, так как он оставил свою пачку примы смотрителям родника. Справа по склону располагалась небольшая уютная стоянка — отлогое место, занавешенное ветхим, истёртым одеялом, с каким-то советско-суфийским чёрным по ореховому фону рисунком, натянутым на верёвке между деревьями. Заглянув через верхний край декорации, герой заметил тощего, высушенного временем, статного, голого старца с длинными седыми волосами и бородой, сидевшего на корточках и накладывавшего еду из котелка в миску.

— Простите, у вас не будет сигареты?

Старик взглянул на вопрошавшего, потом сделал жест в сторону очага, сложенного из камней: «Вон там возьми». Проследив его движение, Тайфун заметил две фильтровые сигареты, лежащие на очаге. Было ясно, что это весь хозяйский табак, да он сам наверняка стрельнул у кого-то из прохожих, но старик легко делился тем, что у него было, и Тайфун протиснулся под верёвкой, с облегчением опустился, не снимая рюкзак, на землю. Взял сигарету, поджёг её и стал курить.

— Если хочешь, поешь гречки, — предложил старый после того, как молодой его поблагодарил — Только есть придётся из кастрюли — у меня нет второй миски.

— Нет спасибо, меня накормили ребята на роднике.

— Они уже продали заповедник, – грустно сказал старик, обводя рукой местность. – Скоро пригонят трактора. И вообще, пора уезжать. В этом году так много людей. Все приехали, из разных времён…

***

Деревья вокруг… Смотри… Какие они высокие, какие красивые, древние, мудрые, родные… Близко Небо… Смотри… Вокруг деревья… Медленное медленное движение, почти незаметное глазу, вытаращенному в изумлении перед совершенством мира… Плавное, мягкое, как тёплый, нагретый уставшим солнцем ветер, которые несёт на восток облака, как малая и великая вода… Смотри… Тропинка… Петляет, петляет, уводит в чащу… Ступай, ступай по ней без страха сомнений… Слушая тех, кто здесь живёт… Видишь пещеру…

***

Тайфун еще раз повстречал Волшебника. В чистом сознании, внутри словно знакомого с детства сна. Друг сидел на корточках рядом со входом в пещеру. На низких спутанных ветвях пели причитали разные странные птицы.

Мертвец протянул ему на ладони большой флюоресцирующий в сумраке гриб.

— Входи! — просипел призрак, и все птицы вторили ему — Убей себя внутри! Убей себя! Входи!

Тайфун проглотил гриб, и сразу почувствовал, как изменился ветер, засвистел, непреодолимо потянув за собой, вглубь земли, в самое логово… Герой сгибался и сгибался, царапая кожу, протискиваясь между холодными камнями в абсолютном мраке, пока не почуял отвратительную вонь, наткнулся на нечто влажное тёплое живое. Он чиркнул зажигалкой и увидел отвратительное Чудовище. Жирного многоглавого, покрытого экскрементами дракона. Головы дракона непостижимым образом являлись головами самого Тайфуна, искажёнными гримасами низменных эмоций, желаний, страстей. Воин выхватил из кармана джинс перочинный нож и принялся рубить головы одну за другой… Окружающая порода задрожала, затряслась, начала осыпаться… Наступила смерть. Вспышка. Сон кончился.

***

Посреди бескрайнего неба, чистого белого света, находились Тайфун и Алиса. Они составляли единое целое, переливаясь друг в друга, совокупляясь, проникая до мельчайших пор, клеток, молекул. Они были нитями скрученной двойной спирали. Были сталкивающимися галактиками. И внутри, в самом центре, зарождался новый свет, начинало биться новое сердце…

***

Тайфун проснулся от гальки, посыпавшейся на лицо, и первое, что он увидел, был тяжёлый армейский ботинок у самого носа. Лениво плескалось море, летали чайки.

— Давай, сраный торчок, подымайся! Ты откуда такой простой приехал сюда валяться? Ща будешь у нас в баночку мочиться… – алчно, злорадно гаркнул лысый толстый, с невыразительным, смазанным, обычным лицом человек в мокрой от пота белой майке с логотипом Службы Контроля на груди, кобурой на поясе…

Тест показал следы употребления каннабинола в моче, и рейд задержал нарушителя. Его вместе с остальными схваченными на пляже неудачниками отвезли в город и загнали в тесную клетку. Стали выводить по одному на допрос и дальнейшее оформление. Принудили спуститься в подвал, усадили на стул, приковали наручниками. В кабинет вошёл, разминая кулаки, резко пахнущий перегаром Майор Путов. Подобрался к пленнику и с размаху ударил поддых.

— Ну что, тварь, говори, кто у вас там в секте самый главный? Колись, подонок, целее будешь, ведь всё равно сломаю! — Изверг ударил вновь. — Или покажешь мне чудо? Ты ведь у нас тоже волшебник, Землян Гагаринов?

— Чудо в том, что каждый из нас родился и живёт, дышит, думает, чувствует… — прохрипел Тайфун спустя минуту, когда смог снова впустить воздух в лёгкие. — Чудо есть вечный дух внутри каждого из нас, который всё знает и всё помнит… Чудо есть истина в сердце каждого…

Взгляды оппонентов встретились, и как будто тысячи веков борьбы пронеслось в этом коротком мгновении. С одной стороны был океан любви, труда, верности, а с другой – пустыня одиночества, отчаяния, страха… Первый вместе со своими близкими много столетий в радости и страдании надеялся и искал, познавал и учился, возделывал землю и растил детей, строил дома и сочинял музыку… Второй грабил и насиловал, разрушал и наказывал, обманывал и предавал, глумился и бесчинствовал… И ОКЕАН ЗАХЛЕСТНУЛ ПУСТЫНЮ… Тайфун вдруг ясно осознал, что именно этот страшный человек убил Волшебника. А майор, почему-то смутившись, решил, что ничего не добьётся от пацана, велел отстегнуть и увести. Через несколько часов суд приговорил героя к короткому тюремному заключению… Когда Тайфуна освободили, он отыскал Алису. Девушка сразу призналась, что беременна его семенем…

Текст основан на реальных событиях произошедших с реальными людьми.

***

Как и отдельному человеку, для того чтобы сильно измениться, увидеть свои ошибки, очиститься от них, чаще всего бывает необходимо пережить серьёзное пиковое потрясение, катастрофу, так и всему обществу в целом… Отравленная атмосфера перегрелась, и ледниковые шапки начали таять. Уровень мирового океана поднимался, береговая линия километрами пожирала сушу, смывая цивилизацию. Эпидемии, стихийные бедствия, военные конфликты, кризисы экономической системы разорили внутриматериковые города. Уцелевшие человеческие существа — потерянные, разочарованные, испуганные — уходили в леса, где активисты Кафедры Экспериментальной Психонавтики И Иследованний Внутреннего Космоса, Друзья Деревьев создавали экологические поселения, помогая вновь обращённым свободным людям учиться чувствовать и понимать себя, друг друга, природу, жить в мире со всем миром, без правительств, денег, оружия, сложных механизмов… Справедливые саморегулирующееся братские племена снова незатейливо возделывали почву, пасли скот, ловили рыбу и собирали плоды во всех уголках планеты…

Посол Тайфун спускался по юрким тропкам с горы, на которой стоял шумный, полный музыки, детей и друзей дом, в журчащую цветочную долину, окружённую хвойными деревьями. Он ступал по лёгкому весеннему голубому насту, хрустящим камням, жухлой вчерашней траве, перепрыгивая через ручьи, обходя кустарник. В небе уже был заметен теряющий высоту, ярко сияющий в пурпурном ореоле космический аппарат гостей. Алиса в доме на кухне доставала из печки румяный пирог с земляникой, который очень нравился большинству инопланетян…

Читайте также: Дромомания. Пособие по материализации зажигалок

Нашел оригинал песни «Sunny». Песня «Sunny» известна главным образом в качестве главного хита диско-коллектива Boney M. На самом деле Бони М эту песню не писали. Ее написал вполне приличный человек по имени Бобби Хебб, черный парень, которому по жизни как-то все время не везло, так что и сама эта песня написана под впечатлением от множества неудач, которые упорно преследовали Бобби Хебба незадолго до ее написания. Окончательно подбили Бобби на создание «Sunny» два события: убийство Джона Кеннеди (22 ноября 1963 в Далласе), а на следующий день — убийство родного брата Бобби. Ему ничего не оставалось, как взять гитару и написать песню, которая многим кажется образчиком неутолимого оптимизма, а мне — чудовищно грустным, обреченным и в каком-то смысле даже саркастическим вызовом, который Бобби бросил небесам.

Вызов был принят, но ответ пришел не сразу. Связь между небесами и землей все же очень по нашим меркам медленна (пора бы сменить передатчик!) — три года Бобби предлагал песню музыкальным издательствам, но никто не хотел ее издавать. Только в 1966, записывая свой первый альбом, Хебб в последний момент решил включить туда и «Sunny». Через несколько месяцев песня достигла 2-й строки в национальном хит-параде США и стала 15-й в Британии. Ну а потом ее стали перепевать все, кому было не лень — от тех же Бони М до Джеймса Брауна и Фрэнка Синатры. Кстати, ушлые реаниматоры стиля соул Gnarls Barkley слизали с нее басовую линию своего хиточка трехлетней давности «Crazy».

Скачать оригинал песни «Sunny» (апд: ссылка побилась, удалил ее, — админ)

***

Ну а я в понедельник улетаю жить на Сейшельские острова. Вот на этот остров:

Остров называется North Island

И жить я буду вот на этой вилле:

Сегодня мне приснился ужасный сон: люди, с которыми я общаюсь ежедневно, танцевали танец маленьких утят. Я тупо стоял среди них и не мог понять, зачем они совершают все эти нелепые движения. Проснулся и понял: сука, то, что они называют жизнью — это танец маленьких утят.
Раньше от «танца маленьких утят» меня спасало похмелье. Или пьянство – я притворялся мертвым, хотя всего лишь был мертвецки пьян. А они плясали по мне, как могли — наступали на руки, били по голове, пытались отрезать от меня прядь волос, чтобы показать своему ублюдку-боссу. Они знали, что я победил их, и что по-настоящему мертвы-убиты они. А мне светило электричество водки, или, например, сияние долгих таблеток, и убаюкивало мерцание полной луны…
И вот опять: вокруг убийственная нежность дикой весны. Я опять забыл, что и как надо думать, чтобы подчинить себе это животное. Это мучительно неприятно — почувствовав себя на некоторое время сильным хищным зверем, резко ощутить себя насекомым. Я просто забыл интонацию, при которой мысли принимали бы именно тот материальный облик, который мне нужен. А вокруг снова наступает на пятки бессмысленный вековечный детсадовский ТАНЕЦ МАЛЕНЬКИХ УТЯТ. Самсара.

Спонсор поста — Luxury Travel Blog — Первый в России блог о путешествиях класса люкс.

Люкс-отель в помещении психушки, где лежал убийца Джона Леннона. Абсурд, конечно… Но перемены по-любому!

Цитирую:

У богатых эксцентриков появится новый забавный аттракцион – остановиться в сумасшедшем доме… Легендарная нью-йоркская психиатрическая лечебница Bellevue Psychiatric Hospital превратиться вскоре в отель класса люкс, один из самых фешенебельных и дорогих в США.

В этой больнице проходили реабилитацию такие значимые для американской и мировой художественной культуры личности, как, например, культовый писатель Normal Mailer и культовая же актриса Edie Sedgewick. Здесь долгое время лежал Mark David Chapman – убийца Джона Леннона.

Прежде чем отель начнет принимать постояльцев, здание, построенное в 1931 году, подвергнется серьезной реконструкции. Однако его исторический облик (архитектурный стиль бывшего госпиталя отсылает к архитектуре итальянского возрождения) не пострадает. Огромные групповые палаты будут превращены в роскошные сьюты, а маленькие одиночные камеры – в стандартные одноместные номера.

Bellevue Psychiatric Hospital не принимал пациентов с 1984, когда его трансформировали в приют для бездомных. Предполагается, что отель откроют в 2009 году.