(Фрагмент из неопубликованной книги автора «Живопись под псевдонимом Паша»)

После долгого молчания позвонил Паша и между делом сообщил, что уже полгода работает в графике. «Правда?» — не поверил я. Для меня это неожиданность, он всегда отдавал предпочтение сочному маслу, размашистой кисти и всю жизнь работал в станке. Рисунок не любил, да он у него не очень и получался, «Приезжай, покажу» — закончил разговор Паша, в голосе слышался пафос.

Паша – крупное дитя 63 лет отроду, ничего не скрывает ни в себе, ни о себе. Считает себя великим, мается в кубанской провинциальной известности, рвётся к дальним горизонтам и, на мой взгляд, давно заслуживает того, чтобы найти дорогу к приличным людям и оживить своими холстами стены их будуаров и гостиных.

… Как только выдалось время, я приехал. Первым впечатлением было удивление. Необычная для Паши чёрно-белая абстракция на больших 70х80 см. листах ватмана очень мягким карандашом. Листов было больше трёхсот.

— И что, Паша, скажешь? — спросил я.

— Не знаю, — честно признался он, — что-то позвало. Я их пишу спиной, то есть рукой, но повернувшись к листу спиной. Рука непроизвольно чертит какие-то штрихи, зигзаги, точки, кривые и прямые линии… Я потом достаю листы и смотрю. Дописываю от того, что мне в потёмках оставили. Иногда что-то просыпается сразу и требует как бы продолжения, то есть нескольких листов.

«Смотри, — говорит он, — это последняя композиция». Он прислоняет к стене лист; в правой его части острый угол примерно 30 градусов — две сходящиеся линии длиной 5-7 см. Паша продолжает: «Что-то мне подсказывает взять другой лист. Беру. Поворачиваюсь спиной, рука выписывает несколько линий». Он приставляет слева следующий лист, наращивая композицию справа налево. Почти в центе второго листа, но всё же ближе к его правому обрезу – нечто – уже из нескольких пересекающихся линий, изображение увеличилось в размерах. «На что похоже?» — спрашивает.

Я всматриваюсь. «Птица», говорю.

— Точно. Вот ты догадался, а я тогда не догадался. Да и не до того, это делается почти моментально, пара минут – и всё, все четыре листа готовы… Что-то заставляет меня взять следующий лист. Беру. Снова рука что-то там за спиной калякает. Гляди, что! — он приставляет слева третий лист и с торжеством на меня смотрит.

В центре листа, но уже чуть ближе к левому его краю, крупно и явственно проступила абстрактная, но птица с крыльями в полёте.

— Смотри дальше, — говорит Паша и ставит четвёртый лист. Он пустой. — Гляди, гляди, — настаивает Паша.

Я взглядом нахожу в центре листа точку.

— Улетела птица, — говорю.

— Улетела, — торжествует Паша. (далее…)

Этимологический перевёртыш робингудства

…Ум может видеть больше, чем
может видеть глаз.
Кондильяк

Свобода возможна лишь в той стране,
где право господствует над страстями.
Лакордер

Извод

Предполагаю, что вряд ли низведённая мной до рассмотрения тема, прожитая учёными-историками не раз и не на короткой бумаге, понравилась бы людям 20 – 30-х, военных, послевоенных годов прошлого века – в заслуженном покое им снятся ужасы пройденного, но не забытого «вчера», впрочем, так же как и мне, с той разницей, что моё восхищение ими не упокоит неправедно осуждённых и погибших. Души их, бессмертные, навечно останутся неприкаянными.

У преступлений над человечеством нет срока давности, у преступлений над людьми, к несчастью – есть. Обвинённые в несуществующих грехах, они даже не могли себе вообразить, что через много лет будут реабилитированы посмертно, – причём не все мучители посмертно наказаны. На воле они были большими учёными, писателями, мыслителями, в лагерях перевоплощались в простых урок, жующих баланду «задарма» и наравне с теми, кого в обычной жизни им не пришлось бы встретить ни разу.

Кто-то стал «большим сидельцем», вывернув сознание наизнанку, подстроив под обстоятельства суть личности, интеллигентности, приспособив образованность к получению знаний и привилегий «наоборот». Кто-то не выдержал, сломался, исчез в пучине стихии беззакония и безвременья. Было всё – была великая жизнь великой страны, описанная впоследствии томами литературы. Литература разошлась по миру, мир узнал правду об СССР. Хуже от этого СССР не стало, страна утвердилась как ещё более могучая, более угрюмая – потеряв миллионы, Советский Союз ниспроверг докучливые мифы, родив свежие, выборочно возвысив выживших «больших сидельцев», – произведя некий необходимый информационный вброс, – притушив на время других, кого-то навсегда.

Сделав их преступную для той власти жизнь навек никчемной, а этимологию перевёртыша злодеяний – необычайно живучей. (далее…)

… тебе бы просто тихо и легко,
без размышлений на прозрачной глади спокойно отразиться и с рекой
уйти туда где нет ни для ни ради
Бронислав Виноградский

Практиками цигун я занимаюсь больше 10 лет. Года два или три назад почувствовал нелады в левой стопе-лодыжке. Энергия проходила плохо, стопа болела, случались судороги в мышцах бедра и голени, больно было развернуть стопу вовнутрь, как полагалось в прописях. Я понял, а если по правде, мне сказали сверху, что что-то нужно делать. «Что», не сказали, точнее велели — «продолжай». Я и продолжал, но иногда мелькала мысль попробовать насильно разломать голеностоп.

19 декабря 2011 года я сделал с утра обычную свою полуторачасовую практику. Левая стопа побаливала, но я к этому давно привык. Потом занялся обычными мелкими делами — работал сидя, доделывал ящичек под клавиатуру к ноутбуку. А ближе к обеду почувствовал сильную боль в левой ноге. Поднялся с трудом. Осмотрел ногу — голеностоп распух. Боль усиливалась, ходить почти не мог. Попробовал стоять в У Цзи. Больно было и стоять. Через час передвигаться я мог только с палкой, опираясь на неё корпусом и волоча ногу. Стопа продолжала распухать. Улёгся в постель, от боли с трудом. Чтобы пошевелиться или перевернуться на другой бок, ногу приходилось перекладывать руками. Уснул, вспотел, проснулся… Охал, ахал, стонал, благо никого рядом, кто бы слышал. Выбрался из постели, чего-то поел, через силу постоял немного в У Цзи, опять залёг. Странно, но удавалось спать. И потеть. И опять спать. Прошла ночь. Осмотрел ногу. Стопа совсем распухла. А опухоль и боль поднялась к колену, больнее всего под коленкой. Колено распухало на глазах…

Был день второй моей немочи. Был вторник, а по вторникам у меня баня. В таких случаях ноге полагался холод, но токи энергии после парной всегда усиливались, и я решился на баню. Растопил, довёл до кондиций, залез в парную. После веника нога не так болела, и я выдержал 4 или 5 заходов, вымылся в горячей ванне, потом добрался до постели. Уснул. День заканчивался…

Тяжёлая была ночь, было больно, боялся судорог. У меня от них единственное, но верное средство — стать вовремя в У Цзи. Если удаётся стать в У Цзи сразу после первых позывов, судороги уходят, их не бывает. И я поднимался и стоял, тяжело поднимался, едва стоял, но стоял. Валился в постель, медитировал, призывая силы Небесные к моей ноге, засыпал… Медитация дело сложное и трудно выполнимое, но тут я чувствовал, что удавалась она мне легче обычного — мне помогали.

Утром 21 декабря опухоль наполовину спала, и в стопе, и в колене. Хотел подняться и сделать практику, но приказали лежать. И я лежал, спал, потел, медитировал и снова спал.

Утром 22 декабря опухоль почти ушла. Я поднялся и начал обычную практику. Левая нога задышала. Было больно, хотя терпимо, а левая нога моя дышала… (далее…)

В Москве начался цикл встреч, участники которых делятся опытом по поводу того, как они говорят правду.

Есть такая притча: однажды правитель пожаловался Насреддину на то, что его подданные лживы. Насреддин сказал: «Истины бывают разные. Прежде чем люди смогут использовать относительную истину, им необходимо практически познать реальную истину. Но они всегда пытаются делать всё наоборот. В результате люди слишком бесцеремонно обращаются со своими же искусственными истинами, подспудно чувствуя, что это не более, чем выдумка». Правитель задумался и решил, что слишком уж сложно все это. И сказал: «Вещи должны быть или истинными, или ложными. Я заставлю людей говорить правду, и с помощью этого они приобретут привычку быть правдивыми». Утром перед городскими воротами по указу Правителя была установлена виселица. Около нее стоял капитан и солдаты. Было объявлено: «Каждый, кто входит в город, должен правдиво ответить на вопрос капитана». Первым в город вошел Насреддин. Капитан спросил: «Куда ты идёшь? Говори правду, иначе тебя повесят». Насреддин отвечал: «Я иду, чтобы быть повешенным на этой виселице». Капитан сказал, что это ложь. На что Насреддин отреагировал тут же: «Прекрасно. Если я солгал — повесь меня». Капитан задумался: «Но это будет значить, что ты сказал правду». В ответ Насреддин уточнил: «Вашу правду».

Что означает «говорить правду»? Как понять, правду ты говоришь или нет? Возможно ли вообще говорить правду? Зачем говорить правду и как не врать хотя бы самому себе? Каковы критерии того, говоришь ты правду в данный момент или нет? Почему говорить самому себе правду может быть трудно? В четверг, 28 марта 2013 года в московском антикафе «МЯУ» («Место Ясности Ума») состоялась первая встреча из цикла «Говорящие правду». В большой комнате в круг были составлены диваны, на них расположились пришедшие на встречу люди и около часа проговорили друг с другом — спокойно, не перебивая друг друга, не перекрикивая, в чем-то соглашаясь друг с другом, в чем-то друг другу возражая. И стараясь получить ответы на вопросы, с которых начинается этот абзац. И вот что из этого вышло. (далее…)

Концлагерь, временный перерыв.
Противно, верните мне смелость,
Так, чтобы мне не спалось, чтобы пелось,
И чтобы шел из меня надрыв.

Осенью я смогу сдать экзамены,
А сегодня оставьте, мы слепы, мы ранены,
Пёстрых песен бодрящий мотив
Бросит ниц всех тех, кто тих.

Отблеск облака ласка луны
Растворил свои двери апрель,
Замерцали по небу немые слова
Чьих-то грёз и невнятных вопросов
Как кабала, как взрослые, как они,
Невесёлые, Господи!
Травы твари по паре по особи
Жулик старый, промокший конвойный и малые,
Пробираясь сквозь хрип,
Кто последний – залип,
Затвердел и остался без воли, без вальса.

20 марта — Международный день астрологии

Одним из наиболее убедительных (и удивительных) доказательств ложности астрологии является эксперимент с астрологическими близнецами, начатый в 1958 году английскими учёными Джеффри Дином и Иваном В. Келли. Учёные изучили более 2000 человек, родившихся с интервалом в среднем около 4,8 минуты, и проследили их дальнейшую судьбу. Согласно астрологии, такие люди должны быть близки по профессии, по уму, по привычкам и т.д. Наблюдения велись за состоянием здоровья, родом занятий, семейным положением, уровнем интеллекта, способностью к музыке, искусству, спорту, математике, языкам и т.д. Всего учитывалось свыше сотни параметров.

Пока писался данный текст, в Швейцарии международным конгломератом исследователей был открыт бозон Хиггса (ну или что-то похожее на «бозон») – последняя элементарная частица из фундаментальной физики, объясняющая обустройство мира, существование которой долгое время вызывало академический скепсис… впрочем, как и ньютоновская механика в своё время… да и частица, предположу, вряд ли последняя из открытых. Это сообщение убедило меня не делать скоропалительных выводов, на что, честно говоря, так и подбивала своей неоднозначностью выбранная тема дисс… статьи.
(далее…)

Часть 2 (Часть 1 — ЗДЕСЬ)

«Я сделаю природу людей ловкой!»

Эта «ловкость» в изречении Меркурия означала следующее: «Я подарю им Мудрость, Здравомыслие, Убеждение и Истину»…

Фома Аквинский (1225 – 1275) произнёс: «…предсказанное астрологами сбывается потому, что большинство людей слепо следуют за своими страстями, полностью предаваясь влиянию небесных тел…». – Вот именно на таких людей и ориентируются главным образом бульварная, ярмарочная астрология, дешёвые брошюры, прорицательские рубрики в Сети, газетах и журналах. Прогнозированием и пророчеством люди занимались уже с незапамятных времён, к чему их побудила, как это видно из истории развития человечества, сильная необходимость. Существовало мнение о предопределённости судьбы, и человек всегда стремился каким-то образом заглянуть в своё будущее.

Ни для кого не секрет, что наша Вселенная, космическое пространство – это не вакуум, не пустота, оно заполнено не только газом и космической пылью, но и электрическими, магнитными и другими полями, создаваемыми радиоволнами, рентгеновскими и прочими излучениями планет, звёзд, созвездий, галактик, туманностей и комет. (далее…)

— Вот мои звери, – сказал Заратустра, и возрадовалось его сердце. —
Самое гордое животное под солнцем и самое мудрое животное под солнцем…
…Пусть же ведут меня мои звери!
Ф. Ницше

Границу между человеком и животным ищут многие, ищут давно. Согласно Библии, Адам в раю, как подобие Бога, дает животным имена, он властвует над ними. Фома Аквинский, комментируя этот акт, показывает, что такое действие первого человека, как присвоение имен животным, говорит о том, что таким образом он сам отражается в них, обретая знания о своей природе. С тех пор иерархия не подвергается сомнению в западном мире. Границы и родство между человеком и животным исследуются для того, чтобы выявить истинно человеческое. Человек, по Гегелю, отличается от животного тем, что он знает, что он животное – следовательно, может выйти за пределы животного. Философия рассматривает человека мыслящего, способного к саморефлексии, знающего о собственной смертности.

Иной подход в науке и искусстве. С одной стороны, различные произведения и мифы пропитаны антропоморфизмом. С другой стороны, научный подход утверждает минимальное различие между человеком и животным, что подчеркивается в биологии, медицине. На слуху в последнее время исследования генной биологии о том, что 99% генов человека и обезьяны являются идентичными. Научно-исторические исследования рассматривают эту границу с антропологической точки зрения на homo sapiens как на недостаточное существо, которое компенсирует с помощью культурных технологий свою нехватку. (далее…)

А писать в айпад, а не в молескин это совсем плохо или пойдет?

Ну вот я сижу у самого берега моря, на краю земли. Я так долго сюда хотел. И теперь я здесь. Что изменилось, что я должен был почувствовать после всех странствий. Что я чувствую сейчас — одиночество, грусть, опустошенность. Как найти баланс в себе, как достигнуть гармонии при понимании, что я абсолютно одинок на этой планете. Что общество, которое окружает меня, абсолютно чуждо мне. Моя жизнь это полоска света на конфликте современного общества и индивидуума.

Я сбегал от этого общества и жил в другом мире, в другом обществе. Хоть ценности многие были мне близки. Начался другой внутренний конфликт. И пришлось вернуться в Россию. (далее…)

О поэтической речи Александра Башлачева

Башлачева нужно сначала услышать, и только потом прочитать, чтобы снова услышать (уже не читая). Конечно, условность этого «услышать» сегодня очевидна: все, кому удалось побывать на его выступлениях, подтверждают невозможность их повторения в видео- и аудиозаписях. Сегодня до нас доносится лишь далекое, расколотое эхо его голоса. И все же слышать его непереносимо и страшно, даже физически мучительно. Но именно голос становится здесь проводником внутрь слова. Более того, он зовет к чему-то «до слова» – к бесформенным, зыбким основам языка. Это голос, призывающий отправиться туда, куда опасно следовать и куда приходится идти против своей воли – в сумрачную область, где рациональное, телесное и чувственное еще не разделены.

На песке расползлись
И червями сплелись
Мысли, волосы и нервы.

Тексты-заговоры

Этот странный, переливающийся внутри себя язык открывает свое присутствие через страдания и ликования тела, устами которого он проговаривает свои изначальные и последние слова. Плоть превращается в бьющий источник, из которого вместе с кровяной лавой как из бездонного родника выплескиваются необъятные, беспощадно сменяющие друг друга смыслы. Но, кажется, именно в этот миг мучительного произнесения вспыхивают и пределы вырванных из плоти значений. Как будто сама речь одновременно и дает словам жизнь, и отбирает ее. То, что почувствовал Башлачев, во многом оказалось осознанием трагической природы взаимоотношений слова и бытия.

Итак, Башлачев-поэт раскрывается в полную силу только через Башлачева-исполнителя. Однако эта особенность не имеет ничего общего с привычным песенным жанром (когда исполнение пытается заретушировать поэтические изъяны): тексты Башлачева, несомненно, нуждаются в письме, поскольку поток их образов невозможно уловить на слух. И все же эти короткие стихотворения почему-то противятся чтению «про себя», по-настоящему поражая именно при столкновении с голосом автора, который продолжает беззвучно звучать в записанных словах. Сами по себе черновики и авторские распечатки текстов Башлачева, несомненно, представляют огромный интерес, но всякая его рукопись со сколь угодно тщательно выверенной пунктуацией все же выглядит своего рода черновиком, потому что чистовиком в этом поэтическом пространстве становятся только произнесенные вслух, вышептываемые и выкрикиваемые слова.

Я разгадан своей тетрадкой –
Топором меня в рот рубите!

Но отчего же столь совершенные тексты испытывали потребность в высказывании, обнаруживая странное родство с заговорами? И почему голос все же никогда до конца не стирал внутренней нехватки записанного слова, а возможно обнажал ее еще сильнее? Откуда возникала эта странная раздвоенность? Каким образом стих здесь оказывается невозможностью стиха и прорастает сквозь собственную невозможность? И почему эта слабость и неосуществимость способна оборачиваться невероятной мощью? (далее…)

Нечто подобное тому, что было сегодня в Челябинске, наблюдалось в Великом Устюге 8 июля 1290 года. Это зафиксировано в житие Прокопия Устюжского, первого русского юродивого.

Справка о Прокопии

Святой Прокопий Устюжский (Святой Прокопий Любекский; нем. Prokopius von Ustjug und Lubeck), родился Любеке, умер 8 июля 1303 в Великом Устюге. Блаженный (юродивый во Христе) чудотворец, причисленный к лику святых Русской Православной Церкви. Перешедший из католицизма в православие бывший любекский ганзейский купец, по происхождению — из прусского знатного рода.

Отрывок из жития Прокопия с описанием каменного дождя

Важнейшим из многих пророческих предсказаний и чудес праведного Прокопия было избавление Устюга от истребления каменно-огненной тучей. Это было в 1290 году, за 13 лет до его кончины.

В один воскресный день, когда было много народа за службой в соборе, юродивый вдруг обратился ко всем с таким увещанием: «Приближается гнев Божий, покайтесь, братия, во грехах ваших, умилостивляйте Бога постом и молитвой, иначе город погибнет от града огненного». «Он не в своем уме и никогда не говорит ничего дельного. Что его слушать?» — сказали устюжане и не обратили никакого внимания на слова праведника. (далее…)

Это будет не доклад, и даже не речь – это размышления, и я выписал для себя только цитаты, чтобы быть точным. Конечно, «Один день Ивана Денисовича» – это литературное произведение. Но называя его посланием я хочу сказать о Мысли, вложенной в написанное: о главной мысли Солженицына, на мой взгляд, современниками его и нами всё же до сих пор непонятой.

Да, советское общество после публикации этой повести должно было испытать потрясение, переосмыслить прошлое, прийти хоть к какому-то правдивому пониманию своей истории. Но свойство советских людей, о котором говорил сам Солженицын — их слепота. Не знали, не слышали, не видели – и вдруг увидели, узнали, услышали, хотя Солженицын с клеймом «антисоветчика» очень скоро стал изгоем этого общества. И вот до сих пор видят в его фигуре какого-то борца с «тоталитарным режимом», хотя коммунизм был ему отвратителен своим безбожием. Это христианский прежде всего писатель, но при этом мирового зрения. Вот такого христианского мирового зрения, которое было в русской литературе только у Достоевского.

«Один день Ивана Денисовича» — совершенно открытая христианская проповедь. Я не знаю, может быть Хрущев спал в начале и в конце, когда ему читали, и проснулся только на моменте, когда клал Шухов бойко кирпичи, но ничего зашифрованного в ней совершенно нет. Солженицын бесстрашно, свободно, открыто говорит именно о христианстве. И главный смысл этой вещи – конечно, вопрос о Боге. (далее…)

28 января 1853 г. родился Владимир Сергеевич Соловьёв, русский философ и поэт.

Искусство – это Ад, из которого художник выводит свои образы. Такой взгляд на искусство вообще и на символизм в частности Александр Блок изложил в статье «О современном состоянии русского символизма» (1910). Томительное, подчас изнуряющее предчувствие иных миров и прекрасной тайны зовёт и манит. И вот уже до художника долетают первые звуки таинственного мира. Постепенно они складываются в слова, неразгаданный мир обретает цвет и зримые образы. Какой-то Лучезарный Лик, видения которого ждала душа, проглядывает в золотом тумане сквозь пурпурно-лазоревое сияние. Но вдруг пурпур и лазурь начинают таять, и на их место опускается лиловый сумрак. А Лучезарный Лик оказывается лицом мёртвой куклы. Чаемые, но недоступные прежде миры теперь сами хлынули в душу художника и затопили её неясными образами. Так жизнь становится искусством, и художник оказывается в окружении призраков. Быть художником, считает Блок, значит распахнуть свою душу перед таинственными мирами, пустить в неё те самые силы, что способны производить хаос и разрушение. И не каждый может выдержать такое вмешательство.

Блок всего лишь стремился выразить состояния, переживаемые поэтом и поэтом-символистом в особенности. Случайно это или нет, но аллегория Блока похожа на жизнеописание Владимира Соловьёва, которого Блок называл своим учителем. Те ощущения и состояния, те внутренние события, иносказательно описанные Блоком, Соловьёв переживал наяву, в повседневной жизни, без всякого иносказания. Вся жизнь этого необыкновенного человека, создателя первой философской системы в России, зачинателя русского символизма, проходила где-то на грани миров видимого и невидимого, среди пурпурных сияний и лиловых сумерек, о чём сам он писал:

…Близко, далёко, не здесь и не там,
В царстве мистических грёз,
В мире невидимом смертным очам,
В мире без смеха и слёз…
(«Близко, далёко, не здесь и не там», 1876) (далее…)

Фото: by Alexandra Moss

Путешествие – это всегда «другое время», т.е. в некотором смысле «изъятие» себя из того, что является «временем» как таковым – чередой повседневных событий, привычным размером существования.

И подобное «изымание» как раз и позволяет осознать время – граница полагает предел, за которым привычное обретает цельность, собираясь из фрагментов повседневности. Повседневность не требует цельности, она и существует как поток, включающий в себя все, любые разнородности, объединенные своим нахождением в существовании, которое осмысляется как «свое».

Граница же, отделяя от повседневности, придает ей отсутствующую целостность – и «новое» время, и пространство, в котором ты оказался, становятся «негативным опытом», тем «иным», что проявляет невидимые свойства повседневности (впрочем, возможен и иной поворот разговора – ведь, пожалуй, более точно будет сказать, что эти «свойства», в качестве принадлежащих некоему единому объекту, только в этот момент и появляются, вместе с появлением самого объекта). (далее…)

Так сложилось, что журнал «Перемены» многие называют литературным. Действительно, какое-то время меня увлекала идея сделать на базе многоуровневых «Перемен» некий альтернативный литературный проект. Подтолкнуло меня к этому праведное возмущение, которое я чувствовал всякий раз, когда читал очередной никому неизвестный гениальный текст, написанный уже много лет назад, но практически незамеченный литературными критиками (а следовательно и читателями), забытый и заброшенный. Мне казалось это чрезвычайно несправедливым – что вот есть какая-то там современная литература, которую публикуют везде, рекламируют, пишут о ней и соответственно ее читают, дают премии и проч., хотя она, эта литература, явно «так себе» и жонглируют ей критики и продавцы потому, что на безрыбье и рак селёдка. И при этом есть литература настоящая – живая и подлинная. А ее как бы не замечают. Причем не читатели не замечают, к читателям претензий никаких (они ведь обычно читают то, что раскручивают для них лидеры мнений), а именно вот литературные критики не замечают, многие из которых, казалось бы, вроде бы как на своем месте. Например, Лев Пирогов и Виктор Топоров. Нет, они тоже пишут о том, что продвигают издательства, либо лоббируют свои какие-то «сугубо личные представления о прекрасном». Мне хотелось понять, почему так происходит и, по возможности, исправить положение.

Оглядевшись немного в литературных кругах, поговорив – очно и заочно – со многими ключевыми деятелями литературного процесса (с писателями, критиками, редакторами, издателями), я полностью разочаровался в литературной теме и решил, что не буду играть в эту игру самоутверждений и амбиций. Все равно ситуацию не изменишь и не переломишь. Да и незачем (почему – об этом чуть ниже). Поэтому я перестал вести этот проект «Неудобная литература», почти перестал публиковать худлит на «Переменах» (тем более что из тех потоков, которые хлынули на меня после открытия «Неудобной литературы», лишь единицы были достойны публикации).

Но недавно ко мне попал роман Андрея Коровина «Ветер в оранжерее». Текст, который в очередной раз заставил меня задуматься о странной судьбе некоторых очень достойных литературных произведений, почти проигнорированных критиками и читателями. Роман этот абсолютно можно отнести к категории той литературы, которую критики проглядели – то ли по своей лени, то ли по другим, более глубоким психологическим причинам. Несколько таких странной судьбы романов уже опубликовано на Переменах («Блюз бродячего пса», «Кукушкины детки», «Побег») – тексты эти, при всех их достоинствах, как бы утонули во времени и не пробились к читателю (может быть, как раз в силу достоинств). (далее…)