вышагивает он значит себе как бы котом по белой узкой тропе проходящей единственной зацепкой для глаз по бескрайним просторам незримой черноты и о чем-то очень сосредоточенно размышляет.

о чем казалось бы размышлять в таких странных странах?

о невидимых колоннах неебической высоты поддерживающих белую дорожку.

о том на что опираться этим колоннам неебической высоты, когда от и до лишь бездна. темнеющая бесконечной чернью бездна.

или чувствует себя слепой ящерицей, ищущей страну, где взойдет его солнце, подобно грешнику страждущему и ищущему.

в один момент пустота становится тесной. до того тесной, что стенки легких слипаются и он готов умереть.

со всех сторон наваливаются сиськи. такие упругие и с непревзойденно торчащими сосками. он задыхается и готов умереть, но охватившее его неимоверное возбуждение вместе с резкоограниченным поступлением воздуха внутрь держит его здесь. держит и не отпускает.

он всем телом ощущает округлость великолепных сисек облепивших его тело. чувствует их даже своими продавленными внутренностями. теплые гладкие и все пытаются протиснуться друг через друга — главное ближе к нему.

они прекрасны. я готов сдохнуть. я готов быть ими раздавленным… (далее…)

.SORBID SWAMPS, Zapadna Ceska 2012.

Выходной понедельник начался с того, что я зашёл в гости к Шаману и уселся есть с ним суп.

— Классный супец у тебя получился, кисленький. Что ты туда положил?

— Вообще-то грибы.

*sometime after*

— Слушай, может розетку тебе починить? Всего-то пару шурупов ввинтить надо. – Я нёс какую-то чушь, пытаясь стряхнуть с себя липнувшее чувство абсурдности и страха.

Розетка, среагировав на звук, подобрала под себя провода-лапки и замерла в центре ковра болотно-песчаной расцветки, прибитого к стене. Шаман повернулся ко мне, отвлекаясь от микроскопа, в котором изучал свежие побеги лекарственных трав и иссушенных мух, прятавшихся за стеклом подъезда:

— Себе настройку подкрути, а то беленький совсем.

Висящий над моей головой шаманский бубен свирепо захохотал, явно пытаясь напугать. Или просто шутка очень понравилась. Две совы, сидящие на форточной жёрдочке, переглянулись:

— Что за..? – У молодой совы расширились глаза и поднялись оперенные брови.

— Шаман всегда так смешно шутит. – Ответила взглядом сова поопытней и жирно ухнула. Бубен прикусил мембрану и чуть зашелестел бубенцами, негодуя.

Стены комнаты округлились, и в центре одной, с ковром, прорисовывался трёхмерный шар, полосы слились и я увидел обычную для предвесеннего времени года и нашей местности почву. Где-то пробивалась зелёная трава, в разлитых лужах я видел отражение себя и Шамана. Розетка снова пришла с движение и забегала на месте. Шар же начал крутиться, и скоро моему взору предстала оборотная сторона. Из-за «горизонта» появились огни, и я узнал наше поселение. (далее…)

Моя некрасивая подруга стояла на верхней ступени лестницы, а я смотрела на нее снизу. На ней был костюм, доставшийся ей от бабушки – юбка и пиджак. Его как будто выкроили из куска грубой ворсистой ткани тупыми ножницами и неаккуратно сшили широкими стежками. Мою некрасивую подругу звали Азиза. Она стояла на лестнице и смотрела на меня сверху.

Глаза Азизы похожи на миндаль. Глаза, правда, что надо – большие, уголки чуть вверх, угольки в темно-карем зрачке, ресницы густые и толстые. Она была бы хороша, если б ходила, как мусульманка, закутанной с головы до ног, если б были видны одни только ее глаза. Если б не большой нос и не пушок на скулах – легкий, но темный. Если б не усы на верхней губе. Если б ворс на юбке не переходил в темный ворс на ногах, открытых ниже колен. Азиза стояла на верхней ступени – пушистая с головы до ног. Так я ее и запомнила – некрасивой.

Я запомнила слова, которыми ее называли в классе – большие, грубые, как проволока, а, может, грубей. Их нельзя было взять и согнуть, превратив во что-нибудь круглое, без острых концов. Или у нас – пятнадцатилетних – тогда не хватало сил? У Азизы были ворсисты ноги и юбка чуть ниже колен, усы на губе и мама, которая запрещала ей брить ноги. А наш 9 «а» был довольно жесток.

В тот день Азиза не просто стояла на лестнице – моя некрасивая подруга смеялась. На все четыре этажа. У лестницы было два крыла – по правую и левую сторону коридора, заканчивающегося спортзалом. По правому поднимались, по левому – спускались. И не иначе – по-другому было нельзя. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ.

— Пустые орехи, пустые орехи, – повторяет Азиза, сидя на кухне рядом с Людмилой. Руслан косится на сестру и подмигивает пустому стулу.

— Людмила, как дела? — спрашиваю я, бесстрашно уставившись в глаза, которых не вижу. Кажется, они должны быть где-то выше спинки стула. (далее…)

КОШМАRT ПЕРВЫЙ СМ. ЗДЕСЬ.

Я баба слабая. Я разве слажу?
Уж лучше — сразу!
Вознесенский

Продавщице магазинчика «Урожай» Раисе Петровне Кошёлкиной доставили с курьером диковину: по ошибке, с тайным ли умыслом – поди теперь разбери, да и нужно ли? Раиса Петровна и не стала. Как самочка пресвободная, не имевшая, по счастливому стечению обстоятельств, хасбанта, а по несчастливому – френда, временами сносила она те самые тяготы, озвучивать которые приличным гетерам¹ словно б и не пристало, но кои, введя однажды во искушение, от лукавого век не избавят. «Ок, ок, но что же Раиса Петровна?» – перебьете вы торопливо, и будете, верно, правы: времечко нынче дорого – пространство, впрочем, дороже… однако, мы отвлеклись, и потому просим тихонько ангелов: «Ну повторите, повторите же! Мы снова были заняты бог весть чем! Мы, как всегда, вас не слышали! Зато сейчас расправляем локаторы и внимаем, внимаем… Мы очень! Очень! Хотим! Внимать!» – и ангелы повторяют, повторяют любезно: «А то: когда руки опустятся, сыграет solo». (далее…)

Жёлудев хотел Женщину – да не простую, аки знамо чьё ребро, но Сложносоподчинённую: чтоб непременно уж «и…, и…», а не – тьфу! – «или-или». Вокруг, правда, сновали одни лишь жэнщины, а жэнщину Жёлудев не хотел, и потому искал без малого тридцать уж лет и три года: семь пар железных башмаков истоптал, семь посохов железных изгрыз, на иглу Кащеюшкину чуть было не подсел, а всё нейдёт. «Где ты, Сложносоподчинённай-а-а?..» – кричал он иной раз во сне, во весь свой богатырский басок, ан бестолку. А раз так, решил Жёлудев по прошествии времени у транссилы совета искать. «Тонкий Духовный Мир, – канючил он, – поверни ко мне Женщину Сложносоподчинённую передом, а остальные все пусть лесом идут!». Озадачился по такому случаю Тонкий Духовный Мир, от наглости человеченной аж скорость света того убавил, ну и откликнулся: «Дурачина ты, простофиля! Чтоб Сложносоподчинённую привлечь, надобно самому Сложносочинённым стать! А ты с рылом своим пивным – в ряд шампанский, значит, желаешь?» – вот и весь сказ. Закручинился Жёлудев, запереживал, затомился во весь свой уд богатырствующий – одним словцом, спёкся: никакая другая мысль, окромя как о Ней, в головушку-то нейдёт, есть-пить хлопец не может, и вообще – нестоячка! Тень тенью ходит, ни кожи ни пушка над рыльцем – одни маслы торчат, ворочаться с бока на бок мешают, думки с ритма сбивают – часы и те нейдут! «Тонкий Духовный Мир! – взмолился тогда Жёлудев. – Что ж делать-то мне теперь? Век бобылём ходить? Для того ль меня мамо в поле капустном рожала, чтоб в муках все дни провёл, чтоб удаль свою молодеццкую – да в компост дачный снёс? Хошь што проси – всё отдам: дай только Сложносоподчинённую: чтоб и… и…, значит, а не – тьфу! – или-или!». Посовещался, заслышав речи такие, один Тонкий Духовным Мир с другим, и так порешил: «Чтоб Сложносоподчинённую привлечь, надобно тебе, Жёлудев, учиться, учиться и учиться: сознание очищай, слышь? Клизма ментальная требуется – дальше фаллоса-то не видишь… так и Сложносоподчинённую, коли появится, проглядишь! А ну как из плена ума вырвешься, светом самому себе – чисто, Будда, – станешь, так Она враз и явится…». Пригорюнился Жёлудев. Как самому сложносочинённым стать, не ведает – не обучен работе душевной, как ум онемечить – не знает, а уж как светом себе самому по самое не могу засветить – и подавно. Начал, понятное дело, книжки учёныя читать, мудрецов в порядочке альфабетнутом по периметру разложил, и ну – как Ленин: и то вроде выучил, и это – а всё не то будто, всё будто воздуха нет у него… Тужился Жёлудев, тужился, а потом возьми да крикни: «Тонкий Духовный Ми-и-ирррр! Не можу я! НЕ мо-жу-у-у!» – а Тонкий Духовный Мир, не будь дурой, тихохонько так, по-родственному: «Здесь и Сейчас. Здесь и Сейчас. Отколись от ума. Проснись. Присутствуй!». Ну, ходит Жёлудев из угла в угол, как герой романа рыальистичнаго, здесь и сейчас, здесь и сейчас, точно тот попугай, рефренит, – а от ума всё равно никак не отъединится: проснуться, присутствовать чтоб, стал быть, не может. Пуще прежнего опечалился Жёлудев, руки в кулаки сжал – и ну опять вопить во весь басочек-то богатырский: «Женщину! Женщину хочу! Сложносоподчинённую! Чтоб и так, и этак могла, и в воде морской, и в глади небесной – а ещё и поговорить чтоб! И платьице… Платьице красное на ей штоб… красное, да, всенепременно…». Совещался Тонкий Духовный Мир, совещался, да и порешил Жёлудева в Сеть кинуть. (далее…)

Седобородого Ворона заперли в маленькой табакерке. Стены в табакерке обклеены кусочками желтых обоев из комнаты Родиона Раскольникова. Сверху на тонких ниточках свисают колокола и оловянные цилиндры.

Ворон мечется под потолком табакерки, задевает нити, похожие на струны. Колокола и цилиндры могли бы звенеть на весь мир. Табакерка слишком мала для их длинного звона. Звуки ударяются о стены, отскакивают, соединяются в середине коробки и бьются об пол маленькими мячиками для пинг-понга – по голове, по лапам, по крыльям, залетают в раскрытый для «кар» клюв, а Ворон не может расколоть звук, как колол на воле орехи. Ворон чуть не сошел с ума, пока не понял, что лучше сидеть смирно.

Через сто лет табакерка стала Ворону домом. Он взял двуствольную гитару. На первом грифе не хватало струны. Он надел черную потертую шляпу из Амстердама. И взвился дымок воспоминаний, как от пепла сыпучей травы. Ворон жил тысячу лет и видел нашествие татар. Клевал паданцев Куликовской битвы между Доном и Непрявдой и помнил вкус их мяса. Дымок вьется, а ворон четыре сотни лет назад перебирает лапой по гуслям и выпевает сказания о земле русской. По-вороньи раскатисто и на славянский лад. А звуки уходят вширь, удлиняются. Гусли журчат Доном, а когда Непрявдой. Это – пр-р-равда, пр-р-равда, он то мясо едал. (далее…)

я стою на трибуне. передо мной огромная, разъяренная то ли моей речью то ли моим присутствием, толпа кровожадных динозавров. и я, заходясь в ярости, трясу кулаками и ору в старые, вполне возможно давно уж не работающие, микрофоны.

СКОЛЬКО МОЖНО ТЕРПЕТЬ ЭТОТ ЕБУЧИЙ ПРОИЗВОЛ???

ДОКОЛЕ???

МЫ УСТАЛИ ПРЕСМЫКАТЬСЯ ПЕРЕД ЗЛОЕБУЧИМИ ВЫСКОЧКАМИ-НЕДОМЕРКАМИ!!!

МЫ РАЗДАВИМ ЛЮБОГО, КТО ПОПРОБУЕТ НАС ОСТАНОВИТЬ!!!

динозавры в приступе то ли паники, то ли оргазма планетарного масштаба орут, как десять вымученных птицефабрик, собравшихся перед гигантским громкоговорителем.

ПОДОТРИТЕ СЛЮНИ, ПЕРЕПОНЧАТЫЕ БРАТЬЯ!!!

НИКОМУ НЕ ПОЗВОЛЕНО КОМАНДОВАТЬ НАМИ!!!

ОТНЫНЕ МЫ ПРОВОЗГЛАШАЕМ СВОБОДУ НА ВСЕЙ ТЕРРИТОРИИ ПЛАНЕТЫ Y!!!

СВОБОДУ БЕЗ КАКИХ-ЛИБО ОГРАНИЧЕНИЙ, НАЛОГОВ И ЖАЛКИХ ЖУКОПОДОБНЫХ НАМЕСТНИКОВ!!!

стайка злобных эорапторов в приступе тупой ненависти ко всему живому напали на парочку совершенно аполитичных, мерно сношающихся в стороне, тиранозавров-гомосексуалистов. и пара этих чешуйчатых пидоров рвется через скандирующую призыв к перевороту толпу прямо к сцене. сцена, наспех сколоченная за два дня до сего знаменательного происшествия кучкой никому неизвестных рабов, разлетается в щепки под натиском двух шеститонных зубастых фриков. расценив пидорский прорыв как призыв к действию, обезумевшая толпа динозавров, брызжа белой слюной и кровью травоядных пленников, ринулась в бой.

мой голос был раздавлен чьим-то острым грязным когтем.

я снова шагал по лестнице вверх-вниз, вверх-вниз, крепко держа за руку очередную изрядно потасканную богиню.

богиня привела меня в свою обветшалую, равно как ее кожа на высохших старых ключицах, хижину. и сообщила прискорбную весть, что здесь я живу и прямо сейчас мне подобает вынести мусор, помыть руки и садиться есть. будучи не в силах осознать наличие сей действительности и свое место в ней, я решил молча повиноваться.

взял отчего-то слишком привычное пластмассовое ведро, из которого, стоит сказать, несло не слабее, чем из пасти неделю назад сдохшего падальщика, и поплелся по направлению к двери.

уже у самого выхода эта рыжая, истерзанная тяжким трудом богиня нежно оплела мое тело своими тонкими морщинистыми руками. с неимоверно трепетной нежностью она приложила голову к моей спине и тихонько, с легкой грустью, вздохнув сказала.

какие же мы стали старые…

НАЧАЛО (Trip 1) — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩИЙ ТРИП — ЗДЕСЬ

Когда я встречаю её — всё кричит во мне: странная зеркальная женщина, я стремлюсь познать смысл всей этой игры.

Ты как будто каждый день рождаешься и умираешь в моём сознании, но каждый раз ты совершенно новая, и новый день для меня подобен рождению, покорению вершины, и подобен разбитой мечте, ибо это полет одного дня.

Эти странные зеркальные игры, с целью доказать, кто же на самом деле является отражением, вечным подчиненным… Да я бы ходил задом наперед, если бы это действительно того стоило, но я чувствую, что бьюсь на месте, и сколько бы я ни лежал на животе, когда в незеркальном виде все лежат на спине, или уж, в крайнем случае, на боку, я никому ничего не докажу, потому что никто не ищет эту странную правду, кроме меня самого. Самоцель — доказательство собственной же реальности. Я мыслюследственноясуществую и тому подобная примитивная человеческая хрень.

А я могу сказать больше. Я познал Любовь. Я прошел через боль и печаль, я прошел через всё это как через чертовы X-RAY лучи, и всё это не осталось там, позади, всё это осталось со мной, моя зараза. И эта зараза — она повсюду находит своё отображение. В предметах, в зданиях на улице, на самих улицах, как таковых. Улицы кормят меня Любовью, Болью и Печалью. Когда же я подолгу засиживаюсь дома — необходимые нормы своего странного питания я получаю через зеркало. И я — ЧЕЛОВЕК. Ибо имею в себе все эти чувства. И я всё ещё мечтаю о лучшем. Быть может, даже верю в судьбу, а также в то, что я всё делаю правильно.

Волшебный художник
Потерял свои краски
Повесился ночью
В магическом лесу.
Я не должен бояться,
Ни к чему эти слезы
Он найдет своё место —
Место в Аду.

Прогулка закончена. Все могут расходиться. Прогулка закончена, но одиночество остается. Пусть даже я и нахожусь в окружении некоторого количества людей. Их присутствие не ставит точку, не перечеркивает моё одиночество.

Остаюсь в своей room full of mirrors, в общем-то, ни на что и не рассчитывая. Это же не пессимизм? Жизнь ведь продолжается? Да и я пока всё ещё жив, имею счастье улыбаться глупым мелочам, в те редкие моменты, когда не копаюсь в себе. Не ищу свою Правду. Правду с большой буквы, в которую наивно уверовал в далекой юности. Да и в которую до сих пор верю. И я все дальше от реальности. И все ближе к отражению в зеркале, ближе к немым образам детства, вроде того бесноватого старика. Кто знает, быть может, через десятилетия выяснится, что тот обезумевший дед, обливающий себя кипятком, — это лишь моё отражение, и не что больше. Странный немой message из будущего, эксклюзивный шанс лицезреть свою безумную кончину…

И ведь действительно… ОКНО БЫЛО ПОДОБНО ЗЕРКАЛУ В ТУ НОЧЬ.

——-

И сны мои подобны
Тем безумным дням с тобой,
Мой странный Элвис в юбке
Счастья моего Король.

THE END (23/1/2008) (далее…)

сделал глубокий вдох и вдохнул пару полевых мышей.

мыши — поверьте, не по своей воле и прихоти — съели мозг. теперь я пытаюсь соображать продуктами их жизнедеятельности и, надо признать, мир мой становится все интересней.

все интересней.

все интересней все.

с тех пор, как закат окончательно закатился и я остался лежать один на боку, имея возможность видеть все вокруг лишь одним глазом, мир мой становится все интересней.

все интересней.

и интересней.

сначала прибой смыл кем-то купленные ранее и кем-то другим позже забытые пляжные зонтики ярких расцветок. потом прибой смешался с тропическим ливнем и все, что теперь я мог видеть своим единственным глазом, превращалось в растекающуюся по стеклянной плоскости акварель. и этот мир становился все прекрасней. с каждой каплей все прекрасней и интересней.

тогда я решил закрыть и его. также я решил даже забыть о фиолетовом цвете, пробивающемся сквозь сотни трухлявых щелей где-то очень и очень далеко. потому как ноги мои эволюционировали в песок и добраться до запомнившегося однажды сарая пешком не было уже никакой рациональной возможности.

вплавь, подумал я.

чтобы наверняка, нужно вплавь!

но дело в том, что мир осознаваемый мышиными экскрементами, не всегда вяжется с рациональным подходом к обычным, казалось бы, вещам.

Снег пошел, великан ладонь подставил. Снежинки посыпались и горкой на ней легли, а в самой середине, там, где линии ума и судьбы крест-накрест сходятся, подтаяли. Черногривые предки белой земли уселись на ладони в круг и оленьими глазами на огонь священный смотрели. Огонь красным трещал, кольцами вверх уходил – в ноздри великана заползал.

Ойуун в круг вышел, в бубен ударил, пятистопным хореем матушку-природу воспел – серебристо-чешуйчатых в ледяной реке, что по равнине бесплодной струится, по буграм на ладони великана протекает. Затрясся мелкой дрожью, ходуном заходил и по кругу, бубном вправо, бубном влево, пятистопно. (далее…)

when someone hands you a upside down water bottle, you know shit is about to get real.

.2013.WEST.POLAND.

— …

— Ну ладно тебе, Чаштот, сегодня такое солнце!

— Каждый день такое солнце, июль всё-таки.

— Искупаемся, поваляемся в песке, Штоф обещал пивка взять!

— Не, в другой раз. Может к закату выберусь на береговую линию.

— Хорошо. Как найдёшь время захотеть..

— Так и найду время сделать. Было приятно тебя услышать.

Последние слова летели вместе с телефонной трубкой на рычаг, громкой нотой отозвавшись в комнатах. На звук пришли кот и Тогдиш, неся кружку и просьбу в глазах. Уже немного спокойней и зарождающаяся внутри мысль о ленивом валянии в морских волнах трамбуется сапогом в папку «после 18»:

— Подлить кипяточку?

— Лучше льда. Голова уже болит.

Жар прессом давит на крышу, но гуляющий по квартире сквозняк не даёт ей раскалиться и удерживает температуру тела в нужном градусе. Под глазами висят чуть опухшие тёмные бланжи, и реакция на шутки всё резче.

— Может на звуковую карту какой-нибудь реагент налить, чтобы определить, идёт ли звук бесперебойно?

— А толку от этого? К цели не приблизит, да и, пользуясь случаем, я аммиаком процессор протёр, чтобы охладился.

Время подходит к вечеру, и настают уже сутки, как Тогдиш зашёл ко мне с взъерошенными волосами .и. кучей электронных примочек .и. пробирок с ртутью и серой .и. речью, суть которой сводилась к тому, что по нумерологии ночь с 9 на 10 число давала хорошую подпитку для алхимических экспериментов. И хотя меня больше интересовал «прикладной мистицизм», против алхимии я ничего не имел, полагая, что и там есть что взять на усмотрение.

— Так ты говоришь, что в сумме должно быть 10?

— Да. 4 угла микросхемы, 3 правильные пропорции элементов (сера, ртуть, соль), 2 вида начал – мужское и женское и 1 элемент проявленной вселенной. В этом случае мы взяли звук.

— Хорошо. Микросхема исправна и уже имеет 4 угла благодаря напильнику. Элементы смешанны и готовы к добавлению на оную. Звуковой выход есть. А что там насчёт 2 видов начал?

— Волос Марчежки и мой.

— А я и думаю, что ты так норовил к ней в гости попасть.

— Поболтать обо всём заодно.. – Тогдиш уже улыбался.

Я поначалу относился скептически к его увлечению музыкальной алхимией, но после серии удачных экспериментов наш район приобрёл отличный звукосниматель с зумом и хороший визуализатор, превращающий звук в свет, что делало любой концерт запоминающимся событием, и со всей округи сбегались любители визионерства посмотреть на фейерверк, вылетающий из электрической гитары. Так что старались помогать, а то без присмотра Тогдиш мог потратить половину газового потребления района, напуская газ из конфорки в самодельный дирижабль. Да, летит хорошо, но что толку от этого? Пока мэра не прокатили над городом, угрожали штрафами. (далее…)

НАЧАЛО (Trip 1) — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩИЙ ТРИП — ЗДЕСЬ

Вечная ночь
в глазах моих, печально отражается, притупляя чувства,
и я так холоден —
Я безнадежен

Когда мечты
Утратят намек на реальность,
твои слезы, твоя боль,
моя тупая ярость
И мир так холоден,
Так безнадежен

До тошноты прекрасен,
В сиянии вселенной,
Изобретая счастье, не ведая его,
Такой холодный —
Безнадежный.

Я бы таял в твоих глазах, но боюсь слабости. Я бы прочел все твои книги — но боюсь слабости. Мне так хочется быть естественным — я боюсь слабости. Мой крик — тишина. Мой протест — повиновение. Мой смех — слеза. Моя реальность — шиза. Я хотел бы, может, даже смог бы, но время цепляет меня, говорит мне о том, что я стал другим. Где беззаботность, уверенность в себе? Обладание счастьем становится борьбой, а борьба уже не так интересна. Мне нужен верный подход, но я слепой на этом пути. И уже давно мое место заняли другие, словно оставив меня в дураках. (далее…)

Монологос

Кто такое Я?

Я есть Оно, Я есть андрогин. Имея большое счастье не знать мифа о разделении молнией плоти человеческой на два куска, нам радостно сообщить: ногтистый мудрец ошибался в своем алфавитном юморе! Перевод стрелок часов и журнализма в формат буки – это не смешно, но и не сильно грустно, чтобы не пластать лыбу по лицу.

Я ваше отсутствие сознания. Я биограф и летописец ваших глубин.

Я пожиратель, гонитель и давитель студентиков.

Я тот, кто случайно перешел в мир анализа. Мир разложений – это не реальность. Мир разложений – это всего лишь то место, где Я не одиноко, а раздвоено на половинки, как расколотый символ субъекта.

Как дела?

— Привет! — сказала Принцесса в пустоту.
— И тебе здравия, — ответила спокойным молодым мужским голосом образовавшаяся из ничто тень.

Свет ночных цветов неба был не ярок. Тень оторвалась от памятника могилы и приняла определённую телесную форму.

— Как дела? — спросила Принцесса… (далее…)

Русская лень:
Главному герою не нужно ничего делать самому. Либо Серый Волк поможет, либо красавица-умница жена, либо Щука. Золотая Рыбка, в итоге кинувшая старика, не в счет — это Пушкин китайскую сказку на русский язык переложил. Фраза дня сегодняшнего, Москва: «Мальчик в сорок лет никак не может на работу устроиться» — нет, это финал! В эпоху поголовного высшего образования методом скачивания рефератов из интернета эта черта характера становится угрозой национальной безопасности.

Русская жизнь: неудача — запой.
Откуда это потрясающее неумение «держать удар»? Психолог ответит — гиперопека в детские и юношеские годы. Какую сказку вспомним? «Гуси-лебеди». Иванушка играет с «золотыми яблочками», не делая никаких попыток к спасению, Баба Яга готовит ему не то сковородку, не то дозу варит, а сестрица спешит извлечь его из пучины страданий. Да закордонный Мальчик-с-пальчик больше усилий приложил к борьбе за жизнь! Уточняем диагноз — мужской инфантилизм.

Русский максимализм:
Счастья — Всем! Справедливость — в абсолютной форме.
Добрые сказки с хорошим концом готовят души к вступлению в идеальный мир абсолютного счастья. У Кащея отыскивается иголка, Баба Яга парит в баньке, меч-саморуб припрятан, но вовремя находится. Осечек не бывает. Итог — все довольны, злодеи наказаны, добро торжествует. К сожалению, в жизни все не так. Помню, как мне не понравились восточные сказки, когда в расплавленный металл бросается дочка кузнеца — то колокол долго не получался, то оружие не ковалось… Черт, мороз по коже… У нас такое невозможно, у нас всегда все хорошо… в сказках… (далее…)