Актуальная история вусмерть потерявшегося чела, запутавшегося в тенетах собственных умозрительных конструкций/ «идей», частью совершенно спонтанных, частью искусственных/ надуманных.
Действия как такового, в общем-то, и нет — и тем интересней способность автора двигать дело словом. «Успешный» (простите) ещё недавно бизнесмен из девяностых Сергей Знаев, находясь в плену своих убеждений-принципов-фантазий, умело навеваемых/ конструируемых автором и в которых читатель постепенно разубеждается, постепенно и наиглупейшим образом теряет последнюю собственность… Исподволь зреет его невнятное поначалу намерение отправиться воевать на Донбасс, где надеется он пасть с честию на поле брани, т. к. патриот.
Смерть свою находит он, однако, в другом месте, — нечаянно заблудившись на доске в безвестных тихоокеанских водах. (далее…)
Отметим сразу, что перед нами идеологический роман с прямыми отсылками к современности. Не роман идей, а роман нагнетания одной идеи, одной авторской концепции и подверстывания всего и вся под нее.
Такой роман сейчас чрезвычайно распространен в отечественной литературе.
Это всегда искусственная конструкция. Автор выстраивает лабиринт, все маршруты в котором приводят к нужному знаменателю. Именно фактуру «Июня» Дмитрий Быков старательно конструирует, вшивая в единый текст три совершенно автономные друг от друга части, которые связаны лишь эпизодическим персонажем, да временем действия. (далее…)
Днем температура поднимается до 37, и вечера не приносят облегчения: камень, бетон и асфальт большого города отдают дневной жар, пронизывающий пыльный воздух. Если учитывать, что кондиционеров нет почти нигде, — то раскаленное пекло города становится серьезным поводом забросить все дела, и если ты китаец — просто тихо сидеть на складной табуретке в тени, осторожно пожевывая пельмени, или запереться у себя в кондиционируемой спальне, если ты белый.
Вся жизнедеятельность перенесена на раннее утро. Если встаешь в 6 — понимаешь, что все пропустил уже давно, и всё взрослое и не очень население многомиллионного города уже давно на ногах, можно сказать, посреди своей будничной активности. Так что если действительно хочешь насладиться покоем и практически одиночеством (всего каких-нибудь пара десятков встречных пешеходов не в счет), то из дома надо выходить часов в 5… когда солнце только-только вынырнуло на небо, когда вдруг спала тишина и тысячью голосов и трелей зазвенели птицы. И пока еще — пока все остальные спят — это единственный звук, яркий и прекрасный. Он оттеняется только шарканьем бамбуковой метлы по тротуару — во всех странах мира дворники встают намного раньше всех остальных… (далее…)
На дне небес кончается лето…
Это навсегда.
Встревоженный кем-то призрак мира,
видение времени,
и – молодость позади.
Осень в раю.
И редок смех,
и птицы уже отлетели.
Земные зимние метели…
Договорю.
Агнес Пуарье — Левый Берег: Искусство, Страсть и Возрождение Парижа 1940—1950.
20 июля 2018 в газете «Гардиан» появилась любопытная рецензия известного журналиста Стюарта Джеффриса на книгу парижской писательницы Агнес Пуарье о жизни её любимого города в годы оккупации нацистами и о духовном возрождении этого центра европейской культуры после войны.
Я, разумеется, книгу m-me Puarier не читала, но скажу… вернее, могу судить только по настроению и пафосу рецензента, в чём там дело было.
Интересно всё же, отчего эта тема вызвала такой нескрываемо болезненный — ревнивый тон. Впрочем, стоит ли удивляться накалу эмоций в момент, хорошо знакомый России по поводу раздела наследства, по поводу единой истории, схожих идей. Знакомых каждому, кто пережил развод. (далее…)
«Вежливого героя» можно воспринимать как продолжение «Культурного героя», дальнейшее его развитие. (Здесь же мелькают и темы/мотивы из других книг АК.) И наверняка в каком-нибудь ЦРУ обе эти книги читают вместе – чтобы понять всё про Путина и про Россию. Поймут ли… (далее…)
А.Ч.: От чтения Радова у меня было в чем-то схожее ощущение, ухода в мало- (для меня, возможно) референтные далекие слишком области… А у нас же беседа маргиналов, смайл. Тема смерти важна и в твоей «Хронике»? Героиня там тоже будто в посмертном существовании, Москве Бардо Тхёдол — о себе она избегает говорить «я» (оно отчасти и умерло, отмерло, видимо?), одежда приобретается и уходит как своего рода телесная оболочка…
Н.Ч.: Хаха. Не стоит забывать, что слово «маргинал» для «просто читателей» и «просто деятелей» СМИ не самое симпатичное. Не вижу ничего симпатичного в маргиналах, но, видимо, другие хуже.
Увлечение Тибетскими практиками среди волосатых было очень популярно, видимо, это уже устоявшаяся форма и речи, и сознания. Раз волосатый, значит Индия или Тибет. К Ваджраяне стремились самые решительные и смелые, а мои знакомые новосибирские рокеры просто говорили: «В репу (то есть в голову) Востоком шибает». (далее…)
По поводу выхода нового романа Н. Черных рассказала о жизни советских хиппи, феминизме, А. Аристакисяне, постсоветских религиозных неофитах, «полувремени» 90-х и Е. Головине.
Александр Чанцев: Наталия, поздравляю с новой книгой. Как писался «Черкизон» (первоначальное название мне нравится больше) или «Неоконченная хроника перемещения одежды»? Как ты сама воспринимаешь книгу, с чем ее для себя ассоциируешь?
Наталия Черных: Мне сложно ассоциировать с чем-либо этот роман. Он есть, и пока мне ничего не напоминает. Если подумать, то это нечто вроде увеличенной дозы аналога обычного обезболивающего, перемена препарата.
Воспринимаю, возможно, как более счастливого ребенка в семье, которому старшие немного завидуют. Как видно из названия книги, хроники пишу давно, с конца 90-х. Сначала это были короткие эмоциональные записки о том, что было десять лет назад (конец 80-х). Вроде рассказа в «Новом мире».
Рваный, как бы скандирующий, текст — мне очень нравилось его писать. Это как чистые поленья в печке горят, потрескивают. Красиво и жутковато-забавно. Парцелляция. (далее…)
Прославленный древнегреческий театр, знаменитый Колизей, мадридская коррида и религиозные шествия привлекали толпы людей. Но не более того. Толпы — это еще не все. Всех, практически всех собирает футбольный матч. Равнодушные к нему — лишь презренное исключение.
В дни матчей кажется, что весь город обезумел. По тротуарам бодро движутся плотные толпы. Туго набиты потными яростными людьми трамваи, автобусы и троллейбусы. По пути следования на них повисают все новые и новые энтузиасты. Если вы вознамерились в это время поехать куда-либо, откажитесь лучше от своих планов: вы сможете выйти только у стадиона. Там состоится встреча между футбольными командами — народная, современная игра. (далее…)
16 июня 2018 года умер Геннадий Рождественский. Величайший из дирижеров современности. Дирижер-Вселенная.
Я из тех, кто не может слушать симфонический оркестр, не видя дирижера. На представлении «Хованщины» в Мариинке мне нужно было сидеть так, чтобы видеть Гергиева. Музыку исполняет дирижёр. Оркестранты доносят это исполнение до слушателя.
Часто думаю о том, что дирижер сродни переводчику-интерпретатору, который переносит содержание из формы, понятной ему, в форму, понятную другим.
Интерпретатор — тоже в некотором смысле вселенная. Он слушает речь, как дирижер слушает внутренним слухом партитуру, и доносит ее в зависимости от богатства и глубины собственного мира.
Это только кажется, что дирижер дирижирует палочкой, а переводчик переводит слова. На самом деле и тот, и другой интерпретируют тексты в зависимости не только от своих профессиональных навыков, но и от широты собственного кругозора, силы характера, настроения, жизненного опыта, умения читать между строк и даже погоды за окном. (далее…)
Сильно идеологизированная демшиза Станислава Говорухина сильно не любит. И то подумать — с чего ей вдруг любить Говорухина? Рисунок поведения, положенный честному творческому интеллигенту, он все время нарушает. Основные сценические площадки по назначению не использует: на Васильевском спуске не поет — не пляшет, в Бетховенском зале на цырлах не ходит.
Иногда он романтично-наивен («Россия, которую мы потеряли»). Иногда — прямолинейно простодушен («Так жить нельзя», «Солженицын»). Однако и его наивность, и его простодушие все равно симпатичнее (и разумеется, благороднее) распространенного: «Ничего страшного, всегда воровали. Эпоха первоначального накопления. А вот правнуки тех, кто сейчас бандитствует, станут, бог даст, приличными людьми». (далее…)
Не Вы, не Вы, не Вы, увы, не Вы
Внимали музыке Невы
Не Вы в ней сходство отличали
В приливах невских волн печали, увы… —
Горланил я во всю мощь «Круиз», терзая старенькую гитару, которую взял с собой на службу Родине тем душным жарким похмельным маем.
Сборный армейский пункт забит битком. Это был красный уголок при каком-то заводе, не рассчитанный на такое количество народу: будущие бравые бойцы расположились беспорядочно и кучно. Многие открывали мамкину еду, откупоривали бутылки-«андроповки». Запрет на бухло ещё не действовал. Мы ж не полноценные солдаты-швейки, — пока не доехали до пункта назначения: — тривиальные гражданские. Посему половина откровенно пьяных… (далее…)
Разновеликие имена Серебряного века. Лица покрыты амальгамой причастности к эпохе. Повсюду провалы тайн. Факты многих биографий высвечиваются исключительно в пределах ореолов великих современников. Но в устоявшейся тени за пределами освещённой зоны проступают удивительные судьбы, сильные характеры, замечательные стихи. Таков Иван Приблудный, один из числа новокрестьянских поэтов, уникальная человеческая душа, прибившаяся к Есенину и оказавшаяся ему необходимой.
В литературоведении принято считать, что известностью Приблудный обязан знакомству с Есениным. Сведения о нём извлекаются преимущественно из биографии Есенина в период их тесной дружбы: сентябрь 1923 — декабрь 1925. Однако поэтический успех пришёл к Ивану до этой знаменательной встречи. (далее…)
Батюшка мой в конце 30-х годов служил на Дальнем Востоке, в Дальней Бомбардировочной авиации, был стрелком-радистом. На все руки мастер, он в подарок командиру своему сделал копию картины Шишкина «Утро в сосновом лесу», — а тот в благодарность отправил его в командировку во Владивосток.
Владивосток — не только для моего отца был ответным подарком, думаю, что он подарок всем русским людям за то, что дошли они до Тихого Океана, не уничтожив ни одного народа…
Какой же русский не любит быстрой езды, не хочет оказаться в самом дальнем углу страны, на Дальнем Востоке?
Вот и я там оказался — на острове «Русский», где бухты названы в честь знаменитых кораблей, а те — в честь знаменитых античных героев.
Бухта «Аякс», кампус университета, а вокруг заливы, заливы в заливах — и сам Владивосток — на полуострове, что стоит торчком в заливе. Говорят, что китайцы называли это место заливом Трепанга, который очень даже полезен для придания силы мужскому организму. (далее…)
Мы приходим в художку как домой: уже все близко и знакомо, но нас по прежнему есть чему научить, и хотя мы и не наивные несмышленые первокурсники, лежащие перед нами поля нашего незнания по-прежнему велики и нескончаемы, а мастерство и умение только изредка, как вспышка, лишь маленьким хвостом дается в руки, а затем вновь выскальзывает меж пальцев. Мы многое уже умеем, но от этого дорога впереди еще только дальше и труднее, потому что у нас теперь хватает ума оценить все свое несовершенство.
Очень ярко помню один момент: я прихожу как-то зимой на занятие, после блокады в нос — только что на остановке выудила из ноздри кровавую ватку — красное на белом снегу, это моя кровь — я просто раненный мушкетер короля, истекающий кровью во славу её величества (в обычную школу я, понятное дело, по такому поводу не хожу, но не могу же я, в самом деле, пропускать художку!). (далее…)
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>