Взамен с тебя непременно возьмут что-то, что значительно ценнее денег. И не сейчас, а потом, когда ты обо всём забудешь. Возьмут то, о чём даже не догадываешься, что это и есть главная ценность. Как в той сказке, где купец даёт обещание отдать то, чего у него в доме не было, когда он его покидал. Приехав, купец узнаёт о родившемся у него ребёнке, а делать нечего, надо отдавать. И он плачет, укоряя себя в недальновидности.
Внезапное исполнение какого-либо конкретного желания очень сильно ломает жизнь. Спасение в одном: надо заказать нечто отвлечённое и великое.
Невидимые, не предполагаемые ценности прячутся и в настоящем, и в будущем. (далее…)
А ведь как хорошо начиналось – …безобидная рыба, прочитанная наоборот.
Но приступим…
«Нечистая сила», в немыслимых ипостасях пришедшая на помощь мятущейся, бьющейся в судорогах интеллигенции, – взращённая и напитанная, конечно же, Гоголем, далее А. Аверченко, – новыми красками, неординарными и по-чеховски импрессионистскими живописными мазками воспрянет у Михаила Булгакова.
Принимая, в принципе, февральскую революцию, – после Октября многие авторы-прогрессисты увертюры 20 в. мучительно ищут причину поворота «не туда», не в ту сторону. Куда следовало бы повернуть колесу истории. Что вполне напоминает сегодняшние аналитико-апоплексические метания по поводу горбачёвско-ельцинского «не туда». (далее…)
…Никто не ведал тогда, кто гений, а кто нет. Или кого им в конце концов назначат.
Тридцать с лишним лет прошло с тех пор, когда мы со товарищи шумною толпой усиленно искали, – светлыми невскими ночами, – где бы подешевле охристосоваться-разговеться за чужой счёт. Да ещё подкормиться заодно.
Одно из таких достопримечательных мест в Питере – квартира легендарного Коли Васина, дай бог здоровья и долгих лет жизни. Ведь ему, кто английский «выучил только за то, что им разговаривал Леннон», уже за семьдесят.
Мы были в полном смысле юнцами с нашими 20 – 25-тью. Пели дикие песни «Странных игр», невероятно популярных. Слушали исключительно западную музыку. Прикасаясь к нетленному, вечному. Трудно доставаемому из-под недоступного прилавка. (далее…)
В продаже появилась «Граница Зацепина», пощечина привычным путеводителям…
Книга написана критиком, литературоведом, прозаиком, эссеистом, японистом (в алфавитном порядке) Александром Чанцевым. Коллекция травелогов, собранных в столбик, отличительна еще тем, что цифр в ней не меньше букв. Почему «Граница Зацепина» не знает границ и как литературоведение и стран(н)оведение сочетаются в книге, рассказал сам автор.
Дмитрий Обгольц: Часть глав этой книги пришла из ЖЖ, а потом и Фэйсбука (те, что не рецензии). Я думал, маршрут ЖЖ – бумажная книга вышел из издательской моды. Это не так?
Александр Чанцев: Согласен, это было популярно раньше, в начале 2000-х, когда ЖЖ и прочие блоги регулярно конвертировались в издательскую бумагу. Практика, кажется, массово не прижилась (как и термин «блук»), но до сих пор дает всходы даже в высоких стратосферных слоях – от Б. Акунина и Т. Толстой (не к ночи будут помянуты) до В. Новикова и С. Чупринина. Кстати, те же травелоги, довольно модные у нас сейчас, на том же Западе оформились как жанр уже к 80-м. А мода – не зря женского рода: чем меньше мы будем думать о ней, тем больше – она о нас. В конце концов, сама литература давно вышла из моды. (далее…)
Традиционно под китайский Новый год «Перемены» публикуют прогноз Бронислава Виногродского. Следующий год будет годом Огненной Обезьяны. Посему внимаем прогнозу Виногродского: (далее…)
Середина ночи для меня – это часы примерно от часа тридцати до пяти тридцати, чаще с 2-х с чем-нибудь до 4:30 утра.
Как-то незаметно случилось так, что я с устойчивой регулярностью стал просыпаться в это время, обычно несколько раз. Началось всё во времена «холодных стоп», когда доводилось подскакивать в постели даже от страха, от ощущения их омертвелости.
Потом онемение стало более щадящим, иногда почти уходило и оставались только боли, обычно короткие и резкие или саднящие подольше, нередко вперемежку с недолгим или долгим онемением. Я просыпался… (далее…)
Представляем вашему вниманию отрывок из книги «Во имя Любви Всего». Лизу Кернз иногда называют «духовным учителем» или «учителем недвойственности», хотя сама она едва ли согласилась бы с каким бы то ни было определением.
Она родилась в Великобритании, в юности была захвачена духовным поиском, который, в частности, привел ее в Индию, к знаменитому Мастеру Рамешу Балсекару, переводчику и ученику Нисаргадатты Махараджа.
Сейчас ее сатсанги и онлайн-видеобеседы пользуются популярностью, она ясно и очень свежо передает состояние, учение и дает очень прямые указатели на Истину. Публикуемый фрагмент представляет собой предисловие к ее книге. В нем Лиза рассказывает о своем трудном детстве, о том, что привело ее на путь поиска и что такое недвойственность.
Перевод отрывка осуществил Дмитрий Ра. Публикуется с разрешения Лизы Кернз.
Мы так привыкли жить с убеждениями, верить в разные интеллектуальные идеи. Мы так привыкли слушать что-то на уровне интеллекта, понимать это на уровне интеллекта и думать: “Да, это вот так”. Но то, о чем я говорю, — не интеллектуально. Я не пытаюсь убедить вас в чем-то (хотя это может звучать именно так).
То, о чем здесь говорится, невозможно выразить словами. Это не может быть наделено смыслом. Здесь говорится о тайне этого — того, что есть. (далее…)
Природа заселила Землю великим множеством причудливых созданий. Но и человеческое воображение наполнило культуру массой творений не менее диковинных. Две эволюции, два генезиса, два набора объектов, претерпевших множество изменений. Одна насчитывает сотни миллионов лет, другая – десятки тысяч. Как они взаимодействуют? По каким законам?
В этом наброске, не претендующим на оригинальность, сделана попытка провести между ними параллели. Начну с объединяющих их иллюзий. Главная иллюзия культурной эволюции состоит в том, что она имеет доступный нашему пониманию смысл, определённую цель и логику развития. (Логика понимается здесь как осознанные методы конструирования новых схем, как ряд алгоритмов, по которым выстраивается её здание.) Но, похоже, вместо всего этого есть простые критерии, аналогичные естественному отбору в живой природе, – заполнить коллективное сознание, пробиться в толще себе подобных эстетических ценностей и в дальнейшей воспроизвести себя. (Для этого необходимо приспосабливаться к окружающим реалиям, как это тысячу лет делает, например, христианство в лице Ватикана, и одновременно приспосабливать эти реалии под себя.) (далее…)
Смутные времена впечатляют своими неординарными возможностями. Одна из них – обновление личного катастрофического опыта. Делается это благодаря нашей погруженности в катаклизм и «включенному наблюдению» за ним. Одновременно для нас резко возрастает ценность экстрим-впечатлений тех, кто уже побывал в исторических провалах и к кому мы, запертые внутри катастрофы, питаем невольное чувство духовного родства.
Возьмем две парадигмы отношения творческого духа к катастрофе. Одна из них, тютчевская, пришла к нам из позолоченно-посеребрённого XIX века. Другая, мандельштамовская, пожаловала из железного XX века-волкодава. (далее…)
Я задала себе вопрос: зачем мы, люди, занимаемся искусством?
И вопрос оказался крутым…
Друзья мои, – почему мы это делаем, а? Ну зачем, в самом деле? Чего, деньги, что ли, так зарабатываем? Да любое творчество – жутко неверный заработок. Славы человек хочет? И это сколько художников славу снискали? То-то и оно…
Чего у человека такое зудит внутри, что он записывать начинает, а то еще и в рифму, красками что-то мажет, звуки складывает в песню? Оскар Уайлд утверждал, что искусство бессмысленно. А я вот не верю, что столько людей занимаются бессмыслицей. Хотя явно-практического смысла не наблюдается… Есть тут какая-то тайна. Вот вы сами спросите себя, попробуйте… Нафига человек создает искусство? (далее…)
О романе Дмитрия Данилова «Есть вещи поважнее футбола»
Слово «динамо» обладает несколькими смыслами. Например, оно обозначает механическое устройство, вырабатывающее электрическую энергию. Но самое выразительное звучание слово «динамо» приобретает в сочетании с глаголом «крутить». «Крутить динамо», или попросту «динамить» — значит не выполнять обещания и разрушать надежды с ними связанные. По сути, вся человеческая жизнь является чередой непрекращающихся актов «вращения динамо». Скажем, ребенок с чистыми глазенками ждет счастливого будущего, обещанного Дедом Морозом и родителями, а получает в итоге…
Все поэтические и прозаические произведение Дмитрия Данилова повествуют о бытии в условиях унылой, беспросветной, безысходности, то есть в условиях тарахтения вселенской «динамо-машины», в условиях постоянного кидания и разочарования. Но в этом убогом, сером «динамовском» мирке присутствует настоящий эпикурейский уют малых рутинных удовольствий, получать которые способен человек, умеющий наслаждаться тем, что есть, а не тем, что могло бы быть или тем, что должно якобы быть. (далее…)
Пять лет назад я ушёл из города, осел на дальнем хуторе, выбросил телевизор и остался наедине с плавней, степью, небом, книгами и музыкой. У меня был хороший музыкальный центр и довольно приличная фонотека. Для развлечений – «Beatles», «Pink Floyd», «Bony-M», «Abba» и так далее. Для работы – Бетховен, Шуберт, Шуман, Шопен, другие романтики, с ними я был очень дружен в молодости. Как-то незаметно все они, тем более поп-музыка, ушли; я перестал их слушать, стало неинтересно. Остались только двое – Бах и Моцарт. Другое рядом с ними казалось пресным, незначительным и мелким. Я это отметил, удивился, но не противился.
Странное дело, оба они – и Моцарт, и Бах – показались мне хорошо знакомыми, хотя времени всерьёз и много их слушать у меня никогда раньше не было. Поначалу я отнёс это на счёт того, что что-то всё же раньше было мне известно, в основном с пластинок и по радио, но иногда и в залах, в хорошем исполнении: в Домском соборе в Риге, в московских залах… Но почти тут же стало ясно, что дело в чём-то другом. Их наследие огромно настолько, что ни о его масштабах, ни о сокровенной сути самого наследия я и не подозревал. Того, что читаешь об этом в книжках, недостаточно. Пока не окунёшься сам в их музыку и не погрузишься, вся беллетристика скользит мимо сознания. (далее…)
Фрэнк Заппа как-то сказал: «Говорить о музыке, всё равно что танцевать архитектуру». Но сам поговорить о ней был не прочь. Вряд ли мои разговоры выйдут столь же глубокими. Но буду стараться. А название пусть станет данью моего уважения великому музыканту и выражением иронии по поводу попыток рассказать о музыке словами.
Что делает человека человеком? Тысяча мелочей, которые навешиваются на главные несущие конструкции – знать бы, что именно самое главное. Не будем это выяснять сегодня и углубляться в центр человеческого мозга. Просто согласимся, что без памяти мы не люди и никогда бы ими не стали. (далее…)
«CXCII. К Богам надо приходить ночью и по
тем числам, когда там нет людей». Кэнко-хоси
Пора, кажется, подвести итоги. Что-то важное закруглилось, есть ощущение, что я «стал на рельсы» и понял, как должно быть дальше… и в то же время ощущение того, что я в самом начале пути. На другом витке?
Вот итоги: я что-то осознал в Тай Цзи; поднялся на новую ступеньку в практиках; постарел, и возврата «ни» – к Прежденебесному – не получилось. Или всё же что-то получилось? Хотя бы в смысле здоровья? Внутренние органы омолодились? Серьёзных болячек пока не слышно; есть варикоз, но, кажется, не прогрессирует. Ясно, что нужна другая кровь, значит, нужно, чтобы заработал по-новому костный мозг. Это и есть «начало пути» для моего тела? А для шэнь по-прежнему главная проблема – «искренность». (далее…)
Представляем вашему вниманию отрывок из книги «Во имя Любви Всего». Лизу Кернз иногда называют «духовным учителем» или «учителем недвойственности», хотя сама она едва ли согласилась бы с каким бы то ни было определением. 
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>