Обновления под рубрикой 'Перемены':

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ

12. КОНЕЦ ПРЕКРАСНОГО?

Наступают холода. Сегодня пошёл первый снег. Всё меньше летних весточек. Я сижу у камина и греюсь, хотя должен постоянно искать. Я чувствую, что что-то происходит. Её образ в тумане, и я чувствую предательство, к которому начинаешь привыкать в холодные времена, и мне не сидится в кресле. Рука опрокидывает бокал с вином. (далее…)

Как и было сказано, после перерыва на съемки авангардного фильма и на работу над скандальной олимпийской рекламой Дима Мишенин приступил к написанию второго тома своей «Мотобиографии». Дима обещает снова каждую неделю присылать нам новую часть «Мотобиографии», как и шесть лет назад, когда он начал этот проект. А Перемены будут эти новые части публиковать. Первый том вы можете прочитать здесь. А второй том Дима открывает новым предисловием и серией рассказов о криминальном Санкт-Петербурге 90-х годов. Многое в этих «бандитских рассказах», наверняка, приукрашено, поэтому с большой долей самоиронии автор первые главы новой книги назвал «Денискины раскраски», дав аллюзию к «Денискиным рассказам» знаменитого детского писателя Виктора Драгунского. Только вот в случае Мишенина его герой не сын писателя Дениска, а питерский мошенник и школьный товарищ Денис, гроза лохов, бандитов и всего кредитоспособного человечества.

А теперь почитаем ответы на нашу анкету, присланные писателем Денисом Викторовичем Драгунским (тем самым, сыном Виктора Драгунского и героем «Денискиных рассказов»).

* * *

Читайте в предыдущих выпусках Хроники Неудобной Литературы:

Поэма Кати Летовой «Я люблю Андрея Василевского» и «чахнущая» литература
Писатель как мундир? Ответы Марины Ахмедовой
Ответы Михаила Гиголашвили
Интервью с Димой Мишениным. О графомании, мини-юбках и бездарных чиновниках
Ответы Алисы Ганиевой
Ответы Юрия Милославского
Ответы Виталия Амутных
Ответы Александра Мильштейна
Ответы Олега Ермакова
Ответы Романа Сенчина
Ответы Ильи Стогоffа
Обнуление. (Ответ Олега Павлова Роману Сенчину)
Серая зона литературы. «Математик» Иличевского. Ответы Александра Иличевского
Ответы Марты Кетро
Ответы Андрея Новикова-Ланского
Виктор Топоров и Елена Шубина. И ответы Олега Зайончковского
О романе Валерия Осинского «Предатель», внезапно снятом с публикации в журнале «Москва»
Точка бифуркации в литературном процессе («литературу смысла не пущать и уничтожать», – Лев Пирогов)
Курьезный Левенталь
ответы Валерия Былинского
ответы Олега Павлова
ответы Сергея Шаргунова
ответы Андрея Иванова
ответы Владимира Лорченкова
Где литературные агенты
Более ранние части Хроники (Оглавление) — здесь.
Новый Опрос. Вопросы к писателям

* * *

КНИГИ ПРОЕКТА НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:

ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ. «ПРЕДАТЕЛЬ»
ОЛЕГ СТУКАЛОВ «БЛЮЗ БРОДЯЧЕГО ПСА»
ОЛЕГ ДАВЫДОВ. «КУКУШКИНЫ ДЕТКИ»
СУЛАМИФЬ МЕНДЕЛЬСОН «ПОБЕГ»

ВСЕ книги проекта Неудобная литература

(посвящено Таде Маргарите Ионовной)


Фото: MedoRRa/Flickr.com

Родилось новое солнце. Это солнце никого не грело, кроме себя самого, и к себе никого-никого не подпускало…

«Мне хорошо, — говорило солнце. — Мне тепло и уютно, я грею себя, и я не желаю, чтобы тепло это распространялось на кого-то ещё».

И это было верно… Вокруг солнца действительно было тепло и уютно, но стоило к нему кому-то приблизиться — из нежного тепла тут же образовывалась испепеляющая ярость.

«Верно ты родилось в странном месте, — сказала как-то солнцу мудрая звезда. — Ты одиноко, вокруг тебя ни единой планеты, ни единой звёздочки… Тебе, наверняка, грустно и одиноко».

«Ничего подобного, — ответило солнце, — мне абсолютно никто не нужен, я вполне самодостаточно, у меня есть моё же тепло, и тратить свой свет и своё тепло на кого-то по меньшей мере глупо».

«И тебе нисколечко не скучно? — удивилась мудрая звезда, — неужели ты настолько эгоистично, что не возникает и желания согреть, приласкать кого-то своим теплом?»

«Если это кому-то необходимо, пусть обращаются к другому солнцу», — важным тоном ответило новое солнце, и ответ этот дал понять мудрой звезде, что такое солнце исправит лишь чудо. (далее…)

Уважаемые читатели Перемен! Сейчас у нас идет переезд на новый сервер. Поэтому временно не работает раздел Радио и некоторые другие страницы тоже могут отображаться некорректно. Просьба отнестись к этому с пониманием, неполадки будут устранены в ближайшее время.
Будем благодарны Вам, если сообщите о возможных неполадках в комментариях к этому посту или по почте. (Не исключено, что о некоторых проблемах мы еще не знаем. Заранее спасибо!)

По той же причине переезда Календарь Олега Доброчеева на предстоящую неделю опубликован будет пока что здесь, а не в своем обычном месте.

Вот он:

Календарь перемен (18 – 24 июля 2011 г.)

Зона нестабильности, которую мир проходил в последние две недели, заканчивается. Она характеризовалась трагическими катастрофами на воде под землей и в воздухе, а также досадными неудачами в делах. Теперь наступает время, когда есть все шансы поймать удачу и сделать то, что не складывались раньше.

Однако надо иметь в виду, что на ближайшей неделе есть два дня, в которые надо быть предельно осторожными. Это понедельник 18 июля, завершающий предыдущую нестабильную зону, и пятница 22 числа, когда неприятности могут вернуться, что может оказаться особенно болезненно на фоне зеленого коридора, который в целом предоставляет эта неделя. Не расслабляйтесь в эти дни.

Что же касается остальных дней недели, то трудно сказать, в какой из них повезет каждому конкретному человеку. Можно только сказать, что по крайней мере один них будет вашим. Тут каждый должен почувствовать свой шанс и действовать. Вообще эти зеленые дни будут напоминать пятницу предыдущей недели: все вроде складывается хорошо, но и – как будто что-то мешает, возникают трудности, которые надо преодолевать. Ну, придется преодолевать, ничего. Во всяком случае, любой из этих дней будет лучше тех, которые мучили многих на предыдущей неделе.

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

***

— Идем! — просительно заорал некто рослый, с широкими краснопупырчатыми щеками. — Давай, ладно? Кончай тянуть с клопа резину.

— Кричит, — сказал сосед Геннадию Васильевичу. — А на самом деле тихий пацан. Да?

Краснопупырчатый хмыкнул, условно замахнулся на соседа, который в свою очередь понарошку применил какой-то бойцовский прием, отчего оба они хохоча повалились в изножье анциферовской постели.

— Самбист-самоучка, — тужился сосед, силясь подломить краснопупырчатого перехватом под локти. — Мы таких самбистов имели…

Водолазку новую покурочишь, бес!/40/ — краснопупырчатый рывками торса стряхивал соседа на пол.

Состязание окончилось вничью, и борцы принялись перекидываться спичечными коробками; вскоре их содержимое вывалилось на одеяло Геннадия Васильевича.

— Вы его извините, он у нас немножко вась-вась, — сосед открыл шкаф, снял плечики с сорочкой. — Приходит, понимаешь, утром — драку затевает.

Вась-вась едва не привело к новому этапу борьбы, но сосед не отреагировал, укладывая немногочисленные свои предметы в сумку-котомку.

— Так что, — спросил Геннадий Васильевич. — Как идет?

— Кончил дело — гуляй смело.

Кончил дело — вымой тело, — поправил друга краснопупырчатый. — Все, поскакали! Мне ж в восемь сопровождать надо.

— Сегодня вечером еще будете здесь?

— Не дай Бог! Все мероприятия с моей стороны проведены и, — подначил сосед краснопупырчатого взглядом, — переданы Саше. Теперь Саша за них отвечает. За упаковочку, за перевозочку, за доставочку. Саша! что ты молчишь, как я не знаю что… Саша!

Несешь, — сказал Саша. — Несешь не по делу. И человеку по утрянке эти самые морочишь. Пошли, — он ухватил соседову сумку. — До свиданья, извиняюсь. Зато сегодня вечером отоспитесь без этого артиста.

Сосед внезапно подпрыгнул — и вскочил краснопупырчатому на плечи.

— Кто спешит, тот пусть меня везет! — охватив ногами бока краснопупырчатого, он прогнулся и открыл двери. — Понеслась душа в рай!

— Слезь, но быстро! — слышно было, что краснопупырчатый не злится, но стесняется. — Змеина, сейчас скину с лестницы, кончай выступать!…

Двери захлопнулись, и лишь по удвоенному топотанию, доносящемуся из коридора можно было догадаться, что сосед оставил Сашу в покое и пошел своим ходом.

ПРИМЕЧАНИЯ. ЧАСТЬ 3.

ПРЕИМУЩЕСТВЕННО ДЛЯ МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ, СЛУШАТЕЛЕЙ УНИВЕРСИТЕТСКИХ ГУМАНИТАРНЫХ КУРСОВ

40. Так называли трикотажную сорочку без пуговиц, с круглым высоким воротом. В середине 60-х водолазка по преимуществу надевалась под т.н. «битловку» — короткий однобортный сюртук с круглым же вырезом, без лацканов (сценическая одежда известных певцов-гитаристов).

Иногда система дает самоубийственные, но в результате ее же и оживляющие сбои. Нет-нет, да просочится сквозь преграды психологической цензуры какой-нибудь текст, на сто процентов неудобный и дающий публике нежелательную пощечину. И вот след от этой пощечины болит еще десятилетиями, побуждая публику (критиков, издателей, читателей) хоть немного изменить свои «представления о прекрасном» и бодро делать вид, что все так оно и должно быть. Либо – другой вариант – публика жестоко мстит ударившему, надолго ввергая его в мнимое забвение. Однако слово сказано, и все равно рано или поздно автор из забвения выбирается.

Недавно вся литературная и просто читающая общественность наблюдала (и создавала) одно из таких действ. Я имею в виду эпический вой, последовавший за присуждением «Русского Букера» роману Колядиной «Цветочный крест» (о чем немало уже было сказано в Хронике Неудобной Литературы, см. ссылки). Это был как раз тот случай, когда система живо переварила удар и сделала писателя своей частью («Крест» был немедленно издан в «АСТ», Колядина стала членом жюри «Национального бестселлера» и с ее существованием свыклись). Счастливая история.

С Юрием Милославским и его романом «Укрепленные города» случился второй вариант.

Юрия Милославского легко можно причислить к классикам Неудобной Литературы. В России его не печатали лет двадцать. Как раз по причине неудобности его текстов. Во-первых, он пишет непросто и совсем не так, как пишут сейчас почти все литераторы, желающие «вписаться в процесс». И пишет при этом мастерски. Что, конечно, не может понравиться всем процветающим нынче многочисленным середнякам и их издателям. А, во-вторых, содержание его текстов почти всегда идет вразрез с мнением определяющего литературную погоду большинства (редакторов, издателей, критиков да и читателей тоже).

В статье «Прижизненный дом» критик и литературовед Виктор Топоров писал о Милославском как о возвращенном невозвращенце, о писателе, который во времена бума «возвращенной литературы» так до конца и не был «возвращен». «Несколько лет прожил в Израиле, переехал потом в США, где в настоящее время и профессорствует по русской литературе. Друг (и в известной мере протеже) Иосифа Бродского. Автор замечательного романа «Укреплённые города» и сборника столь же прекрасных рассказов. Сильный поэт. Оригинальный и резкий мемуарист. Тонкий исследователь отечественной классики. Как получилось, что мы его прозевали? Да вот так и получилось. Журнал «Дружба народов» начал публиковать его роман ещё в 1992 году, да так и не закончил». Далее Топоров объясняет, что роман «Укрепленные города» до того взрывал устоявшуюся картину мира «прогрессивной общественности» (то есть всякого рода интеллигенции и диссиды), что она, общественность, этого стерпеть не могла и буквально «навела порядок» звонками и гневными письмами в «Дружбу народов». И все. С тех пор Милославского издавали только за рубежом.

Я решил уточнить у Виктора Топорова в фейсбуке, как это все же так «получилось, что мы его прозевали?» И он написал:

«Ни в один из форматов не укладывается, причем, я бы сказал, опасно не укладывается. То есть каждый про Ю.М. думает: 1) не наш; 2) чужой; 3) нетравоядный; 4) пусть лучше он сам по себе, а я сам по себе».

В ответ на мое узнающее восклицание «Неудобная Литература!» Топоров почти согласился: «Скорее, неудобный автор. «Они любить умеют только мертвых»».

Теперь ситуация исправляется, – благодаря издательству АСТ (а именно – редакции Елены Шубиной, и, кстати, эта женщина, в глазах которой застыли стальная воля вечности и безапелляционное презрение к бренным людишкам, издала и «Цветочный крест»). Недавно вышла книга Милославского «Возлюбленная тень», в нее попали избранные рассказы, повести и тот самый роман «Укрепленные города».

Сегодня читаем ответы Юрия Милославского на вопросы Неудобной Литературы. А также на Переменах публикуется полная версия рассказа «Последний год шестидесятых» (тоже вошедшего в книгу «Возлюбленная тень», но в сокращении). (далее…)

Венедикт Ерофеев был одним из тех писателей, кто не мог не писать. И многие его книги попросту не укладывались в каноны столетиями назад созданных жанров.

Венедикт Ерофеев

У него были удивительные глаза – как у ребенка, с детской наивностью робко смотрящие на мир. Казалось, что в них – в этих глазах – выражалась и вся мировая скорбь, и жалость, которую завещал нам Христос на кресте. Какая-то христианская, самоотверженная жалость ко всему человечеству – миру хищническому, грубому, которого он сторонился. Так и пытался всю жизнь уединиться, забиться куда-то, сжавшись в комок. Но нет — как кафкианского героя, его все равно находили, все равно обвиняли в самых смертных грехах, на месте же судили и подвергали жестокой расправе. Просто потому что это единственный удел любого обладателя чистого или, как сказал бы гончаровский Штольц, «золотого» сердца, любого праведника. В том числе и современного.

Вот его лирический герой просыпается в неизвестном подъезде. Будем перманентно отождествлять его и с личностью автора. В нашем случае это такое же абсолютное слияние рассказчика и писателя, как и, допустим, в пушкинском «Евгении Онегине».

Осеннее солнце – насыщенно-рыжее, словно яичный желток – еще только всходит в бледно-голубом небе. Из окошка в одном из пролетов явствует – по земле лоснится утренний туман. На лестничной клетке царит полумрак, откуда-то снизу доносятся шаги и чьи-то обрывочные, эхом отражающиеся возгласы. Хлопают двери, колокольцами звенят ключи. Утренний холодок пробирает нутро, пульсируя где-то под плотной кожей сапог и в области поясницы. (далее…)

10 июля 1871 года родился Марсель Пруст

«Longtemps, je me suis couche de bonne heure» («Давно уже я привык укладываться рано») – так начинается одна из величайших книг мировой литературы – «В поисках утраченного
времени». Странный роман странного автора и странного человека.

В книге современного шотландского писателя Эндрю Круми «Мистер Ми» профессор французской литературы читает лекцию о Прусте: он был гомосексуалистом и наполовину евреем, страдал от бессонницы и астмы, отдал мебель умершей матери в любимый гей-бордель. В заключение студентам предлагается почитать отрывки из романа о смерти Бергота и о борделе.

Эта пародия содержит в себе почти все клише, заполняющие в массовом сознании образ Пруста (плюс огромный и неудобочитаемый роман). И не то чтобы они не соответствовали действительности. Вот только сам Пруст подобные пустые факты вообще не считал подлинной реальностью, каковой для него было лишь искусство. (далее…)

Мёд, молоко, хлеб, бумага, масло сливочное, капли для носа, лимоны, куриные лапы.

Это всё, что мне нужно, ни больше-ни меньше. Ничего другого я не признаю, никогда не признавал, хотя и довольно долго выявлял эту формулу счастья. Люди мечтают о миллионах, набивают себе пузо всякой дрянью и тратят кучу денег на шарлатанские лекарства. Мне же хватает лишь меда с молоком, ну и капли для носа, конечно же, волшебные, чудодейственные капли. Пара дней привычных процедур – и я здоров!

Я живу один, хотя мог бы быть уже 10 раз женат. И не подумайте, что я такой эгоист-одиночка, культивирующий холостяцкий образ жизни. Я просто всё больше склоняюсь к тому, что моя жена – это и есть моя формула, с чудесными куриными лапами по вечерам. Мы создаем гармонию, и всем хорошо, пусть мне и не чужды мысли о женщинах порой.

Что тут говорить – о горечи совместной жизни я знаю не понаслышке. Была у меня одна, сначала встречались, и все было замечательно, как-то раз я ей даже подарил замороженные куриные лапы, и ей понравилось. Я и друзьям рассказал об этом, и они тоже были в восторге от моего нехитрого поступка.

«Ты молодец! — сказали они — В этом есть суть возвращения к первобытному! Это сейчас все дарят бесполезные и глупые цветы, которые уже через неделю летят в помойный мешок, а раньше первобытный человек дарил именно мясо, чтобы показать, какой он прирожденный охотник и способен добыть пищу».

Конечно, когда я дарил ей куриные лапы, я не думал об этом, но выявленная идея мне понравилась.

Так вот, а потом она и говорит мне: «Давай-ка я у тебя поживу, перееду, будем вместе чаще, вести хозяйство!»

Эта затея мне очень понравилась тогда, и я с радостью согласился, но в скором времени об этом очень пожалел. (далее…)

            Сон — это частичка смерти, которую мы занимаем заранее,
            сохраняя и возобновляя ею истощившуюся за день жизнь.
            Сон — заем, сделанный у смерти для поддержания жизни,
            иначе говоря «процент со смерти», причем сама смерть — это
            уплата всего капитала, уплата, отсрочиваемая тем дальше, чем
            выше проценты и чем правильнее они вносятся.

          После ужина, как обычно, я вышел прогуляться. Рекомендация №4 санаторно-курортной книжки гласит:

          «После приема пищи ходите. Ходьба для вас — могущественный лечебный фактор».
          Конечно же, я гулял после ужина не только по причине соблюдения этой рекомендации, но в этот вечер я чувствовал сильную слабость, и мне пришлось побороть себя, чтобы выйти из номера. К тому же во время ужина я нарушил рекомендацию №2: «Выходите из-за стола с чувством легкого голода», поэтому прогулка была просто необходима – меня подташнивало, и я чувствовал тяжесть в животе.

          Я решил пойти к расположенному вблизи санатория озеру, полюбоваться красотой пейзажа, блуждая по берегу, и не спеша вернутся к себе в комнату. В мыслях моих не было ничего особенного, я медленно шел, наслаждаясь свежим воздухом и слушая разнообразные звуки, издаваемые многочисленными птицами, витавшими вокруг. Следуя по тропинке, ведущей к озеру, по левую сторону от себя я заметил небольшие белые цветочки, они показались мне очень красивыми, и я присел возле них на корточки, чтобы разглядеть их подробнее. Так я просидел какое-то время не шевелясь, затем мне показалось, что от цветков исходит приятный запах, и придвинул поближе к ним свой любопытный нос, но тщетно: я ничего не разнюхал. Ноги начали затекать, и я медленно поднялся, чтобы продолжить свой путь, но не прошел я и десяти метров, как мне пришлось остановиться. Я почувствовал какую-то резкую перемену внутри себя, и эта перемена была не в лучшую сторону. Я не знал, что мне делать дальше. Мне уже не хотелось идти к озеру, но тяжесть и тошнота еще не ушли, поэтому я стоял несколько минут на месте, размышляя о том, как выбраться из этой ловушки. Я начал перебирать в голове причины, которые могли вызвать такое самочувствие: перемена погоды, скачек артериального или внутричерепного давления, усталость, или может быть, попавшийся в утреннем салате лук, который мне противопоказан? Но все эти причины все-таки не давали ответа на вопрос, почему все вдруг так странно переменилось. Я продолжал стоять, мысли быстро превращались в густую и липкую кашу, и, ко всему прочему, в голове моей начала надоедливо повторятся одна и та же фраза из песни, которую я слушал неделю назад: «You don’t love me, you just hate to be alone». Какое отношение эта строка имела к данной ситуации, понять я не мог, тем не менее, она повторялась без остановки, доставляя мне мучение. (далее…)

          Ровно 15 дней назад, 13 июня, исполнилось 45 лет Григорию Перельману. Математику, доказавшему гипотезу Пуанкаре и отказавшемуся от премии в миллион долларов.

          Раннее утро, петербургские трущобы, дебри спальных районов – сквозные арки, лабиринты двориков, ряды безликих изваяний-домов. Задранные ввысь острые сучья рябины со скукожившимися потемневшими плодами. Над головой воспаленное пасмурное небо, в атмосфере знобит утренний холодок. Ранняя весна или поздняя осень, сейчас это не имеет значения.

          Смуглолицый дворник-мигрант принимается за свой каждодневный нелегкий труд. Открыв облупившуюся дверь подсобки, он берет метлу и выкатывает на свет тележку – дырявое жестяное корыто на четырех колесиках. По колотому, залитому ночным дождем асфальту всюду снует не поспевающий на работу люд. Шлепают по лужам в школу младшеклассники – с цветастыми, еще по-детски нелепо болтающимися за спинами ранцами. Торопятся и студенты, прибавляя шаг. Чуть более вальяжно спешат на место службы взрослые мужчины — с портфелями, в аккуратных костюмах. Среди них до метрополитена добирается и наш герой. На нем дешевая китайская куртка, мешковатые, от времени растрепавшиеся брюки, старые разношенные сапоги и высокая, чуть свисающая назад зимняя шапка. Из-под нее торчит копна длинных и неухоженных волос. Такой же небрежной представляется и темная курчавая борода. Из-за нее этого человека по ошибке зачастую принимают за старика, несмотря на то что он еще сравнительно молод. (далее…)

          Холод положил меня в тёмный ящик. Перед глазами не возникает никаких образов. Тишина, и никакой романтики.

          Пустота. Мой новый мир. Лишь я и ящик. Когда-то было что-то совсем иное. Моим миром была планета, быть может, это был космос, ну или даже солнечная система. СОЛНЕЧНАЯ. В ящике нет и намека на Солнце, проще простого с годами забыть, что оно вообще когда-то было. Мой новый мир, мой новый condition, моё одиночество. Печаль? Едва ли, ведь теперь у меня даже нет мыслей. Они преобразовались во что-то, ранее неведомое мне. В тот же новый condition. Теперь я — человек новой формации. Недочеловек, или постчеловек, как в песне The Beateles Mr. Postman. (далее…)

          Позвольте мне сделать одну важную ремарку относительно происходящего сейчас (и происходившего прошлым летом) на страницах проекта Неудобная литература. Дело вот в чем: далеко не все писатели из тех, кто любезно согласился ответить на вопросы проекта, могут быть отнесены к разряду литераторов неудобных. Напротив. Кроме того: далеко не все из них автоматически могут быть рекомендованы мною к прочтению. Мы просто получаем максимально возможный срез мнений по интересующим вопросам. Чтобы потом проанализировать этот срез и, возможно, прийти к какому-то интересному выводу и что-то понять новое о современном писательстве и актуальном литературно-издательском процессе.

          Вчера я получил ответы Юрия Милославского, писателя, живущего в США. Ответы (как и сам писатель) очень интересные и глубокие, и они будут опубликованы в свое время. Но одна его мысль, прозвучавшая в этих ответах, сейчас как нельзя кстати, а потому я ее процитирую: «С точки зрения историко-литературной гораздо любопытней, на мой взгляд, разбираться, зачем и почему определенную книгу (сегодня – вполне определенный подтип книг) публикуют, усиленно распространяют, настойчиво внедряют». Действительно, интересный поворот. Тем более что, разбираясь в этом, мы одновременно все-таки отвечаем и на вопрос, почему другие вещи – не публикуют, не распространяют и не внедряют. От противного. (далее…)

          14 июня 1951 года родился кинорежиссер Александр Сокуров.

          За рубежом Сокурова считают единственным котируемым российским кинорежиссером. Его ценят в Японии, Италии, Германии, Франции, Голландии, Греции. Многочисленные награды, от призов имени Робера Брессона и Витторио Де Сики до премий Ватикана и ООН, а также активное участие иностранных инвесторов в финансировании его картин — лишнее тому подтверждение. Имя Александра Сокурова это залог высококачественного российского кино мирового уровня. Так же, как имя Вима Вендерса в Германии, Тео Ангелопулоса в Греции, Ларса фон Триера в Дании, братьев Каурисмяки в Финляндии.

          Поэтому фильмы Сокурова, пусть с разной степенью успешности, но все же идут в зарубежных кинотеатрах. В России же их прокат ограничивается по большому счету двумя городами, Москвой и Петербургом, и ретроспективными телепоказами. Российские прокатчики воспринимают неспешные, тихие картины этого странного режиссера как продукцию, способную заинтересовать лишь очень узкий круг интеллигенции. (далее…)

          Новая книга проекта Неудобная литература. Роман Валерия Осинского «Предатель», который чуть было не вышел этой весной в толстом журнале «Москва», но в последний момент (возможно, по цензурным соображениям) был снят с публикации по указанию главного редактора. Почему это произошло? В чем специфика этого текста? Попробуем разобраться, не раскрывая при этом всех карт.

          С одной стороны, роман Валерия Осинского «Предатель» — история современная. Настолько современная и актуальная, что недавний судебный процесс над обвиняемыми в убийстве адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой внезапно заставил меня задуматься: а не эти ли обвиняемые выведены в романе Осинского?

          С другой стороны, внутри романа «Предатель» вложен другой роман. Действие которого происходит в библейские времена. И вот тут, в силу этой мифологической зацепки, происходит странная, почти мистическая штука, уже отразившаяся на судьбе «Предателя». Дело в том, что история, которая произошла с этим романом (история его «внезапной непубликации» в журнале «Москва», о которой чуть ниже еще будет сказано подробнее), эта история, как фигура фрактала, повторяет одну из сюжетных линий самого этого романа. Как такое возможно? Сейчас поясню. И прибегну для этого к помощи Томаса Манна.

          В своей речи «Фрейд и будущее» Томас Манн выводит своего рода «формулу мифа». Миф – происходит всегда. И любой поступок, любой жест человека – это в той или иной степени воспроизведение того или иного мифа. «Испанский философ культуры Ортега-и-Гассет выражает это так: древний человек, прежде чем что-либо совершить, делает шаг назад, как тореадор, чтобы замахнуться для смертельного удара шпагой. Он ищет в прошлом образец, в который он влезет, как в водолазный колокол, чтобы так, одновременно защитившись и преобразившись, ринуться в теперешнюю проблему. Поэтому его жизнь есть некое оживление, некая постоянная архаизация… Но именно жизнь как оживление, воскрешение и есть жизнь в мифе».

          Добавим, что не только древний человек так живет. Бессознательно такие штуки делает каждый из нас. И обвиняемые в убийстве Маркелова и Бабуровой, и наш прекрасный президент, и премьер, и разнообразные судьи, и вообще все люди… В том числе и главный редактор толстого журнала «Москва» Леонид Бородин.

          «Жизнь, во всяком случае значительная жизнь, была, таким образом, в древности восстановлением мифа в плоти и крови; она с ним соотносилась и на него ссылалась; лишь мифом, лишь соотнесенностью с прошлым она подтверждала свою подлинность и значительность. Миф – это легитимизация жизни; лишь через него и в нем она обретает чувство собственного достоинства, находит свое оправдание и освящается. До самой смерти Клеопатра торжественно вела свою характерную роль – и можно ли жить, можно ли умереть значительней и достойней, чем празднуя миф? Подумайте также об Иисусе и его жизни, которой он жил, “чтобы сбылось слово Писания”. При таком отношении к жизни как к исполнению написанного нелегко отличить стилизации евангелистов от собственного самосознания Иисуса; но его слова на кресте в девятом часу, это “Элой, Элой! ламма савахфани?”, были, конечно, вопреки видимости взрывом отнюдь не отчаяния и разочарования, а, наоборот, высочайшего чувства мессианства. Ибо слова эти не “оригинальны”, это не спонтанный вопль. Ими начинается 21-й псалом, от начала до конца представляющий собой возвещение Мессии. Иисус цитировал, и цитата означала: “Да, это я!” Так цитировала и Клеопатра, когда она, чтобы умереть, приложила к груди змею, и опять цитата означала: “Это я!”…»

          При чем здесь Томас Манн, Иисус Христос и миф? Тут надо повторить, что роман Осинского – многослойный. В том числе и в непосредственном смысле слова: это – двойной роман. Роман, вложенный в роман. Один роман относится ко временам библейским. Другой проецирует библейские события в наше время. Прием этот хорошо известен, и он может вызвать эффекты поистине магические (первый же пример, который приходит тут на ум, это, конечно же, «Мастер и Маргарита», текст, который зажил своей отдельной жизнью, текст, вокруг которого сложилась целая мифология, культ). В основе этого магического приема – осознанное заземление современного сюжета мифологическим.

          «Цитирующая жизнь, жизнь в мифе есть род празднования; будучи претворением в явь, она становится праздничным действом, свершением предписанного, торжественной службой, обрядом, праздником. Разве смысл праздника не повторение как претворение в явь? Каждое Рождество снова родится на свет младенец Спаситель, которому суждено страдать, умереть и вознестись на небо. Праздник – это уничтожение времени, процесс, торжественное действие, разыгрывающееся по запечатленному прототипу; происходящее на празднике происходит не в первый раз, а церемониально и по образцу; оно становится явью и повторяется, как повторяются во времени и сами праздники и как фазы их и часы следуют друг за другом во времени в соответствии с первоначальным событием. В древности каждый праздник был, по сути, театральным действом, маскарадом, исполняемой священниками инсценировкой божественных историй, например истории жизни и страданий Осириса. У христианского средневековья были на то мистерии с Небом, Землей и ужасной Пастью ада – все это пышно воспроизводится в гётевском “Фаусте”; был масленичный фарс, был популярный мим».

          Это снова была цитата из Томаса Манна. А теперь история романа «Предатель», как мне рассказал ее сам Валерий Осинский: «В течение полутора лет с редактором отдела прозы журнала «Москва» Татьяной Александровной Неретиной мы готовили рукопись к публикации. Адаптировали ее к формату журнала. (Притом, что наши взгляды с Неретиной по вопросам религии и политики не всегда совпадают; так же как они не всегда совпадают с точкой зрения других сотрудников журнала, но это не мешало нам находить общий язык.) В конце февраля начале марта началась непосредственная подготовка публикации рукописи в №№ 7 и 8 сего года. Рукопись для чтения затребовал главный редактор ж. «Москва» Леонид Иванович Бородин. В начале апреля он пригласил меня к себе. Мы беседовали около часа по онтологическим вопросам, затронутым в тексте. Расстались вполне доброжелательно. Бородин сказал, что будет читать дальше. В конце месяца редактор отдела прозы сообщила мне, что Бородин категорически отказался публиковать роман в журнале «Москва», сославшись на то, что с его точки зрения, я очеловечил Христа, заявил, что это «протестантская литература», она хороша на Западе, и «роман никогда не появится на страницах журнала». У него были еще какие-то идеологические нарекания. Но природа их мне не известна. Возможно, Бородин советовался с кем-то со стороны, ибо принимал решение самостоятельно (он главный редактор и последнее слово за ним), и никого в редакции об истинных мотивах (кроме того, что он озвучил) этого решения в известность не ставил. Реакция Бородина в своем роде напоминает ситуацию, которая описана в романе».

          Что тут скажешь? Бородин просто попался на крючок. Поддался архе (т.е. смысловому и энергетическому потоку, см. подробнее об этом) одного из персонажей романа Валерия Осинского, был вовлечен в сценарий мифа, оживленного писателем настолько вдохновенно и точно, что поток этот неизбежно затягивает читателя и делает соучастником событий, описанных в романе. Бородин может и не хотел отказываться от такого текста, но бессознательное отдало сознанию четкий сигнал: не пускать. И его понесло: сила архетипа заставила редактора – невольно! – тоже воспроизвести этот сценарий, уже на новом витке. И отказаться от публикации отличного текста! А мы — решили его опубликовать, потому что это текст действительно достойный самого пристального внимания. Начало романа — здесь.

          * * *

          ДАЛЕЕ: Ответы Олега Зайончковского на вопросы писательской анкеты Неудоблита (в ролях: Виктор Топоров и Елена Шубина).

          Предыдущее:

          Новый Опрос. Вопросы к писателям
          Точка бифуркации в литературном процессе («литературу смысла не пущать и уничтожать», – Лев Пирогов)
          Курьезный Левенталь
          ответы Валерия Былинского
          ответы Олега Павлова
          ответы Сергея Шаргунова
          ответы Андрея Иванова
          ответы Владимира Лорченкова
          Где литературные агенты
          Более ранние части Хроники (Оглавление) — здесь.

          * * *

          КНИГИ ПРОЕКТА НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА:

          ВАЛЕРИЙ ОСИНСКИЙ. «ПРЕДАТЕЛЬ»
          ОЛЕГ СТУКАЛОВ «БЛЮЗ БРОДЯЧЕГО ПСА»
          ОЛЕГ ДАВЫДОВ. «КУКУШКИНЫ ДЕТКИ»
          СУЛАМИФЬ МЕНДЕЛЬСОН «ПОБЕГ»
          ДИМА МИШЕНИН «МОТОБИОГРАФИЯ»
          УШЛЫЙ ПАКОСТНИК. «ДРОМОМАНИЯ»
          ПАВЕЛ ТЕРЕШКОВЕЦ. «ДЖАЗ НА ОБОЧИНЕ»