ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

«Илиада» и Ветхий Завет

Если написавший «Илиаду» был выходцем из евреев-романиотов, то он, очевидно, должен был хорошо знать Ветхий Завет. Так и есть. Можно указать на явные сходства между этими двумя литературными произведениями.

Сначала об элементах сюжета. Хотя эпизод жертвоприношения Ифигении не входит в «Илиаду», но относится к Троянскому циклу. Войско под предводительством Агамемнона никак не может отплыть к Трое из-за встречного ветра. Для того чтобы боги послали попутный ветер, Агамемнон вынужден принести в жертву свою дочь Ифигению. В последний момент Ифигению из-под ножа отца спасает богиня. Давно подмечено сходство этого эпизода с историей о дочери Иеффая из ветхозаветной Книги Судей. (далее…)

СРЕДИ СВЕРШЕНЬЯ СОВРЕМЕННЫХ МИФОВ

Зимняя ночь.
Когда развеяны иллюзии миллениума прочь.

А на место иллюзий являются —
даже не другие иллюзии,
а скорей — безумие, солипсизм, мании,
и чем-то схожая уже с ними
горькая вера в чудо…

Безумие — вовсе и не блаженство.
Романтика — грозит обманом похлеще брака.
В мире уже достаточно сказанного, сеть в помощь.

МОРАНА
(Славянская богиня зимы, ночи, смерти)

Мертвое время.
Да сплошь письмена
без роду и племени;
как уроки забвения,
сугробами дни…

Одни они —
темная тишина,
тени времени;
иные черны,
словно вороны…

И слово,
не столетнее серебро,
а просто олово;
ночи парча
снами

откровений
закружит голову;
хороводами —
метель, сады,
печаль, тьма,

ты одна.
Зима была нужна
лишь в прошлом,
как перелом
мечты о…

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

В 1839 году на одном из литературных вечеров у Карамзиных Лермонтов познакомился с молодой вдовой княгиней Марией Щербатовой. По воспоминаниям Аким Шан-Гирея, “зимой 1839 года Лермонтов был сильно заинтересован княгиней Щербатовой (к ней относится пьеса “На светские цепи”). Мне ни разу не случалось ее видеть, знаю только, что она была молодая вдова, а от него слышал, что такая, что ни в сказке сказать, ни пером написать”.

Возникшее между ними чувство было глубоким и взаимным. Не испытывавший особого желания читать свои произведения в светском кругу, поэт делал исключения для общества, где присутствовала княгиня. Д. А. Столыпин вспоминал, как “княгиня М. А. Щербатова после чтения у ней поэмы сказала Лермонтову: “Мне ваш Демон нравится: я бы хотела с ним опуститься на дно морское и полететь за облака”. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Кто «Гомер»?

Мы полагаем, что «Илиада» была написана незадолго до появления ее первого печатного издания. Первое печатное издание вышло в свет в 1488 году во Флоренции. Через 18 лет после первого выхода в свет печатного издания сочинений Дарета и Диктиса.

Появление печатного станка привело к бурному развитию литературы. Писатель теперь понимал, что делать со своей рукописью, поэтому мог посвятить свое время (или часть времени) литературному творчеству. Владелец печатного станка был кровно заинтересован в появлении новых и новых произведений.

Вот как работал «видный итальянский гуманист» Поджо Браччолини, которому, напомним, мы обязаны книгой Тита Лукреция Кара, «найденной им в одном из немецких монастырей». (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Кто первый: Гомер или Дарет с Диктисом?

Откуда же могла взяться способная оценить «Илиаду» аудитория, знакомая со всей историей Троянской войны? Наш ответ: это читатели полных версий Троянской войны (от предистории конфликта до падения Трои), которые изложены в трудах «История разрушения Трои» Дарета Фригийского и «Дневник Троянской войны» Диктиса Критского. (Труды эти написаны на латыни, греческие варианты отсутствуют.)

— Позвольте, но ведь считается, что «Илиада» написана в IX—VIII вв. до н. э., произведение же Дарета Фригийског относят к V или VI в.н.э, Диктиса Критского — к I—II вв. н.э. Более того, и Дарета, и Диктиса принято называть мистификаторами, которые лишь выдавали себя за участников Троянской войны, — скажет грамотный читатель. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

Если всю противоречивость своих отношений с Екатериной Сушковой Лермонтову удалось скрыть за романтической историей об амурном отмщении “бессердечной” кокетке, то парадоксальность своих отношений с Варварой Лопухиной он даже не пытался объяснить третьим лицам. И потому парадоксальность эта была очевидна для всех.

Любовь к Вареньке он трепетно пронес через всю свою жизнь, и беспрецедентная любовь эта была взаимна. “Бессмертная возлюбленная” Лермонтова была готова разделить с ним его судьбу с самого начала их отношений. Но он сам “ни с того ни сего” бежал от своего счастья. Он сам не пожелал преодолеть те препятствия, которые сам же воздвиг между собой и любимой девушкой. (далее…)

При чтении «Дневника неудачника»¹ буквально бросаются в глаза японские темы и мотивы. Не говоря уже о самой форме книги, приличествующей скорее нашим временам различных сплавов фикшна, нон-фикшна, воспоминаний и эссе, но весьма инновационной и даже революционной для того времени. Так до Лимонова, плюс-минус, писал Шкловский — и это было очень давно. Лимонов же, на страницах своей книги часто мечтая о революции в современном обществе, по ходу совершил революцию в выстраивании повествования.

Которое, если копать дальше, является прямым аналогом древнего японского жанра дзуйхицу — «вслед за кистью». В нем авторы изысканной, предельно эстетизированной и куртуазной эпохи Хэйан фиксировали повседневное, лирически переходя от быта к философским обобщениям и обратно. Записывали без определенного сюжета и темы, крохотными предложениями или розановскими коробами побольше, в самом свободном стиле. (далее…)

В серии «Поэты литературных чтений «Они ушли. Они остались» (кураторы — Борис Кутенков, Елена Семёнова, Николай Милешкин) вышла книга поэта Михаила Фельдмана (1952—1988) «Ещё одно имя Богу» с предисловием Евгения Абдуллаева и послесловием Данилы Давыдова, отзывами Андрея Таврова и Михаила Эпштейна. Поэта, трагически погибшего в железнодорожной катастрофе под Бологое и забытого на тридцать лет после своей смерти, называют ныне недооценённым новатором, работавшим вне столбовых дорог и ответвлений современной ему поэзии. 2 октября в Культурном Центре им. академика Д. С. Лихачёва cостоялась презентация книги. Накануне её поэт и культуртрегер Ростислав Русаков рассказал Переменам об угадывании самых смелых трендов кинематографа XXI века в поэзии Фельдмана и ощущении контекста позднесоветской поэзии. (далее…)

Содержание:

Часть 1. Кто Гомер?
Часть 2. Будет некогда день и погибнет священная Троя
Часть 3. Краткая история греков

Часть 1. Кто Гомер?

Священное Предание Генриха Шлимана

Официальное историческое знание (или традиционная история) очень похоже на религию. Оно, как и религия, основано на Священном Писании и Священном Предании. Его Священное Писание — это т.н. первоисточники: «История» Геродота, «Анналы» Тацита, Повесть Временных Лет и т.д.

Ситуацию с этим Писанием хорошо иллюстрирует ироническое определение: «История — наука, в которой факт совпадает с его литературным описанием». Дозволено сомневаться в абсурдных деталях, списывая их на античную\средневековую темноту. Но основное содержание канонизированного Исторического Писания подвергать сомнению запрещено, ибо рассыплется в прах вся историческая религия.

Другая основа официального исторического знания — Священное Предание, то есть канонизированные теории всевозможных толкователей Священного Исторического Писания — Скалигера, Гиббона, Карамзина etc.

К этим Учителям Исторической Церкви, без сомнения, относится Генрих Шлиман (1822—1890). Соответствующее Предание гласит: никто не верил, что описанная Гомером Троя существовала на самом деле, а Шлиман с «Илиадой» в руках начал раскопки на холме Гиссарлык неподалеку от южного входа в пролив Дарданеллы и обнаружил остатки троянской цитадели. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

На первом же петербургском балу по окончании юнкерской школы Михаил Лермонтов встретил свою середниковскую возлюбленную Екатерину Сушкову. Былые чувства возгорелись в нем с новой силой. Во время танцев поэт объяснил девушке свое появление на светском вечере тем, что он наконец произведен в офицеры и отныне достоен ее внимания: “… я поспешил похвастаться перед вами моим гусарским мундиром и моими эполетами; они дают мне право танцевать с вами мазурку; видите, как я злопамятен, я не забыл косого конногвардейца, оттого в юнкерском мундире я избегал случая встречать вас; помню, как жестоко вы обращались со мной, когда я носил студенческую курточку”.

Последовавшая за этой завязкой интригующая любовная история, выстроенная по лучшим канонам романтического жанра, полна удивительных противоречий и парадоксов (как, впрочем, и вся жизнь Лермонтова). Удивительней же всего в ней то, что все эти парадоксы в литературоведении не то что не акцентированы — даже не замечены. Принято считать вслед за самим поэтом и его пассией, что в ту петербургскую зиму 1834 года Лермонтов “отомстил” легкомысленной кокетке за ее насмешки в адрес восторженного мальчика, посвящавшего ей стихи. “Отомстил”, хладнокровно сыграв на ее чувствах, расстроив ее брак с Алексеем Лопухиным. (далее…)

«Вымысел не есть обман,
Замысел еще не точка…»
Булат Окуджава

Когда основатели одного любопытного нового словарного проекта предложили мне подумать об участии в нем, я вспомнила термин нон-фикшн…

Он возник в России накануне Миллениума, что называется, у меня на глазах, и не раз заставлял о себе задуматься. Предупреждаю, я не филолог, не лингвист, не культуролог. Так что «осмыслять» non fiction я буду со своих скромных позиций русского читателя, издателя и писателя.

Начну для нашего времени традиционно, с Яндекса. Запрос «Нон-фикшн — это что?» — дает массу ответов. Самый распространенный — «документальная проза». Самый длинный — «термин, объединяющий все виды нехудожественной литературы: деловой, научной, познавательной, юридической, спортивной, справочной… и прочее до бесконечности».

А вот и самый краткий ответ, как бы буквальный перевод с английского: Non fiction — не вымысел. Есть и такой — не вранье. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

V. ВРЕМЯ СНОВИДЕНИЙ

Бессмысленный! зачем отвергнул ты
Слова любви, моленья красоты?
Зачем, когда так долго с ней сражался,
Своей судьбы ты детски испугался?..
Ты б мог любить, но не хотел! — и ныне
Картины счастья живо пред тобой
Проходят укоряющей толпой…
Ты чувствуешь, ты слышишь; образ милый,
Волшебный взор — все пред тобой, как было
Еще недавно; все мечты твои
Так вероятны, что душа боится,
Не веря им, вторично ошибиться!
“Измаил-Бей”

Как “проныра, озорник, любитель книг, ловкач, игрок”, живущий между строк, Лермонтов полностью проявился во время учебы в Школе гвардейских подпрапорщиков и юнкеров. Воспоминания его однокашников полны описаний его проделок, насмешек, характеризующих его веселый и крутой нрав. Чтению книг и собственному творчеству он посвящал ночное время, бережно храня свою истинную Музу от чужих глаз. Вниманию юнкеров поэт предложил стихи иного рода — тексты, отвечающие озорному настроению молодых людей, живущих тесным мужским братством, — этаких сатиров, искавших отдохновение от воинской муштры в пьянстве и охоте за уличными нимфами. (далее…)

Борис Останин. Словарь к повести Саши Соколова «Между собакой и волком». М.; СПб.: Т8 Издательские Технологии / Пальмира, 2020. 172 с.

Писатель, переводчик, редактор, один из учредителей Премии Андрея Белого, человек из интеллигентнейших и интеллектуальнейших питерских котельных их золотых лет Борис Останин писал эти комментарии, по собственному признанию, с 1982 года. С перерывами и отвлечениями, даже, допустим, рассеяниями.

Мотивация была такова:

«Повесть Саши Соколова “Между собакой и волком” попала в мои руки вскоре после публикации и, выражаясь газетным языком, настолько не оставила равнодушным, что я воззвал к “тайному жюри” премии Андрея Белого вручить её Саше Соколову немедленно и именно за эту книгу. “Школу для дураков” я тоже любил, но по сравнению с “Между собакой и волком” она казалась мне юношеской (милые, романтические, нежные, с лёгким сквозняком и белыми бабочками-снежинками, пастернаковские почеркушки), тогда как вторая, воистину матёрая, превосходила первую, в моём восприятии, в разы. Народ из жюри насчёт этого превосходства не согласился, ему больше нравилась, как, вероятно, многим и сейчас, “Школа для дураков”, но всё-таки в 1981 году моему напору уступил (на профжаргоне это называется “продавил”) — и Саше Соколову присудили премию».

(далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

Вечное подозрение во всякой ценности ее противоположности, роднящее Лермонтова и Зощенко, — душевное качество, удачно названное Жуковским, по словам Гоголя, “безочарованием”, — лежит в основе всех сатирических рассказов автора “Перед восходом солнца”. Все высокое, светлое, прекрасное предстает в них низким, темным и уродливым. Сам “свет”, в любой культуре мира ассоциирующийся с положительными образами и переживаниями, в творчестве Зощенко приобрел неоднозначное значение. (далее…)

«Токката и Фуга», Роман Богословский

Произведения Романа Богословского всегда отличались от всего корпуса современной литературы и едва ли могут быть отнесены к конкретному литературному направлению — социальному, магическому реализму, сюрреализму. Это вызывало у читателей чувство растерянности, и ощущение, что ты — подопытный кролик, над которым ставят эксперимент.

А эксперимент этот начался прямо с первой повести писателя, что увидела свет — «Мешанина». Малевич в свое время «Черным квадратом» показал конец искусства — так и Богословский «Мешаниной» продемонстрировал нам крах русского литературного постмодернизма.

Не каждому это пришлось по вкусу — слишком сложно, слишком «не для читателей, а для писателей». В свой второй роман «Трубач у врат зари» — автобиографическое повествование о студенте-трубаче, неформале-романтике, обучающемся на музыкальном факультете в поздние 90-е, — Роман добавил магического реализма, но переборщил с «социалкой», получилось чуть мрачновато. Роман-повесть «Зачем ты пришла?» — любовная драма, заваренная на сюрреалистической основе, оказалась таким коктейлем, который предпочитают роскошные женщины, нарочито просиживая жизнь в ресторанах, равно как и сексоголики обоих полов и разного достатка. (далее…)