ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

РАЗГОВОР РОССИИ С ЗАПАДОМ

Удручённый ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил, благословляя.
Ф.И. Тютчев

1.

Жаркий летний послеполуденный час в сельской глубинке. На открытой, затянутой бетоном площадке перед сельским магазином одиноко стоит сухощавая дама в светлых шортах и цветастой рубахе. Вертит в руках бумажку в двадцать евро и озирается по сторонам. Поодаль на ступеньках в магазин молча сидят два не очень трезвых мужичка, разглядывают даму. Я почти поравнялся с ней и готов идти дальше, но что–то заставляет меня замедлить шаг и вопросительно заглянуть ей в глаза с близкого расстояния. (далее…)

Десница и шуйца настоящего философа-революционера

Человек произошел от обезьяны, следовательно,
мы должны любить друг друга.
(Силлогическая шутка Вл. Соловьёва)

Лишь творчество самого себя спасает. Бердяев

Россия, пережившая к началу 20 века столько немыслимого, невероятного, – в смысле того, чего от неё даже и не ожидали, – скажем так, осела, приосанилась. В плане положительных поперву влияний освободительных движений, – в итоге обанкротившихся, оборотившихся страшной реакцией. В плане многочисленных смертных казней, необоримого роста преступности, засилья порнографии.

Розовая утопия западничества, впрочем, как и прекраснодушная вера интеллигентских славянофилов, обернулась духовным кризисом «сосредоточенного раздумья» (С. Булгаков). Поросла грязною тиной: убийствами, грабежами, воровством, всяческим распутством и провокациями: «Как только жизнь выдвинула на очередь вопросы практические, так немедленно обнаружилось внутреннее противоречие славянофильской доктрины, её бессознательное тяготение к провозу европейской контрабанды под флагом начал русского народного духа»^*. – Так и Бердяев, встречавшийся на Западе с русскими социал-демократами, протащил как-то через границу – в тайнике – политконтрабанду. (далее…)

О социологической прозе и прикладной футурологии

Кристина Хуцишвили прислала мне свой роман «Триумф» («РИПОЛ – Классик»; М., 2013 г), написав в самопрезентации – «молодой автор». Поэтому ей должно польстить сравнение с автором сильно взрослым и прославленным, к тому же вдруг оказавшимся последнее время в устойчивой моде.

Известный эпизод из «Травы забвения» – молодой автор Валентин Катаев приносит мэтру Ивану Бунину очередной рассказ. Про молодого же человека. В этой прозе есть многое: несчастная любовь, кокаин в подозрительной компании, розовые голуби… И даже профессия героя – декоратор. Иван Алексеевич слушает – сначала благожелательно, но к финалу наливается фирменной бунинской желчью:

– Какого вы черта битых сорок пять минут морочили нам голову! Мы с Верой сидим как на иголках и ждем, когда же ваш декоратор наконец начнет писать декорации, а, оказывается, ничего подобного: уже все. (далее…)

Из библиотеки Президента Д. А. Медведева. ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

ПОЯСНЕНИЕ:

Подзаголовок у главы 3 «Технологии…» – «Из библиотеки Президента Д. А. Медведева». На самом деле, на книжных полках Президента этих текстов нет. Я послал ему только «Разговор России с Западом» и хотел послать ещё «Пасынков», но потом передумал. «Разговор…» дошёл лишь до г-на(г-жи) А. Ицкович. Он(она) переслал(а) это в министерство культуры, на том всё и кончилось. Министерству не до текстов никому не ведомых авторов, а может, и не до литературы.

Причина, почему я потревожил Президента, – его призыв россиян к патриотизму и сетования по поводу отсутствия современных произведений на патриотическую тематику. Озабоченность Президента понятна и напрямую связана с другой его головной болью – тонкими технологиями, правда, связь между ними виртуальная, невидимая, хотя очень тесная. В том и сложность, что все главные причины запрятаны в виртуальности; на поверхности, обычным зрением их не увидеть. Как мог, я старался прояснить проблему с разных её концов: в «Монологе…» с позиции лингвистики, в «Разговоре…» с платформы истории, в «Пасынках…» с точки зрения жертв и жертвенности. (далее…)

Он отпустил бороду и поселился на острове. Но эти нехитрые действия выдают лишь внешнюю схожесть. Максим, как Хемингуэй, полагает, что «нет человека, который был бы как остров, отдельно от всех, но каждый человек – часть материка».

И колокол всегда звонит по тебе, помните? Поэтому Кантор смело выдает свое мнение на все, что волнует – вне генеральной линии любой тусовки или партии. Он вместе со всеми и сам по себе. Противоречие? Возможно. (далее…)

«Своё мнение о картине каждый должен составить сам».

По узким и грязным улицам Арканара бредет (скачет на коне) человек. Из окон домов на него выливают помои, без зла, не прицельно, естественным способом сообщения. В Арканаре нет канализации. Возможно, когда-то она была, но ее реформировали и демонополизировали, и каждый хозяин доставшейся ему части распоряжается ею по своему усмотрению: захочет – сдаст в лом металлов, захочет – переделает под самогоноварочный аппарат.

Под ногами (копытами коня) человека – помои. И помои подаются в дешевых и дорогих тавернах.

В тавернах, домах и на улицах Арканара сильные вооруженные люди грабят, унижают, иногда убивают слабых безоружных людей. Сильным здесь не стать без насилия. Здесь самый близкий синоним сильного – это насильник. Нашему герою тоже нужно казаться сильным, поэтому он сам иногда грабит и унижает. В отличие от других, он недоволен собой. Будь внешние условия иными, он бы вел себя совсем иначе. Но, во-первых, в Арканаре не может быть других условий, во-вторых, он выполняет миссию. Он собирает данные для потомков. Он – этолог, этнограф. По крайней мере, он так считает. И он такой не один. Свою миссию выполняют многие – одним нужно построить дом, другим посадить дерево, третьим вырастить сына, четвертым заработать здесь денег и убежать. Поэтому всем им тоже нужно быть сильными, поэтому они грабят и унижают друг друга. Будь внешние условия иными, они бы вели себя совсем иначе. По крайней мере, так считают они. (далее…)

Три вещи полагал Он наделёнными смыслом, целесообразной надёжностью и совершенством:

– нырливое движение вертящегося жаром солнца за чередой облаков;
– хрусткое равномерное накатывание волн на ракушечник бесконечного в обе стороны пустынного пляжа;
– и колебания чёрных маховых перьев на концах крыльев серебристого ястреба, крутящегося в восходящих потоках над его головой.

Зло хрустя ракушечником, на пустынный пляж выкатился красный микроавтобус с чужими для него номерами одиннадцатого региона, и замер.

И, разом, распахнулись двери: толстяк, ухоженная блондинка с формами и худосочная нимфетка смешно, по-страусиному подбрасывая колени, спускались теперь по колкой ракушке к прибою.

– Вер, а холодная, блин, вода! – Ухоженная высунула из розовой вьетнамки ногу с алым педикюром и крутила ступнёй в прибое. – Вер! – повернулась к Худосочной: – Купаться будешь? А, доча? Я – в отказке!

– Не-а, – отмахнулась кривляка. Размахивая рукой, девушка кому-то настойчиво вдалбливала в розовый смартфон, прижатый к щеке: «Ну, я не поняла, да! Ты чо, придурок, да?! Или в натуре прикидываешься!» (далее…)

Слои Слаенова и Дао русского магната.

Авторство термина «олигархическая литература» принадлежит, уж извините, мне. Придуман в процессе работы над книжкой «Культурный герой: Владимир Путин в современном российском искусстве». Впрочем, стучать в грудь, ломиться в открытую дверь и требовать патента не хочется – термин получился неуклюжим и лапидарным. Но и другого на место, взыскующее заполнения, не вставало.

Речь вот о чем: в последние полтора десятка лет в русской литературе возникло направление, отражающее труды и дни крупного бизнеса, технологию «большого хапка», взаимоотношения магнатов с людьми власти и политики, криминала и – подчас – искусства.

Описывая его и анализируя, я опирался, на, прежде всего, романы Юлия Дубова («Большая пайка» и «Меньшее зло») и Александра Проханова («Господин Гексоген» и «Политолог»). Упоминал тексты Владимира Сорокина и Виктора Пелевина, где «олигархическое», в менее концентрированном виде, является фоном, неизбывной опухолью эпохи. (далее…)

Авторское вступление:

В возрождённом журнале STORY вышла моя статья о Максиме Канторе. Когда писал, думал, что стану патологически нерукопожатным в среде либеральной интеллигенции. Потом думал, что, в общем, я там никого и не знаю, потому не жалко. А потом думал вот что. Год назад Кантор в своем романе высмеял выступления Дмитрия Быкова в Барвихе, и тогда все возмутились. А через полгода вышел роман Владимира Сорокина, в котором тот же гражданин поэт изображен в ключе совсем уж непристойном.

Но если Кантора записывают в непримиримые охранители, то Сорокина почитают иконой свободомыслия. А он вот что. Всё меняется, все проходит через переосмысление. И тогда я просто подумал, что напишу про Кантора как есть. А потом видно будет. В журнале вышла укороченная версия текста. Укоротилась она на моменты, которые мне дороги. Поэтому выложу текст целиком здесь. Ни в коем случае не рассчитывая, что кто-то станет читать все эти 15 000 знаков. Просто на память.

– Какие позиции Вы занимаете? Либеральные или патриотические? Вы осуждаете революцию и сталинские репрессии? Или Вы сочувствуете большевикам? Каковы Ваши политические взгляды? Да и сам-то Вы кто? Писатель или художник? С кем Вы?

– Я с Фомой Аквинским, – спокойно отвечает Максим Карлович Кантор.

Непривычная прямота художественного метода Кантора неотступно сопутствует парадоксальной сложности его личной биографии и истории его семьи. Вся жизнь Канторов это действия вопреки предлагаемой логике. Семья еврейских эмигрантов возвращается из Буэнос-Айреса в Коптево. Отец Максима Карл Моисеевич, окончив магистратуру философского факультета МГУ, работает лаборантом в рыбном институте, потому что больше никуда не берут после тюрьмы, где он сидел под следствием по делу о космополитизме и вышел исключительно благодаря смерти Сталина. (далее…)

Великий святой стал символом преображения страны

Одним из самых убийственных обвинений русской культуре и самым весомым доказательством ее… неполноценности традиционно является то, что она не пережила Ренессанса, не ощутила всплеска западноевропейского гуманизма. Здесь только одна бесконечная и застойная осень Средневековья. Не было Петрарки, Леонардо, своего Рафаэля, Шекспира, Данте. Не было любовной реставрации античного культурного тренда, да и собственно, что могли здесь знать об Античности темные и забитые люди, всегда живущие под тем или иным игом-гнетом.

О каком революционном Возрождении может идти речь, когда тягучая инерция здесь правит бал?! И еще бесконечный ряд «не» предъявляется…

Беда! «Людоедская» улыбка Джоконды русскую культуру не освещала, до гор трупов высшей точки гуманизма, как в финале пьес Шекспира, здесь тоже далеко… Отсюда и еще одно «не»: а была ли вообще культура на Руси или только прозябали здесь испокон веков одни безграмотные забитые крестьяне-лапотники, которые прячутся в темных избах и смотрят на белый свет через бычьи пузыри в окнах?..

Все подобные абстрактные построения и рассуждения разбиваются, когда начинаешь говорить о конкретных примерах. Сергий Радонежский – одна из самых безусловных фигур отечественной истории и культуры. От него нас отделяет семьсот лет. Именно он – неученый отрок Варфоломей, ставший после пострижения в монахи Сергием, разрушает все тезисы, доказывающие ущербность русской культуры. (далее…)

Помню, знакомая поделилась: «Пришёл один, просидел всё ночь и ушёл, не прикоснувшись. Это нормально»? И я, конечно, усмехнулся, но привёл пару примеров из опыта, всякое, мол, бывает.

Этот рассказ состоит сплошь из скромных жизненных обстоятельств и романтических размышлений. Как и его герой, ребёнком я посещал музыкальную школу. Лет до четырнадцати лямку тянул с искренним желанием хоть чему-нибудь научиться. Мне даже рояль купили, подержанный, с трещиной. Без толку. Наверное, в трещине дело.

И вот однажды, спустя годы, поднимался я по Среднему Кисловскому и вдруг стоп. Справа доносились духовые, слева фортепьяно. И я замер, и сдвинуться с места совершенно не мог. Прав был товарищ Сталин, который в фильме «Утомлённые солнцем 2» сказал: «Хорошо, когда музыка». И в самом деле хорошо, товарищ Сталин.

На столе морские твари и вино. В кармане презервативы. Домашний концерт. Меня пригласила хозяйка. Польская рыжуха с глазами бело-синими, как алюминиевые банки пепси-лайт. Давно сюда переселилась. Прохладно ей на родине, ежится она на познанском ветру, плечи свои точеные ладошками крестьянскими растирает.

В окне, пересекаясь и разлетаясь в стороны, кружили чайки. Взбаламученный осадок со дна мира. Интересно, что нужно, чтобы взбаламутить меня. (далее…)

О поэзии Н. А. Головкина на материале поэтического сборника «Рябина».

«Свет свершённых дел…»

«Закружится метелица,/ одарит серебром./ Жизнь крутится, как мельница,/ день мелется за днём», – пишет поэт Николай Головкин, и таким образом само течение жизни, ход времени связывает с природой и, кстати, не только по смыслу, но и используя аллитерацию: метелица – мельница – мелется.

Тема быстротекущей жизни осмысливается поэтом и в другом стихотворении, где уже первая строфа передаёт настроение и вызывает доверие: «Не ждёшь, уйдя, ты тризн и панихид,/ ты в воздухе, как облако, растаешь./ И в памяти у тех, кто знал, оставишь,/ быть может, свой чудаковатый вид…» [1, с. 49]. Доверие это вызывает то ли сама тональность стихотворения, то ли последний стих с грустным признанием и почти детской открытостью.

И непонятно, кто это прощается – то ли сам поэт, то ли его лирический герой? Кто размышляет о Земле, «что была тебе приютом»? И поначалу сжимается сердце от этих строк, навеянных вечной темой жизни и смерти, которая рано или поздно встает перед каждым художником, требуя осмысления. И признание и растерянность слышатся нам в них.

Однако следуя древней логике круговорота воплощений и бессознательной вере в повторение жизни, поэт размышляет: (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Даже «Лукойл» знает: «Спорт есть в каждом из нас». Я не исключение. Поэтому слушаю по радио спортивные передачи и новости. В хорошем исполнении – с удовольствием, в плохом – вынужденно, чаще выключаюсь.

«То полудня пламень синий,
То рассвета пламень алый,
Я ль устал от чётких линий
Солнце ли самоё устало?»
Инн. Анненский. Миражи

СПРИНТ

В новостях полностью информацию можно воспринять и усвоить только от Егора Новикова. В нём есть культура, и культура общения тоже, а потому он уважает и свою информацию, и тех, о ком в ней сообщает, и нас – слушателей. Раздельно, чётко, коротко, всегда по делу, не торопясь, по–мужски, я бы сказал. Егор выдаёт свои новости и откланивается.

С другими спортивно–новостными дикторами беда. Это спринтеры, задача и цель у них совсем иная – виртуозно молоть языком на огромной скорости: по сути, это заезды болидов «Формулы–1» в эфире. Общий смысл уловить можно, детали отложиться и запечатлеться не успевают, особенно когда интересуют результаты футбольных или хоккейных матчей после очередного тура. Кто их этому научил – итальянцы, американцы?.. Никогда такого на Руси не водилось, даже в уличных сварах; орали, ругались до сипа и хрипоты, но чтобы так тараторить – не было такого. Добро бы одни дамы, но и мужики туда же. Это как же нужно не уважать «сильную половину» рода человеческого, чтобы постоянно ввязываться в спор и состязание в скоростной риторике с его «прекрасной половиной»? Ну, и естественно, проигрывать. (далее…)

В молодости А.С. Пушкин написал богохульную поэму «Гавриилиада». Религиозным людям ее лучше не читать.

На Пушкина в суд не подашь. Он умер 29 января (по старому стилю) или 10 февраля (по новому стилю) 1837 года. Запрещать издание «Гавлиилиады» тоже как-то неудобно. Как ни крути, а все-таки «солнце русской поэзии».

В начале 1820 года молодой Александр Сергеевич Пушкин, за два года до этого выпущенный из Лицея, почувствовал, что «тучи» над ним сгущаются. И было отчего. В это время сложилась тревожная международная обстановка. «Священный союз» не справлялся с возложенными на себя обязательствами по усмирению Европы. Запад бурлил.

В Париже, в оперном театре был убит наследник французского престола, племянник короля герцог Беррийский. В Испании произошла революция, отменившая привилегии дворянства. Россия пока оставалась островком стабильности. Но чтобы этот островок сохранить, Александру I пришлось «закрутить гайки» во внутренней политике, в частности, запретить разные тайные общества, расплодившиеся в офицерской среде.

А тут еще Пушкин со своими «экстремистскими» стихами. Одна ода «Вольность» чего стоит: тут и казнь французского короля Людовика XVI, и прозрачные намеки на убийство Павла I. А чего с точки зрения противоправительственного экстремизма стоит следующее четверостишие из оды:

Самовластительный Злодей!/ Тебя, твой трон я ненавижу,/ Твою погибель, смерть детей/ С жестокой радостию вижу.

А вот четверостишие, приписываемое Пушкину:

Мы добрых граждан позабавим/ И у позорного столпа/ Кишкой последнего попа/ Последнего царя удавим. (далее…)

Светлана Замлелова. «Приблизился предающий…» Трансгрессия мифа об Иуде Искариоте в XX-XXI вв./ Моногр./ С.Г. Замлелова. – М.: Буки Веди, 2014. – 272 с.

Новая книга известного российского писателя Светланы Замлеловой «Приблизился предающий…» представляет собой научную монографию, посвящённую исследованию евангельского мифа об Иуде Искариоте и трансгрессии (преобразования) этого мифа в ходе исторической и духовно-нравственной эволюции части мира, традиционно исповедующей христианство.

Написанная живым и ярким языком, содержащая многочисленные отсылки к актуальным проблемам современности, книга фактически совмещает в себе достоинства глубокой научной работы и талантливого литературного произведения. Тема, взятая автором для исследования, таит в себе множество подспудных аспектов, говорить о которых, в силу их фактической «табуированности», сегодня решится далеко не каждый. (далее…)