Только что я поймал себя на мысли… Я пытаюсь понять, разгадать, кто или что управляет мной. Иногда я слышу какой-нибудь звук, шум или бываю поглощен интересным, но в то же время не важным и не заметным для окружающих происходящим моментом. После того, как эффект любопытства, удивления проходит (в эти моменты я замираю или делаю повторяющиеся движения, например, постукиваю ручкой по столу), я начинаю включаться, приходить в обыденное состояние. Так вот, в момент этого перехода я анализирую положение своего тела в пространстве, словно рассматриваю себя. Иногда мне открывается такое. Это трудно передать словами, да я и не хочу.
P.S. Вообще мое тело дает мне много, как бы я не хотел все предусмотреть мозгом. Даже мои ошибки при письме дают взглянуть на все по-новому.
Адекватность строению – сотворение всего, что может быть в наличии. Я должен нести бремя реального совершенства, сотворять себя из самого себя, подтверждая бытие всевозможности. Не нужно трястись от предстоящего издыхания. Во время любви реальность застывает, достигнув апогея наполнения смыслом. Я имею свой мир. Я знаю смысл. Сверкая смыслами и причинами, создавая новые тайны. Милость по высшему – уничтожение. Думаю о высшем, и высшее прямо во мне, оно рождается и исчезает при каждом вздохе их тел, смыслы роились в глубине моего сознания, приобретая имена и слова и создавая реальность, не нуждающуюся в смыслах. Вечный покой царит внутри. Не надо рассказывать о тайнах, которых нет. Я больше не уничтожаю все явленное, я просто есть. Я не говорю от лица всех. Я рассеиваю всеобщее единообразие, которое и есть абсолютная возможность. Мое бытие, мой смысл реальности это стремление других стать частью моего бытия, но не зеркальной параллелью времени, которая ограничивает кругообразной спиралью вселенский смысл. Цель этого этапа – развитие воспринимаемого большинством. Любовь и ее удовлетворение, голод и его удовлетворение для большинства людей физических, но не духовных.
Взгляд кошки у этой девушки. Нет, они, глаза, не горят, а словно сильно освещены, нет блеска, и зрачок ярко рефлексирует с роговицей. Она писала что-то полезное, когда я увидел ее сидящей на ступеньках. Ее звали Этона.
Полезным она пользовалась. Но опять «но», у нее только интуитивно знание применялось на практике. Это дисгармония. Посмотрит, и совсем другая девушка. Итог всего этого прост. Не буду говорить о гениальности. Не хочу разбрасывать бисер перед свиньями.
Жил-был паренек. Слегка шизофреник, слегка не в своем уме. И вот как-то предложили ему работу распаковщика. Не особа сложная работёнка. Складываешь себе шоколадки и памперсы по полочкам. И парень-то знал, что эта дерьмовая работа и гордиться нет причины. Но он с радостью вставал на неё, с надеждой разрушить сознание людей. На место памперсов подкладывал шоколадки, и наоборот. Умилялся. И ставил галочки себе в блокнот, черным, черным маркером. И говорил про себя: «Хоть бы не пронесло». Но люди, мать их, не замечали этих изменений. Жрали памперс и клали под задницу своих отпрысков шоколад. Но он всё делал и делал это год за годом. И вот однажды к нему подошла одна барышня и сказала, тыча памперсом ему в лицо: «Какого хера на полках для шоколада у вас памперсы?!» На что он ответил: «Черт, я так долго ждал тебя».
Я сижу на кухне. В зале кто-то спит, но я не думаю об этом. Рядом со мной сидит грудастая девушка. У нее розовые блестящие губы, голубые выразительные глаза и влажный мягкий ротик.
— Так когда ты зайдешь ко мне?
— Ну-у, — протягиваю я, — даже не знаю…
— А в чем дело? Почему ты не хочешь просто прийти ко мне?
— Да нет, я не против. Просто щас все эти дела… Япония, виза…
Она грустно опускает глаза на пол, а потом резко начинает смотреть на мой пах. Мне становится неудобно, и я запрокидываю ногу за ногу. Девушка сидит на столе. Она кашляет и поправляет свою юбку.
В окно бьет яркий свет утреннего зимнего солнца. Я закуриваю и предлагаю девушке. Она молча достает сигарету из пачки, вертит ее в руках и произносит:
— А ты все кентуешь?
Я молча киваю и выпускаю пару колец в сторону окна. Одно кольцо делается слишком узким, и у меня невольно проскакивает ассоциация с влагалищем. Я томно смотрю на грудь девушки, а она украдкой поглядывает на мой пах.
— Знаешь, а мне даже трахаться не хочется, — говорит она безмятежно.
Чувак: Не смейся надо мной! Мне вправду они нужны.
Чувак начинает нервничать. Джонни пододвигается к столу.
Джонни: Ладно тебе (толкает ему выпивку). Лучше посмотри, какие тёлочки.
Чувак откидывается на спинку стула, недоволен: Джонни, ты мудак!
Джонни улыбается: Чувак, ты настоящая заноза. Это всё твоя биржомания: деньги, время, счёт. Давай! Я тебе покажу как на это нужно класть.
Джонни самодовольно щёлкает пальцами, обращаясь к официантке: Эй, детка, повтори-ка мне и моему другу.
Чувак: Ты меня не понял. Мне нужно уходить.
Джонни: Всему своё время
Чувак: Вот именно, время. У меня его просто нет.
Джонни: Братишка, так его и в принципе нет. Придумали себе границы! Пидаристический замысел человечества! Плюнь! Забей! И хватит трепаться. (Обращается к официантке): Крошка, когда уже? Я весь иссох. (К чуваку): Пойми, у нас монархия! Я мать твою царь! Пей! (далее…)
Пациент лежит на диване, открывает глаза, говоря: «Ну так вот, я ей говорю, оставь эту чёртову вилку!». Приподнимается, нервно жестикулируя руками: Понимаете, есть руки, есть курица, этот грёбан брак всем известен! Но она же! А она и говорит мне: (пациент пытается изобразить) слишком жирная.
Жирная, понимаете! Мне шеф-повару! Дура! Я обжог свои руки 130 раз, порезал пальцы 143! А она мне цитирует свой бред: (пациент вновь пытается изобразить ) слишком жирная…
Пациент встает, начинает расхаживать по комнате: Она была приготовлена идеально, можно даже сказать с вручением грёбанного Оскара!
Психолог говорит спокойно с расстановкой: Знаете, вам не стоит так горячиться, всё что вы не делаете под влиянием обиды, еще сильнее усугубит сложившуюся ситуацию. Вам нужно понять… (далее…)
«Здесь лучше чем в той!» — шепнул торговец комнатой. «В этой та, которая не эта», — подумала я.
Другой торговец сказал, щёлкнув пальцем: «Загляните, лучше в мою. Здесь всё что вам нужно для удачной жизни». «Только в этой есть всё, но не в той, которая другая, третья, десятая, четвёртая?» — спросила я.
«Посмотрите, лучше какой дизайн. Современненько и со вкусом». Я промолчала.
В первой лучше, чем в той и другой. Во второй есть то, чего нет в двух других, что-то для удачной жизни. В третей ты почувствуешь себя современненько и со вкусом, но там нет того, что есть в первой и не будет лучше, чем в той и другой.
И только последняя комната. Дверь чуть приоткрыта. Нет торговца. То что надо. Я выбрала её. Я выбрала её сама.
Она в раздумьях стояла перед дверью. Дверь была открыта. Виднелась небольшая щель, а замок был выбит. Ей даже страшно не было. Она толкнула дверь и вошла в помещение. На полу лежал Джо. Его глаза были закрыты. Она усмехнулась. «Неужто сдох?» — подумала она. Джо не двигался. Пэм подошла поближе и взяла его за запястье. Нащупала пульс. «Ты всегда был живучим, сука». Вдруг в голову пришла еще одна мысль: а что, если закончить чье-то грязное дело и добить эту скотину? За последний месяц он ее порядком заебал своей любовью к чистоте и постоянной игрой в прятки со своими криминальными дружками. Да и вообще, насколько я понимаю, она давно хотела от него избавиться. Но ведь все как всегда упиралось в деньги. А бабло ей нужно было позарез. Пэм и дня прожить не могла без новой шмотки. А он давал ей всего десять штук в неделю. Откладывать эта тупая блондинка, конечно же, не догадывалась. Пэм ненавидела секс с этим уродом, но приходилось под него ложится. И вот теперь он лежал перед ней на полу, беззащитный и недвижимый. Что оставалось делать? Она пошла на кухню за пакетом. «Удушить, — подумала она, — это, как ни крути, оригинальнее ножа».(далее…)
Недавно Лев Пирогов взял интервью у Вячеслава Курицына, для «Литературной газеты». Событие это так и могло бы остаться незамеченным, потому что бывшие монстры постсоветского постмодернизма (это Пирогов и Курицын) ныне утратили свою харизму. Потерялись, притихли и сдулись. Я бы не говорил так, если бы не считал себя в определенном смысле наследником их заветов. Но поскольку и тот, и другой в свое время впечатлили мою юношескую неокрепшую психику, я считаю вполне возможным сейчас «поговорить об этом». К тому же говорить особенно больше как-то и не о чем. Ну не про газ же на Украине писать, в самом деле, не про падение рубля и не про войну в Израиле. И не комментировать слухи, будто я стал новым главным редактором женского глянцевого журнала JOY. Все эти темы не темы для Перемен. (далее…)