Я ожидал, что меня примут за своего, что я буду как дома. Может мне стоило быть учеником в этом царстве, которое жило по ему лишь ведомому закону. Я был не гостем и не учеником. Я стал своим довольно быстро, мне не многое пришлось прятать.
Зубы? А что зубы?! Я никому не желал бы боли, которую однажды испытал сам. Нет, что это я. Я родился таким. Я не знал боли обращения, и не мог знать, но к моей чести я никому её не причинил.

Две с половиной хромосомы отличают меня от человека, а столько усилий для конспирации. Да уж, прятать пришлось немногое, но и этого хватало чтобы заработать себе паранойю. Мои смотрели на меня с улыбкой, а я всё равно старался, ругал их мысленно и делал что хотел. Вернее старался, потому что мне не многое по началу удавалось. Я оступался на каждом шагу. Меня боялись, иногда страшась силы и ненависти порой появлявшейся в глазах, а иногда, самое глупое, от отвращения, которое неминуемо вызывали мои повадки, когда мне не удавалось их скрывать.

И тут всё началось, я запомнил этот миг. Я познакомился с ней. Она была прекрасна, не потому что была красива, а потому что прекрасно ко мне отнеслась, и как я не старался испортить впечатление – ничего у меня не выходило. Мы стали друзьями, просто замечательными. Чего только стоили наши прощания, долгие объятия и немного тёплых слов на ухо, чтобы согреть и зимой. Она смеялась когда я шутил, и плакала когда я говорил о грустном. Я смотрел на неё с обожанием, которое редко может заслужить человек от нашего брата. Я рассказывал ей всё, только ей одной из всего человечьего племени. И она слушала мои тайны и сидела со мной когда я болел своими болезнями. Трудно представить такую дружбу между человеком и мной или подобным мне. Однако так всё и было.

Было и другое. (далее…)

В играх бога с этой маленькой девочкой отразилось сияние космоса. Даже приматы удивлялись емкой симметрии расклада «белые-черные». Разумеется, бог играл белыми и проигрывал. Разумеется, девочка играла черными и воображала, что бог еще покажет ей, как раки зимуют.

Мой отпуск это когда выпускаешь себя на свободу. Из рабочих будней, из сущего колеса сансары. Которое крутит твое тело и у некоторых разум и душу (здесь читай, как хочешь). Оно поворачивается каждый день, и ты все равно рано или поздно оказываешься внизу. Ни за что и не почему. Это не наказание, колесо просто вращается, понятия не имея о твоем существовании.
— Богу наплевать на тебя!
Но это твои эмоции, ему никак, это не его категории, для него нет тебя и нет его. Но это тоже уже не он, когда ты думаешь о нем. Он не уловим, но не прячется. Нет! Он здесь.

Такие мысли-волны приливают в мою голову, а может и не голову. Мой способ это сказать – да, а потом по этому же поводу сказать нет. У меня не возникает противоречий, потому, что я чувствую так, а может не чувствую.

Определенность убивает и оживляет. Я против работы, в общепринятом понимании. Моя работа это не выживание, я не при смерти, я уже живу. Моя работа это ходить по песку, собирать раковины, затем бросать их в море, смотря, как волны выбрасывают их обратно на берег. Это суть любой работы. Мой офис у ветра за пазухой. Моё дыхание самый важный во вселенной труд.

— А, ты полный дурак, если сейчас со мной согласишься!
Так я сказала лодочнику, пьяному в жопу.

Когда Ваня рассказал мне эту историю, я не знал, смеяться мне или плакать, потому что с одной стороны всё это глупо, но с другой – просто страшно. Судите сами.

У Вани была целая куча знакомых, которые так или иначе зависали в интернете, причём, можно сказать, были настоящими виртуалами, хакерами… Пожалуй, больше всего мне запомнился хакер Серёга, известный под ником OS2. Серёга работал вместе с парнем по имени Валик, он же SuPream. Эта двоица развлекалась мелким хаком и никогда не имела серьёзных проблем с законом. Правда, были моменты, когда ребята хаживали по лезвию ножа, но подобные истории не афишировались по вполне понятным причинам. Так или иначе, Серёга и Валик работали вместе и очень здорово дружили.
Тут то Валик и познакомился через Аську с одной очень интересной персоной. Эта персона тусовалась в асе под ником Настик. Серёга, как настоящий хакер и друг несколько раз пытался посмотреть её IP адрес, но у девушки была такая защита, что его программки обламывались и пролетали как фанера над Парижем. Парень, конечно, насторожился, но Валику своих опасений не выказывал, а тот так обрадовался новой знакомой, что был просто сам не свой.
Серёга сетовал на проксю этой самой Насти, а Валик упивался общением. Его не напрягал тот факт что девушка висла в интернете практически круглосуточно, как и то что она не всегда адекватно себя вела. Они перекидывались фотками, слали друг-другу тучи открыток и всё прочее. В пример приведу лог из Валиковой аси:

(далее…)

Стройбат. Дети в СА ненавидели это слово. Город, в котором мы жили, был изначально поселением химиков. Город-тюрьма.
В средней Азии было вообще полно городов, образовавшихся вокруг разработок, например, урана, куда свозили репрессированных, офицеров из фашистского плена и вагоны немцев с Поволжья, благо добычей урана заведовало НКВД. Позже в такие города отправляли урок. Наш город условно делился на старый и новый. В старом жили сплошные химики, в новом – разбавленные. «Химики» — это люди, которые уже отсидели или выпущены досрочно, но возвращаться в культурные центры им до определенного времени запрещено. Химикам надлежало съезжаться из своих тюрем в некое место подальше от цивилизации и там селиться, отмечаясь каждый вечер у коменданта. Практически все они, в конце концов, забивали на посылки с родины и оставались на местных фруктах.
Прямо напротив одного из кварталов в старой части города стояла тюряга, старая, почти антик. Вокруг тюрьмы возносился высокий забор, с кривыми дырами между досок. В горах мало дерева, много камней.
Всю тюрьму было видно снаружи — с собаками, вышками, туалетами. Сквозь щели забора движения тех, кто находился внутри, когда ты шел мимо, казались замедленными. Для лучшей фиксации изображения нужно было встать под деревом смирно (чтобы сливаться с природой и не выпячивать призрачную свободу). Или воссесть Нероном на балконе, жевать виноград и без уколов жалости изучать жизнь на зоне — сверху. Только в старом городе никто так не делал.
Новую часть города строили для правления химического завода. Самая первая улица там была на 30 лет младше тюрьмы. Собственно, в новом городе была вообще одна улица. Ряды домов отличались только возрастом. Первый ряд — для правления. В домах второй волны иммиграции селились служащие высокой квалификации, дальше просто все подряд и их дети. Когда появились дети, стали нужны учителя. И дополнительный отряд милиции. Опорный пункт квартировался в моем подъезде.
Так вот, «стройбат» каким-то образом ассоциировался у тамошней молодежи с синей формой и замедленно шагающими собаками. На тупую шутку вполне годилось ответить: «Твоя мама — стройбат».
Чтобы закрыть дело о краже велика или вандализме в здании ПТУ, милицейский опорный отряд не бегал на территорию химиков. Он вообще никуда не бегал. В средней Азии жарко для бега, плюс 50 в тени. Но вечером, когда дети собирались потрепаться под ивами, отряд выходил на закрытие дела.
После шести мы предпочитали прятаться. Мы уходили на заброшенную почту (на самом деле она была недостроенной, но называлась заброшенной). Там мы рисовали на стенах людей в кимоно и это был наш спортзал. Или мы просто шлялись по этажам и громили осиные гнезда. Кто-то целовался на лестнице. Я выносила почитать эротические рассказы и врала, что переписала из Мопассана. Время от времени мы меняли места тусовок, перемещались всей разрозненной кучей за поля на канал или уходили в пещеры, в горы. Но были среди нас дети без интуиции, они оставались под ивами в огромных дворах нового города, играть в шахматы. Вот их и сажали за украденный кем-то  велик. Или за что-то еще.
Свидетельские показания по «велосипедным» делам давали мальчики и девочки, имен которых никто не знал. Вычислить, кто они, не представлялось возможным: открытых судов по детской мелочи не было. По более крупным делам заседания проходили, но на таджикском. Делопроизводство тоже велось на чужом языке. За малостью города правосудие творилось молниеносно. Абсурдность наказания за велосипед заставляло подозревать, что преступление было более тяжким. Дела обрастали слухами. Родители выходили заплаканными (обычно это не были семьи правления). Товарищей в ближайший месяц мистическим образом тянуло к зоне. Мы прилипали к дальним деревьям и смотрели сквозь кривые дыры в заборе. Фиг мы там кого видели. 
Иногда безымянные мальчики и девочки помогали найти тех, на кого милицейский отряд положил зуб. Иногда, говорят, что-то подбрасывали или писали нужные заявления.
Если в город приезжал кто-то новенький, мы без разговоров брали его в компанию. Мы оберегали его и никогда не рассказывали о приговорах на чужом языке. Бояться чего-то нельзя. Или это случится.

Когда в СА началась гражданская война, зону распустили. Не знаю, что стало с собаками. Наверное, их съели.

декабре мне отписался, что сделали блог перемен — избранное.
моих там аж три поста. нафиг не понимаю, но декабре говорит, что ему понравилось про ручку.

типа работа это приходить куда-то и крутить ручку.
а я признаюсь, что когда я писал про ручку, я боялся, что меня уличат. меня не уличили, но ведь я уже морально готов к этом и поэтому честно признаюсь: вот именно про ручку я спиздил из сабжа.
скачивать сабж, там начало мне понравилось, ну процентов семь и в хвосте интересно. основное тело меня не вштырило, но это ж лично меня. мало ли кому как.

мне кстати давали линку со словами «пишет как ты». и уважаемый мной человек давал! не надсмехаться!

В Концлагере каждое утро этот человек должен приходить ровно в семь часов утра на работу и восемь часов подряд вращать Ручку. Ручка торчит из стены, с обратной стороны гайка. Если человек опаздывает на работу хотя бы на одну секунду или плохо вращает Ручку, то его тогда из Концлагеря прогоняют на все четыре стороны, и назад даже не просись. Если же он вращает Ручку хорошо, то его переводят на повышение, где нужно вращать уже две Ручки в разные стороны и с разной скоростью.

Кроме того, этому человеку выделяют жену и квартиру на девятом этаже. Других квартир в Концлагере не бывает. В этой квартире человек обязан прибить полочки, а жена его должна наварить борща. Если придёт проверка, а человек не прибил полочки или жена его не наварила борща, их обоих тоже прогоняют из Концлагеря.

Ещё человеку выделяют Участок, где он обязан растить Корнеплоды. Никаких надземных растений не разрешено, и если заметят на участке хотя бы один зелёный листик, участок отбирают и отдают соседу. Расположены все участки в пяти минутах ходьбы, но добираться до них пешком запрещено. Можно только на трёх электричках, потом на двух автобусах и ещё час с сумками через пашню. Без сумок не разрешается.

и да, я забыл как делать кат. и там еще есть про ручку, я просто не хочу цитировать тут на три килобайта. про ручку смешно.

В купе ехали мужчина, похожий на бывшего зека, и нудная бабушка. Поэтому фее ничего не оставалось, как забраться на верхнюю полку и притвориться спящей.
Когда попутчики занялись своими делами, фея приоткрыла глаза и стала смотреть в окно. Мимо проносились леса и поля, деревья и цветы. Фея обожала ездить
в поездах. Мерный стук колёс, особый аромат поезда. Само ощущение путешествия, казалось, не может надоесть никогда. В такие моменты она завидовала своим сёстрам —
феям лесов и полей. Хотелось остановить поезд; выйти и побродить в сумерках леса, вдохнуть полной грудью запахи полевых цветов, потанцевать с
ветром в бескрайних полях, унести глубоко в душе тепло солнечных лучей. Хотелось встречать рассветы и провожать закаты. И чтобы рядом был тот единственный…
Как всегда, от таких мыслей, на глаза накатились слёзы, а грудь налилась тяжёлой ношей нерастраченных чувств. Фея сквозь слёзы смотрела в окно и мысли
лениво текли в такт стуку. Слёзы скатывались по щекам, а фея думала о том, что никогда этого не будет… Работа есть работа. Каждый идёт по этому пути в полном
одиночестве. Она отвернулась к стенке и провалилась в сон.
Фея проснулась раньше всех и осторожно спустилась с верхней полки. В купе раздавалось тихое храпение мужчины и тяжёлое дыхание старушки. Фея подсела
поближе к старушке и стала ждать. Вскоре дыхание у старушки стало сбиваться, она дышала всё тяжелее, а вскоре и совсем перестала. Фея смерти тихонько
пела заклинания. Когда, песня, холодным сквозняком, затихла на губах феи, в купе уже пробивались первые лучи нового дня.

Земляну приснилось, что он ночью спускается вдоль узкого, заросшего густым лесом ущелья вслед за женщиной в красном платье. Они идут сквозь сумрак практически наугад, отдавшись животному чувству, инстинктам. Внизу и впереди ждёт море. Местами чаща, заросли расступаются над головой, по сторонам, и становится видно усеянное звёздами небо, а слева от силуэта горы – серебряный нимб, сияние восходящей за ней луны. Воздух прелый, насыщенный электричеством, и вдалеке над морем клубится серая масса облаков, сверкает гроза, рокочет глухими раскатами гром. В темноте совсем рядом с тропинкой то и дело кто-то шуршит, шевелится, от чего Земляна обдаёт волнами тревоги, страха. В какой-то момент он перестаёт замечать спутницу перед собой, начинает паниковать, поскальзывается, безуспешно зовёт, но всё же не решается двигаться быстрее. Ущелье распадается, раздаётся, путник выходит на узкую кромку сложенного из небольших камней пляжа к дышащей воде, звёздам и буре над ней. Оглядывается, окликает Алису. Потом обнаруживает кусок красной материи у самого берега, пристально смотрит, и ему кажется, что вдалеке в море плывёт человек. Мелькает очередная молния на четверть неба. Землян сбрасывает одежду, заходит в море, устремляется к горизонту. Теряет цель из виду, но в отчаянии гребёт дальше. Начинает ослабевать, захлёбываться, тяжело дышит, но кричит. В конце концов, задыхаясь, идёт ко дну. Падает вниз в густую вязкую тьму. Глотает воду, и она – как кровь на вкус. Вокруг всё пульсирует, взрывается, выворачивается, грохочет, хлюпает, свистит и дребезжит по всему спектру. Рождаются, вспыхивают из пустоты звёзды, роятся облака туманности, искры, разряды, частицы пронизывают пространство, тело Земляна. В среде проступают динамичные мерцающие узоры, всё перемешивается, разворачивается… Звёзды образуют молекулы, молекулы скручиваются в галактики и снова рассыпаются разноцветными брызгами, штрихами, мелодиями, аккордами… Появляется Алиса, огромная как созвездие Большой Медведицы, и прозрачная, как медуза. Она подхватывает Земляна на руки, раскачивает его, потом подносит ко рту, губам, облизывает и проглатывает. Он глохнет и слепнет, испытывая невероятную, потрясающую боль, ужас, чувствуя оцепенение, давление со всех сторон. Но через мгновение начинает всплывать, извергаться, расслабляясь. Открывает глаза на поверхности ровной, спокойной воды. Буря прошла, утихла. Над горами круглая яркая белая луна. Рядом мерно плавает на спине Алиса. Она берёт Земляна за руку и произносит: «Смотри, сегодня полнолуние. Давай к берегу, пойдём на стоянку, приготовим чаю, согреемся…» Вернувшись на твёрдую землю, двое подбирают одежду и замечают огонь неподалёку у входа в ущелье. Подойдя ближе, видят нескольких человек, разлёгшихся на туристических ковриках вокруг костра. Молча садятся к пламени, греются. Никто из присутствующих не обращает на вновь пришедших никакого внимания. Через продолжительное время по кругу начинает ходить глиняная трубка, набитая коноплёй. Как только трава в приборе заканчивается, подсыпают ещё. Кто-то принимается неумело лупить в барабан. Землян разглядывает людей и в одном из персонажей узнаёт Волшебника, который лежит чуть в стороне на надувном матрасе вместе с голой девушкой. Герой приветствует друга, они заводят беседу о пустяках. Но внезапно Землян осознаёт, что собеседник совсем не открывает рта, вообще не шевелит губами, и чужой голос звучит внутри его собственной головы. Земляна настолько поражает, впечатляет этот факт, что он просыпается.

Как назло, у Земляна снова вскочил огромный гнойный прыщ на члене. Правда на этот раз он не сильно стремился скрыть проблему от подруги, а, напротив, чувствовал, что именно с этой женщиной может обрести выход, освобождение из того кошмара, который в течение десяти лет омрачал его внутренний мир, угнетал психику. И внимательная девушка очень скоро обнаружила болячку.

— Что это? Ты болен? — спросила она серьёзно, строго как-то раз с утра, когда они нежились в постели, не спеша вставать.

— Не знаю. Наверное. — Землян с удивлением осознавал, насколько эта заурядная, обыденная ситуация важна для него, в голову пришла аналогия с открываемой бутылкой шампанского — так он себя почувствовал. Копившаяся годами энергия стремилась вырваться наружу в простых словах, признаниях, — Это происходит уже очень давно… Я никому никогда не говорил… Боялся, наверное, и стеснялся тоже… Мне вообще страшно… Постоянно…

— Вот глупый. Разве можно так к себе плохо относиться. Наверное, ты совсем себя не любишь, не ценишь, — Алиса была возмущена, но понимала свою ответственность. — Надо обратиться к врачу и всё выяснить, — и отправила бедолагу в клинику.

Землян концентрированно переживал всю глубину своего многолетнего страха и смущения. Он думал о том, что возвращается к моменту, в котором ошибся когда-то, и о том, какой сложный, путаный, тяжёлый, кружной внутренний путь, полный негативных эмоций, мыслей, был вынужден в результате проделать для того, чтобы, возможно, попытаться что-то исправить. Думал о том, сколько последствий вызвал такой незначительный, на первый взгляд, момент, пустяк. Ещё боялся, что его болезнь теперь совсем запущена, и ничего уже нельзя сделать. А врач посмеялся над ним. Только взглянул на поражённый орган и улыбнулся: «Ничего страшного. Это обыкновенное раздражение, воспаление сальных желёзок. Такое иногда бывает. Это сложным образом зависит от обмена веществ, питания, ритма половой жизни. Если хотите, сделаем анализы, чтобы вас успокоить». Он выписал копеечную мазь, которая могла помочь с прыщами, но пациент настоял на всесторонних анализах:

— А как же быть с преждевременной эякуляцией? Разве это не похоже на очевидный симптом какого-нибудь заболевания?

— Скорее всего, Вы сами в себе это развили. Ваш страх породил её. Так называемый психосоматический блок, зажим. У Вас подвижная, чувствительная психика, Вы крайне нервный, впечатлительный. Могу посоветовать почаще заниматься сексом. Когда нет такой возможности — мастурбируйте.

Землян сдал анализы и окончательно убедился, что здоров. Понял, что свою основную сложность выдумал себе сам, и она никогда не имела ничего общего с действительностью, всегда была лишь обманом, иллюзией, но при этом категорично, грубо влияла на личность, определяла восприятие, обуславливала реакции. Он внезапно увидел жизнь как сложный процесс возникновения, взаимодействия и разрушения множества таких призраков, галлюцинаций в своей душе, внутреннем мире. Он вообразил себя некой лужей, объёмом воды, покоящимся на лоне матери-земли, природы. И небо отражается в нём, а солнце согревает. Чувства, мысли, эмоции, любые информационные импульсы представились каплями дождя, которые, врываясь, с одной стороны, пополняют, обогащают, а с другой – нарушают равновесие, гармонию, и рябь, круги, волны бегут по поверхности.

— Полюби себя, — прокричала Алиса навстречу ветру, когда они с Земляном, лихие, разодетые неслись на её старомодном японском мопеде по улицам Города, легко объезжая неповоротливые автомобили, тормозящие в пробках, ныряя по переулкам, дворам. Девушка приобрела это необычное средство передвижения, для того чтобы не толкаться в метро, общественном транспорте, теряя драгоценное время и получая массу негативных эмоций, — Ты не уважаешь себя, делаешь хуже, страдаешь и в результате причиняешь боль другим. Только полюбив себя, ты сможешь стать счастливым сам и приносить радость остальным людям. продолжение

В детстве родители несколько раз возили Земляна на южное море, и это переживание осталось в его душе одним из самых светлых, волшебных, радостных. Впоследствии его часто захватывала посреди какого-нибудь сурового северного города волна восторженного ожидания, предвкушения встречи с чудесным: реальность словно отступала, проваливалась, делалась тоньше, теряла в весе, и начинало не на шутку казаться что вот-вот, прямо там — за горизонтом, сразу за теми домами, деревьями — море. Часто это случалось на закате или рассвете, когда Землян любовался залитым красками небом, вдыхал пахнущий возможностями, свободой спокойный воздух. И когда такое происходило, он шёл или даже бежал туда, к горизонту. Но за тем домом находились ещё дома, за обычной, скучной, знакомой улицей – следующая, чуть менее скучная и знакомая, за одним морозным или жарким, чаще всего обыкновенным, полным бытовых хлопот днём наступал другой, чуть более тёплый или холодный… А моря не было… Правда, повзрослев, он заметил, что появление этого ощущения близости большой воды скорее всего символизирует, предрекает определённые перемены в жизни, и, возможно, в ближайшее время после такого знака его ждут новые сильные чувства, эмоции, переживания. Ещё иногда ему снилось, что он едет в машине на закате к морю. Герой очень любил этот сон. И однажды это действительно произошло.

Земляну и Алисе нравилось проводить как можно больше времени вместе — девушка даже уволилась ради этого с высокооплачиваемой, престижной работы. Они без устали беседовали обо всём на свете, рассказывали друг другу о детстве, сравнивали опыт и представления о мире, фантазировали, мечтали, строили дерзкие планы на будущее. С каждым днём эти планы становились всё более общими, и между ними росло, крепло самое нежное, трепетное из того, что может испытать человек — чувство близости, родства. Чаще всего они оказывались в постели лишь под утро, но и тогда не засыпали, долго лаская, целуя друг друга и всё время разговаривая, разговаривая… Землян всё сильнее доверял, открывался Алисе и скоро заметил, что с помощью подруги стал попадать в давно забытые, заброшенные уголки своей собственной души, доставая оттуда на суд разума, казалось, совсем уже стёртые, иногда тяжёлые, стыдные, иногда радостные, светлые воспоминания, заново, со свежим пристрастием и интересом переживая, пересматривая свою историю. Алису волновало то, что почти никому больше, кроме самого Земляна, практически никогда не было нужно. Их общение было чем-то неизмеримо глубоким, интенсивным и честным, чем-то, что не происходило обычно с другими людьми, что, очевидно, делало обоих свободнее, проще, гармоничнее. Но при этом, своей главной тайной герой по-прежнему не решался поделиться. Ведь отношения с подругой становились ценнее и ценнее для него, и соответственно рос страх их потерять. Этот страх, всё чаще проявляясь, стал обуславливать поведение Земляна, в нём зародилось новое беспокойство, неуверенность. Это только подпитывалось тем, что он никак не мог стать искренним с любимой до конца. Он опять начинал считать себя слабым, недостойным внимания, корил себя и ненавидел, разгоняясь в этом всё мощнее. В результате, погружаясь в эту нелюбовь к себе, внешне начинал вести себя глупо, неуклюже, неестественно. Алиса оказалась тонко чувствующей, умной девушкой. Она часто замечала неуверенность, зажатость Земляна и пыталась понять причину этого комплекса, но неминуемо переставала его уважать, когда это явно выходило наружу. В такие минуты они внезапно теряли искренность, и между влюблёнными словно вырастала стена из тяжёлых минорных эмоций, а любые попытки эту стену разрушить оборачивались лишь дальнейшей негативной провокацией друг друга. Приехавший в Город из глухой провинции Землян уже много лет, не тратясь на съём, жил по друзьям, постоянно нигде не работал, все деньги, которые, изредка появлялись в карманах, тут же тратил на отдачу долгов. и всё что угодно, что подвернётся под руку, будет в данный момент интересно, увлекательно, а, следовательно, по мнению героя, необходимо. Такие обстоятельства естественно несколько угнетали Алису, не лишённую свойственного почти всем женщинам прагматизма. Пара существовала на деньги, оставшиеся у девушки после крайне утомительной и достаточно бессмысленной работы, которые первоначально, до встречи с Земляном, предполагалось потратить на заграничную поездку, например, в Индию, или ещё куда-нибудь. Алиса убеждённо практиковала далёкие путешествия, которые давали массу яркого опыта. А у Земляна были проблемы с получением загранпаспорта, так как он скрывался от военкомата. Ещё несколько лет ему нежелательно было показываться дома у мамы в родном городке. Он вспоминал о больной одинокой старушке матери и опять переживал, что самый плохой. Любовники часто ночевали в квартире Алисиных родителей, которые в тёплое время года жили на даче. Иногда девушка принималась вспоминать Волшебника, сравнивать личные качества обоих молодых людей, ценность, глубину отношений и порой совсем не в пользу Земляна. Всё это и ещё вереница других, менее значительных причин и возникающих из-за них ссор мешало двоим наслаждаться той простотой, которую они обрели друг с другом. Землян размышлял о том, что каждый человек словно зашит в некую капусту из обстоятельств, порождаемых ими мыслей, эмоций и постоянно ищет выход из этого лабиринта, а внешние факторы, которые на самом деле являются результатом собственных прошлых усилий, желаний, амбиций, установок, выводов стараются определить, ограничить сознание сейчас, сию минуту, отформатировать восприятие, движение. Но человек сам выбирает, на чём фокусировать своё внимание. Человек рождается из этой капусты, выходит из иллюзорной, ментальной и чувственной тюрьмы, если ему удаётся почувствовать свою естественную природную свободу, скрытую в каждом вдохе, в каждом мгновении. С другой стороны, силой, ответственностью является свободное осознанное желание принимать те условия, которые предлагает жизнь — желание играть в эту непонятную сложную игру честно, по правилам, без жульничества и стараться выиграть. продолжение

Волшебник устал и присел отдохнуть на обочине дороги. Мимо него проносились машины, спешили по делам люди. А волшебник сидел и улыбался. Ноги, в стоптанных ботинках, привычно гудели после длительного перехода. Со временем ты становишься мудрее, но вот такие простые чувства, как добрая усталость после тяжёлой столярной работы или после трудного путешествия — никогда не надоедают. Волшебник вспомнил те далёкие дни своей юности, когда он был ещё мальчишкой — как он целыми днями пропадал с друзьями. Он был постоянно занят чем-то важным: исследованием местных подвалов или игрой в футбол. Это было замечательное время огромной радости, яркого солнца, многочисленных синяков и разбитых коленей. Казалось, весь мир тогда принадлежал ему и его друзьям.
— Как же быстро пролетело время…
— Извините… вы что-то сказали? — это проходившая мимо молодая девушка остановилась и внимательно рассматривала волшебника.
— Да, я сказал самую горькую фразу, которую человек произносит на закате своего дня.
Девушка недоумённо посмотрела на солнце, висящее высоко в небе:
— Но ведь сейчас всего пятнадцать… Вам плохо? Может нужна помощь?
— Нет… со смой всё в порядке. Спасибо большое.
Девушка пожала плечами и продолжила свой путь, а волшебник ещё немного отдохнул и продолжил свой.
Ведь пока над нами светит солнце — все дороги принадлежат нашему будущему.

Эй, парень… Как ты только что назвал Дока Бритву? «Еще одно ничтожество в этой Клоаке»? У-у-у… А ты знал Дока Бритву, а, парень? Нет, конечно, ты же молод. Ты чертовски молод, ты, черт побери здоров, у тебя в норме печень, и простата не давит на мочевой пузырь. А я вот уже ни на что не гожусь, весь больной. Сердце срослось с печенью и почернело, а простата подпирает кадык. Мой морщинистый приятель дает осечку девять из десяти раз, и я уже не помню, когда последний раз смог нормально отпялить девчонку. Так что я завидую тебе, парень, по настоящему завидую. Но…

Но напрасно ты назвал Дока Бритву ничтожеством. Ведь ты не знал его. А я — знал. И вот что я тебе скажу: если ты поставишь выпивку старому Бади, я расскажу тебе ту самую историю Дока Бритвы, которую перемололи в муку эти ваши газеты. Но расскажу иначе, так, как все и было на самом деле.

(далее…)

Много людей на какой-то пафосно-гламурной вечеринке. Я сама не знаю, как очутилась здесь. Просто не представляла, куда меня пригласили… Вечер был бы насмарку, если бы там не оказался давно занимавший мои мысли человек. Алкоголь не долго застаивался в бутылках, многие из гостей танцевали под живой немного наивный джаз, другие разговаривали, сидя за низкими столиками.

Гостиная оформлена в восточно-модернистском стиле – не то чтобы красиво, но интересно. Я танцую с мужчиной, который мне нравится, а может даже больше – впервые в жизни меня колотит непонятно откуда взявшаяся дрожь, кажется, это взаимно. Вдруг замечаю, как пара в двух шагах от меня странно дергается, присматриваюсь: партнер, словно пиявка, присосался к шее девушки в малиновом платье, она сопротивляется и в конвульсиях падает, обмякнув, к нему на руки.

Я кричу (при этом какие-то совершенно неуместные мысли насчет писклявости собственного голоса лезут в голову), и тут вдруг понимаю, что пол зала здесь – вампиры. Не теряя времени, они принимаются ужинать. Кто-то с разбега прыгает на меня. Этот кабан с недвусмысленным взглядом пытается меня укусить. Ну и тварь! Непонятно откуда взявшейся силой я отваливаю его и убегаю.

Бегу по плохо освещенной улице, спотыкаюсь, падаю на чью-то калитку, без особых раздумий перелезаю и бегу за дом. За мной вроде бы никто не гонится. Дом кажется пустым, разбиваю окно, стараясь сделать это как можно тише, и тут же вспоминаю, что это какой-то элитный коттеджный поселок – наверняка, сейчас раздастся вой сигнализации! Но нет, ничего такого… Залезаю внутрь, там темно, наощупь пробираюсь за большую кровать. Проходит пятнадцать или двадцать минут, но мне кажется – целая вечность.

Слышу чьи-то шаги, сердце начинает судорожно биться об грудную клетку, и все мое тело превращается в пульсирующую массу. Я медленно сползаю по стене и забиваюсь под кровать. Шаги приближаются, и оно влезает в окно. Чувствую себя бомбой, снаружи превратилась в пластик и не дышу, а внутри колеблется ядерная смесь: бум-бум-бум-бум-бум…

Фигура прячется в шкаф. В тусклом свете по ботинкам мне кажется, что это мой возлюбленный. Но от страха у меня паралич. Он в шкафу, я под кроватью, проходит еще десять минут вечности. N выходит, подбирается к окну, смотрит, наверное. Потом садится на пол, я опять замираю от непонятного ужаса. Я почти уверена, что это мой знакомый, но не могу пошевелиться. Тело начинает нестерпимо ныть. Пытаясь унять боль затекших конечностей, я чуть-чуть шевелю ногой, и она, сука, издает дурацкий хруст.

Он заглядывает под кровать. Испугавшись, быстро пытаюсь выбраться, но стукаюсь головой…

Да, это он. Называет меня по имени, шепотом, говорит, что тоже убежал, и, увидев разбитое окно, решил, что здесь кто-то из спасшихся. Тем временем я незаметно осматриваю его шею…

Несколько часов мы сидим, прижавшись друг к другу, и не разговариваем. Ничего не происходит, снаружи все тихо. Он предпринимает вылазку наружу, через пять минут возвращается. Все тихо, никого не слышно и не видно. Мы решаем выдвигаться утром и ложимся на кровать. Неожиданно он спрашивает, люблю ли я его. Я удивляюсь и молча смотрю ему в глаза. Конечно, да, произношу я про себя.

— Да.
— Не бросишь меня, несмотря ни на что?

Мы знакомы всего неделю или около того, и этот вопрос кажется мне странным, хочется ответить, что не брошу, а внутри мурашками пробегает холодный ужас.

— Я тебя люблю.

Берет меня за руку. Страх исчезает, вместо него приходит тепло, мы обнимаемся…

— Я вампир.

До меня не сразу доходит смысл его слов. Он крепко сжимает меня и наваливается всем телом. Я кричу, N быстро зажимает мне рот.

— Они еще здесь и знают, что я пошел разобраться с тобой! У тебя нет выбора! Я люблю тебя! И сделаю тебя вампиром. Хоть это и противозаконно. А если убежишь, они сразу убьют тебя. Поняла?

Я киваю, и он убирает руки. Моментально отдергиваюсь от него и отворачиваюсь, чувствуя всю безвыходность своего положения.

— Я лучше умру. Я не хочу убивать, чтобы жить.
— Но ты же и так убиваешь.
— В смысле?
— Может не так прямолинейно, как вампир… Что такое смерть? Для большинства это возможность освобождения. Смерть от вампира – не самая ужасная. Она может быть даже приятной. Все равно люди смертны.
— Но почему, когда я, наконец, нашла человека, которого люблю, он вампир!

Несмотря на страх, я снова чувствую счастье, находясь рядом с ним. Повернувшись, я глажу его по щеке.

— Я хочу быть с тобой.

Мы занимаемся сексом. Он мягко кусает меня в шею… Я забываюсь.

Медленно просыпаюсь и гляжу на зеленые тополя, раскачивающиеся за окном. Со мной просыпается сильный утренний голод. N спит рядом, и я долго рассматриваю его. И вспоминаю свой сон. Шея болит, и я в надежде окончательно развеять остатки сна прикасаюсь к ней.

…Мы в гостях у толстопузого бизнесмена. У него ресторан в центре Москвы. Сейчас десять утра и никого нет. Не знаю, как моему другу удалось это устроить. От того, что мой желудок сворачивается в трубочку, я никак не могу вникнуть в суть их разговора. И только изредка улыбаюсь и киваю. Перед нами шикарно накрытый стол, но вся пища кажется мне сухой и безвкусной, вместо этого я бутылками пью вино, почти не пьянея.

У хозяина ресторана звонит мобильник, и он тут же бесцеремонно начинает крыть по нему кого-то матом.

N шепчет:

— Ну же давай, у тебя получиться. Не бойся. Ты сильней его!
— Я не могу.
— Хочешь умереть? Нам это нужно. Не жалей его, человек не достоин жалости. Он же мразь, дерьмо!

Проходит еще пару минут, я глотаю слюни с вином.

Бизнесмен, кажется, заканчивает разговор. N cклоняется к нему и шепчет что-то на ухо, тот довольно улыбается и сальными глазками бегает по моей груди. В это момент быстрым и мягким движением N продвигается от уха к натянутой шейной мышце, открывает рот, смотрит на меня и, улыбаясь, отодвигается.

Выхолощенный в салонах кусок сала кладет мне на колени руку. N подмигивает мне. Я наклоняюсь к бизнесмену и лижу его шею. Тут во мне вспыхивает пожар и жажда, нестерпимей которой я еще не ощущала. Я кусаю его! Он вскрикивает, как поросенок, и теряет сознание, расползаясь по стулу.

Напиваясь его кровью, я чувствую переполняющие меня любовь и счастье. Пульсация его жизненной энергии переходит в меня. А его тело забирает в себя едино-безначальная вселенная, и он счастлив, он растворен… N прав, это не смерть, это переход.

Шляпник: Алиса, чайку?

Алиса: хуйку!

Ореховая Соня (макая голову в СУП): Я тоже люблю хокку!

Заяц (задумчиво, в сторону): Кажется, намечается движуха. Надо валить отсюда, пока не поздно. Говорил же мне Рокко Си Фредди — если ты пьеш с ворами, опасайся за свой мозжечок.

Где-то далеко, в одном из городов жила со своей семьёй маленькая девочка. Она ходила в школу, слушала песни, которые пела для неё мама и играла с кошкой. Девочка любила рисовать свой дом, свою кошку, своих родителей, а ещё своё солнце. Девочка была ещё маленькая и думала, что солнце принадлежит ей одной.
Но однажды, когда они всей семьёй ехали отдохнуть за город, в их машину врезался грузовик. Водитель грузовика заснул за рулём и из-за этого маленькая девочка в один миг лишилась всей своей семьи. Ещё два часа она лежала в искорёженной машине, пока её не смогли вытащить. Всё это время она лежала в крови своих мёртвых родителей и плакала.

Несколько недель девочка пролежала в больнице, пока срасталась её нога. Из-за тоски по своей семье девочка заболела и доктора ничего не могли сделать с этой болезнью. Лучшие из них пытались залечить её душу, но всё было напрасно. Из больницы её забрала бабушка. И они стали жить втроём: бабушка, девочка и её кошка.

Целыми днями девочка лежала дома и молча плакала. И тогда её умная кошка рассказала девочке, что ей нужно сделать, чтобы выздороветь:

— Ты не сможешь исправить прошлое, но ты можешь сделать так, чтобы оно не мешало твоему будущему.

— Но как я смогу это сделать? — спросила девочка сквозь слёзы.
— Тебе нужно избавиться от старой памяти и тогда ты поправишься.
— Но получается, что я забуду не только смерть своих родителей, но и всё прекрасное, всю любовь, которую они дарили мне каждый день.
— Да. Это цена твоей жизни.

Сначала девочка не соглашалась на этот шаг, но как-то вечером услышала, как её бабушка молится за неё и просит бога о её выздоровлении.

В ту же ночь девочка разбудила кошку и спросила, что ей нужно сделать.

— Нужно забраться на самую высокую гору, что есть рядом и подождать, пока мудрый ветер не унесёт прочь твои воспоминания и тоску.

Так она и сделала. Она дождалась, когда бабушка уйдёт на почту, быстро оделась и отправилась в горы.

Девочка залезла на самую высокую гору и стала ждать. Ветер трепал её волосы и одежду, он приносил запахи далёкого моря и диковинных стран.

Ветер уносил воспоминания и печаль. Она почувствовала, как её тоска потихоньку отступает. Когда в памяти почти всё уже выветрилась — девочка села и заплакала.

— Почему ты плачешь,- пропел ветер в окружающих камнях и скалах, — разве тебе больно?
— Я плачу потому что потеряла что-то важное.
— Неужели ты хотела оставить эту плохую память себе? Ты ведь чуть не умерла из-за неё?
— Теперь внутри меня пусто; эти воспоминания наполняли меня жизнью, а теперь я кричу внутри себя и слышу только эхо.
— Мне кажется, я смогу помочь тебе, — пропел ветер, — встань и я заполню эту пустоту самым свежим потоком, полным силы и прекрасных запахов.

Девочка встала и вокруг неё закрутился маленький смерч. Она стояла, а смерч всё рос и рос. Вскоре, он уже доставал до облаков и не думал останавливаться.
Девочка стояла с закрытыми глазами и чувствовала, как по капле в неё стекает радость жизни и полёта, пленительные ароматы леса и пьянящие запахи моря. В этих каплях скрывалась сила весенней земли и самой жизни. Горький запах полыни и ромашки, сладкий запах шиповника и клевера, терпкий запах дуба. В них крылось тепло раскалённых песков пустыни и морозы снегов. Журчание родников и грохот лавин. Стремительность ураганов и лёгкий взмах крыльев бабочки. Тысячелетнее спокойствие горных вершин и беспокойство водопадов. Ярость вулканов и стремительность молний. Капли самой жизни наполняли душевную пустоту девочки.
Это продолжалось долго — мудрый ветер и представить не мог — насколько глубока пропасть внутри девочки и отдал все свои силы без остатка.

Когда девочка очнулась — ветра не было. Выжатый до последней капли — он улетел набираться сил в бескрайних просторах океана.

А девочка побежала домой.

Бабушка очень обрадовалась её возвращению — ведь она очень переживала за неё.
И только умная кошка знала, что девочка уже совсем-совсем другая.