Выход книги стихов «Цветок Амальфи» стал поводом для разговора с поэтом, прозаиком, публицистом, художником, преподавателем, членом исполкома ПЕН-клуба и главным редактором журнала «Охраняется государством» – об эмиграции, традиционализме, нынешней аристократии, новаторстве в поэзии, В. Бибихине, ПЕН-клубе и объединении церквей.

Александр Чанцев: Твой новый поэтический сборник «Цветок Амальфи» посвящен полностью Италии. Почему такой выбор? Италия жива? Потому что в октябре, когда был там, не покидало ощущение страны, более живущей за счет своего прекрасного прошлого, чем витальной ныне.

Андрей Новиков-Ланской: Очень люблю эту страну. В ней какое-то сосредоточение красоты. Красивые люди, язык, природа, архитектура. Великолепная кухня. Но если говорить о прекрасном прошлом, то в Италии более чем где-либо ощущается непрерывность, единство исторического времени. Когда сегодняшний быт не противопоставлен развалинам Древнего Рима, средневековым романским соборам и палаццо Ренессанса, а естественным образом продолжает их. Главное место молодежных тусовок в маленьких городках – на площади у кафедрального собора, как и много столетий назад. И пасту на обед итальянский клерк ест в заведении, где ее неизменно готовят лет пятьсот.

Русский человек испытывает неизбежную тоску по такому единству во времени. Наша повседневность, увы, не имеет преемственности, она оторвана от истории – во всяком случае, материальной. Ну а то, что Италия – место скорее отдыха, праздника и удовольствий жизни, чем какого-то трудового напряжения – это, безусловно, так. Но в Италии витально. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ

Р.Б.: Ясно. Да. ДА. Итак, Леонард, вероятно, он спросит, когда ты вернешься: “чему ты там научился?»

Л.К.: Как я понимаю, он сразу увидит. Я думаю, гораздо более важный вопрос это останусь ли я там или нет.

Р.Б.: Да. Но все же, если он спросит — ведь в этом нет ничего невозможного, не так ли? — что бы ты ты ответил ему, Леонард?

Л.К.: Ну, я бы попытался перевести для него, ведь он не говорит по-английски.

Р.Б.: А, так ты говоришь по-японски?

Л.К.: Нет. Мы совсем чуть-чуть говорим с ним на английском. И я совсем немного говорю по-японски. Но мы учимся и пьем вместе уже очень давно.

Р.Б.: А какой его любимый напиток?

Л.К.: Я пытался познакомить его с выдержанным французским вином, которое я считаю более утонченным напитком, но он настаивает на том, чтобы мы пили саке.

Р.Б.: Если ты спросишь меня, я предпочитаю Скотч или херес.

Л.К.: Поддерживаю. Он также очень хорошо разбирался в коньяке.

Р.Б.: Да.

Л.К.: Он любил коньяк и он даже присвоил определенные мужские и женские качества разным брендам. Например, Remy Martin, по его мнению, имеет женскую экспрессию, в то время как Courvoisier — мужскую. Впрочем, ни одно из этих обозначений уже не принималось всерьез после третьей или четвертой рюмки.

Р.Б.: Вот видишь, в этом весь смысл, Леонард. Все это слишком всерьез воспринято. И в этом вся нелепость всего этого. В этом во всем нет ничего серьезного, потому что ищущего не существует! А кто серьезен? Именно ищущий! Понимаешь? Поиск продолжается и продолжается своим чередом. Ну так вот: если бы тебе задали этот вопрос, Леонард, чему такому особенному ты научился у Рамеша, такому, чего НЕ знал до этого — что бы ты ответил? Я не хочу предлагать тебе ответ… (далее…)

В 1999 году, шесть лет спустя после посвящения в монахи под именем Тишайший и жизни в дзен-монастыре в 2 километрах над уровнем моря, Леонард Коэн все еще продолжал бороться с депрессией. Он пытался променять стимуляторы на просветление, чтобы продолжать писать свои прекрасные песни. Дело всей жизни никогда не давалось ему легко, даже в 60 лет. На пороге миллениума поэт отправился за ответами на не дающие покоя вопросы в Мумбаи, чтобы встретиться с гуру Рамешем Балсекаром. Между Рамешем и “верховным жрецом печали” состоялся длинный сатсанг, транскрипт которого публикуется ниже, впервые на русском языке.

Рамеш Балсекар: Мне говорили, ты живешь в дзенском монастыре?

Леонард Коэн: Да, это так.

Р.Б.: И сколько уже, три или четыре года?

Л.К.: Я связан с этим институтом уже почти тридцати лет – и где-то года четыре с половиной назад меня посвятили в монахи.

Р.Б.: Все ясно. И мог бы ты сказать, что дисциплина там строгая?

Л.К.: Да — она безжалостна.

Р.Б.: Но тебе это нравилось?

Л.К.: Не особенно, нет.

Р.Б.: Что ж, это честно. Вопрос, который я хочу задать, вот в чем: твое понимание до того, как ты пришел сюда, и после того, как ты услышал то, о чем я говорю, – есть ли разница? (далее…)

Внутри, по бокам от хребта, обозначились два мышечных тяжа. Болят, иногда сильно. Ну да, а как иначе? – подрастают, укрепляются. Как же без них? Откуда тогда возьмётся «спина тигра, медвежья поясница?..»

Иногда приходит ощущение, что руки вырастают из ног, от пяток. Это ощущение единого, цельности в теле и подключенная в оборот мощь земли. Даже страшновато бывает…

В общем-то всё довольно просто. Многие, если не все, секреты для начальной стадии Пути изложены Учителями и давно известны (см. «…Непроезжий Путь. 21. Горизонты, 8. Черепаха и буйвол»). Труден только сам Путь, плохо видны указатели, иногда мешает гордыня, не хватает смирения, терпения, а то и просто физических сил. И времени! До всего нужно дожить! Что-то, даже многое, вроде и понятно, но…

«Изучающих, как шерсти на корове, а достигших, как рогов единорога». Чжан Цзыян

(далее…)

17 ноября 1896 года родился Лев Семенович Выготский, первый – во всех смыслах первый – российский психолог.

В вечной недовершённости – твоё величие. Гёте

Свой последний программный доклад Выготский завершил следующей метафорой:

Наше слово в психологии: от поверхностной психологии – в сознании явление не равно бытию. Но мы себя противопоставляем и глубинной психологии. Наша психология – вершинная психология (определяет не «глубины», а «вершины» личности).

Это высказывание в полной мере характеризует как творческий путь самого Льва Семеновича – путь к вершинам, так и сущность его психологии – действительно вершинной психологии.

После смерти Выготского его школу стали называть «культурно-исторической», между тем сам создатель школы никогда не оперировал оборотами вроде «культурно-историческая психология» или, скажем, «марксистская психология». По верному замечанию М. Г. Ярошевского, «указанные обороты стали обиходными в советской психологии после Выготского, выражая теоретические ориентации его бывших сподвижников и учеников. Именно ими была создана версия о единой школе Выготского-Леонтьева-Лурия как особом направлении в советской психологии. (далее…)

Последние беседы с Ниссаргадаттой Махараджем. Перевод Михаила Медведева. ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

29 декабря 1980

Махарадж: Сидение в медитации помогает сознанию расцвести. Она приводит к глубинному пониманию и спонтанным изменениям в поведении. Эти изменения касаются самого сознания, а не псевдо-личности. Изменения, порождаемые усилиями, могут находиться только на уровне ума. Ментальные и интеллектуальные видоизменения полностью неестественны по своей природе и отличаются от тех, которые имеют место в принципе рождения. Последние случаются естественно, автоматически, сами по себе, по причине медитации.

Большинство людей видят древо познания и восхищаются им, однако то, что следует понять, — это семя этого древа, латентную силу, из которого берётся это древо. Многие говорят об этом лишь интеллектуально. Я же говорю об этом, исходя из прямого опыта.

Маленькая песчинка сознания, которая как семя, содержит в себе все возможные миры. Физическая структура необходима ему, чтобы проявиться.

Все амбиции, надежды и желания связаны с самоопределением, некоей личностью, и до тех пор, пока эта личность присутствует, Истина не может быть воспринята.

Посетитель: Существует ли судьба для всего Творения как целого?

М: Поскольку отдельной от остального сущности нет, то к чему же может прийти это Творение? Куда ему идти? Пламя — предназначение топлива, так и сознание — предназначение тела пищи. Лишь только сознание предлагает некую судьбу, а эта судьба предлагает страдание. По причине ошибочного восприятия себя, мы думаем о личностном сознании, хотя в действительности сознание необъятное и безбрежное.

Источник сознания находится до времени и пространства. Проявление нуждается во времени и пространстве, однако источник сознания пребывал там и до того, как сознание проявилось. Проявление содержит пять элементов, три гуны, и, превыше всего, сознание, то есть «Я Есть»-ность. Теперь, как может что-либо быть без моего сознательного присутствия? Даже элементы не могут существовать без меня — я ничего не делаю, я ничего не создаю — они происходят по причине моего спонтанного сознательного присутствия. Моё присутствие — повсюду, и я говорю это с убеждением.

Кто-то мог читать эти слова, кто-то мог их где-то слышать, кто-то мог слышать аудиозапись, а кто-то может и хотел бы услышать, но по причине обстоятельств был заброшен так далеко от этих слов, что это попросту невозможно. Есть миллионы различных форм в тотальности Проявления, но источник у всех один — сознание. Что это за сознание? Кто-нибудь когда-нибудь вообще думал подобным образом? (далее…)

Я просто выискивал гладкие камешки на мостовой, когда ко мне подошел незнакомец. Не без робости в голосе мужчина спросил, знаю ли я, где здесь живет некая ведьма, ради которой он проделал столь долгий путь; эта ведьма могла изготовить особое зелье, стирающее память, и ему оно было крайне необходимо.

За спиной незнакомца был походный рюкзак из тех, чья верхушка нелепо торчит над твоей головой и как бы ты не противился, заставляет тебя сильно горбиться. Полы его длинного пальто были забрызганы грязью — такими острыми, мелкими брызгами – казалось, что там изображена нотная запись какой-нибудь экспрессивной мелодии. Также я был отчего-то уверен, что мужчина лысел, хотя волос его я не видел, ведь он носил шерстяную шапку, скрывающую уши и лоб, да и лицо мужчины будто бы пряталось за грубоватой щетиной с проседью и прямоугольными очками в черной оправе.

Мне понравился его образ, от незнакомца веяло странствиями; подобно тому, как ты натыкаешься на старую куртку в шкафу, на которой еще сохранился запах прошлогоднего костра, и тебя вдруг наполняют приятные чувства, так и я был рад этой неожиданной встрече, вот только помочь ничем я не мог, о чем прямо ему сообщил. (далее…)

Ночью я проснулся от какого-то необычного ощущения в стопах.

Прислушался – они вроде как двигались, хотя лежали неподвижно.

Движение было внутри: косточки, сухожилия раздвигались и вновь смыкались; увеличивалось и уменьшалось пространство между пальцами; свербило в пятках. Это продолжалось несколько минут, а потом вдруг внезапно пришло осознание того, что мои стопы стали ластами…

Это что – память о пращурах? Доисторическая память? (далее…)

Два новых сборника в нашем проекте -PDF-поэзия Peremeny.ru- мне хочется представить отдельно.

Я уже не ожидал, что в редакцию будет прислана настолько концентрированная в своей метафизической честности поэзия. (Настолько, что когда подборки Андрея Носкова попали ко мне, уже при первом же на них взгляде мне стало ясно, что их надо публиковать. Именно для такой поэзии была создана страница -PDF-поэзия Peremeny.ru-.)

В первую очередь я пошел и удалил со страницы проекта три сборника, опубликованных там когда-то в своеобразном порыве отчаянья. Рядом со стихами Андрея Носкова они смотрелись бы излишне гротескно. (Пусть их авторы поймут меня правильно. И, возможно, в дальнейшем я еще удалю некоторые из раннее опубликованных сборников, если возникнет рискованное желание перечитать их.)

Неважно, понимаете ли вы «о чем речь», «о чем» стихи Андрея Носкова. (А также «о чем», «зачем» и «почему» жизнь.) Эти вопросы потеряют себя, если вы позволите этим стихам войти в вас и станете смотреть ими и с ними.

Я ничего не знаю об Андрее Носкове, кроме того, что он по моей просьбе сообщил в нашей короткой переписке: «О себе: 1988 г., Тамбов. Образование имею. Живу в Москве. Кристаллизую Небытие».

И вот еще: «А самое главное, Глеб, состоит в самоочевидном. Количество поэтов <...> во все времена русской литературы оставалось неизменным: 2-3 физически живых посвящённых. А читателей было и есть человек 500-600. Даже сейчас и меньшая цифра».

Так и есть. И если раньше меня это удивляло, теперь, скорее, радует.

…

Андрей Носков — это настоящая поэзия. Что это значит? Язык раскладывается на атомы, препарируется беспредельностью и — опять возникает. Он становится тогда снова живым, новым и незнакомым — возможно, совершенно непонятным уму, но совершенно понятным сердцу. Ведь «разложить язык на атомы» это то же, что позволить жизни разобрать самого себя. Распылить мир на «милльоны мельчайших частиц». Побывать там, откуда не возвращаются, и суметь рассказать об этом.

Оба сборника Андрея Носкова — «Метафизические походы в пределы расширяющегося Ничто» и «Лиловый лик» доступны с сегодняшнего дня для скачивания на странице проекта -PDF-поэзия Peremeny.ru-.

Андрей Носков: «Если в первой подборке самодвижность практически не прослеживается, то во втором цикле всё начинается и заканчивается. Но, естественно, все эти тексты составляют одно единое стихотворение».

«Нельзя не знать предостережений Неба». Су вэнь

…Иногда совсем уж тяжко становится: утром с трудом поднимаюсь, ночью не могу уснуть из-за болей и онемения в ногах. Вроде делаю всё как требуется, а этот раздрай всё продолжается и продолжается. Может, мало делаю?

Минуты, редко часы, совсем уж редко дни просветления и лёгкости, а потом опять тяжёлые будни с болью и немощью в ногах. Тогда одолевают сомнения и думается, что на всём уже поставлен кем-то крест.

Но я продолжаю… Чего-то Небо от меня хочет. Вопрос – чего? (далее…)

Борьба изначально составляла саму суть олимпийских игр. Олимпийские игры восходят к ритуальным состязаниям, стержнем которых была борьба. Для нас борьба представляет собой спортивное состязание, архаичный человек видел в ней священнодейство, определявшее жизнь как самого индивида, так и мироздания в целом.

«Борьба, в которой упражнялись в гимнасиях и палестрах, не была … простой «физкультурой», порожденной «античным духом», т. е. стремлением к красоте тела: известно, что этот физический культ был в непосредственной связи с культом религиозным. Прежде всего, интересна связь гимнастики с врачеванием, представление о котором искони отводило к борьбе и к актам рукопашной схватки, к единоборству со смертью; даже в классическую эпоху эта связь между ними считалась очень древней, пришедшей из времен мифа… Основным божеством гимнасий был загробный бог Гермес; его статуи и гермы находились во всех палестрах и стадиях. Рядом с ним почитается и знаменитый борец со смертью Геракл… В сущности, каждая палестра и каждый гимнасий — своего рода храм, где происходят акты борьбы, еще не ставшие зрелищем… здесь подготовлялись для религиозно-общественных выступлений борцы, и здесь происходили репетиции перед олимпийскими играми… (далее…)

НАЧАЛО — ЗДЕСЬ.

19 апреля 1980

Махарадж: Вы приходите сюда и сидите здесь, но это не означает, что вы должны сидеть здесь 24 часа в сутки каждый день. Вы приходите, немного сидите и уходите, а затем придёте снова. Подобно этому, тело — место пребывания на короткое время.

Закрепившись в Абсолюте, вы ясно различаете между бытием и тем, что было до него.

Посетитель: В давние времена, как говорится в Упанишадах, любой ученик должен был держаться Гуру один год без того, чтобы открывать рот вообще, и только после этого мог задавать вопросы.

М: Когда он сидит в присутствии Гуру, взрослеет способность его бытия воспринимать это учение. Его способность к пониманию растёт. Она вырастает внутри, она не приходит снаружи.

Вы должны прийти к твёрдому решению. Вы должны забыть мысль о том, что вы являетесь телом, и быть только этим знанием «Я Есть», которое есть без формы и без имени. Просто будьте. Когда вы закрепитесь в том бытии, оно само раскроет вам всё знание, все свои секреты, вы превзойдёте бытие, и вы, Абсолют, узнаете наверняка, что вы не являетесь этим сознанием. Получив всё это знание, поняв что есть что, остаётся некая разновидность тишины, спокойствия. Бытие превосходится, однако бытие остаётся доступным.

П: Что это за состояние?

М: Похоже на то, как олень отдыхает в тени дерева. Цвет тени ни светлый, ни тёмный, это пограничная область. Ни угольно чёрный, ни очень яркий, но что-то среднее между ними — такова тень. Глубокого синего цвета, как тучи — таково это состояние. Это также и милость Сат-Гуру. Всё проистекает из этого состояния, однако сам этот принцип не притязает ни на что, он не вовлекается ни во что из того, что исходит из него, но это бытие остаётся доступным. Это глубокое, тёмно-синее состояние — милость Сат-Гуру. Это состояние Джняни, очень-очень редкое, естественное состояние самадхи, самое нормальное состояние, высшее состояние.

Вам необходимо иметь твёрдое убеждение в этом. Как только решение принято, невозможно более отклониться от этого.

Плодоношение вашей духовности — это полностью осознать свою собственную истинную природу, стабилизироваться в вашем настоящем положении. Необходимо терпение, способность ждать и наблюдать.

Тьма, которую вы видите, когда закрываете свои глаза, — это тень милости Гуру, не забывайте этого, всегда держите это в уме. Отдыхайте в тени милости Гуру. Когда бы вы ни вспомнили слова Гуру, вы оказываетесь в тени милости Гуру.

В конце концов, всё сливается с Самостью. Вы можете столкнуться с великими трудностями, однако ваша храбрость и положение в Самости должны быть твёрдыми. (далее…)

Перемены публикуют перевод последних бесед индийского Мастера недвойственности Нисаргадатты Махараджа (подробнее о нем — здесь). Перевод выполнен Михаилом Медведевым. Публикуется впервые.

Предисловие

Учение Нисаргадатты Махараджа очень незамысловато с одной стороны, однако очень трудно к постижению с другой. Будет просто, если мы будем абсолютно искренни с собой, если мы будем готовы пересмотреть чужие концепции, с помощью которых мы выстроили свои собственные тюрьмы. Но исследовать себя также и очень сложно, поскольку мы так сильно привязаны к своим любимым идеям и не хотим с ними расставаться. Однако если желание знать истину пылает, тогда все пути открыты. Мы можем познать то, чем мы являемся, лишь из непосредственного опыта, а не из чтения книг и не из рассказов других.

Махарадж призывал нас узнать чем же является это «я». Он был подобен хирургу с острым скальпелем, отрезающему все несущественные вещи. Его вопросы часто оставляли собеседника в состоянии оцепенения, таком, что он терял дар речи. А его ответы никогда не были тем, что от него ожидали. Он никогда не позволял цитировать литературу, и мог быть весьма рассержен этим. Он настаивал на исключительной важности личного опыта. Когда кто-то процитировал Дакшинамурти, индийское божество (Шиву), Махарадж ответил: «К чёрту Дакшинамурти! Что насчёт вас? Ваш-то опыт какой?» (далее…)

Передо мной чистый белый лист бумаги, на котором я вывел заголовок текста – «Мелкотравчатые»…

«…ибо много званных, но мало избранных». (Лука, 14.24)

По делу, но что-то здесь не то… Несколько дней я, как всегда, собираю текст фрагментами из того, что подобает случаю и приходит в голову. Но это «не то» не даёт покоя.

…Раннее утро, солнце в окно, лежу ещё в постели, и вот оно приходит – новое название. «Народ» – главное действующее лицо. Теперь всё стало на свои места. За день я текст, в общем, почти закончил, неясна только концовка, я о ней ничего пока не знаю.

Мелкотравчатые… Говорить о них не хочется…

Вчера была «Пальмира» – с Гергиевым, с виолончелью, скрипками, с чаконой Баха, «Ромео и Джульеттой», с Прокофьевым и Щедриным. Жёлтая пустыня, античные руины, суровые легионеры в пятнистых хаки. Им непривычно это слышать, однако не шевелятся, слушают. Что это был за концерт! Небо спустилось на землю, земля устремилась к небу – и ничего, кроме музыки, покинувшей пределы нашей земной трёхмерности… (далее…)

Перебирая старые бумаги, нашел пару своих старых стихотворений, написанных примерно в 2005-2009 годах. В связи с этим немного перетряхнул свой сборник стихов, опубликованный в проекте «PDF-поэзия» в 2009 году. В обновленном виде сборник можете скачать на странице проекта (номер 5!). Или по этой ссылке.

Одно из этих новых стихотворений (вновь найденных и дополнивших сборник) вот такое:

* * *

Синие ночи
Прохладный коктейль
Сверчки позолочены
(Не хочешь – не верь)

Прошлогодняя изморось
натолкнулась на явь,
Среди громкого пиршества —
яркая грязь

Заблудились, мы скрылись, попрятались —
Как воробьи среди ржавых авто,
Как вороны в метро, как ничто и никто —
в прозрачных пальто и в домино

Мы украли на свалке
последние ласки
и распилили их,
как в старой сказке

В подмосковье луна на пустыре,
среди кукол линялых в истершихся платьях,
где обломки машин и кринолин,
обмылки, бутылки, небесная синь

Мы кривили душой, затыкали рот миру
И будили наивно мертвую диву,
В картонной коробке заснувшую криво
Под огромным и теплым майским дождём