Изъятия-купюры (<...>) в своих текстах я начал делать давно, лет через 15 после начала своей трудовой деятельности – как только понял, что от совдепии ничего добром не добиться.

Сначала, да и потом, считай всю жизнь, писал рапорты: предлагал, убеждал, увещевал, угрожал даже. Но всё впустую, ничего не добился. Мои начальники всякий раз на кривой меня объезжали. Обещали, но не делали.

Я продолжал работать и ни одной из своих угроз не выполнил; начальники были не слишком умные, но это просчитали. Им легко было держать меня на крючке: то на демонстрацию не вышел, то на собрание не явился, политграмотой пренебрёг, на работу опоздал, с бутылкой на рабочем месте застукали, а то и вовсе запил и ушёл в загул. (далее…)

Природа не любит никого в отдельности…

В своём жизненном сверхизобилии природа расточает щедроты всем без различия, слепо, без какого-либо избирательного предпочтения; ибо у природы нет предпочтений… нет намерений …она любит всех, то есть не любит никого: ибо всеобщая любовь, без благоприятствующего предпочтения, есть, скорее, равнодушие. В.Янкелевич «Прощение», перевод Б. Скуратова.

Прогноз погоды – вот что первым делом приходит на ум, когда речь заходит о прогнозах. Знание о ближайшем дне для обывателя дороже знания о следующем столетии. Сегодня прогноз погоды нам предлагает знание о будущем, а в начале 20 века совершенно серьёзно преподносил знание о прошедшем. Трогательный отчёт о погоде в газете 1907 года, отодранной от стены вместе со старыми обоями, начинался словами: «День вчера был пасмурнай, серенькай…»

Погода, так живо интересующая нас, – атрибут природы. Политика или спорт – атрибуты общества. Но прогнозировать можно всё, что угодно, – и природу, и общество, и любые их проявления, и всё в целом, не забывая о рычагах, действующих в той или иной сфере, на которую направлено прогнозирование. (далее…)

У меня есть любимая зажигалка…

Хороша она тем, что конкретно щёлкает. Нажать на кнопочку надо чуть с усилием: щелчок, огонь! Очень нравится мне это. Задумалась…

А приятно мне потому, что я успеваю отметить то, что сделала. Усилие-результат.

Я не пользуюсь «скользящими» устройствами, я кнопку хочу нажимать. Потому что мы везде скользим, друзья мои. Мы всё время скользим! Быстро закладываем бельё в стиралку, посуду в посудомойку, пока разогревает микроволновка. А в читалке (слова-то как сокращаем!) скачивается книжка, и сейчас дощёлкаем письмо без знаков препинания, с заранее готовым «здравствуйте… с уважением, имярек»… (далее…)

В продаже появилась «Граница Зацепина», пощечина привычным путеводителям…

Книга написана критиком, литературоведом, прозаиком, эссеистом, японистом (в алфавитном порядке) Александром Чанцевым. Коллекция травелогов, собранных в столбик, отличительна еще тем, что цифр в ней не меньше букв. Почему «Граница Зацепина» не знает границ и как литературоведение и стран(н)оведение сочетаются в книге, рассказал сам автор.

Дмитрий Обгольц: Часть глав этой книги пришла из ЖЖ, а потом и Фэйсбука (те, что не рецензии). Я думал, маршрут ЖЖ – бумажная книга вышел из издательской моды. Это не так?

Александр Чанцев: Согласен, это было популярно раньше, в начале 2000-х, когда ЖЖ и прочие блоги регулярно конвертировались в издательскую бумагу. Практика, кажется, массово не прижилась (как и термин «блук»), но до сих пор дает всходы даже в высоких стратосферных слоях – от Б. Акунина и Т. Толстой (не к ночи будут помянуты) до В. Новикова и С. Чупринина. Кстати, те же травелоги, довольно модные у нас сейчас, на том же Западе оформились как жанр уже к 80-м. А мода – не зря женского рода: чем меньше мы будем думать о ней, тем больше – она о нас. В конце концов, сама литература давно вышла из моды. (далее…)

Прогноз Бронислава Виногродского

Традиционно под китайский Новый год «Перемены» публикуют прогноз Бронислава Виногродского. Следующий год будет годом Огненной Обезьяны. Посему внимаем прогнозу Виногродского: (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Середина ночи для меня – это часы примерно от часа тридцати до пяти тридцати, чаще с 2-х с чем-нибудь до 4:30 утра.

Как-то незаметно случилось так, что я с устойчивой регулярностью стал просыпаться в это время, обычно несколько раз. Началось всё во времена «холодных стоп», когда доводилось подскакивать в постели даже от страха, от ощущения их омертвелости.

Потом онемение стало более щадящим, иногда почти уходило и оставались только боли, обычно короткие и резкие или саднящие подольше, нередко вперемежку с недолгим или долгим онемением. Я просыпался… (далее…)

Представляем вашему вниманию отрывок из книги Лизы Кернз «Во имя Любви Всего». Лизу Кернз иногда называют «духовным учителем» или «учителем недвойственности», хотя сама она едва ли согласилась бы с каким бы то ни было определением.

Перевод отрывка осуществил Дмитрий Ра. Публикуется с разрешения Лизы Кернз.

Мы так привыкли жить с убеждениями, верить в разные интеллектуальные идеи. Мы так привыкли слушать что-то на уровне интеллекта, понимать это на уровне интеллекта и думать: “Да, это вот так”. Но то, о чем я говорю, — не интеллектуально. Я не пытаюсь убедить вас в чем-то (хотя это может звучать именно так).

То, о чем здесь говорится, невозможно выразить словами. Это не может быть наделено смыслом. Здесь говорится о тайне этого — того, что есть. (далее…)

Я не знаю, какой жребий предопределил мой интерес к той давно забытой истории о герое, одолевшем быкоподобное чудовище во мраке кносского лабиринта.

До недавнего времени у меня неизменно вызывали скуку все эти пестрые истории о то ли божественных, то ли звероподобных существах, которым приписываются какие-то невероятные деяния или чудовищные преступления. Лабиринты – эти опустевшие чертоги наших некогда грозных богов и могущественных предков – сегодня служат для развлечения толпы; они не отличаются никакой архитектурной изысканностью, зачастую имеют одну и ту же простую – всем хорошо известную – структуру и, как мне кажется, совсем неуместные изображения перста, указующего верный путь к выходу из лабиринта. Волею случая я забрел однажды в подобный лабиринт, и он вогнал меня в такую тоску своей простотой и незатейливостью, что я умудрился заблудиться в нем.

Да, и чудовища, и лабиринты нисколько не занимали меня. Но что-то произошло, что-то изменилось – во мне или вокруг меня, не знаю, – и я стал одержим ими. Они заполонили мой разум, они преследовали меня и днем, и ночью. Иногда я начинал всерьез опасаться, а не чреват ли я чудовищем, сидящим внутри меня, так что впору было призывать Гефеста с его повивальным топором, дабы он освободил меня от столь невыносимого бремени.

Мучимый своими чудовищами и лабиринтами я вспомнил о судьбе другого лабиринтного человека – Тесея и его встрече с Минотавром. Предположив, что история афинского героя могла бы дать мне подсказку в моих бесконечных блужданиях собственными лабиринтами, я обратился к произведениям наших поэтов и трагиков, чтобы через них понять древнее предание; но каково же было мое разочарование, когда вместо ясного рассказа о героическом деянии я обнаружил в них какие-то путанные и замысловатые хитросплетения образов и слов – излюбленный предмет бесконечного восхищения наших софистов, – хитросплетения, лишь затуманивавшие изначальное предание. (далее…)

О моих путешествиях в Тай Цзи довольно подробно говорится в «Записках неофита…». Текст «Ночью… и днём…» я не стал туда помещать, там и без того 21 глава, уже книга. Я вставил его в «Бездорожье», для чего был повод – это действительно бездорожье. Но у такого виртуального и реального бездорожья есть ещё одно имя – «Великий Непроезжий Путь». Мне и подумалось, что это вполне подходящее название для новой моей книги. Текст «Ночью… и днём…» в ней дублируется, хотя и есть добавления; для зачина он тут как нельзя кстати. (далее…)

Мы не раз уже упоминали на «Переменах» о духовном учителе из Индии Шри Пуньджа (он же – Пападжи), публиковали цитаты из его сатсангов и книг. На этот раз вашему вниманию предлагается интервью с Пападжи, которое взяли в 1990 году Рон Старк и Генри Баер — дантисты из Калифорнии, занимающиеся медитацией «випассана». Интервью вошло в книгу «Шри Пуньджа. Интервью. Сатсанг с Мастером» (2004, София) и выбрано нами для публикации по той причине, что оно демонстрирует простоту и эффективность самоисследования, мгновенной практики, предложенной учителем Пападжи – Раманой Махарши. То, как легко Пападжи погружает интервьюеров в самоисследование, показывает, насколько оно уместно и естественно в любой ситуации, в том числе в практической повседневной жизни, поскольку не является духовной практикой в традиционном смысле слова и не требует никаких специальных манипуляций и действий. Речь в интервью идет о работе ума, о глубинной природе человека, о предрассудках, памяти, спонтанности, естественном и неестественном состояниях, а также о том, что такое «недеяние» в подлинном значении этого слова. (далее…)

Пусть я живу на самом на краю города, прямо у леса, живу уединенно и до такой степени отграничивая себя от всех, что прежде чем выйти за ворота, всегда высматриваю через дыру в заборе, нет ли кого поблизости из соседних домов, и если есть, жду, пока те уйдут, чтобы не пришлось здороваться, пусть так, — но когда в наш город приходит этот Благословенный Хор, как я их называю, когда эти люди в огненных одеяниях начинают свое шествие по центральной площади (я так и не узнал, откуда именно они являются — должно быть, с южной стороны шоссе), поджигая прямо на ходу чучела коз, единорогов, соломенные фигуры людей, слегка режут свои ладони, а затем со смехом размазывают кровь друг об друга, и каждый, будь то мужчина или женщина, снимает с себя испачканную таким образом одежду, да бросает в эти передвижные костры, — и все это лишь затравка, маленькая репетиция перед тем грандиозным действом, в котором наши гости приглашают поучаствовать любого без исключений жителя города; когда, наконец, этот хтонический в своем первобытном безумии гам, неизменно исходящий от веселого шествия и кажущийся столь нераздельным от них, как, например, жар неотделим от костра (и меньше всего мне бы хотелось вновь увидеть их идущими в полном молчании, лишь под медленный стук барабана), когда весь этот шум доходит и до моих ушей, я непременно выхожу к ним навстречу. (далее…)

Давать должен тот, кто сам имеет.
Снорри Стурлуссон. «Язык поэзии»

Много слов хороших написано и сказано о русском языке. Ещё бы! В нём нет жестких грамматических конструкций — и оттого он гибок. Равномерно огласованный — он полнозвучен. Бездонная фантазия его носителей пробудила к жизни бесчисленное множество образов и их оттенков — отсюда роскошество метафор и сравнений. Отсюда же и ёмкость языка — можно уничтожить одним словом, а можно шептать до бесконечности, варьируя полутона. Он то сладкоголос, как сопрано, то резок, как удар бича, то нежен, словно флейта, или неумолим и величав, как первобытная стихия. Загляните снова к Марине Цветаевой, и вы услышите, что можно делать в русском с одной лишь пунктуацией… (далее…)

Ещё одна вселенная под нашим Солнцем – Поднебесная. Её истоки теряются в веках. Исторические хроники ведут счёт её императоров от Хуан-Ди, легендарного Жёлтого Императора, 2697 год до н. э. Совсем уж легендарные Шэнь-Нун и Фу-Си отодвигают временной рубеж к 2723 и ранее 2800 года до н. э. Шао Юн (1011-1077 годы), китайский мыслитель эпохи Сун, «полагал вполне возможным, что Фу-Си, Шэнь-Нун и Хуан-Ди были представителями и распространителями знаний предыдущей культуры человечества. Потому вполне закономерно, что Фу-Си приписывается авторство И Цзин, «Канона Перемен», Шэнь-Нуну – первого фармакологического трактата, а имя Хуан-Ди связано с медициной». («Трактат Жёлтого Императора о внутреннем», перевод Б. Б. Виногродского. М. «Профит-Стайл». 2009г. с. 6).

Эти трактаты, а также «Книга Правил» («Лицзи»), «Книга Музыки» («Юэцзин»), «Книга Песен» («Шицзин»), «Книга Истории» («Шуцзин»), входившие в древности в обязательную программу обучения, лежат в основе всей китайской культуры. Этого фундамента оказалось достаточно, чтобы появились в Поднебесной мудрецы и философы такого масштаба как Лао-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы, Конфуций, Мэн-цзы, нескончаемая череда их преемников и последователей. (далее…)

Японский и китайский русисты-переводчики об изучении русского языка, переводах русских книг и образе России¹

1. АЦУСИ САКАНИВА

Ацуси Саканива (Токио) – доктор наук, доцент кафедры русского языка и русской литературы филологического факультета университета Васэда. Переводчик А.А. Тарковского и А.И. Солженицына, автора книг «Исследование произведений Ф.М. Тютчева: самосознание в России XIX века» (2007); «Японская литература в современной России» (2013), «Читаем Пушкина» (2014).

Александр Чанцев: Саканива-сэнсэй, как Вы пришли к решению выучить русский язык? Где Вы его изучали?

Ацуси Саканива: В средней школе я прочитал повесть Ф.М. Достоевского «Записки из подполья» в переводе. До тех пор из русской словесности (конечно, зная имена нескольких великих русских писателей) я совсем не читал ничего, кроме «Ивана-дурака» или «Репки» и т.п. и у меня не было особенного представления о русской литературе. Вообще, думаю, школьники того времени (в начале и середине 1980-х годов) не имели никакого особого мнения о СССР/России. Но эта повесть произвела на меня ошеломляющее впечатление: «Почему здесь написано про меня?» (кстати, сейчас в Японии такая сосредоточенность на своем внутренном мире или острое самосознание имеет специально название – «болезнь учеников средней школы», «тюнибё»). Так мой интерес к русской литературе постепенно развивался. И при вступлении в университет (в 1991 году) я выбрал русский язык как второй иностранный язык. Это были самые последние годы перестройки. Число студентов, которые выбрали русский язык, было сравнительно больше, чем сегодня. На втором курсе я перешел на кафедру русской литературы. В 1994/95 году учился в МГУ. (далее…)

Современная керамическая студия,
за гончарным станком сидит девушка.
Нога бьёт по приводному кругу.
Курит, пальцами-пинцетами вынимая
изо рта самокрутку. Останавливает круг,
думает, что делать дальше — она
недовольна своим произведением.
Девушка берёт пакет с табаком,
высыпает его на ладони, прикладывает
их к вазе.

Древние иранские арийцы переселились
на Север, чтобы избежать
исламизации… Поселились они в низовьях
Волги, рядом с хазарами и волжскими
булгарами. Дело было в VII веке…
На берегу реки Мокши — это приток
Оки — они основали одноимённый
городок — Мокша.

Панорама Наровчата

Ныне это районный центр в
Пензенской области — город
Наровчат. А бежавший народ
в арабских летописях называется
Буртасы. Центральная площадь
города. Частный сектор: дома,
заборы. Люди занимаются огородами:
овощи, теплицы; идут в магазин,
выпивают.

Буртасы селились «гнездами» —
усадьбами родственных коллективов.
Среди прочего в них располагались
разного рода культовые
сооружения, в частности, семейные
святилища огня, окруженные, так
сказать, «домашними» кладбищами
и погребениями животных,
заколотых в ритуальных целях.

Эпизод 3

Фотоматериалы. Герб города Наровчат:
«В лазоревом поле на золотой
земле с тремя черными пещерами
в ряд — серебряная гора с двумя
таковыми же пещерами в основании,
увенчанная золотым лавровым
венком». Памятник княгине
Норчатке. Голос автора.

Название городка Наровчат связано
с легендой о прекрасной княгине
Норчатке. В 1237 году монгольские
орды пришли в Наручадскую
страну — так в русских летописях
именовался ареал обитания
буртасов, окончательно разгромленных
в 1431 году войсками князя московского
Василия III.

Наплыв. Зима. Гора Плодовая. Вид
с горы: медленная вертикальная
панорама с хмурящегося неба;
Церковь иконы Божией Матери,
трапезную и другие строения Сканова
пещерного монастыря: кельи-вагончики,
дровник, часовня над купальней. (далее…)