Планов никаких нет. Это просто день. Еще один пустой день.

По всему столу разбросаны фотографии. Небольшие клочки бумаги, напоминающие о поездках по Европе, о трипе в Америку, об азиатских хождениях. Стоит раннее утро. На улице уже которую неделю подряд туман. Он обволакивает людей, их мысли, его невидимые капли попадают девушкам на юбки, на галоши стариков, под бюстгальтеры молоденьких девочек. Передо мной стелется улица в градиентной заливке: низ деревьев четко прорисован, а вверху они не такие контрастные и теряются в белом молоке.

Порой я цепляюсь за детали, и мне это помогает. Но иногда это просто сводит меня с ума. Если смотреть поверх толпы и устремлять свой взгляд на пышную архитектуру, ты чувствуешь себя счастливым уже только от того, что лицезреешь все это похабство. Стоит же обратить внимание на какое-то конкретное окно, как понимаешь, что за каждым из них скрываются тысячи до тошноты похожих друг на друга историй. Это кажется таким невыносимым, что хочется оказаться в чистом поле с девственницей. (далее…)

8 декабря 1943 родился Джим Моррисон.

Он был «номером третьим» (как он сам себя «посчитал», незадолго до смерти) в тройке гениальных штатовских рокеров, сгоревших от алкоголя и наркотиков. После Джими Хендрикса (1942-1970) и Дженис Джоплин (1943-1970)…

В 50-х Америка нанесла рок-н-ролльный удар по матушке-Англии. А в начале 60-х получила в ответ «британское вторжение» — силами The Beatles, Rolling Stones и Animals.

В 1967 битлы выпускают свой поворотно-вершинный альбом «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band», ознаменовавший пору взросления рока. На дворе была эпоха хиппи и психоделиков. В Штатах Doors, Хендрикс и Джоплин стартовали одновременно и на одном и том же наркотическом «горючем»…

В отличие от своих «коллег по тройке», Моррисон был наименее, что ли, американским. Он с трепетом относился к поэзии Артюра Рэмбо, знал философию Ницше, изучал историю мирового театра. Но с другой стороны его интересовала и культура индейцев, шаманские техники. В Джиме уживалась масса противоречий. (далее…)

Всю ночь просидели мы с друзьями в электрическом свете. Медные колпаки над лампами, как купола мечети, напоминали в своей сложности и причудливости нас самих. Но под ними бились электрические сердца. Впереди роилась лень, но мы все сидели и сидели на дорогих персидских коврах, мололи несусветную чушь и марали бумагу.

Мы очень гордились собой: только мы одни не спали в этот час, маяки или разведчики против целого скопища звезд, этих наших врагов, устроивших свой яркий лагерь высоко в небе.

Одни, совсем одни вместе с кочегаром у топки гигантского парохода, одни с черным призраком у докрасна раскаленного чрева взбесившегося паровоза, одни с пьяницей, когда он летит домой как на крыльях, то и дело задевая ими за стены!

И вдруг совсем рядом мы услыхали грохот. Это проносились мимо и подпрыгивали огромные, все в разноцветных огоньках двухэтажные трамваи. Будто деревушки на реке По в какой-нибудь праздник, сорванные вышедшей из берегов рекой с места и неудержимо несущиеся через водопады и водовороты прямо к морю. (далее…)

Я пытаюсь прибегнуть к рациональному анализу. Саморефлексия глубокого бурения. Мелкие, противные разряды в нейронах.

Когда человек съезжает с катушек, он думает, что это катушки съезжают с него, а сам он остается в своей системе координат. Нетронутый, одинокий, непонятый. Мир остался тем же, я еще похож на себя вчерашнего, а вот катушки размотались и, гневно стукнув копытом по дну пыльной прерии, умчались прочь.

Все было бы просто идеально, если бы палата №6 была выдумкой. Мы бы жили каждый на своего цвета одуванчике, через трубочку пили бы мед из пчелиного улья, а на ночь вместо душа принимали бы малиновые ванны. И никто бы нам даже не намекнул на факт эмиграции наших устойчивых представлений о мире, кои ныне стали гарантом социальной инкорпорированности, в иные измерения. Это как проездной билет: либо предъявите, либо идите вы…

Будучи честным перед читателями, готов размашисто заявить, что сомневаюсь в своем ментальном здоровье. Да, не в упрек будет сказано, но были времена, когда перекусив на ужин водкой, приходилось в ноябре голышом скакать по проспекту Машерова. Что ж, было дело, не спорю. И уже наутро я высматривал в интернете количество свободных коек в городской психиатрической больнице. Друзья же уверили меня, что это алкогольный психоз и что ничего страшного в этом нет. «Вылечим», — с уверенностью во взгляде заявили они, наливая мне очередной стопарик. Друзьям верю безоговорочно. До дна. (далее…)

В середине 80-х в СССР еще не продавались компакт-диски (их тогда только изобрели). И лицензионные кассеты с красивыми фирменными обложками тоже не продавались. Не было в нашей стране тогда еще такого понятия, как лицензионная кассета. Была только фирма «Мелодия», которая выпускала виниловые пластинки Аллы Пугачевой и группы «Бони М». Но это было неудобно – пластинку нельзя было положить в карман и понести к другу на вечеринку. И тогда появились первые аудио-пираты. Первые люди в нашей стране, которые стали зарабатывать на музыке довольно большие деньги. Это были люди, съездившие за границу и купившие там двухкассетный магнитофон (такие маленькие двухкассетные магнитофоны были тогда нереальной роскошью). Кроме двухкассетного магнитофона эти счастливцы привезли с собой из туристической поездки куда-нибудь, например, в Польшу дюжину-другую фирменных компакт-кассет с записями групп «Модерн Токинг», «Европа» и «Бон Джови».

Так вот, вернувшись в СССР, они покупали несколько блоков чистых советских компакт-кассет МК-60, арендовали палатку (какой-нибудь ларек, где раньше продавались газеты «Труд» и «Пионерская правда»), вывешивали на витрину ларька отпечатанные на пишущей машинке списки имевшихся у них фирменных кассет и – за деньги, разумеется – переписывали на том самом дешевом двухкассетнике всем желающим кому что: кому «Бон Джови», кому «Кисс», а кому группу «Чингисхан». Стоило это удовольствие около 10 рублей – стоимость кассеты (5 р.) и – плюс 5 р. – сама запись.

Тогда это был единственный более или менее доступный источник получения почти любой (в том числе актуальной) музыки в стране. Можно было достать практически все и по вполне приемлемым ценам. Хотя порой и с абсолютно неприемлемым качеством звучания. Называлось все это дело «Звукозапись», или иногда чуть солиднее — «Студия звукозаписи».

Я часами простаивал перед такими палатками и изучал содержание вывешенных списков. И выбирал, на что же потратить родительский червонец – на новый диск Bad Boys Blue или на доисторическую запись группы Deep Purple…

Однажды я в очередной раз подошел к своему любимому ларьку звукозаписи (как сейчас помню, это был колхозный рынок – кругом резко пахло моченными яблоками и кислой капустой и стоял мерный торговый гул). По обыкновению, я уставился в распечатки каталога «Звукозаписи», вывешенные на витрине, и тут же углядел в списках некоторые изменения. Латинские наименования были щедро разбавлены русскими — «Ласковый май 4″, «Ласковый май 7″, «Наутилус Помпилиус Разлука», «Кино 45″, «Мираж ’88». Я удивился, и в этот момент из колонок (над окошечком продавца обычно висели колонки) раздалось писклявое: «Пусть в твоиии оокна смотриит беспечный розовый вееее-чер».

На следующий день палатку звукозаписи украшал огромный плакат с фотографией девушки с блестящими глазами, длинными черными ресницами, слегка приоткрытым бюстом и с совершенно голыми красивыми ногами. В кольчуге в форме «боди». Внизу была надпись — «Мираж». ВНУТРИ меня что-то медленно задрожало, я сглотнул и неуверенным детским голосом сказал в окошечко продавцу со смеющимися глазами: «Мне пожалуйста… «Мираж»» И отдал десятку.

Так началась моя личная сексуальная революция. С тех пор музыка интересовала меня гораздо меньше, чем девушки. В стране медленно, но верно наступал капитализм.

Сегодня исполнилось 75 лет со дня рождения последнего великого русского классика — композитора Альфреда Шнитке.

Вообще, слушать его — занятие не из легких. Он погружался в такие бездны (и утягивал в них слушателя, который при первых же звуках терял — и теряет — способность сопротивляться, даже если ему очень хочется сопротивляться), в такие злоключения и приключения, что вообще непонятно, как может человек выдержать такое больше минуты, не говоря уже о часе или двух… Сознание, как лист бумаги, скручивается в ленту Мёбиуса и чем дальше, тем глубже, падает по извилистым трубам в другие миры. Чтобы понять, о чем я, скачайте и послушайте, например, Кончерто Гроссо №1 (Концерт для двух скрипок, клавесина подготовленного фортепиано и струнного оркестра) — Cкачать. Или вот — Концерт для фортепиано и струнных (1979). (Впрочем, в своей музыке для кино Шнитке был куда проще, но я ее тут не имею в виду, она не главное.)

Как эти несказанные завихрения могли укладываться в голове человека не просто музыкально одаренного, а еще и сильного в интеллектуальном отношении — непонятно. Насчет его интеллекта — не пустые слова. Меня в свое время впечатлила не только его музыка, но и его рассуждения о композиторском творчестве и о музыке, с которыми я ознакомился благодаря книжке музыковеда Дмитрия Шульгина «Годы неизвестности Альфреда Шнитке». Это, по сути, сборник больших интервью с композитором (полностью книга есть на сайте автора, по приведенной ссылке). Например, я крепко запомнил оттуда утверждение Шнитке, что «ошибки есть единственная животворная почва для существования искусства».

Вот, на мой взгляд, самая интересная часть этой книги, интервью со Шнитке об искусстве и творчестве вообще и о музыке в частности (интервью, конечно, очень музыковедческое, но я там кое-что выделил жирным, как зацепки, за которые можно цепляться не только музыкантам) (далее…)

Я безудержно хохотал, когда меня обвинили в намерении делать порносъемки с несовершеннолетними. Я ответил, что я не против «ню», и даже детского (сегодня авангардисты зашли еще дальше, а это – невинное баловство, если можно так сказать), но весь цимус в том, что ведь никому я этих порносъемок-то и не предлагал.

Максимум, о чем мне доводилось просить, так это показать сиськи. И не более того. Промежность, видите ли, не сильно меня интересует в плане искусства. Ее, конечно, можно преподнести по-разному. С вишенкой, например, или со сливками, ну или с чем там еще. Но по большинству своему она слишком унылая и – увы или к счастью – не пестрит разнообразием. (далее…)

картинка для привлечения внимания. это Кандинский

В рамках проекта «PDF-поэзия Peremeny.Ru» опубликован еще один сборник — уже четвертый по счету. Это стихи Владимира Смирнова. Подборка получила название «абнормальная лирика/политика гетто». Скачать ее полностью можно на странице проекта. А здесь мы публикуем несколько избранных стихотворений оттуда.

ТУПАЯ ДАЛЬ

кто б смог понять мою печаль
в башке огромной beautся боги
гормонов яростная сталь
осколkey мыслей на doorоге
через меня в тупуyou даль

MAYA СУТРА

многорукий бог не знает
что он делает когда
вдоль индигового maya
света тяnet prовода
из неведомого (к)рая
миmore жизни
в ниcouldа

ВЕТРУ

я себя не осознал
ли я прир
оду ветру
написав как poet Johnson
of soft car and hard land
so не могла меня несTV
за cry мне по пути

АФГАНИСТАН’09

(20-летию вывода ограниченного контингента посвящается, а также памяти содат ООН и всех-всех всех)

афганистан тебя встречает
намазом и талибским чаем
тут секс гашиш и рок-н-рокет
храни в исправности свой ган
души волшебный талисман
не купишь здесь на распродаже
Коран карманный покет
бук кроссинг в кишлаке не важен
жизнь пишет кровью в дневнике
о дай мне силу горных рек
как говорил Гафиз поэт
в своем святом черновике
мы пробиваем в небо чек
Аллах не говори мне нет
у нас бесплатный интернет
но не такой как в дальней юсе*
где Кока-кола правит всем
меняя ритм оттенком вкуса
маркетингом интимных тем
пераментно перебирая чётки
сквозь карагач и пот земли
любим и проклят будешь ты
сшивает генерал Иблис**
осколки данных под ти-шоткой
идем по перевалу вниз
силен Иблис хитер Иблис
не скажет чёрт экскьюз ми плиз
но победивший будет круче
второе сердце он получит
но почему же ты молчишь
гуд солджа Виш***
май виш
————
* USA
** чёрт
*** хороший рядовой (ая) Желанный (ая)

РЕВЕНДЖ* /СССР/

не сделан выбор нет конца
цветам и линиям в которых
больные мертвые сердца
царей-ревенджеров в повторах
торах
будущего въявь толкают небо вглубь колодца
где вся хтоническая навь
из веба прется к Богородице
целее быть под синим платом
атом
лавэ спасает Русь от спама
сидит в Рязани друг Бен Ладен
один
в сизо спасаясь от Обамы
о беби
би
мы рать святая айя софия
я как и ты серьезно занят
знает небо
за руки беженцев хватаю учусь любить
жизнь квантовую деву
слева
рана слишком поздно
но не спасают от гнева муки
из сбоев в гипердух переварив
ревенджи корень заряжен в луки
Луки Матфея Марка Иоанна
на горе всем кто очень важен
прощу им сказку что мем накаркал
парка слоновская по яйцам вмочит
укравшим вместе мою осанну
катитесь сани мои
сами вдоль этой песни
беловежской ночи
сквозь раменье
монгольской жести
и волчий сканер
ССС
Р

* месть

Простое упражнение: вдох-выдох. Вдох-выдох. Задержать дыхание. Глубокий вдох и резкий выдох. Не дышать. Снова вздохнуть. Дышите, чувствуйте едкий запах гари, вдыхайте шелест колосьев посреди ржаного поля, дышите всем, что видите, смотрите на все, чем дышите. Резко останавливайтесь и резко думайте. Резко продолжайте идти. И снова дышите. Как каждая молекула наполняет ваш организм, как каждая молекула бьет вашу кожу и заставляет появляться морщины. Задержите дыхание. В чем смысл этого упражнения? В чем? Не знаю. Просто вы дышите. (далее…)

Как-то мыслей нихт шиссн..
Точнее, они есть, а не складывается..

Надо бы выспаться! (записка на холодильнике морга)

Штоле и Какбе (брошюра из серии: БНД против Якудзы)

Ездушки-покатушки..

И эти дворы бесконечные,

Дома, корпуса, строения..

Шлагбаумы и Визгливые Шавки.

А также Столбики и Кыргызы.

И Дуры, безусловно.

Особенно — ДУРЫ..

Целые полчища ДУР-С-ХВОСТИКАМИ,

Вереницами стоящие до горизонта.

На блестящих своих крохотных машынках.

И заколоченные подъезды, которых попросту не существует.

Но кто-то же ТАМ ВЫЗЫВАЕТ!

Отблески собственных синих маяков в окнах Салонов Связи.

Столичный рассвет — время младенческих смертей.

Катись себе от лета и до лета.

Сегодня мы открываем вторую часть проекта RADIOTRAVEL.

Напомним, Первая часть проекта стартовала летом 2007 года и продолжалась 9 месяцев, ее вели Глеб Давыдов и Ольга Молодцова (mo), которые ездили по Индии, Таиланду, Китаю, Вьетнаму и немного по России. После завершения Первой части время от времени работала рубрика Разведка, посвященная краткосрочным путешествиям участников первой экспедиции.

Вторую часть взялся вести постоянный автор Перемен — Кай. В данный момент он в Индии, у истока реки Ганг. Передает всем свои приветы и вот-вот выйдет в эфир из точки, которая называется Гомукх. Это такой легендарный и значительный ледник.

Цитируем письмо Кая: (далее…)

Я успел прочитать ей всего лишь несколько предложений из очередной главы романа, который я пытаюсь сейчас написать. Три или четыре предложения. Ничего особенного, просто про жизнь. Но вдруг она прервала меня:

— Не надо мне этого читать. Замолчи. Я не хочу слышать этот бред! — сказала она.

— Тебе что, разве не нравится мой роман? Недавно ты прочитала и тебе понравилось, — говорю.

— Он такой же липкий, как то предложение, которое ты прочитал. Со всеми этими потными девичьими подмышками, грязными белыми носочками. Сознание одного того, что это существует, неприятно. Когда такое происходит у меня, я иду мыться. Ведь у меня тоже бывают потные подмышки и грязные носочки. Это какая-то твоя реальность.

— А я думал, тебе нравится моя реальность…

— Реальность не может не нравится или нравится. Она либо есть, либо ее нет. А если не нравится, то ее всегда можно заменить на другую реальность или ирреальность. Все зависит от самосознания человека и от уровня его развития.

— По-моему ты умничаешь, девочка.

— Я же имею право на эмоции и их высказывание. Особенно, когда ты просишь комментарии к своим полубезумным текстам.

— Так значит тебе сейчас не нравится мой текст? (далее…)

Неделю тому назад я отмокаю у знакомой после алкоголя. Завариваем зеленый чай, попеременно переключаем телевизор с евроньюс на 2×2 и обратно. Все лучше, чем смотреть в окно, за которым жизнь: работа, куда совесть попросила отзвониться и прохрипеть получестное ‘болею’, клонированные лица, Солнце и воздух, пусть грязный и пыльный, но заставляющий похмельную голову неприятно кружиться. И правда, лучше обо всем этом не думать, а сутулиться и пить зеленый чай с молоком, уткнувшись взглядом в мультипликацию на экране.

Как и во все подобные моменты, я говорю: нужно все бросать и ехать, ехать отсюда. Лучше конечно, в милый европейский городок. В Прагу от десятого номера, дабы постоянные наплывы туристов не мозолили глаза, когда ты читаешь газету на тротуаре или едешь на велосипеде, слушая аудиокнигу. Непременно евроньюс вносит в мой монолог политический аспект. Девушка закуривает и замечает, что она пожила достаточно, чтобы понять: какие бы ни были у тебя старые и выжившие из ума родители, существует ответственность. Понятно, она говорит о нашей стране.

А я никогда не винил Россию. Советский союз тем более. Не за что мне его винить, я там успел пожить всего-то три года. И более того, с жизнью в советском союзе у меня должны были быть связаны только самые теплые воспоминания: еще бы! Целых три года от тебя ничего не требуют, катают в каляске и вообще всячески нянчятся и гулькают. Разве вот только не воспринимают всерьез, это да.

Об этом я и говорю собеседнице. И чем больше говорю, тем яснее оформляется в голове мысль, что бессмысленно мне куда-то бежать. В Прагу от двадцатого номера, презрительному хмыканью из-под газеты над туристами, к высокомерному взгляду на пешеходов с высоты велосипеда. Бежать из этой квартиры, наивно полагая, что где-то там похмелье пройдет скорее. Я закрываю глаза и вижу слайд-шоу постоянных побегов от себя. Смены городов, перемены блогов, обязательное ежегодное заведение аккаунта вконтакте и его разочарованное удаление через неделю. Возложение надежд на что-то новое, нечто извне, что поможет мне изменить мой внутренний мир, никогда не оправдывалось. Стало страшно.

Но об этом мне не хочется говорить вслух. Поэтому я делаю заметку знакомой о том, что важно не событие, а причина, его породившая. А потом, отгоняя мысль ‘менять себя’, молча допиваю свой чай.

Вечером я нахожу в себе силы выбраться на улицу. Пошатываясь от ветра, добираюсь до подземки. По пути к станции жизнь возвращается, реальность затягивает. Мысли о переменах внутреннего мира уходят, уступая более низким (по мне), зато самым высоким по экономической пирамиде потребностей человека. Пока я еду в полупустом вечернем вагоне, пытаюсь вспомнить абзац из непрочтенной книжки Пепперштейна:

Идеология… …вовсе не мир грез, куда можно скрыться от якобы невыносимой реальности. Она обеспечивает не бегство от реальности, а представляет саму эту реальность как бегство от Реального. ‘Идеология… …это иллюзия, необходимая для того, чтобы бежать от Реального нашего желания’.

У меня в пальце дыра. Вернее выемка. Мизинец. По идее нужно зашивать, но делать это не на что и вообще не понятно как. Не затягивается. Заклеиваю пластырем на работе, что бы не усугублять. Трогаю рану и иногда лижу её. Никакой медицины, буду зализывать как собака. Чистил картошку специальной штукой и очистил палец, от кожи и мяса. Хотел приделать обратно, но не нашёл часть себя в раковине в лушпайках от картошки. Вместо обещанной картошки с грибами, а получилась картошка с кровью. Может быть из кусочка моей плоти, что бродит по бесчисленным канализационным шлюзам и трубам, разовьётся мой близнец-мутант и у нас будет телепатическая связь. Когда он вырастет, он будет подглядывать за мной из сливных коллекторов, радоваться моим успехам, и грустить о моих неудачах. У него будут грустные глаза и доброе сердце. И он будет слишком кристальным для этого мира. В то время как я буду духовно деградировать, утопая в соблазнах этого метрополиса, он будет духовно развиваться, отказавшись от прелестей этого мира, прибывая во тьме и аскезе. Он будет моей светлой половиной в царстве теней. И умрём мы в один день и вновь воссоединимся, и вольёмся в океан вечного счастья.

Биографический очерк Роберта Форте (предисловие к книге «Искушение будущим»):

Давно известно: чем острее и неумолимее сформулирован тезис, тем настойчивее требует он антитезиса.
Герман Гессе, «Игра в бисер»[1]

Тимоти Фрэнсис Лири был одним из самых влиятельных людей XX века. Однако то, в чем именно заключалось его влияние, нуждается в определении. Лири любим и почитаем за его вдохновенную популяризацию психоделических наркотиков в шестидесятые годы, за величайшие достижения в осуществлении своей жизненной миссии, заключавшейся в поединке с авторитаризмом, в чем бы он ни проявлялся. Эта книга не является биографией Лири и не ставит перед собой цели изучения его идей. Принимайте ее как мозаику из воспоминаний и впечатлений, как дань его многогранной личности и той роли, которую он играл каклидер общественного, философского и религиозного движения. Эта книга была задумана одним декабрьским утром, когда я пришел навестить Тима в его доме на Беверли-Хиллз в Лос-Анджелесе. Я только что вернулся с конференции по ЛСД, организованной фармацевтической компанией «Sandoz» и Швейцарской медицинской академией — «50 лет ЛСД: положение дел и перспективы галлюциногенов». Конференцию открыл президент Швейцарской академии Альфред Плетчер, впервые публично оценив экстраординарный научный потенциал ЛСД и затем резюмировав: «К сожалению, ЛСД не осталось только объектом научного изучения, а попало в руки эзотериков и хиппи и использовалось сотнями и тысячами людей на массовых сборищах. Бесконтрольная пропаганда ЛСД имела опасные последствия, например, продолжительные психозы, насилие и попытки самоубийств. В результате, использование этого медикамента было ограничено несколькими юридическими актами» (Плетчер и Ладевиг, 1994).

Всякий раз, когда имя Лири поминалось на этой конференции, это делалось в неприемлемо оскорбительном тоне. Присутствовавшие психиатры-исследователи были едины во мнении, что экзальтированная пропаганда психоделиков, виновником которой был Лири, и привела, в конечном счете, к тому, что их употребление было запрещено законом. (далее…)