Все игры содержат в себе идею смерти.

Ванны, бары, лужи на их полу.
Они оскорблены, эти лидеры в потеющих кафельных плитках.
Хлорка на их платье и в их длинных волосах.

В общем, по улице Пономаренко, после проспекта Жукова, есть неплохой ресторанчик. Его красная неоновая надпись «Пивной бар» смущала и в то же время соблазняла меня четыре года. Я всегда проезжал мимо и с опаской поглядывал в сторону этого сомнительного заведения. Между словами «пивной» и «бар» неумелым дизайнером была вклинена большая неоновая кружка с пенящимся пивом а натюрель. Фронтальная часть ресторана была представлена большими стеклянными витражами, выдававшими высокий потолок и сталинский тип всей постройки. Ресторан находился чуть выше самой дороги, хотя и легко с нее просматривался, и поэтому каждый раз, как ты проезжал мимо со стороны проспекта Жукова, слева сверху в левом же глазу на верхней части его сетчатки брезжил тусклый красный свет. Все водители на этом участке невольно притормаживали, так как этот самый красный отблеск на сетчатке рефлексировал мышцу правой ступни, и водитель в беспокойстве начинал оглядываться в поисках пропущенного светофора. Когда над рестораном вешали эту вывеску, я не думаю, что они сделали ее красной с таким вот водительско-рефлекторным умыслом, целью которого была заставить прохожих в недоумении останавливаться, искать либо пешеходный переход либо спрятанный светофор и ничего не находить либо, глядя на красную пену, стекавшую по красному бокалу, просто гадать, какое там подают пиво. Мне доводилось испытывать и первое, и второе, и третье.

К самому ресторану ведет небольшая присыпанная снегом лестница. Теперь я уже не помню, сколько раз с нее падал, но тогда я не заподозрил в ней ничего опасного. Одному господу известно, сколько алкашей оставило свои зубы на этой ацтековской мини-пирамиде. Так как трезвым из ресторана почти никто не выходит, да что таить — никто вовсе! — эта завуалированная лесенка-убийца становится почти непроходимым препятствием для запутавшихся ног, принадлежащих очередному поддатому владельцу. Через дорогу от пивного бара располагаются дома. Дома эти, судя по виду, не первый век заброшены. Окна разбиты, и если проходишь мимо днем, то видишь, что кроме оторванной с особой жестокостью и рвением плитки здесь покрали даже обои. Иногда в одном из домов на втором этаже (там их всего два, но каких!) справа загорается свет. Окно прикрыто шторами, поэтому не видно, что творится внутри. Я как-то прислушивался: думал, может хоть телевизор смотрят. Но слышна была одна лишь тишина. Ладно бы скрип кровати или громкая ругань пьяного мужа или на пьяного мужа — но там ни звука. Только зажженный свет и шторки. Ресторанчик с одной стороны, участок с заброшенными домами с другой — все это создает какой-то странный и необъяснимый уют, отчего хочется зайти в ресторан, сесть спиной к витражу, заслонившись неоновой же рекламой пива «Крынiца», и дать заказ «как всегда». (далее…)

Смотрите, чему мы поклоняемся.

Мы живем в городе. Городские формы – всегда физичны, но неизбежность физичности – окружность. Игра.

Круг смерти, с сексом посередине.
Мы на окраине города, пригород.
Мы движемся.
Край открытия, зоны извращения, порока и скуки, ребенок-проститутка.
Грязный круг немедленно окружает рассвет круга начинающих жить,
Но реальная толпа живет в могилах.
Живут только улицы ночной жизнью.
Болеем образом дорогих отелей,
Живем в низких меблированных домах.
Жизнь – бары, заложенные магазины, пародии и публичные дома, в умирающих пассажах с магазинами, которые никогда не умрут. В улицах, в улицах, в которых всю ночь кино.

Когда игра не идет в счет, она становится игрой.

Если секс не считать, то он превращается в высшую точку.

Меняются декорации, но суть человеческих переживаний остается той же. Интеллект может и должен делать более наполненными эти стремления, но человек – животное, и от этого ему деться некуда. Поэтому я уверен, что настало то время, когда, осознав свою привязанность к материи земли, искусство должно подвести итог пройденного, осознать суть человека, преподать радость жизни ему так, чтобы всем было хорошо. Но за этим стоит очень много. Хорошо – это то, что позволяет человеку выбирать, но считаясь при этом с законом общества, в котором он живет, а если он так умен, что ему плевать на закон, то пусть уходит прочь и не живет паразитом.

«Любовь и голод правят миром». Ницше прав, но в конечном счете человек стремится к воспроизведению себе подобных, значит желает бесконечности (кольца). Обратите внимание, Земля вращается вокруг солнца по кругу, это не случайно. Мироздание логично, и человек пока апогей природы. Он разумен и может что-то менять.

Я не стремлюсь к упрощению, я стремлюсь к осознанию и преодолению простого. И главный путь к этому – это образование. Осознание своей сути, сути личности.

Если я и дальше буду вести этот блог почти в одиночку, то он превратится в блог про музыку. Про поп-музыку… Потому что по большому счету меня мало что сейчас интересует, кроме попа: там сейчас перемены. Мне кажется (и я уже вроде говорил об этом), современная поп-культура переживает очередной взлёт. Все, о чем еще можно писать в музыкальных журналах — это новая поп-музыка, прорастающая через майспейс из недр современного андеграунда, который сейчас не обременен претензиями на излишнюю оригинальность и цветущую сложность, а потому демонстрирует легкость и свежесть. В общем, вот мое еще одно милое мини-поп-открытие. Называется Chew Lips. Трио из Лондона. Очередное возвращение к диско и синти-поп корням, на новом, разумеется, витке спирали… Послушайте песни на майспейсе.

ПРОДОЛЖЕНИЕ темы про Новый Поп.

На Переменах — новый трип! Из Венеции, с недавно прошедшего венецианского карнавала. Автор фотографий и текста — Юрий Медведев.

Цитата:

Ты только спускаешься по вокзальным ступеням на берег Большого Канала, а этот город немедленно знает, зачем ты приехал и что с тобой делать. Он ведет тебя вдоль невидимых силовых линий, через перекаты мостов, теснины переулков и тихие заводи площадей, мимо утесов-церквей и скал-колоколен, к огромному водовороту площади святого Марка. Центр событий. Венеция. Карнавал.

Погрузится в атмосферу карнавала и увидеть ее глазами фотографа (во всех смыслах, это станет ясно из текста), можно здесь.

А в качестве бонуса — карнавальная поэма Джорджа Байрона «Беппо» – немного сокращенная для удобства чтения, проиллюстрированная картинами венецианца Пьетро Лонги и снабженная вольными заметками постоянного автора Перемен Мирчи Октоподе. (далее…)

Человек никогда не бывает таким эгоистом, как в минуту душевного восторга. Ему кажется, что нет на свете в эту минуту ничего прекраснее и интереснее его самого.

Новый текст Димымишенина анонсирован на главной странице картинкой, взятой с обложки легендарного альбома британской группы Supertramp «Crisis? What Crisis?» («Кризис? Какой кризис?»), вышедшего в 1975 году. Вот как полностью выглядит эта обложка:

Согласитесь, к тексту Димымишенина этот кавер-арт подходит идеально…

5 марта (четверг), арт-кафе «Мёд», 20.00

http://cafe-med.ru/
Москва, ул.Садовая-Каретная, 6-4
тел.: 650-45-50
e-mail: info(собака)cafe-med.ru

Напряжённая экзистенциальная/трансцендентная фрустрация во времена тотального засилья стереотипов «формата» и «объективной» глобальной культуры потребления заставляет нас искать возможности вместе создавать тот самый чистый волшебный момент общения, понимания, искренности, спонтанного выхода за пределы наших обычных способностей восприятия и выражения. Будучи неудовлетворенными заранее готовыми, навязанными извне смыслами, мы готовы идти на риск возможного разочарования, чтобы только попробовать синтезировать своё собственное уникальное глубинное переживание, найти свой собственный ускользающий смысл. Мы готовы выглядеть неуклюже, нелепо и лажать, подбирая всё новые слова, звуки, интонации, ритмические рисунки, линии, краски, движения — узнавая и принимая истинное и сокрытое бытиё себя и других в непредсказуемо меняющихся, не перестающих удивлять формах реальности… Одним словом, приходите — обнимемся, посидим, выпьем, поболтаем…

Звуковое шоу начнётся в 20.00 с продолжительного амбиентно-нойзового сэта нашего клавишника. ВПЕРВЫЕ на сцене московского клуба Пеныч представит свой сольный медитативно-интелектуальный проект «caterpillar».

После того все участники «КАФЕДРЫ Экспериментальной Психонавтики И Исследованний Внутреннего Космоса» подтянутся на сцену. Кроме Кости, Лёвы и Антона вы увидете и услышите новую ритм-секцию — басиста Лёшу и барабанщика Женю. Мы поиграем развёрнутые импровизации на новые инструментальные темы, и вероятно, несколько новых песенных композиций, в том числе панк-боевик «BABILON DELЕTЕD» и, может быть, монументальную «После».

ВХОД СВОБОДНЫЙ!!!
Мы очень благодарны арт-кафе «Мёд», администрация которого сама предложила «сделать весенний подарок всем вашим друзьям и поклонникам» в виде бесплатного входа, так что ведите себя прилично, и, по возможности – «поднимайте» весьма доступный бар.

Нас закапывают заживо, лупя сапогами по голове. Мы живем, с каждым годом все сильнее разочаровываясь в жизни: вначале исчезает вера в любовь, потом покидают силы, последней, как правило, умирает надежда. Время разрушает все.

Есть только одно спасение: спрятаться от смерти за ширму гламура. Тогда – смерти нет. Ты не знаешь о ней, не помнишь, не хочешь ничего слышать, не замечаешь ее. Ее нет. Она отступает.

Поза позволяет забыть о смерти. На этом построено искусство. Любое настоящее искусство – это поза, притворство. Преодоление смерти. Ты включаешь компакт-диск (открываешь книгу, идешь в кино) и – смерти нет. Потому что ты становишься соучастником чего-то такого, над чем время не властно, до чего оно не может коснуться своим разлагающим щупальцом. Чувствуешь себя частью вечности, становишься богом. Но произведение искусства только в том случае может спасти от смерти, когда смерть шевелится подспудно в каждой ноте, в каждом штрихе и слове, внося в идеально нарисованную картинку легкую деформированность, неуловимый элемент ошибки. То есть становится максимально приближенным к жизни.

Маячит, дрочит, плачет, клокочет на самом краю мрака, затерянного в мерцающих блестках полусна. Прощается, задыхается, мечется, разваливается на тысячи мелких осколков темноты беззвездного неба.

Последняя сигарета, несмело сжатая между пальцами, дает надежду как-нибудь в последний момент все же подцепить уходящий в рай железнодорожный состав. Tricky молчит. Отдыхает прямо во рту у беззубой вечности.

Потом захлебывается слезами обреченности в вакууме, там, где ни при каких обстоятельствах невозможно пролить эти самые слезы, там, где никогда невозможно кончить, в мире, не способном принять ничего, в пустом мире, не имеющим возможности быть как-то и чем-то заполненным. В мире, где спасение только в одном – спрятаться от смерти за ширму гламура. Раствориться в призраках лета, ослепительно догорающих в женских волосах.

Смерти нет. Есть только уязвимость.

В продолжение темы, начатой тремя интервью о музыке будущего (Алексей Козлов, DJ Spy.der и Мартин Ландерс) и продолженной изложением моего проекта интерактивного мультимедийного клуба, публикую переписку, которая произошла между мной и художницей Ольгой Кумегер на прошлой неделе.

Я написал Ольге, так как мне казалось, что она в начале 2000-х занималась темой применения терменвокса в создании интерактивных мультимедийных перформансов. Выяснилось, что действительно, один подобный перформанс она делала, хотя и в несколько ином смысле, чем я предполагал. В результате Ольга стала для меня своего рода гидом по интерактивным средам, прислав несколько ссылок на работы, в которых делалось нечто похожее и даже (в последних ссылках) действительно близкое к тому, о чем я говорил. (далее…)

А теперь – некоторое резюме сказанного в этих трех интервью 2000 года, после чего я расскажу об одном из возможных вариантов развития музыки на ближайшее столетие подробнее. Так, как я это себе представляю.

Речь пойдет о проекте интерактивного клуба с использованием терменвокса.

Но сначала по поводу интервью. Что бросается в глаза, так это единодушие всех трех респондентов насчет того, что в будущем музыке превратиться в своего рода интерактивное развлечение и будет оказывать эффект, похожий на тот, который можно получить при употреблении ЛСД. Когда речь напрямую заходит о прогнозах, то и Козлов, и Спайдер, и Ландерс сходятся в том мнении, что музыка станет неотъемлемой частью некой интерактивной видеоинсталляции. Какого-то глобального мультимедийного синтетического нового искусства.

Вот что говорит Алексей Козлов:

«Сама по себе музыка будет уже составной частью какого-то интерактивного действа, связанного с Интернетом, с каким-то видео-экраном, где люди будут тусоваться уже не под музыку, а под видео-изображение. То есть компьютерная технология музыку отведет на задний план, музыка станет частью еще какого-то времяпрепровождения. (…)Музыка будет совсем на заднем плане, там ритм один останется, и это будет еще совмещаться с какими-то эффектами, связанными с компьютерными технологиями… Короче говоря, музыка станет частью виртуального развлечения».

Вот что говорит DJ Spy.der:

«Один из вариантов музыки будущего: я представляю себе некий объект, здание, состоящее из большого количества разнообразных залов, отличающихся друг от друга, скажем, по цвету. А музыкальное, или звуковое сопровождение будет выполняться уже не столько носителями типового характера, к каким мы привыкли – винил, CD или еще что-то – а рассчитанными диапозонами частот, вызывающими в человеке те или иные эмоции. В принципе, музыкой это назвать, конечно, сложно, но, учитывая темпы технического прогресса, это вполне вероятно».

А вот Мартин Ландерс:

«В идеале, я лично себе представляю, что когда-то очень далеко, в далеком будущем будет какой-то психоаналитический анализатор мозга, который уже в зависимости от твоего внутреннего состояния будет писать твою личную музыку, основываясь на твоей мысли. То есть человеку не нужно будет знать ни нот, ни владеть какими-то инструментами, он просто будет музыку синтезировать своим мозгом, и все это будет как-то звучать. Это когда-то будет, очень не скоро. (…) Может это будет как-то завязано с какими-то оптическими вещами, то есть музыка и изображение станут чем-то единым».

Примерно в то же время (2000 год) я взял большое интервью у Андрея Смирнова, руководителя центра электроакустики при московской Консерватории («Термен-центра»). Это интервью было уже опубликовано на Переменах.

Дело в том, что тогда наблюдался большой всплеск интереса к терменвоксу. В частности, в том же номере, для которого были взяты интервью у Козлова, Ландерса и Спайдера, была опубликована и написанная мной краткая история этого музыкального инструмента (первого электронного музыкального инструмента, изобретенного в начале XX века российским физиком Львом Терменом). Эта статья о терменвоксе тоже была на Переменах, и, если вы не знаете, что такое терменвокс, я рекомендую прочитать ее, а также — упомянутое интервью с Андреем Смирновым, прежде, чем вы станете читать дальше этот текст. Так вам проще будет уяснить, о чем это я вообще толкую. (далее…)

Возможно, мы все говорим об одном и том же, только другими словами, так как язык наш извращен, а с ним и люди. Поэтому это возможно. Возможно. Из молекул состоят клетки, здесь и происходит раздел на живое и неживое. У живого есть способность реагировать, размножаться и передавать наследственные признаки. Но и изменяться, приспосабливаясь к среде, а вернее к раздражителям, то есть уходить от опасности.

Примирить человека с природой.

Возможно, талант это в прошлой жизни, то есть в предках самоубийца. Возможно. Возможно?

Смех всегда это сознание своего превосходства.

Мы не будем сейчас думать об этом. Иначе мы об этом не подумаем потом.

Перламутровая бездна глаз, в которых можно утонуть, прекрасна и откровенна, как новорожденный. Лицо симметрично разделяет плавная линия переносицы, и эта гармония разливается по всему лицу, а уголки губ таят в себе тайну и легкую улыбку доброты. Гордые руки. Все положение ее тела в пространстве звучит женственно и уверенно. Волосы, как снег или солнечные лучи, плавно падают на плечи. Материнский взгляд очищает и мирит с природой.

Рассказать девушке правду это все равно что быть мужем Девы Марии.