Дм.Мережковский, Г.Иванов, Н.Оцуп, З.Гиппиус, Г.Адамович. На заседании «Зеленой лампы». 1930-е
«Пушкинская Россия, почему ты нас оставила, зачем ты нас предала?» До сих пор задаём на все четыре стороны этот вопрос, и ожидаемо нет никакого ответа. Только «скука мирового безобразья» становится всё свинцовей и безысходней, становится привычной и даже необходимой. Уже и не представляем себе, как без этой скуки можно было…
— Эй, пушкинская, почему предала?
— Да как вас таких можно было не предать? Скучно с вами и безобразно.
Чего расстраиваться? В конце концов, Пушкину тоже не помогла «смутная, чудная музыка, / Слышная только ему». И нам не поможет. Ни пушкинская, ни тем более своя собственная. Приходится как-то жить, быть «со всякой сволочью на ты». (далее…)
Я никогда не была спокойна: роман / Амедео Ла Маттина; перевод с итальянского Наталии Колесовой. – Санкт-Петербург: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2024. – 464 с.
«Жизнь, прожитая ради великого дела,
лишена пустоты жизни отдельного человека» Анжелика Балабанова
… … …
«Но Господу угодно было совершить через меня, грешную, великое Своё дело» Игуменья Таисия (Солопова)
Эту колоритную даму, замеченную – по горькой иронии того, что называют словечком «судьба» (словечком, заметим, из лексикона рифмоплётов и иных болезных, не брезгующих азбучным набором кубиков a-la душа-любовь-закат-кровь), – итак, даму эту, замеченную многим более века назад как в компании «дуче», так и «вождя всех народов», современники и потомки маркировали весьма эмоционально. Тут и «святая Анжелика», и «невероятная Анжелика» (за преданность идеям борьбы и ревпафос, он же «революционная страсть»), и «Калиостро в юбке», и «падчерица русской революции», и «русская жена Муссолини», и «маркиза коммунистов», и «маркиза социалистов», и, по выражению пресловутого Ульянова-Ленина, «неудобная моралистка», etc. (далее…)
В комментарии к китайскому алхимическому трактату «Тайна Золотого цветка» (1928 г.) Юнг говорит о необходимости «отвязывания сознания от объекта». «Адепта учат, как концентрироваться на свете сокровенного округа и при этом освобождаться от всех внешних и внутренних привязанностей. Его жизненная воля направляется на бессодержательную сознательность, которая вместе с тем заключает в себе возможность существования всех содержаний». Это описание вполне передает суть адвайтических практик и указателей. Далее Юнг пишет о таком состоянии души, «которое, может быть, лучше всего обозначить как отрешение сознания от мира и его стягивание в некую внемировую точку. В соответствии с этим сознание пусто и не пусто. Оно больше не наполнено образами вещей, а просто содержит их в себе. Непосредственно обступавшая прежде полнота мира ничего не теряет в своем богатстве и в своей красоте, но уже не владеет сознанием. Магические права вещей исчезли, ибо изначальная вплетенность сознания в мир разрушена». Вполне точное описание нейтрального, ни с чем не смешанного сознания «Я есть», хорошо знакомого адептам адвайты и неоадвайты. Так сознание поначалу «отвязывается» от объектов, а затем отвязывается и от субъекта, от «я-мысли». (далее…)
Только сердце под ветхой одеждой
Шепчет мне, посетившему твердь:
«Друг мой, друг мой, прозревшие вежды
Закрывает одна лишь смерть». Сергей Есенин
В обстоятельной статье Андрея Кинсбурского изложена попытка «на основе подобия (аналогии) по уже прошедшим событиям в истории прогнозировать будущие узловые точки, характеристики и фазы изменений в исследуемой системе», что, согласно его представлениям, позволяет предсказывать будущее такого сложного и длительного явления как российская государственность (1). Вероятность реализации такого прогноза вряд ли можно оценить – из эгрегориального подхода к исследованию истории, предложенного Владимиром Шмаковым, следует, что будущее можно только угадать с помощью интуиции, осознанное владение которой доступно только духовидцам и гениям (2).
Согласно его доктрине, жизнь и законы человеческих обществ недоступны имманентному постижению, никакая гипотеза или подмеченная закономерность общественной жизни не могут почитаться адекватными действительности. «Всё это лишь проекция общественной деятельности с неустранимыми, в принципе, искажениями». Он отметил, что действительная цепь причинности истории остаётся трансцендентной и после свершившихся событий мы только искусственно подгоняли под исторические события цепь причинности нашего интеллекта. (далее…)
Сознанием Юнг называет «сознающее» и «проявленное, осознаваемое». Оно проистекает из бессознательных содержаний (из потенций непроявленного). Сознание «пробуждается каждое утро из глубин сна, бессознательного состояния. Оно подобно ребенку, который ежедневно рождается из материнской первоосновы — бессознательного. Как показывает строгое исследование бессознательных процессов, сознание не просто находится под их влиянием, но и постоянно вытекает из бессознательного в форме бесчисленных спонтанных представлений», — сообщает Юнг в докладе «К психологии восточной медитации», прочитанном в 1943 году. По Юнгу, сознание возникает в результате процесса дифференциации («отличимости»), то есть различения одного от другого. Филемон в «Красной книге» говорит: «Творение есть отличимость. Оно отличимо. Отличимость — его сущность, потому оно и отличает. Человек отличает потому, что сущность его есть отличимость. Посему отличает он и свойства Плеромы, коих не существует. Он отличает их по своей сущности».
То есть, человеческий ум устроен так, что не может не делить целое на части, отделять одно от другого, наделяя эти вещи различными качествами, поэтому даже бескачественную полноту/пустоту он наделяет качествами, когда начинает о ней размышлять. Если человек перестает различать, он, по Юнгу, неизменно погружается в бессознательное состояние, а то и вовсе растворяется в ничто, перестает быть собой, а значит, по мнению Юнга, прекращает существовать. (далее…)
На днях в интернет-магазинах появилась знаковая книга Олега Давыдова о легендарном швейцарском психоаналитике и мистике Карле Густаве Юнге «Жизнь Карла Юнга: шаманизм, алхимия, психоанализ» (серия «Места силы/Шаманские экскурсы»). Это развернутая биография Юнга, подкрепленная тщательным и глубоким анализом его теорий и практик, связанных как с научным миром, так и с тонкими мирами шаманизма, алхимии и визионерства. Готовя эту книгу к публикации, ее редактор Глеб Давыдов, опираясь на изложенные в ней факты и высказывания Юнга, разобрался в таинственной истории, связанной с поездкой Юнга в Индию, когда он, несмотря на сильную тягу, так и не посетил своего великого современника, мудреца Раману Махарши, в чьих наставлениях, казалось бы, так много общего с научными выкладками Юнга. Глеб Давыдов проанализировал теории Юнга о «самости» (self), «отвязанном сознании» и «индивидуации» и сопоставил их с ведантическими и рамановскими понятиями об Атмане (Естестве, Self), само-исследовании и само-реализации. Что общего между Юнгом и Раманой Махарши, а что разительно их друг от друга отличает? (Читателю, однако, стоит иметь в виду, что непосредственно о Рамане Махарши в книге Олега Давыдова нет ни слова.)
В 1944 году, на семидесятом году жизни, Карл Густав Юнг сломал ногу, а вскоре после этого с ним случился инфаркт. Эти два события ознаменовали начало одного из решающих этапов его «индивидуации» — так называл он процесс, который в эзотерических кругах многие считают своего рода «научным аналогом просветления».
В своих «Воспоминаниях» несколько позже Юнг будет говорить об этом периоде после перелома и инфаркта как о времени «на грани смерти»: «Видимо, я достиг какого-то предела. Не знаю, был ли это сон, или экстаз. Но со мной начали происходить очень странные вещи».
Среди «странных вещей» были сны, видения, различные трансперсональные переживания, депрессия и переживание «вечного блаженства» (как назвал это сам Юнг). В нескольких снах того времени Юнгу являлся некий индийский йог. В одном видении этот «черный индус, одетый во все белое», сидел на каменной скамье в позе лотоса — «совершенно неподвижно и ожидал меня». «К нему вели две ступеньки, — продолжает Юнг. — Когда я подошел к ступенькам, то испытал странное чувство, что все происходившее со мной прежде, — все это сброшено. Все, что я намечал сделать, чего желал и о чем думал, — вся эта фантасмагория земного существования вдруг спала или была сорвана, и это было очень больно».
В другом сновидении Юнг попадает в маленькую часовню… «Странно, но на алтаре я не увидел ни образа Марии, ни распятия, а лишь искусно разложенные цветы. На полу перед алтарем лицом ко мне сидел йог в позе лотоса, погруженный в глубокую медитацию. Присмотревшись, я вдруг понял, что у него мое лицо. Я проснулся в испуге, с мыслью: «Вот оно что, выходит этот йог — тот, кто думает обо мне. Он видит сон, и этот сон — я». У меня была полнейшая уверенность, что, когда он проснется, меня не станет». (далее…)
Единство должно быть величайшим принципом жизни,
но свобода – стать его краеугольным камнем. Шри Ауробиндо
Детально и обстоятельно раскрывая два вида трагедии мировой жизни применительно к человеку и обществу, Владимир Шмаков подчеркнул, что в ноуменальном мире всё сопряжено через гармонию, а в феноменальном – или через согласие и гармонию, или через дисгармонию, ненависть и борьбу (1). «Дисгармония возможна только там, где может и должна быть гармония, но где несовершенство и ложный эгоизм искажают братское содружество в борьбу ложно обособленных эгоистических интересов».
Согласно его пониманию, так как личность феноменального организма – человека или общества, одновременно причастна и ноуменальному и феноменальному мирам, то она необходимо должна переживать две системы противоположностей: между ноуменальным и феноменальным, и среди собственной природы феноменального мира. «Поскольку ноуменальное есть царство единства, постольку феноменальное есть царство двойственности». Шмаков подробно обосновал вывод, что общество, как и отдельный человек, всё время должно соблюдать равновесие между ноуменальными и феноменальными стремлениями, чтобы избежать замедления эволюции, а возможно и гибели. На его взгляд, чем выше эволюционирует общество, тем сильнее становятся противоположные полюсы его сознания, тем глубже их антиномичность, тем ожесточённее становится их борьба и тем болезненнее причиняемые ею страдания. (далее…)
Увидел свет Шестой (и последний) том проекта «Места Силы/Шаманские Экскурсы». Этот фолиант (566 стр.) продолжает линию, заданную в предыдущих, а именно: действие богов (нуминозов) в коллективном бессознательном и их влияние на исторические реалии. Однако эту книгу можно читать и как самостоятельную работу – жизнеописание швейцарского аналитика Карла Густава Юнга, где в виде несущей конструкции выступают не только факты биографии, но и практические научные изыскания и открытия Юнга, вытекшие непосредственно из его видений, шаманских практик и занятий алхимией. Олег Давыдов анализирует процесс индивидуации самого Юнга, используя юнговские же выкладки, в том числе на его легендарную визионерскую «Красную книгу».
Олег Давыдов пишет: «Если иметь в виду, что архетипы — не только «инстинктивные формы», но и формы явления нуминозов, или попросту — богов (в то числе и национальных), станет яснее, что имел в виду Юнг, когда говорил, что <…> «мы не можем перевести дух чуждой расы в нашу ментальность целиком не нанося ощутимого ущерба последней», — говорил Юнг. Примером такого наносящего ущерб «перевода» служит христианство, которое представляет собой прививку бога, которому поклоняются иудеи («духа чуждой расы») к древу жизни язычников. Эта прививка породила массу проблем, которые разрешались тем, что дух коренного народа старался выхолостить чуждый элемент, отторгнуть иудейские смыслы, оставить от них лишь оболочки и продолжать жить своей естественной жизнью. Народ молился деревьям, камням, источникам, небу и прочим богам — под видом молитвы чужим непонятным абстракциям (об этом много в моих отчетах о 111 местах силы)».
А конкретно о Юнге Олег Давыдов пишет так: «В целом получился человек <…>, исполненный юродской креативности, но вполне социально адаптированный, а потому — способный толковать шаманские образы так, что их принимают за научные теории».
Иванов, Зелинский и Анненский поделили между собою греческую трагедию на три неравные части. Если бы даже кидали жребий, то всё равно не могло получиться лучше. И не могло бы получиться как-то иначе. Софоклу достался переводчик, а Эсхилу и Еврипиду ещё и единомышленники, ещё и продолжатели.
Нам уже сложно понять, почему поэзию Еврипида считали в Афинах изломанной и манерной. Так и подлинная новизна Анненского заслонена от нас позднейшим беснованием русского модернизма. Разве после «Шариков детских» надо было писать поэму «Двенадцать»?
Анненский чувствовал ненадёжность меры во всех проявлениях бытия, и только поэзия ещё сохраняла соразмерность и законность, сохраняла постольку, поскольку старались несчастные поэты. Одно это благородство бесполезного труда ещё давало силы как-то дышать. Но что это было за дыхание?! (далее…)
Первоначально этот текст задумывался как преддверие к работе над индивидуальными психологическими комплексами и барьерами через арт. Предполагалось, что преодоление социальных комплексов и барьеров, над которыми работали художники, — дадаисты, немецкие экспрессионисты, художники выставки «Дегенеративное «искусство»» («Entartete «Kunst»») в 1937, футуристы, кубисты, информалисты, ар-брют, стоящие особняком Пабло Пикассо, Франк Ауэрбах, Маркус Люпертц и многие другие, — имеет аналогичный характер по сравнению с индивидуальной работой над собой, поэтому их художественная судьба и творчество подверглись мной максимально внимательному анализу. (далее…)
Вход в тайный комплекс времен восстания, обнаруженный в Хурват-Мидрасе.
Ввиду этого кризиса внутренняя политика государства восставших становится всё более и более суровой. И для доказательства сего ненадолго вернёмся к нашим обманутым крестьянам. Видя их отстранённость от восстания, Бар-Косеба вёл политику насильственного вовлечения. Он отчаянно пытался компенсировать пошатнувшийся авторитет и под усиливавшимся с каждым днём натиском римлян сеял страх в сердцах людей, волей-неволей оказавшихся в его подчинении. Использовавшиеся в административных целях пещеры были усеяны приказами отнимать земли крестьян, заподозренных в симпатиях к римлянам или недостаточно страстно желавших поддерживать восставших. (далее…)
Разобравшись в первой части нашего исторического расследования в причинах восстания, его распространении и идеологическом характере, теперь-то мы можем перейти к боевым действиям, которые из-за малого числа источников обросли большим количеством самых невероятных мифов. Палестина на начало четвёртого десятилетия II века представляла собой довольно милитаризированную провинцию, где базировались сразу два легиона, а именно — X Fretensis в Элии Капитолине (как на тот момент назывался Иерусалим) и VI Ferrata в лагере в Тель-Шалеме к югу от Скифополя, что расположился на границе Галилеи и Самарии, современного Бейт-Шеана. Легионы эти состояли по преимуществу из уроженцев Египта, по крайней мере, так можно судить по легиону X Fretensis, о котором сохранилось гораздо больше дипломов (главным образом, из опубликованного на рубеже XIX и XX веков корпуса дипломов-папирусов Джироламо Вителли), но вряд ли принципы формирования легионов в одной и той же провинции значительно различались. (далее…)
Группа папирусов , содержащих приказы Бар-Кохбы в последний год восстания, найденная в Пещере писем в Иудейской пустыне израильским археологом Игаэлем Ядином.
Рабби Акива подозревал своего учителя в политических играх против него, покуда сам он хотел стать главой (наси) Синедриона.
Иерусалимский талмуд к книге Шаббат (153a), комментируя Еккл. 9:8, рассказывает о последнем дне рабби Элиэзера, который после отлучения от Синедриона вёл затворническую жизнь в доме жены, Имы Шалом. Его было запрещено посещать членам Синедриона, как и любого другого из него изгнанного. Но рабби Акива со спутниками навещает учителя в канун Шаббата, и рабби Элиэзер не пытается скрыть неприязни к предавшему его ученику:
— Зачем вы пришли? — спросил он.
— Изучать Тору.
— Почему же вы не приходили раньше?
— У нас не было времени, — ответили рабби Акива и его спутники.
И ещё один важный момент — пророчество рабби Элиэзера касательно судьбы рабби Акивы из Санхедрина (68a):
— Какой будет моя смерть? — спросил рабби Акива.
— Твоя будет куда страшнее, нежели их… (далее…)
Менора Кнессета, Иерусалим. Фрагмент: Симон бар Кохба
Часть I. Casus belli
Летом 2023 года в небольшой пещере к северу от Эйн-Геди, что на берегу Мёртвого моря, израильские археологи обнаружили четыре меча, ставших трофеями повстанцев, участников Второй Иудейской войны 132—136 гг. Конечно, столь крупная находка стала величайшей радостью для участников экспедиции и археологического сообщества в целом, но вряд ли она привнесёт что-либо новое в общую реконструкцию этих окутанных почти непроглядной пеленой древности событий. (далее…)
К Абсолютному априори ведёт только один путь
и этот путь есть интуиция. Владимир Шмаков
Излагая доктрины своей философской системы о раскрытии мировых начал в эмпирическом сознании человека, Владимир Шмаков отметил, что механизм эволюционной деятельности сознания осуществляется энергией, изливающейся из актуального Я (1). «Актуальное Я есть аспект монады, соответствующий реализованной в феноменальном части её ноуменального содержания». Иначе говоря, монада изливает свою мощь во множественность элементов сознания постольку, поскольку эта множественность может её воспринять. Согласно представлениям Шмакова, деятельность конкретного сознания есть реальное творчество – это означает, что оно всегда граничит с Ничто и вечно его преодолевает. «Верховный бинер субстанционального Бытия и Ничто не только лежит в основе космологии, но и всякое конечное бытие есть результат самоограничения абсолютного бытия абсолютным ничто». Раскрывая положение категории мистики в пневматологическом триединстве мистика – разум – воля, он обратил внимание, что актуальное сознание человека, как всякое конкретное бытие, одновременно причастно мировой Всеобщности и мировому Ничто, находясь на грани Нирваны и Манвантары. «Оно черпает содержание через мистику извне, но последнее в первичный момент вхождения должно быть охарактеризовано как бессознательное, ибо только после волевого объективирования в формах разума оно становится достоянием актуального сознания». (далее…)