Одна из учениц Рамеша Балсекара, Лиза Кернз (которая сейчас тоже известна в качестве учителя адвайты) не так давно сказала: «Мой учитель Рамеш обладал очень сильным интеллектом». Возможно, это утверждение можно принять за отправную точку в попытке охарактеризовать специфику Рамеша Балсекара как гуру. Концептуальная дверь, через которую он выводит искателей Истины к Истине, на уровне ума выглядит очень логичной и обоснованной. Никакой мистики, метафизики и абстрактной философии. А только очевидная логика. Которая, однако, непременно должна перейти для ученика в личный опыт, иначе (будучи принятой только интеллектуально) так и останется еще одной концепцией на поверхности ума. Речь идет о концепции предопределенности всего, что происходит, и прямо вытекающего из этой концепции постулата о том, что в реальности не существует делателя, то есть некоего отдельного индивидуума, который что-то решал бы и совершал в соответствие с этими решениями какие-либо действия. (далее…)

В ходе одного из сатсангов Муджи (ученик ученика Раманы Махарши) сказал: «Когда есть большое желание постичь истину, иногда вместе с ним возникает страх. Многие из вас слышали о Рамане Махарши, который также известен как Мудрец Аруначалы. Он являлся воплощением чистой истины. Есть история о том, как один великий человек с Запада, Карл Юнг, который много говорил о Рамане Махарши и читал его книги, что-то чувствовал в словах Раманы и был глубоко влеком этими словами, отправился в Индию и достаточно близко подъехал к Тируваннамалаи, где жил этот мудрец. И знаете, что произошло? Он сбежал. У него была отличная возможность воочию увидеть этого великого мудреца, чьи слова он читал, восхищался ими. И я уверен, что это была одна из причин, по которым Карл Юнг отправился в Индию. Но когда возможность появилась, он сбежал. Может быть, он думал что-то вроде: если я встречу этого Махарши, я не смогу жить как прежде, быть великим Карлом Юнгом. Что-то в нем чувствовало угрозу. Не сердце. А что-то в уме. История говорит о том, что Карл Юнг так и не повстречался с Раманой Махарши. Что-то в нас напоминает Карла Юнга. Нас влечет истина, но есть и сопротивление. Этот страх не свойствен нам изначально, он никак не связан с нашей изначальной природой, он связан с нашими представлениями о себе, с тем, кем мы хотели бы быть. А это все не истина». (далее…)

(далее…)

Даярам – реализованный Мастер и духовный учитель, три последних года живущий в России, в городе Оренбурге. Его учение исходит из того же невыразимого измерения, что и учения других Мастеров из разных традиций, таких как адвайта, буддизм, дзен, даосизм, суфизм, христианство и т.д. Для многих духовно ищущих попасть в это измерение — заветная цель. Но, как говорит Даярам, невозможно входить в то, из чего ты не выходил.

Я сижу рядом с ним и чувствую неописуемую яркость восприятия, как будто кто-то включил тумблер осознанности на полную мощность. Его красивый голос энергично и ясно выражает каждое слово, и ты постепенно все глубже впадаешь в состояние «пространственности», из которой твое внимание больше не захватывается приходящими мыслями, и их интенсивность просто сводится к нулю.

Михаил Шива (М.Ш.): В так называемом духовном мире, среди духовно ищущих людей принято говорить об очень высоких вещах и состояниях, но создается ощущение, что после сатсангов и ретритов с просветленными мастерами, ищущие, возвращаясь в обыденность, часто как бы «откатываются назад». С чем это связано?

Даярам (Д.): Потому что не заложен фундамент. В любом дзен-монастыре существует традиция, согласно которой нельзя сразу впускать потенциального ученика на территорию монастыря. Тебе либо скажут, что нет мест, либо что сейчас не время для приема, либо просто не откроют. Так проверяется сила намерения. И даже если ты попадешь в монастырь, тебя не усадят сразу в дзадзен (медитация в традиции дзен, — М.Ш.), а пошлют мыть полы, обрабатывать сад, потом разрешат поучаствовать в ритуальных религиозных действах и т.п. А попасть к Мастеру-дзен на аудиенцию возможно только после прохождения всех этих этапов. Так отсеиваются неподготовленные к принятию истины ученики. Другими словами, если ты не имеешь основополагающей базы средней школы, то куда тебе в университет! (далее…)

Марк Сэджвик. Наперекор современному миру: Традиционализм и тайная интеллектуальная история ХХ века / Пер. с англ. М. Маршака и А. Лазарева. М.: НЛО, 2014. 536 с. (серия «Интеллектуальная история»)

Евгений Головин. Где сталкиваются миражи. Европейская литература: Очерки и эссе 1960-1980-х годов. М.: Наше Завтра, 2014. 384 с.

Книги о традиционализме очень ценны не только сами по себе. Едва ли еще какое-либо интеллектуальное течение / учение (даже тут не знаешь, как точно сформулировать), будучи изрядно скомпрометированным (как фашизм использовал Ницше, так и к традиционализму прибегали далеко не самые порядочные люди), находится настолько в слепом пятне.

Буквально недавно у меня случился разговор с довольно известным и публикующимся критиком. Из-за украинской обостренности зашел разговор о политике. Традиционализм она осудила, но дальше оказалось, что никого из основоположников просто не брала в руки. Читала лишь прозу Элиаде, слышала песни Головина. Но винить в незнании основ традиционализма я не собираюсь ни в коей мере, потому что тут замешаны многие обстоятельства. Да, традиционализм замалчивали и продолжают это делать, но и сами традиционалисты не только мало занимались популяризаторством, но и иногда впадали в иную крайность – объявляли свое учение тайным (книга Сэджвика, кстати, это хорошо показывает), лишь для «великих посвященных» и их признанных адептов. Из-за всего этого даже в том споре мне сложно было кратко объяснить, с чем едят традиционализм и как его правильно готовить. (далее…)

1 июня, в день смерти Андрея Вознесенского, можно также рассказать о 31 мая, дате кончины Питера Орловски (Peter Orlovsky), – затерявшегося в тени своего легендарного любовника Аллена Гинзберга. Но всегда почетно упоминаемого рядом с именами Берроуза, Ферлингетти, Керуака, Ашбери, Корсо.

Орловски и Вознесенский умерли один за другим, в 2010 году. Яркие, знаковые, легендарные поэты, вошедшие в литэнциклопедии и мартирологи еще и как представители «разбитого», как называли его иногда по-русски, поколения, которое провозгласило свободную любовь и кайф наркотических трипов, расслабленную манеру сквернословить публично и клясться в любви к буддизму вкупе с сектантскими рок-мантрами фанов Вудстока. (далее…)

В Тируваннамалаи я почти каждый день по утрам приходил в ашрам Шри Шива Шакти Аммайар, или, как ее иногда называют, молчащей Аммы. На даршан. Даршан выглядит так: в небольшом зале (человек на 70) рассаживаются люди и ждут. В определенное время очень тихо появляется она. Медленно пройдя к своему соломенному креслу, садится и смотрит на собравшихся. Затем обходит зал, многим заглядывая в глаза, кому-то улыбаясь, кивая и делая пальцами спонтанные мудры. При этом внутри постепенно возникает сильное ощущение тепла, света, благодати, которое достигает своего пика, если она заглядывает в глаза. Я также заметил, что чем больше людей она одаривает своим вниманием, тем сильнее становятся эти ощущения внутри. Ее даршаны проходят обычно в полной тишине, и несмотря на то, что на первый взгляд ничем день ото дня не различались, каждый день я испытывал некие новые ощущения. Судя по восторженным отзывам разных моих знакомых, с которыми я посещал эти даршаны, эти ощущения были у многих. Присутствие Аммы чувствуется как очень сильная Энергия, которая иногда в форме чистой благодати, иногда в виде некоего бессловесного знания или даже безмолвных ответов на внутренние глубинные запросы нисходила на собравшихся. Иногда во время даршана (или даже до) кто-то начинал плакать или безудержно хохотать, а иногда и то, и другое вместе. Я же чувствовал, что в ее молчании содержится подлинное Знание, которое она таким способом передает, нечто подобное легендарным безмолвным поучениями Раманы Махараши. (далее…)

Турбулентность – это длинное изысканное слово…

…Когда ты сидишь в набитой людьми кишке самолёта на высоте десяти километров, означает многое, к примеру, ж…пу. Раз… и эта грохочущая, как трамвай, махина развалится к чёртовой матери, и все эти 187 хреновых пассажира, эти мужчины, женщины, дети, старики, старухи, собаки в багажном отсеке – полетят кувыркаясь вниз, как:

– высыпавшиеся из перезрелого стручка горошины;
– опилки из распотрошённого в детстве плюшевого медведя;
– внутренности, вывалившиеся из сдуру раздавленной колесом велосипеда большой коричневой бородавчатой жабы;
– весело кружащиеся носики цветущей разлапистой дворовой липы.

Раз, и всё… А может, и обойдётся… (далее…)

От писателя внешне должно меньше всего пахнуть писателем. Грин

За рекой в румяном свете
Разгорается костёр.
В красном бархатном колете
Рыцарь едет из-за гор.

Ржёт пугливо конь багряный,
Алым заревом облит.
Тихо едет рыцарь рдяный,
Подымая красный щит…

– Почти вся известная нам история человечества, – шутя спорил Грин по поводу дальнейшего мирового развития, – творилась на маленьком полуострове, который мы называем Европой. Почему нельзя допустить, что в дальнейшем её возьмут в свои руки люди, населяющие основной и притом колоссальный материк – Азию? В душе Востока много для нас таинственного и непонятного.

После подобных заявлений, пусть и курьёзных, Куприн, извечно взволнованный вопросами всего человечества, не менее, – вдобавок будучи по матери чистейшим татаро-монголом, да и со стороны отца инородцем, – насупливался и умолкал. Тем более ежели вдруг кто-нибудь начинал распространяться о миллионных полчищах Чингисхана, наваливавшихся в своё время на Россию. Или о китайцах с их бесконечной Стеной. (далее…)

Когда я читаю книги, всегда пытаюсь услышать музыку. Даже в произнесенных словах, в мыслях – или есть музыка, или нет. Она вообще во всем значительном, что происходит в жизни. Не замечали? Впрочем, не важно.

Назовите то, что я именую «музыкой» – стилем, гармонией, ритмом, поэзией или еще как. Разумеется, я говорю о вечности борьбы подлинного с имитацией, цельного с хаосом, смысла с пустотой, прекрасного с отвратительным. (далее…)

ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

СТАНИЧНИКИ, НАЧАЛЬНИКИ, ЧИНОВНИКИ И МУПЫ

Почти 200 лет станица жила мирно и спокойно, хотя и трудно. Сначала обживалась, лепила саман, резала камыш, ставила хаты, одновременно заложила и построила церковь – всё как у людей.

Теперь были будни и страда, но приходило и время праздников – веселья, свадеб, сватовства и крестин, ярмарок, удалых джигитовок, песен и застолья. Чернозёмы были тучными и урожайными, рядом река, лиман и плавня, рыбы и дичи вдоволь. Богатела станица.

Потом началось… Первая Мировая забрала казачий цвет, лихие рубаки ушли одвуконь и мало кто вернулся. Похоронки, горе, слёзы, вдовы, дети-сироты, инвалиды… Потом пришло горе ещё горшее. Появились пришлые в кожанках, с наганами и маузерами, молились волосатому и бородатому Карлу, то ли еврею, то ли немцу, с кем казаки воевали в Первую Мировую. Обещали землю и рай земной. Всё сломалось вокруг… (далее…)

Фото: Макс Авдеев

Я – угрюмый тяжёлый работник
Рою в ужасе к солнцу проход.
Вижу облик свой, нежный и кроткий
Рядом с ним – неживой идиот.

Здесь уместно вспомнить, какое значение имело слово идиот изначально. Древние греки, как известно, называли так людей, не принимавших участия в общественной жизни – людей, живущих жизнью параллельной социуму.

Юрий Мамлеев всю жизнь писал о том, что параллельная жизнь по сути своей не является девиацией и вообще не очень-то зависит от нашего восприятия. Параллельный мир просто существует вместе с нашим, и это ещё нужно посмотреть, кто здесь параллельный, а кто основной.

Трудно сказать, с чего начинается Мамлеев и мамлеевщина хронологически, это бесполезно, как и любая попытка выстраивания чёткой схемы в параллельном мире. (далее…)

Письмо тебе. Люблю тебя. Восемь баллов шторм, мы плохо держимся на якоре…

…вертимся, колышемся вместе с морем, мы ловим его, оно отпускает нас. Как на санках съезжаешь с крутой горы, и перехватывает дыхание, – так и мы с постепенным ускорением плавно восходим из пучины с креном то на левый шкафут, то на правый. Мы растянулись на якоре, подтравливаем его иногда, успокоители качки выпустили из днища, крылья подводные, но декабрь болтает не первую неделю, и все как пьяные к переборкам липнут.

Идешь, а длинный узкий коридор медленно в спираль завертывается, и за задраенным иллюминатором, как в стиральной машинке крутится вспененная вода. Мне все время есть хочется, а кому-то наоборот, это от опыта, погон и возраста моряков не зависит, шторм всех надвое делит. Сначала мы на двух якорях растянулись, как дерганёт, думал, ракета в нас попала, нет, якорная цепь одна оторвалась.

Юнгой быть интересно. Порт приписки у нас – Севастополь. (далее…)

Восставшие из небытия. Антология писателей Ди–Пи и второй эмиграции/ Авт.–сост.: Агеносов В.В.– Москва–Санкт–Петербург: Алетейя, 2014. –734 с.: ил.

Он прожил мало: только сорок лет.
В таких словах ни слова правды нет.
Он прожил две войны, переворот,
Три голода, четыре смены власти,
Шесть государств, две настоящих страсти.
Считать на годы – будет лет пятьсот.
Николай Моршен

Из названия – «Восставшие из небытия» — Антологии писателей Ди–Пи и второй эмиграции – ясно: ее автор–составитель Владимир Агеносов полагает, что часть представленных в ней имен вряд ли знакомы даже самым эрудированным российским читателям.

Известно, что одна из первых попыток собрать литературные ресурсы Ди–Пи была предпринята в 1958 году Леонидом Ржевским, крупным писателем и филологом того поколения, составившим том из 18 авторов – «ди–пийцев», т.е. писателей, оказавшихся после 1945 года лицами без гражданства, так называемыми «перемещенными лицами» (Displaced Person).

Процесс возвращения на Родину произведений писателей «ди–пийцев» начался сравнительно недавно. Так в отечественное официальное литературное пространство романами «Мнимые величины» и «Могу» вошел в начале девяностых Николай Нароков (Марченко), Борис Ширяев – романом «Неугасимая лампада» (1991); Иван Елагин — изданным двухтомником в 1998 году; выше упомянутый прозаик, критик и один из редакторов журнала «Грани» Леонид Ржевский — сборником «Между двух звезд» (2000). (далее…)

Жизнь – это только черновик выдумки

Кто хочет понять поэта, тот должен отправиться в страну поэта. Гёте

Духовно бездумны те, кто не добавили своего дыхания
в алые гриновские паруса. Е.Евтушенко

Однажды, в известном московском клубе, Грин азартно резался с кем-то в бильярд. Вдруг в зал влетает администратор и громогласно объявляет: «Граждане, прошу очистить помещение». Мол, сам Луначарский сию минуту изволит прибыть и играть.

В бильярдной оживление, – вспоминает гриновская «фея» Нина Николаевна, жена писателя, – те, кто стоял, садятся в кресла; ожидающие в очереди вовсе расходятся. Александр Степанович как ни в чём не бывало продолжает остервенело бить шары. (далее…)