5 марта 1966 года умерла Анна Ахматова. К этой дате мы публикуем фрагмент книги Светланы Коваленко «Анна Ахматова», вышедшей в издательстве «Молодая гвардия» в серии «Жизнь Замечательных Людей». В предлагаемом отрывке речь идет о встречах Анны Ахматовой с английским дипломатом Исайей Берлином в ноябре 1945 года, что послужило поводом для исключения Ахматовой из Союза писателей. Но действительно ли эти встречи состоялись без ведома властей, или судьбу поэту ломали ради политических игр?

Ахматова была убеждена, что именно ее, как считалось, несанкционированная встреча с профессором Исайей Берлином, в то время сотрудником английского посольства в СССР, курировавшим литературу и искусство, привела Сталина в ярость и стала причиной Постановления, главной фигуранткой которого она оказалась. Однако возникает вопрос: действительно ли или насколько встреча была несанкционированной. В один из ноябрьских дней 1945 года Ахматовой позвонил известный ленинградский литератор, историк литературы, исследователь жизни и творчества Блока, знаток поэзии Серебряного века Владимир Николаевич Орлов, член правления Союза писателей СССР, один из руководителей ленинградской писательской организации, и сообщил о желании английского профессора, приехавшего в Ленинград, познакомиться с ней. Звонок мог быть воспринят Ахматовой не только как просьба англичанина, но и как рекомендация сановного Орлова принять заморского гостя. Во всяком случае, Ахматова не делала из визита к ней Берлина тайны, рассказывала друзьям о его посещении, и вскоре встреча стала обрастать легендами, чему способствовали ее стихи, явно к нему обращенные, и поздние воспоминания самого Исайи Берлина, не во всем совпадающие с рассказами присутствовавших на встрече людей. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ.

Анна Андреевна Ахматова держалась с необыкновенным достоинством, ее движения были неторопливы, благородная голова, прекрасные, немного суровые черты, выражение безмерной скорби. Я поклонился, это казалось уместным, поскольку она выглядела и двигалась, как королева в трагедии, – поблагодарил ее за то, что она согласилась принять меня, и сказал, что на Западе будут рады узнать, что она в добром здравии, поскольку в течение многих лет о ней ничего не было слышно. «Однако же статья обо мне была напечатана в «Дублин Ревю», – сказала она, – а о моих стихах пишется, как мне сказали, диссертация в Болонье». С ней была ее знакомая, принадлежавшая, по-видимому, к академическим кругам, и несколько минут мы все вели светский разговор. Затем Ахматова спросила меня об испытаниях, пережитых лондонцами во время бомбежек. Я отвечал как мог, чувствуя себя очень неловко, – веяло холодком от ее сдержанной, в чем-то царственной манеры себя держать. (далее…)

Пусть расцветает лебеда. О сборнике автобиографической прозы Дмитрия Горчева «Поиск предназначения»
Урок биологии. О романах Антона Уткина «Дорога в снегопад» и Мишеля Уэльбека «Элементарные частицы»
В зарослях баньяна. О романе Михаила Шишкина «Письмовник»

Четвертая высота (О книге Захара Прилепина «Восьмерка. Маленькие повести»)

В арсенале Захара Прилепина появились полутона. То есть, помимо литературных топора, молота, перфоратора, он стал использовать лобзик и штангенциркуль. Сборник маленьких повестей «Восьмерка» довольно сильно отличается от предыдущих сочинений. Хотя заглавная повесть (почему повесть, а не рассказ?) очень сильно смахивает на некоторые рассказы из сборников «Ботинки, полные горячей водки» и «Грех», все-таки «Восьмерка» плавно съехала с магистрали прилепенского мейнстрима на разболтанную колею традиционного российского реализма. (далее…)

4 марта 1966 года Джон Леннон заявил, что ансамбль «Битлз» стал более популярным, чем Иисус Христос.

Слова Леннона повлекли за собой множество громких скандалов и устроенных разгневанными христианами протестных акций, и многие полагают, что убийство экс-битла четырнадцать лет спустя тоже было связано с этой историей. Однако в этом провокационном заявлении куда более глубокий смысл, чем может показаться на первый взгляд.

Народ против Beatles

Это было интервью лондонской газете Evening Standard. Джон Леннон сказал буквально следующее: «Христианство уйдет. Оно исчезнет и усохнет. Не нужно спорить; я прав и будущее это докажет. Сейчас мы более популярны, чем Иисус; я не знаю, что исчезнет раньше — рок-н-ролл или христианство. Иисус был ничего, но его последователи тупы и заурядны. И именно их извращение губит христианство во мне». Анализируя эти ленноновские слова, нельзя не заметить дважды прозвучавшее противопоставление: «The Beatles популярнее Иисуса» и «Неизвестно, что исчезнет раньше, рок-н-ролл или христианство». Итак, рок-н-ролл / христианство. Обратим внимание на эту бинарную оппозицию, и, пока наше подсознание усваивает ее, развлечемся продолжением знаковой для мировой поп-культуры истории, случившейся с Ленноном после сорвавшихся с его языка (а может быть произнесенных вполне намеренно) смелых утверждений.

Поначалу высказыванию Леннона никто не придал особого значения. Эксцентричные чудаки и их фриковатые словечки никогда не были для англичан чем-то необычным. Выпад Джона, наверняка, был отнесен публикой к этой категории, и поэтому в Великобритании был благопристойно проигнорирован. Лишь пять месяцев спустя бомба, заложенная в том интервью, взорвала мир: американский журнал «Datebook» опубликовал некую выжимку из судьбоносного интервью и вынес слова об Иисусе и Beatles на обложку. И началось! (далее…)

3 марта (по новому стилю) 1899 года родился Юрий Олеша – возможно, самый недооцененный гений советского времени. Он более всего известен как автор «Трех толстяков» и романа «Зависть», а также как персонаж множества литературных и около литературных анекдотов: мол, сидел такой великий спившийся писатель в столовой Дома литераторов, пил водку и говорил всякие занятные вещи… Он и сам поддерживает этот образ в своей «Книге прощания».

Олеша – фигура во многом трагическая, а его тексты – для его времени были типичной неудобной литературой. Хотя первые же его книги, вышедшие в конце 20-х, принесли ему славу, в дальнейшем он просто не находил себе места, был буквально выдавлен на литературную обочину… По этому поводу он писал жене: «Просто та эстетика, которая является существом моего искусства, сейчас не нужна, даже враждебна — не против страны, а против банды установивших другую, подлую, антихудожественную эстетику». После смерти писателя, в 1960 г. вышла книга под названием «Ни дня без строчки». По сути, это тот же самый текст, который почти сорок лет спустя появился под заголовком «Книга прощания» (М.: «Вагриус»), дневниковые записи, которые, на самом деле, не что иное как еще один роман Олеши (он пишет и постоянно делает оговорку – вроде бы хотел писать роман, а пишу дневник!). Но в советское время книга была сильно порезана цензурой, а вагриусовское издание воспроизвело нам ее полностью.

«Перемены» публикуют несколько фрагментов «Книги прощания», дающих представление о том, насколько блестящ и сложен был этот человек. И насколько актуальными многие из его размышлений остаются в наше время. Для затравки цитата из дальнейших фраментов:

Юрий Олеша. Фрагменты «Книги прощания»

20 января 1930

Будущим любителям мемуарной литературы сообщаю: замечательнейшим из людей, которых я знал в моей жизни, был Всеволод Мейерхольд.

В 1929 году он заказал мне пьесу.

В 1930 году в феврале-марте я ее написал.

Зимой 1931 года он стал над ней работать.

Я хочу написать книгу о том, как Мейерхольд ставил мою пьесу.

Пьеса называется «Список благодеяний». (далее…)

Действие — Вечный Восторг.
Уильям Блейк

В 2012 году к столетию музея изобразительных искусств, носящего имя Пушкина, несколько английских галерей показали в Москве выставку «Уильям Блейк и британские визионеры». Выставка превзошла все ожидания и ее даже продлили. Люди даже приезжали из других городов. Чем можно объяснить такой успех? Быть может, в отличие от других культурных событий столицы, эта выставка представляла и некий метафизический знак?

Уильям Блейк – художник, поэт. Современник Пушкина. Переклички смыслов всегда двусмысленны, натяжки неизбежны. Блейк и Пушкин, как поэты, скорее оппозиционеры, чем единомышленники. Английский поэт одним из первых ставит проблему о расщеплении «я», Пушкин – камертон гармонии. Жаль, что у нас нет музея изобразительных искусство имени Достоевского.

Выставка имела огромный успех. Говорят, люди даже приезжали из других городов. Быть может, в отличие от других культурных событий столицы, эта выставка представляла и некий метафизический знак? В очереди (я слышал) говорили о неизбежности грядущих расколов, о болезненных разрывах. Но ведь и Уильям Блейк не просто художник и поэт. Он и пророк, и политический радикал.

Картины Блейка сюжетны. Он иллюстрировал Ветхий Завет, «Божественную комедию», «Потерянный рай». Блейк – интеллектуал и интерпретатор, в его картинах интересна, прежде всего, мысль, поданная нам в композиции. Здесь мало собственно живописи, как ее понимали колористы, мало цвета, практически нет светотени, Блейк ненавидел сфумато Леонардо. Наследник традиции Микеланджело, он делает ставку на линию, неумолимый и резкий контур, отделяющий одно от другого и организующий одно с другим. Блейк сторонник мужского ясного взгляда на мир, аполлонической недвусмысленности решений. Он визионер, и видит, как мы бы сейчас сказали, архетипы. Его даже не интересует портрет. Божественная комедия, потерянный рай… – глянуть в зеркало, глянуть в экран, выйти на улицу… (далее…)

1 марта 1904 года родился Гленн Миллер, один из самых популярных джазовых музыкантов Америки, национальный символ США

Ко дню рождения великого джазмена публикуем фрагмент книги Джорджа Томаса Сайма «Гленн Миллер и его оркестр» (Скифия, Санкт-Петербург, 2004, перевод Юрия Верменича, предисловие Владимира Фейертага), любезно предоставленный нам издательством «Скифия». Книга, снабженная большим количеством иллюстраций, рассказывает о карьере Миллера, его друзьях и сподвижниках, о конкурентах и звездах джаза тридцатых-сороковых годов.

Из предисловия

<…> Книга Дж. Саймона убеждает нас в том, что успех Миллера связан, прежде всего, с его деятельностью в качестве аранжировщика и бэнд-лидера. В то время, когда число бэндов в одном только Нью-Йорке исчислялось не десятками, а сотнями, важно было записать на пластинку свой хит и закрепить в сознании слушателей оригинальное, быстро узнаваемое звучание, так называемый саунд. Миллер долго и кропотливо создавал свой оркестровый почерк. Его основная находка – соединение кларнета с четырьмя саксофонами в пределах одной октавы (мелодическая линия кларнета в таком случае усиливается играющим на октаву ниже тенор-саксофоном) и параллельное движение всех голосов. Этот прием, получивший наименование «кристалл-хорус», стал опознавательным знаком эпохи, которую можно считать последним десятилетием танцевального джаза. Эффектнее всего «кристалл» звучал в медленных пьесах, балладах — ноты большой длительности исполнялись с мягкой и равномерной вибрацией. Так же мягко и нежно вибрировали тромбоны, а иногда и вся медная группа. Славу одного из самых поющих оркестров закрепила за ним знаменитая «Moonlight Serenade».

Миллер понимал, что любая мелодия прозвучит в оркестровке по-настоящему лишь тогда, когда аранжировщик создаст практически новую композицию. Именно поэтому хитами оркестра Миллера принято считать многие мелодии, звучавшие ранее и в других оркестрах, но ставшие знаменитыми только в версии Миллера и его партнеров-аранжировщиков (Джерри Грэй и Билл Финеген). Так случилось, к примеру, со знаменитой темой «In the Mood». В 1939 году саксофонист Джо Гарланд предложил ее оркестру Арти Шоу. Там она почему-то «не пошла». Тогда Гарланд принес тему Миллеру. Джерри Грэй, взявшийся за аранжировку пьесы, сделал некоторые купюры, «раскидал» риффы по группам, ввел динамические контрасты и сольные переклички. Записанная на пластинку версия Грэя сразу же вышла на первые позиции на всех радиостанциях от Нью-Йорка до Сан-Франциско.

Трудно сказать, когда именно возник первый ансамбль из восьми медных и пяти саксофонов, к этому в тридцатые годы подбирались и Дюк Эллингтон, и Томми Дорси. Вряд ли Миллер удивил таким подбором инструментов, но он твердо стоял за формулу 5х8 – она оказалась самой удобной, так как и трубы, и тромбоны могли самостоятельно исполнять прочно вошедшие в моду септаккорды, а аранжировщики создавали более сложный контрапункт, имея дело с тремя инструментальными секциями. (далее…)

КОШМАRT ПЕРВЫЙ СМ. ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩИЙ КОШМАРТ — ЗДЕСЬ.

[1]

Темнота – и вспышка слепящая (локоть? плечо? колено?..).

Капелька пота, стекающая по спине, застывает на ящерке: главное – успеть запеленговать, он думает, она ведь на Лину, на Лину его похожа, а ещё – ну да, на ту, из Киндберга¹: detka – нет, не читала: есть ли разница, впрочем, уф, да есть ли, на самом деле? Какой же ты вкусный, pa-pa, выдыхает она и, проводя тыльной частью ладони по рту, поднимается с колен, омерзительно вкусный!..

Рыжие волосы, тонкие щиколотки… дрянь, что мне делать теперь? Убей, Лина подсказывает, убей, чтоб не мучалась: вот так (показывает) или та-ак (чертовка…), ах-ха-а!..

Он, пожалуй, обрадуется, если кто-то пустит ему пулю-другую в лоб, но увы: «кто-то» явно не догоняет, и потому он наклоняется, и потому кусает тёплые её пальчики: «ветреные», «смешные»… Ну ладно «ветреные», бормочет она сквозь сон, но почему «смешные», смешные-то – почему-у?.. Тридцать шесть с половиной – она уточняет, она поглаживает ступни: если, конечно, размер имеет значение… если, конечно, думать, будто что-то его имеет!.. (далее…)

27 февраля 1912 года родился писатель Лоренс Даррелл.

Один из самых запоминающихся героев «Александрийского квартета» Лоренса Даррелла – Наруз Хознани – впервые появившись на страницах книги, поднимает голову – и мы видим заячью губу, «тёмную звезду, тяготевшую над его жизнью» — жизнью родившегося не ко времени, несостоявшегося и обреченного пророка и религиозного лидера. Такой тёмной звездой на небосклоне английской литературы XX века был и сам Лоренс Даррелл.

Классиков не всегда читают, но о них помнят или, по крайней мере, упоминают. С Дарреллом – вроде бы классиком – все обстоит подчас еще хуже: о нем чаще предпочитают даже не вспоминать. Для значительной части читающей публики он всего лишь Ларри – старший брат знаменитого Джеральда Даррелла, тот самый самоуверенный всезнайка, который провалился в болото на охоте и устроил пожар в собственной комнате. («Ларри само Провидение предназначило для того, чтобы нестись по жизни маленьким светлым фейерверком и зажигать мысли в мозгу у других людей, а потом, свернувшись милым котеночком, отказываться от всякой ответственности за последствия» — «Моя семья и другие звери».) Нет, русскоязычному читателю жаловаться не на что: все основные произведения Лоренса Даррелла переведены и изданы. Прочитаны ли – другой вопрос. В учебнике зарубежной литературы XX века под редакцией Л. Г. Андреева Лоренс Даррелл блистательно отсутствует. В учебнике В.М. Толмачева – удостоился шести строчек. Ну, а в областной библиотеке среди пяти десятков изданий Джеральда сиротливо притулились никем не востребованные томики «Александрийского квартета». Со средним англоязычным читателем (филологических факультетов не кончавшим) дела обстоят примерно так же.

Собственно, это не единственная странность, связанная с именем Даррелла. Странностей этих, вычурностей, оригинальностей хватит на нескольких человек. Жизнь писателя оказалась длинной и на редкость пестрой: пестрота географических названий – настоящий указатель к атласу мира, пестрота литературных жанров – чем не справочник литературоведа, пестрота перепробованных профессий, пестрота любовных увлечений… Начать с того, что один из крупнейших англоязычных писателей XX века даже не был англичанином. Ну, или по крайней мере британцем. Хотя кем он был – не знал, наверное, даже он сам. (далее…)

О книге Всеволода Бенигсена «ПЗХФЧЩ!»

«ПЗХФЧЩ!» Всеволода Бенигсена – это сборник самых возмутительных, ядовитых и наглых русофобских анекдотов. Дайте почитать эту книгу реликтовому национал-патриоту и на следующий день вас арестуют, предъявив обвинение в убийстве с отягчающими обстоятельствами.

Для начала автор выставляет круглыми идиотами Сталина, членов его Полютбюро, редактора «Правды» Шепилова; литературных тузов Константина Симонова и Сергея Михалкова, весь Союз Писателей в лице прозаиков Левенбука и Штормового. А потом в разнос идет все население: интеллигенция, рабочий класс и т.д. Поводом для демонстрации раболепствующим народом своей придурковатости послужила реплика Сталина на пленуме Бюро Президиума ЦК КПСС (действие заглавного рассказа происходит в начале 1953 года):

«Я считаю, что… что… безродных космополитов надо пзхфчщ… причем э-э-э-э… в кратчайшие сроки… Щывзщ даст результаты… грцбм… однако в перспективе… оцайц… будем зцщкшх».

Рассказ «ПЗХФЧЩ!»

Разумеется, никто из членов Бюро не осмелился переспросить заговорившегося Вождя (в эти дни здоровье Сталина верно приближалось к инсульту), что заключается в этом судьбоносном заявлении. Народ воспринял фонетическую абракадабру Иосифа Виссарионовича буквально, и по стране покатился комедийный бардак, совмещающий языковую абсурдятину Владимира Сорокина и желчный антисоветский фарс Владимира Войновича. (далее…)

«И каждый разочаруется, и заплачет, и никогда уже не найдет выхода в реальный мир. И люди будут ходить, не зная, где они, и что вокруг них, и будут проходить друг сквозь друга, и не смогут встретиться. И никто не знает, смогут ли они когда-нибудь разбить блистающие оковы иллюзорного мира…»

Сегодня свершается то, что еще вчера казалось наполовину фантастикой. Мы уходим в параллельные, не пересекающиеся Вселенные, распараллеливая потоки информации, приближаемся к Блистающему Миру независимо существующих индивидуальных культур. Современные технологии позволяют уже сейчас поддерживать в сети постоянно существующие, не пересекающиеся с другими, замкнутые на самих себя сообщества. (далее…)

В одной из папок, о которых давно позабыла (такие в среде «профессиональных писателей» именуются гордо «архив»), нашла пятилетней давности эссе – о полу-, ну или почти, сожжённых рукописях.

Чужих – и не.

О бывших, существующих и, увы, вероятней всего, будущих.

О тех текстах, коим и суждено называться собственно литературой.

Об агни-книгах – и агни-людях.

Людях, которые, смею думать, не будут против публикации отрывков из частных их писем – на свете этом и том.
февраль 2012

АГНИ-КНИГИ.

Рукописи — горят

к вопросу «о тканевой несовместимости»

От таланта нас отделяет всего один шаг. Современники никогда не понимают, что это шаг длиной в тысячу ли. Потомки слепы и тоже этого не понимают. Современники из-за этого убивают талант. Потомки из-за этого курят перед талантом фимиам.
Акутагава Рюноскэ

«Человек в Америке не может быть художником», – писал в свое время Шервуд Андерсон, приводя в пример трагические судьбы Уитмена, По, Твена… В его послании Драйзеру (конец 1930-х) находим следующее: «В Америке чувствуешь себя ужасно одиноким… Я живу большей частью в маленьком городке. Маленький городок в известной мере похож на бассейн с
золотыми рыбками: можешь смотреть и видеть. И я часто вижу, как наиболее чувствительные сдаются, становятся пьяницами, разбивают себе жизнь из-за угасающей скуки и однообразия».

Стоит ли продолжать? Стоит ли говорить «об отдельно взятой стране», будь то Америка или Россия? Однако ж рискну перефразировать Андерсона: «Человек на Земле не может быть художником… На Земле себя чувствуешь ужасно одиноким …Земля в известной мере похожа на бассейн: можно смотреть и видеть, как наиболее чувствительные ломаются… – или “не”» (Н.Р.).

Принципиально иная природа Создающего (нематериальное) и Потребляющего (материальное) – та самая причина, из-за которой и происходит жесточайший конфликт «поэта и толпы», о котором «уж сколько раз твердили миру»: конфликт на уровне тканевой несовместимости. Данное понятие из курса иммунологии принесла в литературу «экзистенцильная в квадрате» Марина Палей: писатель, который, быть может, и хотел бы уже «сменить» эту Землю на какую-то другую по причине тканевой с нею несовместимости, но еще далеко не все сделавший, и потому – продолжающий удивлять плодотворной работой. Работой – несмотря на все издательские «на» («На кой? Слишком сложно!», «На кой черт? Кто это купит?», «На!..»): такова уж, не побоимся высоких слов в эпоху низких истин, миссия. Да и может ли быть в подобных случаях (Цветаева, Уайльд, Мисима, далее – всё убивающее «и др.») тканевая совместимость? «Марина Палей, – писала еще в 1990-м Ирина Роднянская, – дает редкие нынче образчики литературы индуктивной, восходящей от опыта и наблюдения к экзистенциальному обобщению»: нет-нет, материальный мир чужд экзистенциальных обобщений. Ему, материальному миру, их «не нать»: поэт в России меньше, чем поэт (поэт наЗемный меньше, чем поэт. – Н.Р.). И именно потому, быть может, Марина Палей заявляет, что «писательство – эмиграция по определению», имея в виду эмиграцию прежде всего внутреннюю, не зависящую, разумеется, от смены стран-декораций: с Земли-то не спрыгнешь! (далее…)

.SORBID SWAMPS, Zapadna Ceska 2012.

Выходной понедельник начался с того, что я зашёл в гости к Шаману и уселся есть с ним суп.

— Классный супец у тебя получился, кисленький. Что ты туда положил?

— Вообще-то грибы.

*sometime after*

— Слушай, может розетку тебе починить? Всего-то пару шурупов ввинтить надо. – Я нёс какую-то чушь, пытаясь стряхнуть с себя липнувшее чувство абсурдности и страха.

Розетка, среагировав на звук, подобрала под себя провода-лапки и замерла в центре ковра болотно-песчаной расцветки, прибитого к стене. Шаман повернулся ко мне, отвлекаясь от микроскопа, в котором изучал свежие побеги лекарственных трав и иссушенных мух, прятавшихся за стеклом подъезда:

— Себе настройку подкрути, а то беленький совсем.

Висящий над моей головой шаманский бубен свирепо захохотал, явно пытаясь напугать. Или просто шутка очень понравилась. Две совы, сидящие на форточной жёрдочке, переглянулись:

— Что за..? – У молодой совы расширились глаза и поднялись оперенные брови.

— Шаман всегда так смешно шутит. – Ответила взглядом сова поопытней и жирно ухнула. Бубен прикусил мембрану и чуть зашелестел бубенцами, негодуя.

Стены комнаты округлились, и в центре одной, с ковром, прорисовывался трёхмерный шар, полосы слились и я увидел обычную для предвесеннего времени года и нашей местности почву. Где-то пробивалась зелёная трава, в разлитых лужах я видел отражение себя и Шамана. Розетка снова пришла с движение и забегала на месте. Шар же начал крутиться, и скоро моему взору предстала оборотная сторона. Из-за «горизонта» появились огни, и я узнал наше поселение. (далее…)

А может, это правда? Что Баранов склонен «к постмодернистской иронии и игре».

Очень хочется верить, если идти по пути наименьшего сопротивления, то есть, исходя из сложившихся мнений.

Одно из них – что постмодернизм есть пофигизм. Нет, мол, ничего святого, на что можно жизнь положить, душу отдать. А следовательно, и Достоевский – это повод посмеяться над ним.

Именно посмеяться. Поставить его так, чтоб он был доступен, сделать его не слишком отличающимся по масштабу от людей. Пусть они подходят, фотографируются рядом. Какие ни есть. Например, вот, как этот сытый и довольный мещанин. Мещанин, не иначе, раз позволил себе со своим брюшком, не стянутым ремнём, выставиться для контраста рядом с тощим Достоевским. (далее…)

КОШМАRT ПЕРВЫЙ СМ. ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩИЙ КОШМАРТ — ЗДЕСЬ.

Ольга Павловна, так уж вышло, была из тех дам, при упоминании о которых следует представить всенепременно горящую избу – или, на худой конец, пожарную лестницу. В первом случае мы визуализируем Ольгу Павловну, входящую в объятое огнём пространство и, что твоя саламандра, выходящую из оного; во втором – Ольгу Павловну в эмчээсовской форме, прижимающую к груди спасённого от верной смерти киндерёныша, а также прослезившегося – весь в саже – пожарного, гаркающего в сердцах: «От баба!». (далее…)