О сборнике рассказов Владимира Сорокина «Моноклон»

Однажды осенью на Киевском вокзале и прилегающей к нему местности наблюдалась впечатляющая картина: сотни жизнерадостных юношей и девушек, заполнив разного рода платформы и вестибюли, возбужденно топтались, перекликались, смеялись, в нетерпеливом и радостном ожидании чего-то важного и грандиозного… Ребята делились на группы, обозначенные табличками с надписями «Владимир», «Калуга», «Серпухов», «Гусь-Хрустальный».

Кое-кто из них, видимо, отбившись от своих групп, бестолково метался, ничуть при этом не унывая. Радушные милиционеры при входе на станцию приветливо подсказывали прибывающей молодежи, куда следует прикладывать транспортную карточку и между какими турникетами проходить. Ощущение какого-то оглушающего праздника, глобального и тяжелого, словно дорожный каток, украшенный свадебными лентами, плющило каждого прохожего, оказавшегося в это время на Киевской. Происходило нечто странное, но очень торжественное. (далее…)

2 февраля 1882 года родился ирландский писатель и поэт Джеймс Джойс, один из самых необычных литераторов прошлого столетия. В 2011 году в серии «Жизнь замечательных людей» издательства «Молодая Гвардия» вышла книга АЛАНА КУБАТИЕВА «Джойс» — объемная и весьма подробная исследовательская работа. Издательство «Молодая Гвардия» предоставило Переменам возможность опубликовать фрагмент этой книги. Ко дню рождения Джойса.

Дублин, художники, истоки

Все книги Джойса – непрекращающийся разговор с собой, и первая неуходящая тема этого диалога есть Дублин, воспринимаемый им как живое существо. Тот же разговор вели Йетс, Арнольд, Вордсворт. Но Дублин не только тема: это еще и целая семья, связанная с ним родством, почти кровосмесительным. И в «Стивене-герое», и в «Портрете…», несмотря на гордо заявленное одиночество, рядом есть родные и друзья, с которыми сплетаются путаные и болезненные связи. Бунтарь никогда не бунтует в одиночестве – ему нужна среда и ее реакции, чтоб по ним замерить высоту своего мятежа. Ему нужны соратники, чтоб восторженно разделять. Ему нужно требовать все большей и большей преданности от них, чтоб изгонять их или, что еще упоительней, прощать, когда становится ясно, что им за ним не угнаться, и что самое упоительное, чувствовать себя преданными ими… То есть у него имеется билет в Святую Землю, но он требует депортации туда. Так или примерно так живет Джойс: гневно хлопнув дверью, он с улицы подкрадывается поглядеть в щель между занавесками. Связи ему были нужны самые тесные и ранящие, расстояние значение не имело, его знаменитые письма есть способ соединительной ткани. Стоит вспомнить, что в анатомии кровь считается ее разновидностью. Десятки писем в неделю текут в разные страны оттуда, где в данный момент находится Джойс. Ирландию он унес на подошвах башмаков, она была с ним в обличье жены, брата и сестры, которую он взял, чтоб триединство было полным – Жена, Юноша, Дева.

Знаменитая фраза Джойса не раз звучала в парижские годы в ответ на вопрос, вернется ли он в Ирландию: «А разве я оттуда уехал?» (далее…)

Снег пошел, великан ладонь подставил. Снежинки посыпались и горкой на ней легли, а в самой середине, там, где линии ума и судьбы крест-накрест сходятся, подтаяли. Черногривые предки белой земли уселись на ладони в круг и оленьими глазами на огонь священный смотрели. Огонь красным трещал, кольцами вверх уходил – в ноздри великана заползал.

Ойуун в круг вышел, в бубен ударил, пятистопным хореем матушку-природу воспел – серебристо-чешуйчатых в ледяной реке, что по равнине бесплодной струится, по буграм на ладони великана протекает. Затрясся мелкой дрожью, ходуном заходил и по кругу, бубном вправо, бубном влево, пятистопно. (далее…)

В китайском трактате третьего века до нашей эры «Люйши Чуньцю» есть глава «Ценность сельского хозяйства».

В ней утверждается, что крестьяне более полезны для государства, чем торговцы. Крестьяне производят, а торговцы всего лишь меняют. Когда государство в опасности, крестьяне защищают свою землю, а торговцы покидают ее.

Торговцы занимали в древних империях Востока низшую ступень иерархии. Благородными считались два сословия – ученые и воины. Они составляли опору государства. После них шли крестьяне, а торговцы были в самом низу.

В самом деле, успех государства зависел от управления и обороноспособности. Императоры обычно вели свои династии от воинов, изгонявших врагов и объединявших страну. Для поддержания экономического потенциала было необходимо разумное управление, и поэтому умелые управленцы, способные использовать законы, устанавливать разумную систему поощрений и наказаний, также ценились, как вторая опора государства. Ученые таланты ценились значительно дороже золота. (далее…)

О книге Захара Прилепина «К нам едет Пересвет»

Сначала преамбула: людям, которые имеют хоть что-то в голове и за душой, эта книга очень понравится. Обратное исключено. А теперь, как говорится, «амбула»…

«Ну и куда ты сейчас направишь свои лыжи? – так звучит нынче главный вопрос, который задает себе читающая общественность, наблюдая за трюками Захара Прилепина, – будешь ли ты в жюри КВНа или телевизионного шоу, типа «Минута славы на льду со звездами»? Будешь ли вести воскресную кулинарную программу «Рецепты от Захара»? Будет ли твой портрет украшать обложки красочных баблодидов? Или, все-таки, сохранишь свой загадочный статус-кво?». Лучше всего иллюстрирует этот вопрос – фрагмент полотна Виктора Васнецова «Витязь на перепутье», украшающий переплетную крышку новой книги самого брендового автора России. Похоже, эта знаменитая картина изображает тайные размышления автора. Правда, нет важного элемента композиции – каменной глыбы с надписями:

«Как пряму ехати — в Кремль попадати. Направу ехати — к либералам попадати. Налеву ехати — к левым попадати».

Вопрос идеологической принадлежности Прилепина имеет под собой почву. Скажем, когда мы, доверчивые люди, видим корову, мы понимаем, что она большая, но в целом безобидная и добрая, когда мы видим крокодила, мы понимаем, что – это кровожадная и безжалостная тварь. Ошибки быть не может. А в случае с Прилепиным возникает какая-то путаница… (далее…)

Монологос

Кто такое Я?

Я есть Оно, Я есть андрогин. Имея большое счастье не знать мифа о разделении молнией плоти человеческой на два куска, нам радостно сообщить: ногтистый мудрец ошибался в своем алфавитном юморе! Перевод стрелок часов и журнализма в формат буки – это не смешно, но и не сильно грустно, чтобы не пластать лыбу по лицу.

Я ваше отсутствие сознания. Я биограф и летописец ваших глубин.

Я пожиратель, гонитель и давитель студентиков.

Я тот, кто случайно перешел в мир анализа. Мир разложений – это не реальность. Мир разложений – это всего лишь то место, где Я не одиноко, а раздвоено на половинки, как расколотый символ субъекта.

Как дела?

— Привет! — сказала Принцесса в пустоту.
— И тебе здравия, — ответила спокойным молодым мужским голосом образовавшаяся из ничто тень.

Свет ночных цветов неба был не ярок. Тень оторвалась от памятника могилы и приняла определённую телесную форму.

— Как дела? — спросила Принцесса… (далее…)

Русская лень:
Главному герою не нужно ничего делать самому. Либо Серый Волк поможет, либо красавица-умница жена, либо Щука. Золотая Рыбка, в итоге кинувшая старика, не в счет — это Пушкин китайскую сказку на русский язык переложил. Фраза дня сегодняшнего, Москва: «Мальчик в сорок лет никак не может на работу устроиться» — нет, это финал! В эпоху поголовного высшего образования методом скачивания рефератов из интернета эта черта характера становится угрозой национальной безопасности.

Русская жизнь: неудача — запой.
Откуда это потрясающее неумение «держать удар»? Психолог ответит — гиперопека в детские и юношеские годы. Какую сказку вспомним? «Гуси-лебеди». Иванушка играет с «золотыми яблочками», не делая никаких попыток к спасению, Баба Яга готовит ему не то сковородку, не то дозу варит, а сестрица спешит извлечь его из пучины страданий. Да закордонный Мальчик-с-пальчик больше усилий приложил к борьбе за жизнь! Уточняем диагноз — мужской инфантилизм.

Русский максимализм:
Счастья — Всем! Справедливость — в абсолютной форме.
Добрые сказки с хорошим концом готовят души к вступлению в идеальный мир абсолютного счастья. У Кащея отыскивается иголка, Баба Яга парит в баньке, меч-саморуб припрятан, но вовремя находится. Осечек не бывает. Итог — все довольны, злодеи наказаны, добро торжествует. К сожалению, в жизни все не так. Помню, как мне не понравились восточные сказки, когда в расплавленный металл бросается дочка кузнеца — то колокол долго не получался, то оружие не ковалось… Черт, мороз по коже… У нас такое невозможно, у нас всегда все хорошо… в сказках… (далее…)

25 (13) января 1844 года родилась Бабушка русской революции

После свобод и реформ, объявленных Александром Вторым, Империя вдруг мрачно застыла и пошла давить крестьян, студентов, Чернышевского, поляков… Но чем сильнее давила Империя, тем хуже ей отзывалось. Революционный поток только ширился, захватывая своим течением все больше и больше юношей и девушек, «дворянских детей». Социализм становился их верой, народ – божеством. Нигилизм – образом жизни и мысли.

« — … Ты готова на жертву?
— Да.
<…>
— Готова ли ты на преступление?
Девушка потупила голову…
— И на преступление готова.
<…>
— Знаешь ли ты, что ты можешь разувериться в том, чему веришь теперь, можешь понять, что обманулась и даром погубила свою жизнь?
— Знаю и это. И все-таки я хочу войти.
— Войди!
Девушка перешагнула порог — и тяжелая завеса упала за нею.
— Дура! — проскрежетал кто-то сзади.
— Святая! — пронеслось откуда-то в ответ».
(И.С. Тургенев, «Порог», 1878. Напоминает «1984» Оруэлла).

Тема любви и дружбы

Катерину Брешковскую и Петра Кропоткина судьба свела в Петербурге в 1873 году в кружке народников. Участники кружка называли себя чайковцами — по имени руководителя Н.Чайковского. В биографиях их было много схожего. Или, может быть, сходство это возникало потом, когда они окидывали взором свою революционную молодость и писали биографии, вольно или невольно следуя канону. Здесь и непременное чтение Некрасова и Тургенева, и страдание за народ. И фанатическая преданность общему делу, обожествление революции. И ранняя жажда сделать что-нибудь хорошее и великое. На благо народа.

Считалось, что отношения в кружке чайковцев были исключительно духовными. «Тесная семья друзей», — пишет Кропоткин. Но нигилизм, под знаменем которого чистила себя неформальная молодежь 1870-х, объявлял войну всем условностям, в том числе и семейным. Именно поэтому песня «Нас венчали не в церкви…» считалась революционной, хотя вроде бы ничего революционного в ней нет.

Катерине было 29 лет, Петру — 31. Она высокая, статная, с густыми темными волосами, забранными в пучок (скоро она их обрежет по моде, принятой у нигилисток). Из хорошей дворянской семьи. Соболиные брови, прямой, чуть тяжелый, испытующий взгляд. Натура эмоциональная и впечатлительная. Но и волевая. Она успела поработать десять лет в крестьянской школе, которую сама создала.

Петр ниже ее ростом, но ладный, физически крепкий. Умен, притом мягкосердечен и отзывчив, такие особенно нравятся женщинам. Чувствуется порода — он потомок Рюриковичей, которые считают, что у них куда больше прав на престол, чем у «чистокровных немцев» Романовых. (далее…)

НАЧАЛО — ЗДЕСЬ.

Стратегия, впервые примененная Sex Pistols, в дальнейшем не раз использовалась в поп-музыке: особенно этим прославились KLF, устроившие сожжение миллиона фунтов стерлингов и задокументировавшие это.

Как уже отмечалось выше, в рамках Sex Pistols Макларен брал за основу рецепт успеха поп-групп, но выворачивал его наизнанку: в образе фронтмена Джонни Роттена коллектив получил идеального вокалиста, который был абсолютно неприемлем для групп 60-х и начала 70-х годов. В том числе и из-за своих внешних данных. Ведь фронтмен рок-группы эпохи хиппи или глэм-рока должен был обладать своеобразной сексуальностью или, при отсутствии последней, хотя бы некоторым внутренним обаянием. Даже самые неудобоваримые, но желавшие вместе с тем быть успешными группы, вроде The Doors и The Stooges, следовали этому правилу. Роттен же был совсем не красавец.

Под стать Роттену подобрались и его коллеги – пара британских пэтэушников (Пол Кук и Стив Джонс) и чуть более образованный и утонченный Глен Мэтлок, написавший десять из двенадцати песен альбома “Never Mind the Bollocks, Here’s the Sex Pistols” (1977), но в феврале 1977 года то ли выгнанного из группы, то ли покинувшего ее по собственной инициативе (в любом случае, этот факт очень красноречив и подтверждает то, что группа была создана вовсе не ради исполнения музыки).

На замену Мэтлоку был взят Сид Вишес, и если Кук и Джонс, изначально не слишком хорошо владевшие музыкальными инструментами, постепенно в результате репетиций и концертов все-таки повысили свое мастерство, то новый басист группы не умел играть вообще: на большинстве выступлений Sex Pistols его инструмент попросту не был подключен к усилителю, а на записи пластинки почти все партии баса сыграл Стив Джонс, за исключением песни “Bodies”, но и там партия Вишеса была задвинута далеко на задний план.

После очередных скандалов, на этот раз из-за названия альбома, группа выехала на гастроли в США и распалась из-за усилившихся трений между ее участниками: неразлучная парочка (Джонс и Кук) хотела продолжать играть рок-н-ролл, не слишком задумываясь о той волне хаоса, которую посеяли в Англии Sex Pistols; Вишес пребывал в наркотическом забытье и был слишком увлечен романом с Нэнси Спанджен; но самой ключевой представляется фигура Роттена, который понял, какая роль уготована ему и другим участникам группы в этом спектакле, и после окончания концерта в Сан-Франциско заявил: «Вы когда-нибудь чувствовали себя обманутыми?», покинув Sex Pistols. (далее…)

22 января 1946 года родился Малькольм Макларен. К этой дате Перемены публикуют статью Евгения Мещерякова, в которой предпринята культурологическая попытка рассказать о таком еще до конца не переваренном культурой явлении, как панк-рок. Что такое панк? Когда он появился? Чем он был в музыке и какова была его политическая роль? Чем британский панк отличается от американского и каким был русский панк? Панк от Диогена Синопского и Антисфена до Егора Летова…

Если рассматривать панк не в узком смысле, только как музыкальное течение, а в более широком, в категориях этики и эстетики, то одним из первых панков стоит признать Диогена Синопского. Он (наряду с Антисфеном) был основателем школы киников, идеи которых были прямо противоположны взглядам Сократа и впоследствии Платона. (Хотя Антисфен, как и Платон, был учеником Сократа, поэтому скорее стоит говорить не о противостоянии сократовской философии, тем более что она имела в себе некоторые зачатки кинизма, но о ее развитии, противоположном платоновскому.)

Эта альтернативная философия Древней Греции базировалась на принципах эвдемонизма и субъективизма, что на практике означало далекое от всяких излишеств существование (кинику следовало иметь лишь несколько необходимых вещей: плащ, посох, сума для подаяний; или другие вещи, сходные по своим функциональным возможностям с перечисленными) и распространение кинического учения путем перформативных актов, вроде тех, которые впоследствии заняли видное место в искусстве XX века.

В эпоху Ренессанса (с характерным для нее возвратом интереса к античной философии) в Европе появились первые ростки светской культуры, далекой от теологических оков и отличающейся антропоцентризмом. Именно это обращение к человеку вызвало к жизни целый пласт новых открытий в области литературы и живописи, одним из которых стал “Гаргантюа и Пантагрюэль” Рабле с его мощной “низовой” поэтикой, характерной для панка. Несмотря на то, что ряд предшествовавших литературных произведений (“Божественная комедия” Данте, “Декамерон” Боккаччо) уже содержали в себе начальные элементы панк-эстетики, именно роман Рабле с большим количеством непристойностей и высмеиванием целых пластов общества может именоваться первым панк-романом. (далее…)

О реализме

Я когда-то не прошёл отбор на уровень государственной премии с формулировкой «не создал в своих произведениях ничего позитивного»… Но я убеждён, что литература нужна как правда. Если лишь человек может быть источником правды, то, передав его состояние в конкретных жизненных обстоятельствах, мы и узнаем её – настоящую, подлинную… И если мы хотим знать правду о человеке, то должны узнать её всю, какой бы ни была она неудобной или мучительной. Только поэтому писатель обязан быть реалистом. Когда людей учили лгать – учили отказывать себе подобным в праве на сострадание. Лжи этой – океаны. Люди тонут. Спасительно каждое слово правды, то есть в нём всегда заключается спасение, достоинство чьё-то спасённое или даже жизнь.

О писателях и современности

Великий писатель – это великая душа. Такая сила сострадания, почти святая. То есть величина – только душа. Мы же, в общем, малодушны. Мы не знаем своей страны. Мы боимся своего народа. Понимаете, какой там великий национальный роман… Сколько нужно узнать, увидеть, понять, пережить, чтобы написать хотя бы «Каштанку»? Да, Чехов тоже в деньгах нуждался… Стремился к успеху у публики…. Но интерес его к жизни, к людям был огромен – надо ли говорить? Наш читатель отзывчив очень к правде, именно к правде. Читают… Но кто знает, что самые популярные книги в России – православные. Церковная лавка – это, конечно, не книжный магазин. Но читают и покупают православные книги миллионы людей, которых статистика именно как читателей не учитывает. В то же самое время у нас в большинстве библиотек нет хотя бы Евангелия. (далее…)

«Китайский новый год»? Уже на пороге:

(далее…)

О книге Дмитрия Быкова «Календарь 2»

Книга читается запоем и с благодарностью: приятно иметь дело с человеком умным, энциклопедически образованным и разносторонне одаренным. Публицистика, так сказать, сфера занудная и ядовитая, но этот текст ложится на внутренний слух, как легкая мелодия. И вдобавок – интересно! В каждом очерке неожиданное обобщение и сногсшибательный вывод. Казалось бы, что может быть общего между убиенным императором Павлом I и американским драматургом Теннесси Уильямсом? Оказывается, их связывает милосердие. И вывод из этого сравнительного анализа тоже ошеломляющ: «во всем мире милосердие служит признаком силы, и только в России его считают признаком слабости…». Очерк «Слишком человеческое»

Кого здесь только нет! И Джек Лондон, и современные студенты, и Петр Великий, и Юлий Цезарь, и Маргарет Тэтчер, и даже Дима Билан с Ксюшей Собчак. Обо всех этих персонажах Быков рассказывает столь забористо и интересно, что, читая «Календарь 2», можно не только нужную станцию метро проехать, но и оказаться, подобно гайдаевскому Шурику, с раздетой девушкой в одной комнате, не заметив ни девушку, ни комнату. Но самое интересное – это, конечно, выводы. (далее…)

19 января 1839 года родился великий французский художник Поль Сезанн. К этой дате издательство «Молодая гвардия» предоставило «Переменам» возможность опубликовать отрывки из книги Бернара Фоконье «Сезанн» (Молодая гвардия, 2011 г., Серия: Жизнь замечательных людей, Перевод Сосфеновой И.А.).

*

Почему именно ему выпала такая судьба? Этому сынку законопослушного экского коммерсанта, этому тихоне из коллежа Бурбон, не слишком одарённому по академическим меркам ученику Муниципальной школы рисования Экс-ан-Прованса, этому робкому и нелюдимому парнишке с грубоватыми манерами, превратившемуся в буржуа, на склоне лет вернувшегося в лоно благонамеренного католицизма и регулярно вдыхавшего запах ладана в церкви Мальтийского рыцарского ордена иоаннитов и в соборе святого Спасителя… Этому бирюку, практически не подвластному вихрям любовной страсти, этому рантье, чьи политические взгляды были скорее реакционными (в отличие от его друга Золя)… Почему же именно ему суждено было стать героем современного искусства, самым большим художником своего времени? Он устроил переворот в живописи, переиначил её на свой лад, создал задел для своих последователей по меньшей мере на сотню лет вперёд. Пикассо говорил о нём всегда с почтительным трепетом: «Сезанн, патрон!» В Сезанне есть некая тайна, которую не смогли постичь ни его современники, ни, тем более, его земляки из Экс-ан-Прованса, чванливые буржуа, не знавшие, что такое культура, чья жизнь лениво текла в городе, дремавшем вокруг многочисленных фонтанов, в городе, столь уверенном в своей красоте и очаровании, что забывавшем просто жить. Со временем Экс-ан-Прованс, естественно, не преминул восславить сына своей земли, которого когда-то жестоко презирал. Имя Сезанна там носит теперь множество мест: лицей Сезанна, маршруты Сезанна – следовать по ним можно, ориентируясь по врезанным в тротуар медным плашкам с изображением художника. Этот псих, этот бесноватый, этот сынок банкира принёс славу родному городу, и город этот ею прекрасно распорядился. В верхней части бульвара Мирабо на стене над магазином кожгалантереи до сих пор ещё можно различить полустёртую вывеску шляпного магазина, принадлежавшего когда-то Луи-Огюсту Сезанну, отцу художника. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ отрывков из книги Бернара Фоконье «Сезанн» (Молодая гвардия, 2011 г., Серия: Жизнь замечательных людей, Перевод Сосфеновой И.А.). НАЧАЛО — ЗДЕСЬ.

*

<…>

Овер – новый рай? Холмистая местность, сады, фермерские хозяйства, река Уаза, несущая свои спокойные воды под сенью тополей. Как передать все нюансы, всю неисчерпаемую палитру оттенков зелёного и коричневую гамму осени, в которые окрашен этот уголок Иль-де-Франса – точная антитеза Прованса? Писсарро настойчиво советовал Сезанну уходить от «локального» цвета изображаемых предметов, пытаться передать обволакивающий их свет; рекомендовал использовать только три базовых цвета, манипулировать которыми можно до бесконечности, и писать всё, что видит глаз, подчиняя своей воле многообразие оттенков и форм и создавая новую реальность не посредством формы или линии, а посредством цвета. Именно с помощью цвета можно было передать на холсте движения воздуха и света.

Начало славного 1873 года ознаменовано созданием первого из истинных шедевров Сезанна – «Дома повешенного». Художник установил свой мольберт над дорогой, лицом к домам под соломенными крышами, один из которых действительно назывался «домом повешенного» за то, что навевал неподдельное чувство беспокойства. Это полотно отнесут к «импрессионистической» серии художника. Оно выполнено мазками светлых тонов с преобладанием бледной охры и зелёного цвета; чёткие, раздельные мазки сближают живописную манеру Сезанна с манерой Писсарро и Моне. Но только на первый взгляд. Поскольку внимательный наблюдатель сразу обнаружит, что Сезанн и здесь не отказывается от своего излюбленного приёма, заключающегося в наложении друг на друга всё новых и новых слоёв краски и создании с их помощью рельефного изображения предмета – приёма, который Моне возьмёт на вооружение в своей серии соборов. Казалось, что посредством этой техники пространство словно сгущалось и застывало. Отсутствие на картине человеческих фигур ещё больше подчёркивало своеобразие изображенного на ней пейзажа, пронизанного светом, но словно какого-то ископаемого: заброшенное, проклятое место, навевающее мысли о совершенном преступлении. Сезанн вроде бы остался доволен этой своей работой. На следующий год он выберет именно её для первой выставки импрессионистов и продаст её графу Дориа. При жизни художника эта картина будет множество раз переходить из рук в руки. (далее…)