Периодически наблюдая за теми, кто пишет в Блоге Перемен комментарии (да и вообще активно пишет комментарии в интернете — в жж, в блогах, в форумах), я обнаружил вот какую закономерность: чаще всего активные комментаторы делятся на две основные категории. Это прежде всего люди, которые просто ни за что не могут расстаться со своей картиной мира (тоннелем реальности, представлениями о мире и его элементах), и поэтому если они вдруг не находят в высказывании другого человека какого-либо соответствия своим представлениям о предмете, они немедленно должны исправить положение, добавив свой комментарий (чтобы соответствие — появилось, хотя бы и в такой добавочной форме). Ярчайший пример я обнаружил в комментариях к недавней статье про Льюиса Кэрролла. Какая-то девушка Анфиса Букреева пишет под развернутой и подробной статьей Кая:

Кэрролл – это челоек, которому была дано вечное детсво за которое он заплатил одиночеством, ведь в нашем мире, мире Больших людей, дети всегда одиноки.

и потом тут же добавляет еще один коммент:

а то, что писатель был влюблен в Алису – лишь говорит о его хорошем вкусе. И таланте истинного художника и фотографа

Понимаете, да? У Анфисы так зазудело, когда она увидела, что в статье не проговорено ее устоявшееся и такое родное, такое комфортное мнение о «человеке, которому дано вечное детство, за которое он заплатил одиночеством» (и что у него был «хороший вкус» и что он был «талантливый художник и фотограф», ну куда ж без этого!!!), ей показалось, что об этом обо всем в статье не сказано, и вот она, крепко стиснув зубы и самоотверженно ударяя по клавиатуре — во имя спасения своей вселенной, которая, сука, рушилась на глазах! — ну непременно должна оставить эти два поспешных (о чем говорят опечатки) комментария…

А вот, например, Андрей Кашпура, глубокомысленно замечает под хорошей статьей Рылева: «НИКОГДА НЕ ПОНИМАЛ ЧЕХОВА». Бля.

Это, кстати, вторая категория комментаторов. Сказать, чтобы сказать. Думаю, вы понимаете, о чем я? Этим, впрочем, страдаю и я. Если Кашпура, скажем, не может удержаться, чтобы не сообщить нам (Рылеву и всем, кто дочитает до конца его умной статьи) важную весть, что он «никогда не понимал Чехова», то я — просто не могу МОЛЧАТЬ на тему тех, у кого чешутся пальцы. Мне очень хочется беднягам пальцы ОТРУБИТЬ.

Короче, одна из вещей, которая мне всегда нравилась и продолжает нравится в Блоге Перемен и вообще на сайте Перемены, что тут очень мало читателей, которые любят строчить камменты. Отчасти это вызвано тем, что на Переменах большая часть текстов носят «закрытый» характер, в том смысле, что они написаны так, что не предполагают дискуссий. Это четко оформленные, законченные, завершенные (и в этом смысле совершенные) высказывания. И большинство читателей имеют чувство такта, чтобы понять это.

Бывают правда и ценные комментарии. Их мало, на то они и ценные. Скажем, Глеб Давыдов вот написал под все той же статьей про Чехова, что фильм Шахназарова «Палата номер шесть» вовсе, по его мнению, не такой уж шедевр. По крайней мере, если в тексте Рылева шедевральность этого фильма не ставилась под сомнение, то после коммента Давыдова я еще подумаю, смотреть мне этот фильм или нет… То есть комментарий имеет ценность. Но такие комментарии, повторю, бывают редко. И те, кто их пишет, тоже редко встречаются и их нельзя назвать активными комментаторами (поэтому я говорил с самого начала этого поста только о двух основных типах активных комментаторов)

Баста. Я иду спать.

мы рады предложить вашему вниманию «первую ласточку» готовящегося неофициального промо-сингла независимого techno-post-punk проекта «Бывшие Психонавты». особенность данного творческого продукта в том, что этот — созданный передовым электронным экспериментатором Sinestesia — стильный remix ещё несведённого студийного материала живого гитарно-электронного ансамбля — возможно расматривать как знаковый, ключевой во многих отношениях объект современного отечественного андеграундного музыкального пространства — гармонично совмещающий в себе актуальные векторы психеделической сцены и cyber-культуры, в лёгком заводном, даже гламурном звучании выразительных средств приёмов клубной электронной и популярной музыки, но и не без должной иронии по поводу оных, в доступной песенной форме — с искренней авторской романтической позицией в тексте, голосе — незамысловатом хиппово-растаманском обращении, молитве вечному Богу!

Прослушать, скачать и обсудить можно здесь.

На канале Культура (или Россия К, как он теперь называется) показывают нашумевший фильм «Подстрочник» (Лилиана Лунгина рассказывает историю своей жизни). А в блог-книге «Осьминог» была весьма интересная рецензия на этот фильм, тоже наделавшая немало шума. Называлась она «Карлсон, который живет в подполье. Зачем телеканал «Россия» показал фильм «Подстрочник»».

Рецензия полезная как для тех, кто фильм не смотрел, но собирается, так и для тех, кто посмотрел и особенно ничего не понял, а просто увлекся сюжетами.

Цитата: «Вообще, тема посконного русского антисемитизма, пожалуй, основная в фильме «Подстрочник». Русские, оказывается, спят и видят, как бы им погромить евреев. Это у них такая национальная забава. И им почти дали такую возможность, когда Сталин начал кампанию против космополитов безродных». Вот текст рецензии полностью.

Забавно, мое внимание тут обратили на днях на то, что Тема Лебедев, известный дизайнер, оказывается активно читает Перемены и блог-книгу «Осьминог», в частности. Вот, например, он, явно вдохновившись прочтением этой статьи из «Осьминога», пересматривал «Аватар» и размышлял об эстетическом и идейном сходстве Кэмерона с Копполой:

Всю дорогу я думал, что смотрю фильм про Вьетнам: американец втирается в доверие к вражеской тетке и постепенно предает своих, потому их идеалы — говно. Сцена с расстрелом деревни аборигенов тоже слишком сильно похожа на продолжение «Апокалипсиса»

http://tema.livejournal.com/545956.html

Запись датирована 9 января. А пост Ивана Севастьянова появился 29 декабря.

И, оказывается, Лебедев уже не впервые темки заимствует с Перемен. Мне сказали, что раньше он какие-то китайские картинки из «Лабиринта» перепечатывал и еще что-то… Не делая via.

Нехорошо, Тема, скрывать, откуда берутся твои идеи…

29 (17) января 1860 года родился А.П.Чехов

Классики, в силу тотального навязывания их произведений еще в школе, становятся чем-то хорошо знакомым, но крайне абстрактным: вроде героев компьютерной игры. Граф Т. (он же Л.Н. Толстой) и Ф.М. Достоевский в пелевинском романе: супербоевики, владеющие массой приёмов и разными видами оружия. Нечто вроде Шварца (Арнольда) или Рэмбо. В моём старом рассказе «Чеховиада» подобное вытворяет Антон Павлович.

В этом рассказе была сцена с фантазией-импровизацией:

Молодая смотрительница-экскурсовод в доме-музее Чехова в Гурзуфе показывает мне любимую вещицу писателя – трость-стул, который в собранном виде напоминал пулемет Дягтерева. Глядя в светло-зеленые глаза девушки, я перешел на экскурсоводческий тон:

— Любил Чехов по вечерам с тростью-стулом-ДП гулять. Погуляет, погуляет, посидит на стульчике, а потом соорудит из него пулемeт и… огонь по соседу – художнику Выезжову. После первых выстрелов художник, обычно, на террасе не показывался. Прятался в доме. И ложился в этот день, зная упорный характер Антона Павловича, не зажигая лампочки. От досады писатель выбирал другую цель и, ухлопав одного-двух (максимум пять) случайных прохожих, успокаивался. Раскладывал пулемёт в стул, усаживался на него и писал какой-нибудь смешной рассказ. Местные жители боялись потревожить его покой, а потому шествовали мимо, как правило, на цыпочках. Если же он рассеянно поднимал голову – бледнели и шепотом произносили: «Здрас-с-сь-те». Палыч им приветливо кивал. Почитали его в Крыму необычайно».

Смотрительница настолько была поражена этим эпизодом, что в ответ поделилась своей «запретной темой»: неизвестными широкой общественности письмами Чехова с сексуальными впечатлениями о японках…

Когда рассказ готовили к печати, я захотел, чтобы наш художник нарисовал иллюстрацию: Чехов в очочках, плаще, перепоясанный пулемётными лентами, как Рэмбо. В руках – ДП. Но рассказ еле влез на полосу – от картинки пришлось отказаться.

Спасатель

Да, троица Толстой, Достоевский, Чехов – основной ударный отряд русской литературы. Если переводить наших классиков на постмодернистский язык квэстов и комиксов, то Федора Михайловича и Льва Николаевича можно органично представить с гранатометами в руках (у Пелевина граф Т., памятуя о непротивлении, стреляет с криком: «Поберегись!»). Что же касается Антона Павловича – в голову настойчиво лезет изображение аптечки. Той, которая в бродилках прибавляет жизни. Вырисовывается странный образ супермена: сначала он стреляет по «плохим», а потом оказывает им медицинскую помощь.

Но ведь в чеховском творчестве так же: сначала писатель беспощадно изображает какого-нибудь негодяя, а потом добавляет такую трогательную деталь, что на гаде вспыхивает надпись «Не убий». Ты начинаешь ему сочувствовать. Даже скряге, гробовщику Якову Иванову в «Скрипке Ротшильда», снявшему мерку со своей умирающей, но еще живой жены. Сделав гроб, Яков написал в книжке доходов-расходов: «Марфе Ивановой гроб — 2 р. 40 к.» Но его бесподобная игра на скрипке, это запоздалое раскаяние, «вытягивает» сквалыгу из омута алчности и душевной черствости…

У компьютерного Дока Чехоффа из снадобий всего ничего (как у фельдшеров и врачей из его рассказов): сода (natri bicarbonici), нашатырь (ammonii caustici), раствор железа (rp. liquor ferri). Нашатырь юмора – чтобы очнуться, антисептик честности – от бактерий фальши, железо характера – для укрепления иммунитета воли. Все лекарства у дока Чехоффа волшебные.

Как у доктора Айболита Чуковского. Кстати, главный советский сказочник – был и остается лучшим чеховедом. К мнению Корнея Ивановича я буду неоднократно возвращаться в этой статье. (далее…)

Умер Джером Сэлинджер («Над пропастью во ржи»). Ему был 91 год. Текст Димы Мишенина о нем.

Атлантида тонула медленно. И вот ее не стало. И теперь уже вряд ли кому-то посчастливится ее найти. Вот если я сделаю себе чашку крепкого кофе, полечу на Камчатку и вылью остывшее кофе в Охотское море? Кофе растворится и станет частью безгранично ледяной воды, подобно мне, растворяющемуся в толпе кретинов.

Поверьте, я готов надеть норковую шубу и вступить в ряды Гринписа. Никто меня не упрекнет в болезненности моих замыслов, ибо, смотря на мир сквозь пелену здравого смысла, забываешь об одном: в гробу мы все лежим одинаково.

Кофеварка хорошая. Выдает 15 бар. Я до отказа набиваю ее кофе, утрамбовываю его и закрываю крышку. Тишина резко нарушается стуком внутреннего механизма. Пока происходит этот таинственный процесс, на меня обрушивается какое-то совершенно непонятное ощущение. Чувствую сильнейший дискомфорт и не могу сообразить, что случилось.

Что-то очень похожее на дежавю. Я просыпаюсь с утра в теплой постели. Перевернувшись на левый бок, обнаруживаю рядом свою девушку. Она смотрит на меня.

Я делаю нам обоим кофе и что-то рассказываю ей про Атлантиду. Опять забираюсь в постель. Мы выпиваем кофе. С ночного столика я беру журнал и начинаю его читать. Моя любимая соскальзывает вниз и кладет свою голову мне на живот, закрывшись одеялом.

В прессе пишут столько всякого говна, и изо дня в день мы продолжаем мириться с этим. Если нам говорят, что общество цветет, то мы либо верим, либо, не веря, продолжаем читать дальше. Но мы держим в руках бумажную взрывчатку, нам просто необходимо, чтобы наступил коллапс мозга. Это, согласитесь, приводит в тонус. Как и кофе, который я сейчас пью. Он нужен мне с утра. Я хочу его выпить.

Вдруг рука моей девушки соскальзывает в пределы моего нижнего белья, и уже через секунду моя елда ласкается ее розовым язычком. Это происходит настолько неожиданно, что дыхание мое сбивается и я конвульсивно пытаюсь сосредоточиться на утреннем кофе с журналом. Глупо. Я делаю вид, что ничего не происходит, и продолжаю читать дальше. Меня это заводит. В не меньшей мере это возбуждает и ее. Я только вижу, как одеяло то поднимается, то вновь опускается.

Я запрыгиваю на нее. Ровно четыре минуты. А дальше я иду курить на балкон. Она все равно не успела.

Все мои мысли об Атлантиде были напрасны. Секс заставил меня забыть о ней и выкурить сигарету.

Я по-прежнему стою на кухне, а кофеварка по-прежнему стучит. Я включаю ее в режим подачи пара, наливаю в кофе последние сливки, полагавшиеся кошке, и струей пара взбиваю пену на образовавшемся напитке.

Белый потолок на кухне слишком белый. Я смотрю поочередно то на кофе, то на потолок. Голова начинает кружиться. Может, выпить потолок, а кофе пустить на побелку?

Из окна на город открывается широкая панорама. В зависимости от погоды вглубь города просматриваются семь-десять километров. Видна телебашня. Видны три дороги. Видна автостоянка. Еще видно поле, прямо перед окном. Огромное поле, куда я хожу летом, чтобы просто лежать, думать о чем-то, колосками чтобы ковыряться в зубах. Это то место, где я беззаботно могу лежать, впитывать энергию земли и читать интересные книги. Это то место, куда я всегда могу прийти, если погибаю. Здесь я остаюсь один. Наедине сам с собой. Тут тихо, а справа – небольшой лес. Туда я еще никогда не ходил, хотя до него – рукой подать. Наверное, я не иду туда лишь затем, чтобы знать, что еще не везде побывал, и чтобы быть уверенным в том, что где-то еще осталась нераскрытая тайна.

АГЕНТ СМИТ:
Одна жизнь имеет будущее. Другая — нет.
(разговор в кабинете)

Льюис Кэрролл, настоящее имя – Чарльз Лютвидж Доджсон (Додсон). Дата рождения: 27 января 1832 года. Место рождения: тихая деревушка Дерсбери, графство Чешир, Великобритания. Национальность: великобританец до мозга костей. Особые приметы: глаза ассиметричные, уголки губ подвернуты, глух на правое ухо; заикается. Род занятий: профессор математики в Оксфорде, дьякон. Хобби: фотограф-любитель, художник-любитель, писаталь-любитель. Последнее подчеркнуть.

Наш именинник, на самом деле, личность неоднозначная. То есть, если представлять его числами, то получится не один, а два – или даже три. Считаем. (далее…)

На этот суперкомикс я обратил внимание, читая мемуары Федерико Феллини. Режиссер писал:

«Я верю, что есть особенно чувствительные люди, которым доступны измерения, находящиеся за пределами восприятия большинства. Я не отношусь к этим избранным, хотя в детстве переживал необычные ощущения и фантазии. Вечерами, перед сном, я мог в своем сознании перевернуть спальню, сделав пол потолком, что проделывал в комиксе Маленький Немо, и это было настолько убедительно, что я крепко держался за матрас, боясь свалиться с потолка. Мог заставить комнату кружиться, словно дом подхвачен вихрем. Я боялся, что когда-нибудь мне не удастся вернуться в обычное состояние, но даже это меня не останавливало, так хотелось опять пережить эти волнующие моменты».

Заинтересовавшись, я отыскал этого «Маленького Немо» и сразу же понял, что это не просто хороший комикс (специалисты по комиксам называют его в один голос «прекрасным и новаторским комиксом, изменившим судьбу жанра»), но – визионерский шедевр, определивший в фильмах Феллини очень и очень многое – все эти клоуны, выступающие как агенты других миров, тоннели, по которым герои фильмов головокружительно спускаются вниз, в запутанные миры своего бессознательного – все это есть в этом комиксе (особенно много параллелей с фильмом «Город Женщин», который Феллини считал самым сновидческим своим произведением).

Комикс «Little Nemo In Slumberland» был придуман канадским художником по имени Уинзор МакКей. (далее…)

В 2010 году, возможно, наконец будет снят и выпущен в прокат китчевый полнометражный фильм, главным героем которого станет сам Доджсон-Кэрролл. Фильм, который поддерживают такие мэтры кинематографа, как Джеймс Кэмерон и Алехандро Ходоровский. Фильм в новом (придуманном) жанре «хоррэпилейшен» (sic!) «Фантасмагория: Видения Льюиса Кэрролла» снимает – кто бы вы думали? Ни кто иной, как… Мэрилин Мэнсон! Да, и чтобы вы не сомневались, в главной роли (доброго одноглазого сказочника Кэрролла) сыграет, конечно, тоже он. Вот так. Излишне говорить, что и музыка в фильме будет корчиться под дудку бледного крысовода.

Картина, под которую Мэнсон выделил более 4 млн. долларов и съемки который уже более десяти лет (sic!) как должны были начаться в Румынии, будет состоять из четырех сюрреалистических новелл-короткометражек, творчески замешанных на звучащей в ней музыке. Для саундтрека к фильму М.М. отобрал самые сочные треки из все той же мрачной игры “American Mc’Gee’s Alice” (композитор Крис Вренна), а также собственные неизданные, невиданные миром одноглазые слёзы – песни разных лет, которые до сих пор не подходили под формат ни одного из его альбомов (sic!).

Что за жуть это будет, можно только догадываться, но помочь нам в этом может тизер-трейлер, выложенный на сайте г-на Мэнсона. Уже сейчас можно сказать, что здесь тоже покопался собственной персоной «ацкий сотона», которого дьякон Доджон (Доджсон. Чарльз Доджсон) не подпускал ближе чем на расстояние выстрела, хотя сам Мэнсон и заверяет журналистов, что «все будет в рамках приличий. Непристойности в фильм не войдут». Сомнительно. Например, первая новелла из четырех должна повествовать о «вполне реальных, настоящих» сексуальных отношениях сестер-близняшек Труляля и Траляла!

Сюжет фильма крутится (как Вий) вокруг бессонницы Кэрролла, которой он якобы страдал (это не доказано), и фантазий, которые якобы приносила Доджсону каждая бессонная ночь. О чем, по версии Мэнсона, были фантазии Кэрролла? Ну уж конечно, не о высшей математике? Не о шахматах и не о новых головоломках для детей? Правильно, о сексе! С девочками, девушками, женщинами… В том числе, с Алисой, которую сыграет 18-летняя лолитообразная топ-модель Лили Коул, и с несуществующей женой, которую сыграет вечномолодая Тильда Свинтон – та самая ангельская дьяволица из «Константина». «Опустим же завесу милосердия над концом этой сцены…» Одно хорошо: Доджсона уже давно съели черви, иначе, как пить дать, вертеться ему в гробу «сумасшедшими, злыми ночами».

А почему вообще Кэрролл, резонно спросить? То ли ради паблисити, то ли взаправду, Мэнсон нашел в дьяконе Доджсоне собрата по разуму. Раздвоение личности, потусторонние видения, неординарное отношение к семейным ценностям и поиски своего собственного странного счастья – все свои милые причуды Мэнсон каким-то образом усмотрел и в английском писателе, любимце невинных детей. «Я хочу взять детскую сказку, которую все мы знаем, и показать ее кошмарные корни, из которых выросли все эти детские метафоры, — заявил он на презентации своего еще не снятого, но уже нашумевшего фильма. – Герои (Кэрролла) могут быть абсурдными и окруженными загадками, но сам автор – вот история, которая мне действительно до боли близка. Льюис Кэрролл гораздо сложнее, чем всеобщее представление о нем как о тихом дьяконе, математике и одиночке, одержимом лишь фотографированием маленьких девочек. Возможно, он был одной из самых расколотых душ, живущих в собственном аду, — душа, которую мир никогда так и не узнал по-настоящему». Ну что ж, действительно, чужая душа – потемки. Неизвестно даже, на что теперь надо надеяться – на то, что вся эта история с фильмом, который даже не начинали снимать, не окажется просто шокирующей рекламной пустышкой (как слепой глаз Мэнсона), то ли на то, что вся эта неуемная хоррорпиляция так и останется на бумаге, как остались на ней вырезанные страницы дневника Кэрролла.

Мой текст о Льюисе Кэрролле читайте здесь.

12 января 1949 года родился самый популярный в России японский писатель.

Как ни странно это звучит, но популярность Харуки Мураками в России похожа на успех «Аквариума». С разницей в двадцать лет. У писателя та же глобальная роль – он сближает Запад и Восток через веру в общие светлые идеалы. Что отзывается благодарностью в русских душах.

Я услышал альбом «Треугольник» в 1984 году в крымском колхозе, куда был отправлен после первого месяца учебы в киевском Политехе. Этот альбом населяли Корнелий Шнапс, который «бродил по свету, сжимая крюк в кармане брюк», «Два Тракториста», один из которых «Жан-Поль Сартра лелеет в кармане…», «другой же играет порой на баяне Сантану и «Weather Report», а также иные странные персонажи.

Но одной оригинальности мало для массовой популярности. И, тем не менее «камерная» рок-группа БГ через три года собирала Дворцы Спорта и стадионы. «Старик Козлодоев» и «Мочалкин блюз» из «Треугольника» в фильм «АССА» попали уже хитами. А «Город золотой» и «Полковник Васин» можно было теперь услышать в колхозах не в студенческом лагере, а из репродуктора. Подспудно в текстах БГ все больше сквозил восток, российская аудитория стала грезить наяву «Снами о чем-то большем».

С Мураками произошло примерно то же: никто поначалу не верил, что «Охота на овец» – потенциальный бестселлер. История его раскрутки – одна из первых сетевых историй успеха.

В середине девяностых в Японии российский переводчик Дмитрий Коваленин попросил знакомого бармена порекомендовать ему что-нибудь из местной литературы, чтобы «было интересно молодежи во всем в мире, а не только японской». Тот дал пару книжек Мураками, включая «Охоту на овец». Коваленин так проникся ей, что в свободное от основной работы время за три года перевел роман.

В 1997-м текст выложили на одном из первых сетевых ресурсов переводной литературы «Лавка языков». В 1998 на деньги некоего литовского спонсора, которому понравилась вещь, роман опубликовала «Азбука». Но книжка не пошла. Кризис, то се.

В 2000-м за Мураками берется издательство «Амфора». «Охота» ими позиционировалась как детектив. Через три года в России уже бушевал Мураками-бум. «Дэнс, дэнс, дэнс», «Пинпбол-1973», «Слушая песню ветра» – стотысячники. На сегодняшний день общий тираж книг Мураками – миллионы экземпляров.

Народ почуял в японце – своего. Мураками сделал удивительный микс: русской литературы XIX века и американской XX, чьи сильные влияния испытывал. И все это – под японским соевым соусом. Свой стиль писатель обозначил как суси (суши)-нуар.

Нуар – крутой американский детектив. В исполнении одного из его основателей Раймонда Чандлера (1888-1959) – это чувственная, поэтическая литература, пронизанная горькой иронией. Главный герой американца – частный детектив Филипп Марлоу – всякий раз нехотя берется за новое дело, но выполняет свои обязанности добросовестно. Однако, разговаривая с враждебно настроенным комиссаром, он готов отвлечься на… жучка, который пересекает стол начальника полиции. Марлоу загадал: «Доползет-не доползет?»

— Дополз! — сказал детектив вслух.

— Что-что?! – обалдел начальник.

— Да, так – ничего, — отмахнулся Филипп, уже приняв важное решение.

Это примерное поведение и героя «Охоты на овец». Он, выражаясь по гребенщиковски, готов «опоздать и опоздать еще, но выйти к победе в срок». Обломов, которого не обломать. Герой – несколько ленивый индивидуалист, но не эгоист: он всегда готов бескорыстно помочь. (далее…)

О милой певице по имени Хеля мы писали уже на Переменах. а вот тут можно послушать много ее песенок.

Напомню, Хеля это одно из посттатушных открытий пропавшего без вести продюсера группы Тату Ивана Шаповалова.

Нижеследующий отрывок — из книги Федерико Феллини «Делать фильм» (Москва, 1984. Пер. с ит. и коммент. Ф. М. Двин, 287 с. 16 л. ил. 21 см, М. Искусство 1984). Это мемуары великого итальянского режиссера, в которых он пишет о рождении замыслов своих фильмов, о различных аспектах режиссерской деятельности, делится воспоминаниями и просто рассказывает разные истории из своей жизни. Публикуемый отрывок явно выпадает из всей книги, такое впечатление, что он был написан задолго до всего остального. По всей видимости, это дословно приведенное письмо Феллини, адресованное продюсеру. В этом тексте он (возможно, впервые) делает наброски сценария для своего будущего фильма 8 1/2 (который вышел на экраны в 1963 году и стал одним из самых главных и великих его фильмов). Занятно наблюдать за тем, как рождались те образы и сцены, которые затем будут воплощены в фильме (а некоторые так и не будут воплощены, но благодаря знакомству с ними фильм вдруг приобретает новые расширения и смыслы). Итак, читаем, вспоминаем фильм, сравниваем. (далее…)

Перефразируя незабвенное: именно ужас толкает людей в супермаркеты и мегамоллы. Только там они пытаются спастись в массе от наползающего одиночества и ощущения скорых потерь. Себя любимого, своих близких, родных.. В них они пытаются скрыться от неумолимо настигающей их Смерти..

(далее…)

Когда 30 декабря 1905 года в Санкт-Петербурге у бывшего морского офицера Ивана Ювачева родился сын, он уже знал, как его назвать – Даниилом. Спустя годы сын выберет себе еще и около 30 псевдонимов: Чармс, Холмс, Шардамс. Самым известным станет «Хармс».

Это charm – «шарм», и harm – «вред, обида», и санскритское dharma – «праведность», и ивритское hrm – «отлучение (от синагоги), запрещение, уничтожение». Настолько же многозначной была и судьба писателя, жизнь положившего на глубинное изучение литературы и сказавшего однажды: «Сила, заложенная в словах, должна быть освобождена. Есть такие сочетания из слов, при которых становится заметней действие силы. Нехорошо думать, что эта сила заставит двигаться предметы. Я уверен, что сила слов может сделать и это».

Хлебников — это культ. Сейчас, больше века спустя, ясно: он оказался самым долгоиграющим поэтом из плеяды российских гениев, заявивших о себе в 1910-х годах. Великих имён та эпоха оставила множество. Но с Хлебниковым случилась особая история. Наверное, ни один из поэтов Серебряного века не получил такого гигантского числа последователей, фанатов, исследователей и прочих внимательных читателей, как Хлебников.

Читать дальше

Кто-то до сих пор считает его сумасшедшим графоманом, иные признают за классика русской словесности. Неправы обе стороны. Хармс – сам по себе творчество, круговерть из слов и действий, и непонятно еще, что из этого – настоящее…

Его отец был народовольцем, приговаривался к смертной казни, взамен получил 15 лет каторги. В тюрьме он стал христианином-мистиком, в конце века объездил весь мир. Писал книги о путешествиях и Священном писании. Хармс отца безмерно уважал и разговаривал с ним до конца жизни только стоя. Он и сам увлекался вещами схожими – нумерологией, картами Таро, мифологией, оккультизмом, йогой, буддизмом. Это дало повод литературоведам искать осколки штудий в сочинениях. Потому – ну надо же от чего отталкиваться в текстах, которые безуспешно пытаются не казаться литературой в античном смысле слова! (далее…)