Профессор вошел в аудиторию, как всегда за пять минут до начала лекции, и устало окинул взглядом собравшихся студентов. Студенты еще немного пошелестели, пошептались, и лекция началась.
— Сегодня речь пойдет об энергии. Точнее — об энергиях. Как вам это объяснить подоходчивей… В физических терминах мы все знаем, что такое энергия. Для физика это довольно четко очерченное, материально обоснованное понятие, все мы знаем это, да…
Лектор потрогал волосы правой рукой, как бы снимая с них невидимую шапку усталости, положил руки на кафедру перед собой и продолжал:
— Но мы сегодня будем говорить не о физике. То, что занимает меня уже много лет и составляет предмет моих непрестанных, — он на секунду задумался, как будто искал нужное слово, — непрестанных исследований, лежит совсем в другой плоскости. Я называю это «судьбой энергий». Судьба. Именно этим, слишком, как может показаться, поэтическим словом я предпочитаю называть то, с какой неисповедимостью, с какой удивляющей непредсказуемостью и непоследовательностью энергетические потоки проявляют себя в нашем мире. Артюр Рембо и Рокфеллер, Тед Тернер и Курт Кобейн, братья Вачовски и Чарльз Мэнсон, Брюс Ли и Борис Березовский — все они так или иначе транслировали энергии примерно одного и того же качества и в приблизительно равных количествах… Но насколько по-разному и по силе воздействия, и по частоте, и по чИстоте, и, разумеется, по форме! И какие разные обстоятельства сопутствовали этому… Вот именно эту разницу проявлений я и называю неисповедимостью путей энергий, судьбой.
Он говорил тихо и медленно, как будто обдумывая каждое слово, на ходу откуда-то вытаскивая его. Как если бы он слушал текст своей лекции, а затем в режиме реального времени повторял бы его перед публикой.
— Я много раз сталкивался с людьми, не верящими ни в какие догадки такого рода, но ни один из них не смог представить твердое и реально обоснованное опровержение тому факту, что энергии обладают своей собственной судьбой, как, впрочем, и своей собственной волей…
Профессор встал. В слове «воля» звучало что-то удивленно-вопросительное. Чего-то такое, чего по идее в нем быть не должно было… Как будто профессор услышал от самого себя что-то поразительно неожиданное. Он неподвижно смотрел куда-то перед собой, чуть выше голов студентов, туда, где горела самая далекая от него лампа. Многие обернулись туда, полагая, что лектор указывает своим взглядом на нечто достойное внимания.
Секундой позже тишину в аудитории оборвал громкий звук, это был стук упавшего всею своей тяжестью на деревянный пол кафедры тела. Упал профессор. Он был мертв.
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>