Обезьяна, оседлавшая смерть, гениальный алхимик всех времен и народов,

ты подобна слону, который сидит на спине у наивного английского шпиона, в своем дипломатическом высокомерии полагающего, что он делает нужное и важное дело.

Кончай выебываться, пойдем играть в преферанс!

Многие забыли, что красная магия действует куда как сильнее черной и белой. Но вглядитесь в эти глаза. Они врут? Или вы все еще не отвели своего взгляда?

— В ретортах памяти стоит полночный гул. Как будто призраки вернулись с новой пьянки. Пронизан страхом и любовью, юный Малx подобен узкому беззубому слепцу.

Апокриф смелости, переизбыток срама

1.

белеет парус одинокий
вне биополя моего —
нечастый гость в стране далекой,
где не белеет ничего.

чернеет море, ветер свищет,
и с неба сыплется глазурь.
скажи, моряк, ты что-то слышишь
в помехах радиоактивных бурь?

заря зарделась на востоке
я за бревно держусь рукой
исчез мой парус одинокий
и по волнам разлит покой

2.

я и лампада, я и мотылек,
в пыстыне мира выросший пейот.
на стекла вечности уже легло
мое безмолвие — алмазное сверло.

за центр легкости разбуженной души
привязанный на огненную нить,
я разлетаюсь одуванчиком в тиши.
кого, скажите, мне благодарить?

я сОлью в море тайны сокровенной;
как млечный путь, Ловца сверкает сеть.
гори огнем изменчивой вселенной
все, что пришло отцвесть и умереть!

3.
однажды ночью в феврале
метель гудела
свеча горела на столе
и печка грела

сплетенье рук моих и ног
хитросплетение —
почти что йога, видит бог,
почти горение

здесь слово лишнее — почти.
свеча горела.
надев на третий глаз очки,
сидело тело

а тьма, безмолвием дыша,
звала в заветное
и тщилась полететь душа,
отбросив тщетное

свеча горела на столе
как символ вечности,
собаки ж лаяли во мгле
своей конечности

но вот еще совсем чуть-чуть —
и дуновением
из сутры вдруг восстала суть
во мгле мгновения

и обнаженная душа,
завернутая в ткани тела
как будто вспомнила, спеша
чего хотела —

лететь, лететь по всей земле
и за пределы,
свечу оставив на столе,
что догорела.

ОМ, моя свастика, ОМ, моя радость,
В поле пречистая дева бродила
ОМ, твердой поступью, ОМ, лунным ветром,
Мы начинаем продыхивать светом.

И растворившись среди диких лютиков,
Нежных фиалок и свежих подснежников,
Мы отворяем двери сомнениям
Как неизбежности

ОМ и АМИНЬ

На четырнадцатом этаже, в каморке под лестницей живет маленький круглолицый старик. Он целыми днями сидит перед компьютером и пьет свежезаваренный малиновый сбор. В Интернете так жарко и душно, а ему так весело… Но самое интересное начинается, когда он находит, наконец, то, что искал. Старик самовозгорается и, вылетев вихрем красного пламени в окошко каморки, что есть сил и остервенело хохоча, бьется лбом о медный колокольчик, прицепленный рядом с окном. «Нашел! Нашел!!!! ЭВРИКА МАТЬ ВАШУ! ЭВРИКААААА!» — кричит он, раздирая предрассветный сумрак яростным беспардонным звоном…

В одной из далеких прошлых жизней я был одним из этих величественных существ. Я плавал в аквариуме вечного океана и заигрывал с прохожими. И все мы тогда были абсолютно счастливы. Это было время, в которое всем нам когда-нибудь суждено вернуться.

tribambuka

Алтайское этно. Ансамбль Хуун-Хуур-Ту.

Трек в mp3 нашел только один, вот она, эта космическая вещь…

Но есть еще на ютюбе…

Этот дерганый триллер про оператора камер слежения, сделанный в догмовской технике, фигурирует в программе Московского фестиваля — я уже потихоньку начинаю вникать в ее суть. В нем есть немного от моих любимых «Головокружения» и «Фотоувеличения», а это уже само по себе неплохой знак. И он очень далек от всяких беззубых догмовских попыток вроде «Итальянский для начинающих» или «Уилбур хочет покончить жизнь самоубийством».

Страница фильма на imdb

(…)

Фактически Россия уже тридцать лет живет наследием поздне-брежневского культурного взрыва. Причем этот взрыв является частью более глобального процесса — здесь и промышленная архитектура пригородов больших городов, и вообще вся инфраструктура, в которой мы сегодня существуем. Странным образом, эпоха, которая воспринималась как эпоха застоя, породила невероятный культурный ренессанс. Культурный результат горбачевско-ельцинско-путинской России несопоставим по масштабу с тем, что происходило в культуре в 70-е годы. И это — несмотря на свободы, появление новых институций, новых форм, культурных сообществ.

(…)

Многими разделяется ощущение подъёма, но это подъём, который имеет специфические родимые пятна конкретной ситуации последних 5-7 лет. Это подъём со всеми его плюсами и минусами. Плюс — приведение в чувство территории. Территория вдруг осознала себя некоторым государством, самосознание заработало. Государственная психология во многом связана с отрицанием наследия 90-х годов. Но, с другой стороны, травма, которую страна пережила, травма потери первородства, она так просто не лечится за 10 лет. Она настолько серьезно поразила центральную нервную систему всего общества, что сейчас вывести страну в естественное, не истерично-декларативное, а подлинное ощущение своего масштаба, своего достоинства, своей центральности, невероятно сложно. Тем более, что менеджерский стиль, который побеждает сегодня во многих сферах культуры, с понятием достоинства вообще не работает. Всё имеет цену, но, как говорил Кант, есть цена, а есть достоинство. Эту разницу зачастую невозможно объяснить культур-менеджеру, как невозможно объяснить ему разницу между капиталом и сокровищем. А любая культура: русская, американская, японская, — живет ощущением различия между капиталом и сокровищем.

Интервью с книгоиздателем Александром Ивановым (Ad marginem).

Sonic Youth это одновременно болезнь и лекарство. Препарат, с помощью которого препарировать окружающую действительно было всегда делом легким и естественным, хотя и не всегда безболезненным. Седативный эффект, производимый этой командой в слушателе, похож на горсть сонного порошка, вызывающего мутную негу отчаянья, удовлетворенную тошноту и обреченное лунное знание обо всем на свете.

(далее…)

Каждый день одно и то же. В этом окне никогда не гаснет свет. Лучше бы я родилась в другом каком-нибудь месте. Незачем мне, впрочем, об этом думать. Лучше совсем не думать. В следующий раз я буду собакой на пляже на каком-нибудь острове и буду долго лежать на берегу моря.