ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

СВОБОДНЫЙ УЗНИК

У пушкинского Разума обличий еще больше, чем у пушкинской Музы. Но больше всего он любит играть роли отцов и стариков³³. Он Старик-Отец в «Русалке», «Станционном смотрителе», в «Сценах из рыцарских времён», Старик-Отец Альбера, (здесь двойственность Разума абсолютно точно передает оксюморон «скупой рыцарь», двойственность наблюдается и в том, что его спуск в подвал есть подъем на холм, с высоты которого он может взирать на всё, что ему подвластно); он – Отец героини «Мятели», в сновидении дочери затаскивающий её, опять же, в подвал, Отец-разбойник из сна Гринёва – больной, но могущий изрубить на куски любого стоящего на пути; он – Старик священник из «Пира во время чумы», Старик, ловящий золотую рыбку вдохновения в «Сказке о рыбаке и рыбке». Дети Рыбака – а это, скорее всего, мысли – иногда приносят в сетях своему Отцу мертвечину, которая долго не дает Разуму покоя. Об этой скверной особенности Разума – о неумении избавляться от навязчивых мыслей – читаем в «Утопленнике». Двойственность Разума видим и в Старике-Черноморе: он летающий карлик, повелевающий мыслями-арапами, и добрый дядька, выводящий из ясных вод мысли-богатыри. (далее…)

Эрнст Юнгер. Уход в Лес / Пер. с нем. А. Климентова. М.: Ад Маргинем Пресс, 2020. 144 с.

Осмелиться по сути быть самим собой, осмелиться реализовать индивида
— не того или другого, но именно этого, одинокого перед Богом,
одинокого в огромности своего усилия и своей ответственности…
С.Кьеркегор. Бытие к смерти.

Новый том в русскоязычной юнгериане — уже весьма и весьма обширной, если сравнить, например, с переводами на английский — пришелся как нельзя кстати. И блестящий стоицизм Юнгера, и независимость его суждений, и уникальные пророчества — добавить к этому его упоительный стиль, так лучшего чтения в наши пандемические времена виртуальных чумных костров и не придумать.

И вышедшее в 1951 году эссе не должно смущать своим невеликим объемом. Программное для Юнгера, оно задает целый букет смыслов. Главное, пожалуй, то, что в ту тяжелую эпоху послевоенного раздела мира и новой, холодной войны (письмо и личная позиция Юнгера, кстати, была столь независимой, что он единственный, пожалуй, умудрился подвергнуться цензурному преследованию как от фашистов, так и от антифашистов), — которую «никто не волен её избежать, но всё же и в ней можно обрести свободу. Будем считать её испытанием» — Юнгер предлагает индивиду способ выстоять. К своим более чем известным концептам Рабочего и Неизвестного Солдата Юнгер прибавляет третью, необходимую для противостояния молоху современности фигуру: (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА

Существуют два плана, в которых развивается сюжет «Зимнего утра». План первый. Возлюбленная поэта с вечера долго не могла уснуть из-за плохой погоды, к утру ей удалось это сделать. Но, несмотря на её ночные мучения, с восходом солнца поэт, не испытывая никакой жалости, пытается разбудить любимую. Мы узнаем также, что спящая может стать звездой, но для этого ей обязательно нужно проснуться. Все идет в ход для того, чтобы разбудить подругу: поэт рассказывает ей – спящей – и о замечательном пейзаже за окном, и о янтарном солнечном свете, заливающем комнату, и о треске затопленной печи, но главное – он соблазняет её поездкой в санках, запряженных бурой кобылой. Эта поездка к пустым полям и голым лесам, грозящим навеять еще большую грусть на возлюбленную, должна стать кардинальным средством для излечения красавицы от печали. Несмотря на то, что и интерьер комнаты, и происходящее за окном вполне реально, есть у произведения и иная реальность. Поэту не пишется, он в творческом кризисе: несмотря на все моления, разбудить Музу он не в силах. Но сон вреден Красавице, только бодрствование позволит ей стать звездою севера (вероятно, «звездою русской поэзии»)²⁶. Поэт надеется и на то, что ее пробудит захватывающая дух санная поездка на милый для поэта – не реальный, а, конечно же, поэтический – берег, где Красавица, судя по черновикам стихотворения, прежде бывала: «И навещать места пустые, / Где мы гуляли»²⁷. Надеется Поэт и на то, что бурая невзрачная кобылка, всё более и более ускоряя бег, превратиться, в конце концов, в нетерпеливого Пегаса²⁸. Это превращение, наверняка, кто-то отнесёт к ошибкам простака Пушкина. Но находя у поэта подобные «ошибки», мы должны быть особенно внимательны и аккуратны, ибо ошибок у Александра Сергеевича, скорее всего, вообще нет. За ошибки мы принимаем зазоры между явным и тайным сюжетом, и именно эти зазоры дают представление о двойственности пушкинских произведений. Создаются зазоры при помощи противоречивой информации, которая, как и неполная информация, заставляет работать наше воображение. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

«ПОВЕСТИ БЕЛКИНА» В КОНТЕКСТЕ ПРЕДСТОЯЩЕЙ ЖЕНИТЬБЫ

Осенью 1830-го в Болдино – накануне женитьбы – мятущийся, снедаемый сомнениями Александр Сергеевич, отгородясь от всех и вся холерой, вкладывая в создаваемые им разные по жанру произведения и истину страстей, и правдоподобие чувствований, моделировал в них финал драмы «Судьба Пушкина». Ярким примером такого моделирования являются «Повести Белкина», в каждой из которых женитьба (или подготовка к ней) является поворотным моментом в судьбе героев. Кроме этого, мы видим, что Пушкин наделил Белкина отдельными чертами своего характера. Вот моменты, сближающие двух авторов. Иван Петрович, так же, как и Александр Сергеевич, не любит заниматься хозяйством; оба они имеют великую склонность к женскому полу; как Белкина, так и Пушкина нещадно обманывает староста. Исследователи пушкинского творчества считают, что Горюхино, где жил Белкин, и пушкинское Болдино – одно и то же село: в черновиках повести сохранились цифровые подсчеты для «Истории…», исходя из площади села в 240 десятин (при этом Пушкин основывался на данных Болдина). При всей этой схожести Пушкин для чего-то старательно подчеркивает факт смерти Белкина, вынося в заголовок определение «покойный». Разве не достаточно упоминания о его смерти в предисловии. Хочет ли поэт указать этим на то, что Белкин это не он, или намекает на то, что повести написаны им, Пушкиным, в Болдино почти уже мёртвым?.. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

ГЕНИЙ ЧИСТОЙ КРАСОТЫ

Для исполнения роли Гения чистой красоты Анна Петровна не годилась: на это указывают: и письмо к А. П. Керн от 13-14 августа 1825 г., в котором поэт писал: «Вы говорите, что я не знаю вашего характера. А на что мне ваш характер? Он мне вовсе ни к чему! – разве хорошеньким женщинам нужен какой-нибудь характер? Основное – глаза, зубы, ручки да ножки»; и то, что Пушкин именовал Анну Петровну вавилонской блудницей; и следующие строчки из письма к А. Н. Вульф от 21 июля 1825 г.: «Всё это, если хотите, сильно напоминает любовь, но клянусь вам, это совершенно не так»; и письмо Пушкина к С. А. Соболевскому, писанное в феврале 1828 года. Эта роль предназначалась другой. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ.

НИ ГРАНА ПРАВДЫ В СКАЗКАХ О ГЛУБИНАХ

Насколько помню, критическая масса, с которой началась цепная реакция переосмысления пушкинских произведений, сформировалась при очередном прочтении «Стихов, сочинённых ночью во время бессонницы»:

Мне не спится, нет огня;
Всюду мрак и сон докучный…

Кажется, что нет в двух этих строчках ничего кроме бессмыслицы. Во-первых. Почему человеку не спится, если сон ему докучает. Во-вторых. Как мог гений, кропотливо, не жалея живота своего работающий над словом, поставить рядом «нет огня» и «всюду мрак»? А вот поставил же. Значит, для чего-то это было ему необходимо. Ситуация прояснится, если мы вспомним, что сон по Пушкину – метафора творчества, а огонь – метафора вдохновения (в лицейском стихотворении, обращённом к Дельвигу: «И мне в младую боги грудь/ Влияли пламень вдохновенья»). Два эти момента позволяют расшифровать первую строку следующим образом: «Мне не пишется, нет вдохновения». Для тех, кто любит попроще, поясню. Александр Сергеевич Пушкин вовсе не хочет спать, он желает только одного – приступить к сочинительству, но воображение не в силах «усыпить» поэта. Зная, что акт творчества по Пушкину есть сон, нетрудно понять, что собой представляет пушкинская бессонница, а поняв, можно прочитать и тайное название стихотворения: «Стихи, сочиненные ночью, в то время, когда не сочиняется». (далее…)

На крыльях вымысла носимый,
Ум улетал за край земной
А. С. Пушкин

Остроумием называем мы не шуточки, столь любезные нашим веселым критикам, но способность сближать понятия и выводить из них новые и правильные заключения.
А. С. Пушкин

ПРЕДИСЛОВИЕ

Авторское воображение, запускающее механизм создания литературного произведения, в процессе работы над произведением обретает определённую форму: превращается в «формулу» произведения. У гениев эта, казалось бы, простая и конкретная формула в действительности неимоверно сложна, и именно сложность её предполагает неисчислимое количество научных и не очень научных трактовок художественного произведения. И тут уж ничего не поделаешь: каждый из открывающих книгу большого писателя волей-неволей попадает в ряды его интерпретаторов. Об интерпретациях и поговорим. (далее…)

О последнем фильме А.Германа

Период нескончаемых разговоров об эпидемии заставил по-новому взглянуть на некоторые мотивы фильма «Трудно быть Богом».

«У меня есть несколько картин, которые я всегда пересматриваю. Это практически весь Тарковский», — сказал в одном интервью Алексей Герман.

Постоянный образ у Тарковского — вода: течет, капает. Природная стихия. У Германа тоже текут и капают жидкости: моча, жидкое дерьмо, сопли и нечто вроде хлорки, чем опрыскивают трупы.

Стихия человеческая. В том смысле, что, по Аристотелю, человек — это животное политическое. В этом определении на первое место вполне логично поставить то, что на первом месте в нем и стоит — животное. Люди Арканара живут, как стая обезьян. Наша этика и эстетика им неведомы, поэтому их жизнь кажется им вполне естественной. Да она такая и есть.

Наш культ чистоты выработала практика — желание избежать эпидемий.

Практические рекомендации принято вкладывать в уста Бога, поэтому Аллах обязывает мусульманина совершать ежедневно пятикратное омовение. Но на планете, где Арканар, нет болезней, передающихся капельным путем, нет потребности и в гигиене. (далее…)

Режиссер, поэт и художник Татьяна Данильянц о бессилии слов перед реальностью, Венеции, любимом кинематографе, русской и армянской родине, об идеале созидательной жизни, «Молодом папе» Соррентино и своей новой книге «В объятиях реки» (Воймега, 2019).

Александр Чанцев: Ты по-возрожденчески занимаешься столь многим — кино, поэзией и фотографией. Что-то на определенных этапах важнее? Что-то, возможно, вообще самое главное для тебя?

Татьяна Данильянц: Все эти занятия связаны с моими, назовем их так, органами понимания/ распознавания окружающей реальности, это результат их работы. Все эти занятия одинаково для меня важны. Работают эти «органы» несколько по-разному, попробую объяснить, как я это ощущаю.

Кино, в принципе, тотальное занятие. Проверено временем, что когда я делаю фильм: снимаю, монтирую, — то не могу писать стихи или делать арт-проекты. И связано это не только с чрезмерной занятостью. (далее…)

Как он входил в русскую жизнь и русскую литературу

Раскат дунайской волны

Началось всё в городе Будапеште. В перестроечном 1987 году там устраивали смычку советских и иностранных/эмигрантских писателей — конгресс «Дни мировой культуры». Лимонов был во французской делегации, но выступил как русский — как советский! — человек. Когда Чеслав Милош начал клеймить позором СССР за Пакт Молотова-Риббентропа, Лимонов напомнил ему о грехах его родины Польши — о договоре о ненападении с Германией, заключенном в 1934 году, и о последующей аннексии Тешинской Силезии.

«Меня окружили журналисты, солидный и седой господин из The New York Times изумленно повторял: “Скажите, это правда, что вы сейчас сообщили? Это правда?” — Это общеизвестные факты мировой истории, — холодно сообщил я и отпустил наконец микрофон», — вспоминает он в «Книге мёртвых-3» (глава «Однажды в Будапеште»). Вспоминает и о том, как дал по голове бутылкой из-под шампанского Полу Бэйли из Великобритании. По рассказам очевидцев, он, кроме того, подрался с Виктором Ерофеевым. И всё это из-за Пакта Молотова-Риббентропа. (далее…)

Симона Вейль. Тетради. Том 3: февраль-июнь 1942 / Пер. с фр., сост. и примеч. П. Епифанова. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2019. 608 с.

Жизнь Симоны Вейль легко умещается в четыре строчки — цитата из предисловия к 1-му тому «Тетрадей» («Издательство Ивана Лимбаха», 2016): «В 26 лет — уход преподавательницы философии на завод, в рабочую среду, в 27 — на испанскую войну, в 32 — участие в зарождающемся движении Сопротивления (эпизодическое, но важен сам факт), в 33 — отъезд в Лондон, в ставку “Свободной Франции”, в 34 — смерть, вызванная истощением и переутомлением». Все это время она напряженно писала — и, несмотря на то, как, из-за той же биографии во многом, ее пытались изобразить то новейшей святой и мученицей, то богоборцем и даже юдофобкой, ее творчество все еще медленно приходит к читателям.

Так, после двухтомника 2016 года, вышел третий том «Тетрадей» Симоны Вейль. Событие далеко не столь шумное, как публикация и переводы «Черных тетрадей» Хайдеггера, где тот что-то все же писал о своих отношениях с национал-социалистической партией и еврейским вопросом, да и заведомо камерное ровно в той же мере, как сама Симона была философом не манифестов, но тишины. О ней, как, например, Владимир Бибихин, она много и пишет — см. ее совершенно исихастское «Нет блаженства, которое стоило бы внутреннего безмолвия». Но сходство с Хайдеггером найдутся в самом нарративе: философствование, но очень свободное, в формате выписок, заметок, мыслей на полях, даже дневника. Из «Тетрадей» потом «вырезали» главную книгу Симоны «Сила тяжести и притяжения», а полное издание, 2600 страниц мелким шрифтом, состоялось во Франции только недавно, в 2006 году. Впрочем, интенция различается — если Хайдеггер предполагал публикацию своих тетрадей, лишь отсрочил их выход, завещав напечатать их в конце собственного ПСС, то Симона — Симона была Симоной. (далее…)

ОН ХОТЕЛ НАЗВАТЬ СВОЙ РОМАН БОДРЫМ ВЫКРИКОМ «ДА!»

Александр Долинин. Комментарий к роману Владимира Набокова «Дар» М.: Новое издательство, 2019

Роман «Дар» (1938) — самый литературный у Набокова. И не только потому, что весь насквозь пропитан цитатами, аллюзиями, аллитерациями и т. д., то же можно сказать и о других его сочинениях. А потому, что «Его героиня не Зина, а Русская Литература» – как, несколько ёрничая, заметил сам Набоков. И объяснил: «Сюжет первой главы сосредоточен вокруг стихов Федора. Глава вторая — это рывок к Пушкину в литературном развитии Федора и его попытка описать отцовские зоологические экспедиции. Третья глава сдвигается к Гоголю, но подлинная ее ось — это любовные стихи, посвященные Зине. Книга Федора о Чернышевском, спираль внутри сонета, берет на себя главу четвертую. Последняя глава сплетает все предшествующие темы и намечает контур книги, которую Федор мечтает когда-нибудь написать, — “Дара”». (далее…)

Эдуард Лимонов пишет новый роман

«Достоевский!» — вот первое, что приходит на ум, когда начинаешь читать роман Лимонова «Это я – Эдичка». И дело тут вовсе не в том, что название первой же главы «Отель «Винслоу» и его обитатели» услужливо намекает на «Село Степанчиково». Скорей уж воображению Лимонова, когда он писал свой роман, представало «Преступление и наказание». Действительно, очень похоже. Но, разумеется, есть и отличия. Скажем, не в призрачном городе Петербурге происходит действие романа Лимонова, а в фантастическом Нью-Йорке. И не «под самой кровлей пятиэтажного дома» живет Лимонов, но «на последнем, 16-м этаже» прокопченного «здания отеля «Винслоу». Но самое главное то, что Эдичка не был замечен в убийстве старухи-процентщицы, хотя похожая на нее старушка (мать хозяина отеля) все-таки гибнет под пером писателя Лимонова вместе с еще двумя, более молодыми женщинами. А в результате получается полный набор женских смертей (всего три), тянущихся вслед за Раскольниковым в Эдичкин текст из романа Достоевского. (далее…)

17 марта 2020 г. в Москве на 78 году жизни скончался писатель Эдуард Лимонов. Вот список текстов о нем, которые можно найти в архиве веб-журнала «Перемены» на сегодняшний день:

1. «В прямой речи он о себе говорит так: «Лимонов — это разумный человек, это человек, как сейчас любят говорить, цивилизованный, это человек современный». И называет свой бунт – организованным.» Виктория Шохина. «Эдуард Лимонов: священный монстр»

2. «Эдичка завершен, напечатан и поставлен на полку, а писатель Лимонов жив и продолжает писать свои тексты. Однако творческий метод писателя Лимонова таков, что, для того чтобы что-нибудь написать, ему все равно надо становиться своим собственным героем. То есть Лимонов почти постоянно играет роль Эдички и даже сам этого толком не сознает.» Олег Давыдов. «Мальбрук в поход собрался»

3. «Герой текстов Лимонова – всегда он сам. А он сам – герой своих текстов. При этом тексты Лимонова без сомнений хороши, а Лимонов – большой писатель. И делает его таковым не только и не столько писательский дар, сколько именно тот факт, что он свои произведения не просто пишет, но – предварительно проигрывает их в жизни.» Глеб Давыдов. «Анатомия героя»

4. «Родство Лимонова и Путина, согласно Карреру, не поколенческое, а мировоззренческое – оба мальчики, рожденные в великую эпоху Советской страны, от отцов-солдат и суровых матерей; оба авантюристы, доверявшиеся жизни, но не устававшие ее изо всех сил пришпоривать, чаще эти силы искусно имитируя, нежели на самом деле ими обладая. Еще – в знании и понимании своего народа. » Эдуард Колобродов. «Персонаж Лимонов»

5. «Как у доброй части осуждающих его за графоманию или порнографию знакомство с лимоновскими книгами ограничивается лишь известной сценой «с негром» в пересказе, так и кричащие сейчас «Лимонов продался власти» не читали ни жгуче антикапиталистический «Дисциплинарный санаторий», не знают, что свой анархизм («государство — это средневековая конструкция, репрессивная по сути своей») Лимонов всегда сочетал с имперским пафосом.» Александр Чанцев. «Поп-механика 418»

6. «Лимонов заметно нервничал, сразу спросил, есть ли алкоголь… Это слово меня слегка царапнуло, обычно говорят: «Есть ли выпить?». Индиана тоже спрашивает: «А у вас случайно не найдется алкоголя?», но Главный Редактор может предложить ему только чай с печеньем. На самом деле у Бакланова был коньяк, и Лимонов с Плешковым выпили по рюмке-другой…» Виктория Шохина. «Лимонов в «Знамени» и после»

16 марта 1884 года родился русский советский писатель-фантаст, репортёр, юрист. Один из основоположников советской научно-фантастической литературы, первый из советских писателей, целиком посвятивший себя этому жанру.

Пионер советской фантастики. Ему повезло с талантом, но не везло со здоровьем и личной жизнью. Его называли “Русским Жюль Верном”. Черные полосы в его жизни чередовались с белыми.

Родился в семье православного батюшки в 1884 году. Сестра умерла в детстве от онкологии, брат в студенчестве утонул. Беляев рано открыл в себе талант — сначала он хотел стать музыкантом, для этого он на приличном уровне освоил скрипку и рояль. Увлечение приключенческой литературой едва не окончилось трагедией. В 12-летнем возрасте, прочитав роман Жюль Верна “С Земли на Луну”, он решил сам полетать. Для этого будущий фантаст соорудил себе планёр, залез на крышу родительского дома и совершил свой недолгий полет, закончившийся травмой позвоночника. (В 35 лет травма аукнулась и сделала его инвалидом.)

В 10 лет Александр Беляев поступил в Духовную семинарию, следуя воле отца. В 17 лет он вышел оттуда дипломированным специалистом и убежденным атеистом. На всю жизнь он сделал для себя вывод, что его призвание — наука и творчество. (далее…)