Флориан Иллиес. А только что небо было голубое. Тексты об искусстве / Пер. с нем. В. Серова. М.: Ад Маргинем, 2019. 248 с.

Сборник художественного критика, автора книг «1913. Лето целого века» и «Поколение Golf» относится по своему жанру к тем, что обычно представляют интерес только для автора и самых преданных его почитателей. Это сборник статей, выступлений и так далее за последние 10 лет. Но постепенно, не с первых страниц, открывающееся очарование книги даже не в ее разнообразии и бодрящей эклектике – от мало кому известных германских художников-романтиков XIX века и Георга Тракля до Энди Уорхола и Петера Рёра – но в тональности. Интонации любви и шутки, восхищения и неприязни. И этот тон страстного почти включения захватывает, уже почти как самого исследователя рассматриваемые им произведения. (далее…)

Семён Лопато. Облако. — М.: АСТ, 2019. — 384 с. — Городская проза.

…Начинается все в этом романе, словно у Булгакова. Инфернальная тьма окутала сюжет, причем как-то избирательно. С одной стороны, для ночного времени суток, когда главный герой въезжает в город, это привычно, обыденно и, в сущности, совершенно нормально. С другой стороны, если учесть, что «в нескольких километрах отсюда бушевал солнечный летний день», то вполне выходит техногенная катастрофа.

«— Странно, — сказал Вадим. — Феномен, артефакт мирового масштаба — а никому и дела нет. Где CNN, где журналисты, где шумиха — как будто и не случилось ничего. Водитель пожал плечами. — А чего шуметь, — сказал он. — Если б это в Москве было… А так — кому этот райцентр нужен? Одно слово — глушь. Отсюда хоть пять дней на «Феррари» несись — ни до какого государства не доедешь».

Итак, Облако накрыло город, телефоны уже восемь лет как молчат, связь только с помощью пейджера, в парке бродят богоборцы, распинающие героя на кресте, и налицо сползание в недалекие девяностые. А если точнее, то еще глубже, в советскую научную фантастику, декорированную нуаром, словно муаром с жанрово-стилистической целью, чтобы вышел (и выходит) внятный историко-психологический триллер. Даже психический, как говорили в кино «Чапаев», поскольку напрячь даже стойкие к ужастикам умы книга явно сумеет. (далее…)

«Я часто по ночам вспоминаю все это…»
Л. Вацулик

I

Этот текст следовало бы написать давно. Лет тридцать назад или больше, когда воспоминания были еще свежи, а тема острее.

Нужно было, но — не написал. Много раз садился за письменный стол и бросал начатое: воспоминания не желали приходить в какой-либо порядок.

Но Пражская осень 1968 года, вцепившись мертвой хваткой, не хотела меня отпускать. В голове двигался, перекатывался замысел некоего бессвязного повествования. Для вдохновения я перелистывал романы чешского писателя Милана Кундеры, почти все они касались тех давних событий. (далее…)

120 лет назад, 13 августа 1899 года родился Альфред Хичкок, король триллера. Ему нравилось ставить в тупик. Предлагать почву и тут же выбивать ее из-под ног. О фильмах и некоторых странностях биографии Хичкока рассказывает Максим Медведев. >>

Иван Охлобыстин. Записки упрямого человека. Быль. — М.: АСТ, 2019. — 384 с.

В предисловии к своей автобиографической книге знаменитый актер, сценарист, писатель и священник, сделавший временный перерыв в служении, честно предупреждает о том, что у него «нет задачи шокировать». Впрочем, это у него не особенно выходит. На самом деле, получается все с точностью наоборот. Хотя поначалу кажется, ну кого может шокировать очередной рассказ об очередном советском детстве, лихой молодости и не менее буйной зрелости. Ан нет, и в детстве, и в юности нашего героя все было как раз «внеочередным», нестандартным, необычным. Даже мечты, в которых годовая «пятерка» по физике лишь у немногих в те времена заменялась на гэдээровских резиновых индейцев и фотку подмигивающей японки, у автора-героя были намного ярче. При этом сразу же вспоминаются позднейшие личные претензии многих из нас, мол, были же люди — и в кино, и в литературе, а теперь сплошные управдомы да рыцари печального образа, дарящие свои подвиги родному заводу и детскому дому. А где же настоящие писатели, не супермены, умеющие петь, стрелять и управлять самолетом одновременно, а хотя бы отважные покорители не Сибири, но Марокко, галантные соблазнители, мастера стилоса, стилета и черного пояса? (далее…)

Andrei Sen-Senkov (текст), Sveta Dorosheva (рисунки), Ainsley Morse (перевод). Mr. B. Маастрихт: Azul Press, 2019. 72 с.

Эта книга – или альбом, или даже такой литературно-музыкальный диск (ведь вкладывают же в альбомы разные рисунки-тексты-параферналию) – проект действительно международный. Потому что книгу о великом джазмене Чете Бейкере, американце, сбегавшем в Европу, написали сообща – как записывают сейчас те же пластинки, зачастую не собираясь для этого в одной студии, но обмениваясь записями по интернету – в разных странах. Поэт, автор стихопрозы и визуальной поэзии Андрей Сен-Сеньков – стихотворения, создательница многих волшебных иллюстраций Света Дорошева из Израиля нарисовала для этой книги, нарисовала – эту книгу, а переводчица-русистка из Америки Эйнсли Морс перевела стихи с русского на английский. Издано же в Голландии – где, под окнами амстердамского отеля нашли тело то ли выпавшего, то ли выбросившегося Чета Бейкера. Кстати, были у него в жизни и криминальные разборки из-за долгов за наркотики – так что любителям теории заговоров тоже пища есть.

«если потрясти в руках
как сувенирный стеклянный шар со снегом
его полтора года в итальянской тюрьме
будет медленно падать отсутствие музыки» (далее…)

ОКОНЧАНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

3.

После Революции в России рухнула еще одна идеология – христианская. Рухнула она и в Западной Европе. Достаточно вспомнить о позиции христианских Церквей во время Первой Мировой войны. «Церкви… одобряли войну и становились подразделениями правительства или проводниками политики правительства. Влиятельное духовенство благословляло штык как инструмент, посредством которого можно восстановить Царство Божие. Церкви направляли капелланов в формировавшиеся армии» (Эрл Кернс, «Дорогами христианства», Протестант, 1992, 1. Церкви во время мировых войн и революций).

Кернс пишет об Американских Церквях, но так же вели себя и все остальные христианские Церкви в воюющих странах. Поэтому европейские народы относились к своим Церквям так же, как к властям, что гнали их на убийственную войну. Более того, рухнули три европейские империи – Российская, Германская и Австро-Венгерская, которые оказывали религии государственную поддержку. В Советской России, вдобавок, религия, согласно Жан-Жаку Руссо и Карлу Марксу, была объявлена «опиумом для народа». Эту фразу иронически преобразует Остап Бендер, спрашивая отца Федора: «Почем опиум для народа?» Суть иронии состоит в том, что, отделенный от государства отец Федор превращается в предпринимателя, движимого меркантильными интересами. Теми же интересами руководствуются и польские ксендзы, охмуряющие Козлевича. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.

2.

Романы Достоевского и он сам – еще один источник для пародий Ильфа и Петрова.

Достоевский, что называется, переночевал в финале «Двенадцати стульев». Подмечено сходство эпизода самоубийства Свидригайлова из «Преступления и наказания» с последними приключениями убившего Бендера Воробьянинова (см. Майя Каганская и Зеев Бар-Селла, «Мастер Гамбс и Маргарита», Тель-Авив, 1984).

Совпадают общий стиль описания и детали: ночной туман, пьяный на улице, разговор со сторожем

Достоевский: «Он злобно приподнялся, чувствуя, что весь разбит; кости его болели. На дворе совершенно густой туман и ничего разглядеть нельзя. Час пятый в исходе; проспал! Он встал и надел свою жакетку и пальто, еще сырые. Нащупав в кармане револьвер, он вынул его и поправил капсюль…

Молочный, густой туман лежал над городом. Свидригайлов пошел по скользкой, грязной деревянной мостовой, по направлению к Малой Неве… Какой-то мертво-пьяный в шинели, лицом вниз, лежал поперек тротуара. Он поглядел на него и пошел далее…. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ.

Для начала отметим, что в Евангелиях поиски Небесного Царства сравниваются с поисками сокровищ (чем, напомним, в романе занимается Остап Бендер):

«Еще подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то. Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее. Еще подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода» (Мф?13.44–52).

— Но ведь Остап – мошенник! – может возразить читатель. – Какой уж тут евангельский дух! (далее…)

Но зачат я был ночью порочно…
В. Высоцкий

1.

Валентин Катаев так описал появление на свет Остапа Бендера:

«Тогда я носился со своей теорией движущегося героя, без которого не может обойтись ни один увлекательный роман: он дает возможность переноситься в пространстве и включать в себя множество происшествий, что так любят читатели….увлекаясь гоголевским Чичиковым, я считал, что сила “Мертвых душ” заключается в том, что Гоголю удалось найти движущегося героя…Поиски бриллиантов, спрятанных в одном из двенадцати стульев, разбросанных революцией по стране, давало, по моим соображениям, возможность нарисовать сатирическую галерею современных типов времен нэпа. Все это я изложил моему другу и моему брату, которых решил превратить по примеру Дюма-пера в своих литературных негров: я предлагаю тему, пружину, они эту тему разрабатывают, облекают в плоть и кровь сатирического романа. Я прохожусь по их писанию рукой мастера. И получается забавный плутовской роман». Вскоре, свидетельствует Катаев, «передо мною предстали мои соавторы… Один из них вынул из папки аккуратную рукопись, а другой стал читать ее вслух. Уже через десять минут мне стало ясно, что мои рабы выполнили все заданные им бесхитростные сюжетные ходы и отлично изобразили подсказанный мною портрет Воробьянинова, но, кроме того, ввели совершенно новый, ими изобретенный великолепный персонаж – Остапа Бендера, имя которого ныне стало нарицательным, как, например, Ноздрев. Теперь именно Остап Бендер, как они его назвали – великий комбинатор, стал главным действующим лицом романа, самой сильной его пружиной. Я получил громадное удовольствие и сказал им приблизительно следующее:

— Вот что, братцы. Отныне вы оба единственный автор будущего романа. Я устраняюсь. Ваш Остап Бендер меня доконал» (В.Катаев. «Алмазный мой венец»). (далее…)

На этой неделе мир отмечает 120-летие со дня рождения Эрнеста Миллера Хемингуэя (родился 21 июля 1899 года). Самый знаменитый писатель США. He-man, Папа Хэм. Его слава не знала границ. Его книги цитировались, как Новый завет.

На «Переменах» есть, по меньшей мере, три достойных всяческого внимания материала о нем:

1. О Хэме рассказывает Виктория Шохина. «Он не раз видел смерть близко. Но никогда не мог насмотреться, ему всё было мало (можно ли его назвать, по Фромму, некрофилом?). Конечно, он был очень храбрым человеком». Вот ссылка.

2. Второй материал — статья автора журнала The New Yorker Адама Гопника из серии «Развенчание мифов»: обзор современной критики, новый взгляд на творчество Эрнеста Хемингуэя. Статья приводится в изложении и переводе Ирины Вишневской. Вот материал.

3. Также о Хемингуэе читайте текст «Старик и Сирена» — о книге Андреа ди Робиланта «Осень в Венеции: Эрнест Хемингуэй и его последняя муза». Очень много подробностей о частной жизни Хэма.

130 лет назад, 5 июля 1889 года родился Жан Кокто. «Я правда и вымысел одновременно», — говорил он, и был прав – его жизнь и творчество были настолько невероятны, что выдумать их было бы не под силу никому из живших на Земле… На Переменах — текст Ильи Миллера о Жане Кокто >>

Две книги об Индии, написанные русским и индийской писателями.

1. Блейк и Индия
Сергей Соловьев. Человек и другое: Книга странствий. М.: Рипол классик / Пальмира, 2019. 398 с.

В своей новой книге прозаик, поэт, путешественник, издатель (вольных журналов 90-х), изобретатель всяческих безумно смелых проектов (почти осуществившаяся идея построить в Германии лабиринт лабиринтов) Сергей Соловьев взялся за дважды невозможное. Во-первых, написать книгу о том опыте, что не выразим словами, внебуквенен, находится далеко за пределами привычных человеческих обыкновений. Во-вторых, этот опыт – счастья, озарения и прозрения в неведомое, что невозможнее вдвойне (об индивидуальном несчастье рассказать, вспомним Толстого, можно, а вот за описание того, как все счастливые семьи счастливы одинаково, даже великий наш классик не взялся). Впрочем, Соловьев невыполнимых задач не боится – его самый известный роман «Адамов мост», как он говорит даже в этой книге, был именно попыткой романа о счастье (а одна глава там была написана «от лица» тигрицы – тоже тот еще челендж!).

Опыт же за пределом слов, с той другой стороны, где «мир живых изначальных энергий, природы, не книжной, а реальной», действительно важен для Соловьева. Он поминает философское понятие Другого – чтобы тут же отказаться от него, ибо «не выйти из человека. В слове – не выйти». А ему очень нужно, потому что тут «дело не в наслаждении, созерцании, тихом разговоре, медленном огне… нет, сложное чувство. Сложное, как небо. По эту сторону, с людьми, я испытывал это чувство считанные разы: с одной женщиной, двумя-тремя книгами». (далее…)

Виталий Аширов, автор текста, о котором пойдет речь, некоторое время назад прислал нам письмо, в котором предложил опубликовать свой «роман» (так он обозначил жанр). Многие авторы и читатели «Перемен» знают, что мы уже пару лет как совершенно не публикуем прозу. Некоторые знают об этом разочарованно, другие, надеемся, с благодарностью. А кому-то и вовсе все равно (и это, конечно, самая здоровая позиция).

Присланный Виталием текст мы тоже поначалу отказались поставить. Однако он всё же зацепил внимание и не давал о себе забыть. Поэтому вернувшись к нему, мы решили сделать для него исключение и обнародовать в виде файла PDF. «Черный коралл» действительно стоит того, чтобы представить его читателю.

В ответ на просьбу прислать нам что-то вроде синопсиса или аннотации к тексту, автор прислал следующее:

«В тексте сделана попытка выстроить модель нечеловеческого мышления посредством использования хайдеггерианских сдвигов между этическим и физическим. Ключевые константы получившейся формы — два преступления. Последние кровавые эпизоды маньяка Спесивцева (убийство трех девочек). И деяния больной шизофренией Галины Рябковой, которая выбросила из балкона высотки двух своих сыновей. Преступления рассматриваются не как события, протекающие в пространстве и времени, а как физические (геометрические, зеркальные) объекты, лишенные привычных пространственно-временных координат, и, условно говоря, существующие в коралле на дне моря. В процессе письма автор разбивает эти объекты друг о друга. Получившийся текст — архитектоника взаимных переотражений осколков.

Возможно, это покажется слишком замороченным — но ведь у автора была еще и побочная цель. Автор искренне хотел посредством словесной конструкции оживить мертвых детей. В прямом смысле. Чтобы встали и пошли. А как тут без многослойности и заморочек? Проделанный опыт показал, что литература пока не умеет оживлять людей».

Текст романа «Черный коралл» (или повести, как хотите, хотя, вероятнее всего, это поэма) можно скачать, нажав на эту ссылку. А чуть ниже для примера – совсем небольшой из него отрывок (впрочем, здесь, по техническим причинам, не воспроизведено авторское форматирование, а оно играет роль; в pdf оно сохранено). (далее…)

20 (8) июня 1880 года на Пушкинских торжествах Фёдор Достоевский произнёс знаменитую 45-минутную речь о Пушкине. Значение этой речи для российской словесности наиболее емко выразил Александр Аксаков: «Я считаю речь Фёдора Михайловича Достоевского событием в нашей литературе. Вчера ещё можно было толковать о том, великий ли всемирный поэт Пушкин, или нет; сегодня этот вопрос упразднён; истинное значение Пушкина показано, и нечего больше толковать!»

Известный русский юрист и выдающийся оратор А.Ф. Кони вспоминал: «На эстраде он вырос, гордо поднял голову, его глаза на бледном от волнения лице заблистали, голос окреп и зазвучал с особой силой, а жест стал энергическим и повелительным. С самого начала речи между ним и всею массой слушателей установилась та внутренняя духовная связь, сознание и ощущение которой всегда заставляют оратора почувствовать и расправить свои крылья. В зале началось сдержанное волнение, которое всё росло, и когда Фёдор Михайлович окончил, то наступила минута молчания, а затем как бурный поток, прорвался неслыханный и невиданный мною в жизни восторг. Рукоплескания, крики, стук стульями сливались воедино и, как говорится, потрясли стены зала. Многие плакали, обращались к незнакомым соседям с возгласами и приветствиями; и какой-то молодой человек лишился чувств от охватившего его волнения. Почти все были в таком состоянии, что, казалось, пошли бы за оратором, по первому его призыву, куда угодно!». (далее…)