ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ

Р.Б.: Ясно. Да. ДА. Итак, Леонард, вероятно, он спросит, когда ты вернешься: “чему ты там научился?»

Л.К.: Как я понимаю, он сразу увидит. Я думаю, гораздо более важный вопрос это останусь ли я там или нет.

Р.Б.: Да. Но все же, если он спросит — ведь в этом нет ничего невозможного, не так ли? — что бы ты ты ответил ему, Леонард?

Л.К.: Ну, я бы попытался перевести для него, ведь он не говорит по-английски.

Р.Б.: А, так ты говоришь по-японски?

Л.К.: Нет. Мы совсем чуть-чуть говорим с ним на английском. И я совсем немного говорю по-японски. Но мы учимся и пьем вместе уже очень давно.

Р.Б.: А какой его любимый напиток?

Л.К.: Я пытался познакомить его с выдержанным французским вином, которое я считаю более утонченным напитком, но он настаивает на том, чтобы мы пили саке.

Р.Б.: Если ты спросишь меня, я предпочитаю Скотч или херес.

Л.К.: Поддерживаю. Он также очень хорошо разбирался в коньяке.

Р.Б.: Да.

Л.К.: Он любил коньяк и он даже присвоил определенные мужские и женские качества разным брендам. Например, Remy Martin, по его мнению, имеет женскую экспрессию, в то время как Courvoisier — мужскую. Впрочем, ни одно из этих обозначений уже не принималось всерьез после третьей или четвертой рюмки.

Р.Б.: Вот видишь, в этом весь смысл, Леонард. Все это слишком всерьез воспринято. И в этом вся нелепость всего этого. В этом во всем нет ничего серьезного, потому что ищущего не существует! А кто серьезен? Именно ищущий! Понимаешь? Поиск продолжается и продолжается своим чередом. Ну так вот: если бы тебе задали этот вопрос, Леонард, чему такому особенному ты научился у Рамеша, такому, чего НЕ знал до этого — что бы ты ответил? Я не хочу предлагать тебе ответ… (далее…)

В 1999 году, шесть лет спустя после посвящения в монахи под именем Тишайший и жизни в дзен-монастыре в 2 километрах над уровнем моря, Леонард Коэн все еще продолжал бороться с депрессией. Он пытался променять стимуляторы на просветление, чтобы продолжать писать свои прекрасные песни. Дело всей жизни никогда не давалось ему легко, даже в 60 лет. На пороге миллениума поэт отправился за ответами на не дающие покоя вопросы в Мумбаи, чтобы встретиться с гуру Рамешем Балсекаром. Между Рамешем и “верховным жрецом печали” состоялся длинный сатсанг, транскрипт которого публикуется ниже, впервые на русском языке.

Рамеш Балсекар: Мне говорили, ты живешь в дзенском монастыре?

Леонард Коэн: Да, это так.

Р.Б.: И сколько уже, три или четыре года?

Л.К.: Я связан с этим институтом уже почти тридцати лет – и где-то года четыре с половиной назад меня посвятили в монахи.

Р.Б.: Все ясно. И мог бы ты сказать, что дисциплина там строгая?

Л.К.: Да — она безжалостна.

Р.Б.: Но тебе это нравилось?

Л.К.: Не особенно, нет.

Р.Б.: Что ж, это честно. Вопрос, который я хочу задать, вот в чем: твое понимание до того, как ты пришел сюда, и после того, как ты услышал то, о чем я говорю, – есть ли разница? (далее…)

В издательстве Эксмо переиздана книга Ульи Новы «Лазалки», этот пронзительный роман о детстве в маленьком провинциальном городе, в советские времена, полюбился читателям, получил множество теплых отзывов. Книга переведена на болгарский замечательной переводчицей Здравкой Петровой и в прошлом году вышла в Софии.

Болгарский поэт и журналист Марин Бодаков поговорил с писательницей для газеты «Культура»/ София о детстве, о современной России, о корнях «какнивчемнебывала». С разрешения газеты, портал «Перемены» впервые публикует эту беседу. (далее…)

Новое литературное обозрение № 140 (4’2016). 446 стр.

Теоретической основой номера стал блок статей «Споря о модерности» — десять ответов на статью Майкла Дэвида-Фокса. Спор начинается уже с терминологии: как следует переводить скромное вроде бы на первый взгляд английское «modernity» — современность, модерность, модерн, модернизм, модернити или вообще модернизация?

Когда же американский исследователь выступил с утверждением, что употребление термина определяется в работах русистов их идеологическим воззрениями, к тому же насчитал четыре подобных «лагеря», понеслось… О накале дискуссии скажет все цитата из ответной реплики Дэвида-Фокса на высказанные его коллегами соображения:

«Что касается отклика Александра Маркова, я прочел его дважды, но, признаюсь, почти не смог уловить ход его мысли или доводы» (С. 85)…

(далее…)

Каждый язык открывает свою картину мира, соответствует определенному строю мысли — и богатство мира видно в разнообразии языков, широте и глубине разных взглядов на мир.

Сейчас принято считать, что наука не занята поисками истины, наука занята установлением взаимосвязей в природе[1]. Знания о таких взаимосвязях могут быть использованы для технологий — и тем самым приносить пользу.

Этот утилитарный взгляд на науку становится основанием требования унификации научных исследований, приведения их к одному знаменателю, публикации на английском языке как языке современной науки и прочих требований, идущих в общем пакете «глобализации».

Конечно, если цель жизни — комфорт, и для этого нужны все достижения индустрии, то лучше выпускать инструкции к бытовой технике, всем этим чудо-приборам на одном языке, на этом же языке все и планировать, и производить. Если наука обслуживает нужды обывателя, то к требованиям самого «мощного» обывателя из западных стран она и должна подстроиться. (далее…)

Плачем я ничего не поправлю, а хуже не будет, если не стану бежать сладких утех и пиров. Архилох

In the heart’s last kingdom
Only the old are young…
Р. Уоррен

В бескрайней глубине вселенной сердца
Чем старше ты – тем ты моложе…
Вольный перевод И. Фунт

…Здесь дышится легко, и чается спокойно,
И ясно грезится; и всё, что в быстрине
Мятущейся мечты нестрого и нестройно.
Трезвится, умирясь в душевной глубине,
И, как молчальник-лес под лиственною схимой,
Безмолвствует с душой земли моей родимой.
В. Иванов. «Загорье». 1907

Аналитическо-критический, как бы сверху взгляд на биографию Вячеслава Ивановича насыщен гамлетовской тенью эпохально-бетховенского титанизма, исторических потрясений и личностных мифов.

Три революции, гражданская война, две мировые. Крушение порядков в России, Европе, на планете Земля: цитадели, «маятнике заклятья». Полжизни – россиянин, вторые полжизни, с перерывами, – европеец.

Превращавший в места паломничества несчётные съёмные квартиры и по-театральному декорированные комнатки. Сам ставший символом непрерывного – на протяжении долгих плодотворных лет – духовного возвышения. Преодолевший вроде бы непреодолимое – культурную, методологическую пропасть меж православием и католицизмом.

Собственноручно, так сказать, перешедший из одного вероисповедания в иное. В каком-то обусловленно-философском ракурсе обогнав-таки бессменного своего дискурсанта-оппонента Дм. Мережковского – в религиозных поисках счастливой звезды человечества. Человеческого рая. (далее…)

Игорь Панин. 101 разговор с Игорем Паниным. — М: ИПО «У Никитских ворот», 2016. — 460 стр. — 1000 экз.

Игорь Панин больше известен как поэт. Хотя в последние годы он чаще публиковал в прессе свои статьи или интервью, чем стихи.

Этих интервью оказалось достаточно, чтобы издать почти 500-страничную книгу. Хотя туда вошли далеко не все интервью, взятые Паниным, как он сам говорит в предисловии. Этому тоже есть объяснение – в кризис издать книгу не так легко, а книгу публицистическую, которая заведомо не станет бестселлером, еще труднее. Приходится чем-то жертвовать. Но мы вкратце разберем то, что в книжку попало.

Не совсем понятно, зачем Панину понадобилось беседовать с Людмилой Дербиной, известной тем, что задушила выдающегося русского поэта Николая Рубцова? Зачем вообще нужно было предоставлять ей слово, тем более что в интервью она утверждает, будто бы Рубцов умер от сердечного приступа, а не от ее рук? Было следствие, был суд, был тюремный срок, а теперь можно говорить все, что угодно. Только вот в книжках неглупых людей лучше бы такого не видеть. Дело автора, но этот неоднозначный текст явно претендует на звание «ложки дегтя».

В целом, конечно, сборник интересный. Можно узнать много нового о людях, о которых, наверное, все давно известно. Поразило крохотное интервью с Валентином Распутиным, состоявшееся незадолго до его смерти, судя по дате. Такое ощущение, что Распутин не просто не хотел говорить, но уже даже не мог. В какой-то мере знаковый текст, но в то же время можно было бы обойтись и без него. Хотя, если относиться к этому интервью как к литературному факту, оно вполне имеет право находиться в книге. (далее…)

Рецензия на книгу Евгения Лесина «Лесин и немедленно выпил», М.: Рипол классик, 2016

— А премию-то ему дали?

— Какая премия? Книжка только что вышла!

— Заранее должны были дать. Блин, такая книжка.

— Какая такая?

(Слышится бульканье, чоканье, чмоканье…)

— Короче, книжкой надо упиваться.

— Не то слово! Не упиваться, а нарезаться до поросячьего визга!

(Слышится визг, хрюканье…)

— Да потому что пить меньше надо.

— Или больше.

— Да ты чо?

— Потчуй нас!

(Крестятся) (далее…)

Сказка дарит человеку сокровенное слово.

…По золотой цепи сказки приходит к нам пушкинский кот ученый, а за ним тянется вереница образов – глотает солнце крокодил Чуковского, качается бычок, который «запустила» Барто, горит Кошкин дом, «подожжённый» Маршаком, взлетает шар с коротышками, запущенный Носовым…

Детский писатель самыми простыми словами, как ваятель, формирует основы личности маленького слушателя-читателя – и потом отходит в сторону, становится незаметным, как Бог.

Да разве дети думают о том, кто сочинил сказку, написал стих?

Сказка растёт как дерево, стих звучит как морской прибой – есть ли авторы у дерева и моря? Потому фигура детского писателя – сокровенная, скрытая, мало кто помнит, вырастая, имена малышовых писателей. Могут остаться в памяти только те, кто поразил воображение подростков, – Волков, Лагин, Кассиль… Или Гофман, Марк Твен, Жюль Верн, Джек Лондон. Подростковая литература переходит во взрослую, тут уже Конан Дойль и Ярослав Гашек, бравый солдат Швейк и доктор Ватсон, которые будут сопровождать нас всю жизнь. (далее…)

Джулиан Барнс: «Почему я написал экстравагантнейшую, убийственную рецензию на свой собственный дебютный роман».

В октябре 2016 г. издательство Vintage Books выпускает новое издание дебютного романа живого классика британской литературы Джулиана Барнса «Метроленд». Снабжённая архивными материалами, письмами и предисловием автора, книга строго выверена – и стилистически, и композиционно – написана легко-иронично, не лишена скепсиса и здорового цинизма. Явный образчик постмодернизма, не раздражающего даже тех, кто последним просто пренебрегает.

Я был неуверен в себе, писать начал поздно, сразу взявшись за роман. Метроленд был опубликован, когда мне исполнилось 34.

А я трудился над ним лет шесть или семь. Долго держал в столе, давая читать друзьям, мнения которых были смешанными. Он меня тревожил, то нравился, то вызывал отвращение. Иной раз начинающие новеллисты ведут себя так, будто всем на свете не терпится услышать, что он им такого скажет новенького. Бывает, что так и случается: вдруг возникает желание услышать эту вашу историю, рассказанную новым голосом. В новой манере. Я был лишён подобной самоуверенности. (далее…)

Рецензия на роман Владимира Титова «Золото колдуна», изд-во «Библио-глобус», 2016 г.

Бойтесь своих желаний – они могут исполниться. Вот и герои нового романа Владимира Титова «Золото колдуна», четверо современных студентов, не слишком задумывались о последствиях, решив отыскать заброшенную усадьбу и – чем чёрт не шутит – припрятанное золото старика Руднева, её владельца и, по слухам, колдуна. (далее…)

Духовидец, космический поэт – так называли Андрея Борозина те, кто слышал его стихи

Жизнь – это память о мечтах.
Из разговора

Предисловие. Евдокия Шереметьева об отце – авторе текста Андрее Борозине

Его отец Лев Книппер¹ прыжком через лавку подсел знакомиться с красавицей Аллой² в Гурзуфе (после расстрела первого мужа она спасалась у подруги на даче в этом поселке).

Андрей Львович Борозин родился 27 января 1939 года в Ялте.

Но отношения родителей не сложились, может быть и потому, что Алла назвала сына Андреем, а у Льва уже был сын с таким же именем. В 1941 году, когда пришли немцы, она бежала с сыном на последнем пароходе в эвакуацию. (далее…)

Патти Смит. Поезд М/ Пер. с англ. С. Силаковой. М.: АСТ; Corpus, 2016. 288 стр.

Патти Смит всю дорогу, то есть книгу, то есть дорогу и книгу, потому что перед нами еще и своеобразный травелог, негромко жалуется, что хочет писать ни о чем, как это сложно, писать нелинейно, и вообще она залила кофе салфетку-записки в своем любимом придорожном дайнере, которому скоро суждено закрыться. Да она, кажется, вообще только и делает, что пьет кофе – впору заподозрить в product placement’e «Нескафе»…

И грех тому даже самому роскошному отелю в Токио, где глубоко за полночь не разжиться чашкой, а лучше термосом кофе! Ведь кофе ведет ее по ее дороге – континентов, воспоминаний, снов… Она по ним – «писателем, этим сыщиком визуализации». О музыке, к слову, в книге почти ничего нет – о собственной уж точно.

Дорогой фотографий и могил. Потому что Патти готова сорваться с места через океан, чтобы прочесть лекцию в Клубе дрейфа континентов в Берлине, только за то, чтобы ей дали сделать редкий снимок – костылей Фриды Кало или стола, за которым играл Спасский (Фишер явится к ней ночью с охранником-головорезом, чтобы спеть дуэтом в пустом кафе). Лекция – на салфетках, не приобщить к протоколу. Потом – посиделки в кафе «Pasternak» с секретарем этого самого загадочного общества за обсуждением обожаемого Булгакова. Даже без снимков – в японском стиле ли, но воспоминания и места, которым суждено жить только ощущением, для нее дороже. (далее…)

Пролог. В русском языке, в русском миру и мире слово «правда» – ключевое слово. Это даже не слово, а словосочетание «Прав-да». Охваченный сомнениями, спроси, задай вопрос: «Прав?».

И только когда и если услышишь ответ – Да!, можно сделать следующий шаг. Такая вот как бы вербальная толерантность изнутри: пока не слышно «да» – помолчи, отойди в сторону. Немецкое «die Wahrheit», английское «the truth» безличны, означают просто «правда, истина, доверие». В русском же только если «прав», тогда это «правда». Правда – свята! (далее…)

Дмитрий Галковский, в представлениях не нуждающийся, написал по-своему выдающийся букет постов, укрепляющих идею «Михаил Булгаков – подлинный автор «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка»».

Тема, кстати, не нова, что-то подобное несколько лет назад обсуждали в «Литературной России», довольно хило, и, конечно, размаха и безумия масштабных проектов вроде «плагиат «Тихого Дона»» и «Убийство Есенина» это близко не достигало. Так, побулькивание.

Не достигает, впрочем, и при деятельном участии Галковского, хотя его работа сделана местами блестяще, на том самом уровне, на котором единственно может быть осуществим жанр «телеги» (расшифровать его, и весьма приблизительно, можно как интеллектуальную спекуляцию). (далее…)