В продаже появилась «Граница Зацепина», пощечина привычным путеводителям…
Книга написана критиком, литературоведом, прозаиком, эссеистом, японистом (в алфавитном порядке) Александром Чанцевым. Коллекция травелогов, собранных в столбик, отличительна еще тем, что цифр в ней не меньше букв. Почему «Граница Зацепина» не знает границ и как литературоведение и стран(н)оведение сочетаются в книге, рассказал сам автор.
Дмитрий Обгольц: Часть глав этой книги пришла из ЖЖ, а потом и Фэйсбука (те, что не рецензии). Я думал, маршрут ЖЖ – бумажная книга вышел из издательской моды. Это не так?
Александр Чанцев: Согласен, это было популярно раньше, в начале 2000-х, когда ЖЖ и прочие блоги регулярно конвертировались в издательскую бумагу. Практика, кажется, массово не прижилась (как и термин «блук»), но до сих пор дает всходы даже в высоких стратосферных слоях – от Б. Акунина и Т. Толстой (не к ночи будут помянуты) до В. Новикова и С. Чупринина. Кстати, те же травелоги, довольно модные у нас сейчас, на том же Западе оформились как жанр уже к 80-м. А мода – не зря женского рода: чем меньше мы будем думать о ней, тем больше – она о нас. В конце концов, сама литература давно вышла из моды. (далее…)
Долгое эхо авангардных течений начала двадцатого века бродит по Европе…
В Цюрихе празднуют столетие с момента возникновения дадаизма, в Париже отмечают двойную круглую дату, связанную с фигурой Андре Бретона – сто двадцать лет со дня рождения и пятьдесят лет со дня смерти, а в Москве завершилась уникальная выставка «Ильязд. Двадцатый век Ильи Зданевича», включившая работы из частных и музейных собраний России и Франции.
Организаторами выставки проделана огромная работа по представлению творчества Ильи Зданевича в столь полном объеме. Первая российская ретроспективная выставка предоставила возможность познакомиться с различными гранями деятельности знаменитого Ильязда, во многом остающегося фигурой загадочной. (далее…)
13 февраля 1769 года родился русский баснописец, издатель сатирико-просветительских журналов Иван Крылов.
Мы и перед самими царями говорим, хотя не нами выдуманную, однако истину; между тем как их вельможи, не смея перед ними раскрывать философических книг, читают им только оды и надутые записки об их победах. Крылов
Чтоб зло пресечь: забрать все книги бы да сжечь!
Грибоедовский Фамусов
Мужик ретивый был работник,
И дюж, и свеж на взгляд… Крылов
Подлинное произведение искусства, заявлял Белинский, не поддаётся пересказу. Иначе как пересказать обнажённую сущность «в чистом виде» – тайну крыловской басни? Ибо суть басни живёт во всём, везде и во всех нас – издетства. В каждой фигуре, наизусть запомненных персонажах, типажах и деталях, – словно в материнских колыбельных, – составляющих образное единое и неделимое целое: «Издетства я к трудам привык…». (далее…)
– В нашей молодости, – гордо встал с поднятым фужером Тургенев на одном из знаменитых своих приёмов, – мы рвались хоть посмотреть поближе на литературных авторитетных лиц. Приходили в восторг от каждого их слова. А в новом поколении мы видим игнорирование авторитетов. Вообще сухость, односторонность, отсутствие всяких эстетических увлечений, все они точно мертворождённые. Меня страшит, что они внесут в литературу ту же мертвечину, какая сидит в них самих. У них не было ни детства, ни юности, ни молодости – это какие-то нравственные уроды!
…Касалась нервическая речь, естественно, Добролюбова. Так и не пришедшего к Тургеневу ни на одно его званое застолье. (далее…)
«Тридцать семь и один: схемы, мифы, догадки, истории на каждый день 2017 года».
В издательстве «Амфора» вышла новая книга Бориса Останина – писателя, переводчика, редактора, основателя Премии Андрея Белого.
Эта книга, казалось бы, на 70% состоящая из цитат, впечатляет прежде всего оригинальностью способа высказывания. Здесь нет номеров страниц, а форме календаря, призывающей читать тексты подряд, противостоят постоянные стрелки-отсылки к предшествующим и последующим «главам», а также игра шрифтов, предполагающая возможность нехронологического соотнесения фрагментов.
Но, кажется, какой бы из вариантов прочтения не был выбран, эти стихи, мини-эссе, всевозможные заметки и цитаты все равно выстроятся в повествование. Или вернее – в клубок повествований, ведь здесь в равной степени может быть применима биографическая, филологическая, даже теологическая оптика (да и еще десяток методик, подчас взаимоисключающих). (далее…)
Чтобы выжить, они, – «цветной» и «белый»: два антипода, – как умирающие на палубе рыбы, судорожно хватали ртом редкие снежинки… Иллюзия конечно. Но, к счастью, иллюзия, несомненно отстрочившая неминуемую страшную гибель обоих.
Чтобы выжить, люди проходят через очень и очень многое. Практически через всё. Но только не предательство! И в том метафорическом генезисе – главный посыл картины режиссёра Алехандро Гонсалеса Иньярриту.
Вообще декабрь 2015 разразился блестящими мировыми премьерами-бестселлерами. В их числе, несомненно, фильм «Выживший» с Леонардо Ди Каприо, Томом Харди, Уиллом Полтером, Полом Андерсоном, Лукасом Хаас и др.(далее…)
Вступлением приведу известные слова пятикратного номинанта Оскара, обладателя Оскара за общемировой «вклад в искусство», владельца «Золотого глобуса» и «Грэмми», композитора-соавтора «Омерзительной восьмёрки» Эннио Морриконе:
«Финансовый кризис всегда влечёт за собой кризис творческий, застой в культуре. Необходимо помнить, что культура – основа существования нашей цивилизации. Нельзя лишать людей культуры, а культуру лишать финансовой поддержки. …я не провидец и не могу заглядывать в будущее. Поэтому стараюсь не думать о таких вещах типа «нового Возрождения». А просто делаю своё дело изо дня в день. Хотя… мне до сих пор кажется, что самую гениальную свою музыку я ещё не сочинил». (далее…)
Я не знаю, какой жребий предопределил мой интерес к той давно забытой истории о герое, одолевшем быкоподобное чудовище во мраке кносского лабиринта.
До недавнего времени у меня неизменно вызывали скуку все эти пестрые истории о то ли божественных, то ли звероподобных существах, которым приписываются какие-то невероятные деяния или чудовищные преступления. Лабиринты – эти опустевшие чертоги наших некогда грозных богов и могущественных предков – сегодня служат для развлечения толпы; они не отличаются никакой архитектурной изысканностью, зачастую имеют одну и ту же простую – всем хорошо известную – структуру и, как мне кажется, совсем неуместные изображения перста, указующего верный путь к выходу из лабиринта. Волею случая я забрел однажды в подобный лабиринт, и он вогнал меня в такую тоску своей простотой и незатейливостью, что я умудрился заблудиться в нем.
Да, и чудовища, и лабиринты нисколько не занимали меня. Но что-то произошло, что-то изменилось – во мне или вокруг меня, не знаю, – и я стал одержим ими. Они заполонили мой разум, они преследовали меня и днем, и ночью. Иногда я начинал всерьез опасаться, а не чреват ли я чудовищем, сидящим внутри меня, так что впору было призывать Гефеста с его повивальным топором, дабы он освободил меня от столь невыносимого бремени.
Мучимый своими чудовищами и лабиринтами я вспомнил о судьбе другого лабиринтного человека – Тесея и его встрече с Минотавром. Предположив, что история афинского героя могла бы дать мне подсказку в моих бесконечных блужданиях собственными лабиринтами, я обратился к произведениям наших поэтов и трагиков, чтобы через них понять древнее предание; но каково же было мое разочарование, когда вместо ясного рассказа о героическом деянии я обнаружил в них какие-то путанные и замысловатые хитросплетения образов и слов – излюбленный предмет бесконечного восхищения наших софистов, – хитросплетения, лишь затуманивавшие изначальное предание. (далее…)
Природа заселила Землю великим множеством причудливых созданий. Но и человеческое воображение наполнило культуру массой творений не менее диковинных. Две эволюции, два генезиса, два набора объектов, претерпевших множество изменений. Одна насчитывает сотни миллионов лет, другая – десятки тысяч. Как они взаимодействуют? По каким законам?
В этом наброске, не претендующим на оригинальность, сделана попытка провести между ними параллели. Начну с объединяющих их иллюзий. Главная иллюзия культурной эволюции состоит в том, что она имеет доступный нашему пониманию смысл, определённую цель и логику развития. (Логика понимается здесь как осознанные методы конструирования новых схем, как ряд алгоритмов, по которым выстраивается её здание.) Но, похоже, вместо всего этого есть простые критерии, аналогичные естественному отбору в живой природе, – заполнить коллективное сознание, пробиться в толще себе подобных эстетических ценностей и в дальнейшей воспроизвести себя. (Для этого необходимо приспосабливаться к окружающим реалиям, как это тысячу лет делает, например, христианство в лице Ватикана, и одновременно приспосабливать эти реалии под себя.) (далее…)
Нужны ли нынче доказательства очевидному – тому, сколь многим Россия обязана императрице Екатерине II?
Были в жизни Белоомута яркие, наверное, всякой местности присущие в период её молодости, события; он был значителен в ряду 4-5 других, соседних, сёл, что до появления железных дорог “делали погоду” в экономической жизни всей страны.
Именно на белоомутских, дединовских и ловецких лугах откармливались следующие через Зарайский уезд прогонами с донских, степных мест, многочисленные табуны лошадей, через соседний Перевитск уводились гурты крупного рогатого скота с обозами сенными. Других, столь же удобно расположенных и столь же богатых кормом местностей на пути, о коем идёт речь, пути важнейшем, прежде всего, для обеспечения жизнедеятельности обеих столиц, не было. (далее…)
Смутные времена впечатляют своими неординарными возможностями. Одна из них – обновление личного катастрофического опыта. Делается это благодаря нашей погруженности в катаклизм и «включенному наблюдению» за ним. Одновременно для нас резко возрастает ценность экстрим-впечатлений тех, кто уже побывал в исторических провалах и к кому мы, запертые внутри катастрофы, питаем невольное чувство духовного родства.
Возьмем две парадигмы отношения творческого духа к катастрофе. Одна из них, тютчевская, пришла к нам из позолоченно-посеребрённого XIX века. Другая, мандельштамовская, пожаловала из железного XX века-волкодава. (далее…)
Я задала себе вопрос: зачем мы, люди, занимаемся искусством?
И вопрос оказался крутым…
Друзья мои, – почему мы это делаем, а? Ну зачем, в самом деле? Чего, деньги, что ли, так зарабатываем? Да любое творчество – жутко неверный заработок. Славы человек хочет? И это сколько художников славу снискали? То-то и оно…
Чего у человека такое зудит внутри, что он записывать начинает, а то еще и в рифму, красками что-то мажет, звуки складывает в песню? Оскар Уайлд утверждал, что искусство бессмысленно. А я вот не верю, что столько людей занимаются бессмыслицей. Хотя явно-практического смысла не наблюдается… Есть тут какая-то тайна. Вот вы сами спросите себя, попробуйте… Нафига человек создает искусство? (далее…)
Мишель Уэльбек. Покорность/ Пер. с фр. М. Зониной. М.: АСТ; Corpus, 2016. 312 стр.
Пересказывать сюжет смысла нет – бутылку с ним вынесло медиа-море еще до публикации книги. Пришедшейся ровно на день парижских терактов. Первых, увы, ибо с тех пор была пятница 13 ноября.
Об актуальности проблемы Европы vs. Еврабия (словечко из книги) говорить смысла тоже мало – если Франсуа с горечью провожает в Израиль свою любовь Мариам, то статистика нам неумолимо говорит, что исход-алия евреев из Франции сейчас максимально велик (далее следует Англия и Бельгия). (далее…)
К 135-летию Александра Блока, певца революционной юности «с нимбом вокруг лица».
Наш бог бег… Маяковский
Да. Ты – родная Галилея
Мне – невоскресшему Христу. Блок
Боги, когда они любят,
Замыкающие в меру трепет вселенной,
Как Пушкин жар любви горничной Волконского. Хлебников
…Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз –
Впереди – Иисус Христос. Блок
Нового бога, впрочем, и новую Россию искали все художники той непростой эпохи. Упомянутый Хлебников откапывал в водоворотах грёз по-своему: «Это шествуют творяне, заменивши д на т, Ладомира соборяне с Трудомиром на шесте». Блок – по-своему. Как ни странно, никто из них так и не нашёл – по воле рока господь оставался прежним, традиционным. (далее…)
Как врезалось в память ещё со школьных лет – так в памяти и остаётся:
— Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди, —
Написано осенью сорок первого. Самое, пожалуй, трагичное время Великой Отечественной. Автор – военный корреспондент газеты «Правда» Константин ( Кирилл) Михайлович Симонов.
— Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился, —
ТА война закончилась уже семьдесят лет назад – а строчки эти без дрожи в голосе читать до сих пор невозможно. Это называется простым и пафосным, но в этом конкретном случае совершенно справедливым словом ШЕДЕВР. Шедевр, потому что написан ТАЛАНТОМ. (далее…)
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>