В конце ноября на российском книжном рынке появился новый роман Мишеля Уэльбека «Покорность». По трагическому совпадению, некоторые элементы вымышленного сюжета книги недавно стали реальностью…

Пожалуй, «Покорность» — самый скучный роман Мишеля Уэльбека. Он скучен настолько, насколько может быть скучна схематичность предопределенных исторических процессов, имеющих свое начало, стадию процветания и завершающий этап декаданса. Роман напоминает скорее доклад филолога, чем художественное произведение. Между тем, даже в этом изнуряющем формате Уэльбек остался самим собой – жестоким, циничным, откровенным до неприличия и очень, очень печальным автором.

Как известно, именно в день появления романа «Покорность» на прилавках книжных магазинов Франции, а именно 7 января 2015 года, в редакцию сатирического журнала «Шарли Эбдо» ворвались неизвестные и расстреляли двенадцать сотрудников скандального издания. После этого чудовищного происшествия в отношении Мишеля Уэльбека со стороны государства были предприняты особые меры безопасности из-за угрозы покушения на его жизнь террористами-исламистами. Выход же российского варианта романа «Покорность» ознаменовался парижской бойней, случившейся накануне, 13 ноября. Окружающая реальность и автор самых убедительных современных антиутопий словно соревнуются в рейтинге популярности: кто выдумает сюжет покруче.

Исламские экстремисты и обычные мусульмане недовольны романом «Покорность». Они посчитали его оскорбительным. Действительно Уэльбек дал повод для такой реакции, изобразив современный активно интегрирующий в Европу ислам, так сказать, некорректно. Однако гораздо большую обиду на Уэльбека должны испытывать сами европейцы, конкретнее, французы, а еще конкретнее – французские интеллектуалы, ставшие излюбленной мишенью для изуверской критики популярного автора. Если называть вещи своими именами, по романам Уэльбека кочует неприкаянное окультуренное, но очень слабовольное животное с высшим образованием, а иногда и с научной степенью. С одной стороны, это существо стремится к элементарным удовольствиям, прежде всего, к плотским, а с другой, панически боится грядущей всеразрушающей старости и неизбежных болезней; этот субъект вроде чувствует себя прямым носителем великих культурных традиций Западной цивилизации, и в тоже время он не может устоять перед соблазнами насквозь инфантилизированного общества потребления. Homo houellebecqus – «человек уэльбековский» — иногда пытается, да не может поверить в Бога, так как он слишком умён для того, чтобы принять веру без сомнения и слишком слаб, чтобы эти сомнения преодолеть. При этом его душу точит панический страх смерти и одиночества. Конечно, Уэльбек пишет о себе, ибо выкладывая собственные фобии на бумагу, можно на время от них отделаться. Трудно поверить, что этот автор, столь убедительно изобразив пугающее рефлексивное брожение, к нему непричастен. (далее…)

Стрельба по птицам не для меня…

«Охоте предпочитаю рыбалку: запустил удочку, сидишь и удишь рыбку…» – как-то размечтался Виктор Чижиков.

В этом он весь. Такова его природа. Потому вы не найдёте в его юмористических рисунках агрессии. У него даже бармалеи и пираты не страшные, а смешные. Что вы хотите, если разбойник Бармалей под подушкой номер «Мурзилки» припрятал?!

Не сомневаюсь: и чижиковские юношеские карикатуры в «Крокодиле» были именно такими – с беззлобным юмором. А уж что говорить про его иллюстрации в детской книге? Тут ему нет соперников. Тут улыбчивый чижиковский талант бьёт ключом. Попробуйте закройте ладонью его рисунок и оставьте хотя бы краешек, всё равно угадаете: это чижиковское рисование. У него каждое движение кисти или пера – талантливо шутливое. (далее…)

«На серебряной ложке протянутых глаз»…

Люди моей задачи часто умирают тридцати семи лет. Хлебников

Если ты хочешь проникнуть в тайны физики,
то ты должен посвятить себя в мистерии поэзии. Шлегель

Back in the USSR

Знаете, дорогой читатель, какие строки повлияли на юного тщедушного меня, рвущего на заре взрослой жизни корни волос из «лукавой хари» неповоротливого бытия; меня, сражающегося-горящего «в гневе, в яри, под визг верховный колеса» за место под солнцем:

Гражданки и граждане
Меня-государства
Тысячеоконных кудрей толпились у окон.
Ольги и Игори,
Не по заказу
Радуясь солнцу, смотрели сквозь кожу.
Пала темница рубашки!
А я просто снял рубашку,
Дал солнце народам Меня!
Голый стоял около моря…

«Ольги и Игори…» – вот что сразило тогда! Рядом находилась в тот момент милая девочка Ольга…

Не князь и не княгиня, мы весело рожали с ней детей, как в хлебниковских реминисценциях Киевской Руси делали древние «тысячеоконники». И так же в «толпах загара» радовались морю, «смотрели сквозь кожу», чувствуя друг в друге абсолютное единение и свободу безмерного счастья. Овеществляя себя с «осью вращения» сущего, не менее. Готовые стать частью скорой скорбной «мировой молнии» надвигающихся преобразований. Но это личное… И об этом напишу когда-нибудь роман. (далее…)

Алла Марченко, литературовед, автор известных книг из жизни и творчества Михаила Лермонтова и Анны Ахматовой, подвела своеобразный итог и собственных есенинских штудий. В романе-биографии «Есенин: путь и беспутье», впервые опубликованном в 2012 году и к юбилеям поэта роскошно переизданном ведущим издательством страны (М.; АСТ, 2015).

Думаю, рецензия на этот труд будет сегодня уместной. Как, впрочем, и всегда – разговоры о Есенине в России неизменно актуальны.

В аннотации сказано про «убедительную реконструкцию». Что ж, оценим «убедительность». Из всего реконструкторского арсенала Алла Максимовна выбирает нехитрый прием – пытается воспроизвести адекватный язык среды (преимущественно крестьянской) и персонажей (самого Есенина, Клюева и пр.). В современных писательских биографиях метод сей восходит к Владимиру Новикову, профессору филологии и МГУ, автору ЖЗЛ-книги о Владимире Высоцком. (далее…)

«Всем известен закон взаимного порождения, а вот
смысл и значение взаимного преодоления не понимает
почти никто… Если нет преодоления, то становится
невозможным и порождение. Это закон…» Чжоу Шэнь-чжай

«Вверху и внизу существует 9 отверстий, а с внешним
миром человеческий организм сообщается через
84.000 пор. Все они представляют собой двери и врата
организма… Точка жэнь чжун, основание носа, – центр
человека…» Собрание наставлений врача из У

О моих путешествиях в Тай Цзи довольно подробно говорится в «Записках неофита…». Но этот текст я не стал туда помещать, там и без того 21 глава, уже книга. Есть и ещё один повод для выноса «Ночей…» в «Бездорожье». Это действительно бездорожье – «Великий Непроезжий Путь». А потом, мне просто стало стыдно ныть и жаловаться чуть ли не в каждой главе «Записок…», рассказывая о трудностях Пути.

Но он действительно труден. И опасен! А потому я и считаю своим долгом и обязанностью предупреждать об этом; кроме того, бездорожье – самое подходящее определение для моих скитаний в одиночку в поисках хоть какого-то следа или тропки, ведущих в нужном направлении. Это как в лесу: есть вход, тропинка, идёшь-идёшь, и вдруг она теряется, начинаешь кружить, что-то нащупаешь и опять идёшь… тупики, буреломы, ещё какие-то препятствия, в общем, – бездорожье. (далее…)

О нон-фикшн, переходящем в миф

Документальный роман Леонида Юзефовича «Зимняя дорога» (М., АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015 г.), снабжен концептуальным подзаголовком «Генерал А. Н. Пепеляев и анархист И. Я. Строд в Якутии. 1922 – 1923 годы».

Автор с порога устанавливает границы, вешает на себя навигаторы и вериги, зимняя дорога его героев определена и географически, и хронологически. Другое дело, что Якутия, даже обнесенная флажками, скорее, не территория, а отдельная планета. «На юге Якутии сеяли пшеницу, на севере разводили оленей и добывали песцов», – мимоходом сообщает Юзефович, но лишь после того, как процитировал ссыльного Владимира Короленко, измерявшего здешние расстояния не верстами и не сроками пути из одного населенного пункта в другой, а жизненными вехами, на примере якутских священников с прихожанами: «Эти бродячие пастыри постоянно объезжают свое стадо, рассеянное на невообразимых пространствах, венчая супругов, у которых давно бегают дети, крестя подростков и отпевая умерших, кости которых истлели в земле». (далее…)

Интервью Александра Чанцева с поэтом и переводчиком Андреем Сен-Сеньковым

Фото: Наталья Осипова

Эссеист и японист Александр Чанцев поговорил с поэтом и переводчиком Андреем Сен-Сеньковым о джапанойзе, числе Тау, Музее снежинок на Хоккайдо, золотом протезе носа датского астронома Тихо Браге, стихах о картинах Ротко, а также об уже вышедших, выходящих и только задуманных книгах Андрея.

Александр Чанцев: В Таджикистане ты жил в городе с волшебным названием Кансай. В Кансае – западном регионе Хонсю – я жил в Японии. Как было в твоем Кансае, какие воспоминания снятся до сих пор?

Андрей Сен-Сеньков: Красный песок снится. Мы в нем играли. Другого не было просто. Кансай – это же такой шахтерский городок. Там много чего стратегического добывали. Вот отработанный материал повсюду разноцветный лежал. Еще помню, как красиво на горах цветы иногда принимали неестественную окраску из-за всяких металлов, окисей…

Была там недалеко горка, и вот если встать правильно, то становилось видно, как один склон покрыт кроваво-красными тюльпанами, а другой белоснежными. Чуть ли не по линии ровной делились цвета.

Помню еще, что километрах в 100 от Кансая, где-то в районе Исфары, Тарковский хотел «Сталкера» снимать. Отказался после того, как при землетрясении погибли люди, местные, кто его водил в первый приезд. Решил, что плохой знак. Ну, со «Сталкером» и дальше истории случались… (далее…)

22 октября 1870 года родился Иван Бунин, великий певец «благородного штиля».

Теперь ещё не так печально – настанут дни суровей и темней… Бунин

Придать прозе ритм стиха, оставляя прозу прозой. Флобер

…И если сумеете вы заронить
В толпу хотя искорку счастья,
Никто вам не смеет тогда говорить,
Что нету в вас к близким участья. Бунин

«В молодости я очень огорчался слабости своей выдумывать темы рассказов, писал больше из того, что видел, или же был так лиричен, что часто начинал какой-нибудь рассказ, а дальше не знал, во что именно включить свою лирику, сюжета не мог выдумать или выдумывал плохонький…» (Из письма Б. – М. Алданову)

«У нас в Москве «поэзо-концертная» эпидемия. С лёгкой руки Ив. Бунина, начали выступать Северянин, Ратгауз, поэтессы оптом. И между прочим, «народные поэты» Н. Клюев и С. Есенин. Последние на вечере свободной эстетики были в бархатных кафтанах, красных рубахах и жёлтых сапогах», – сообщал в 1916-м С. Фомин журналисту Д. Ломану. Иван Алексеевич к тому времени уже в фаворе. Но тем не менее… До зенита славы ещё далеко. (далее…)

Петербургская повесть о Вячеславе Шишкове

Мне далекое время мерещится,
Дом на Стороне Петербургской.
Б.Пастернак

Уж ты, матушка Угрюм-река,
Государыня, мать свирепая.
Из старинной песни

Десять петербургских лет вместе

Когда я наезжаю в город, где младые дни мои неслись, то с Аничкова моста (если идти в сторону Адмиралтейства) поворачиваю традиционно, минуя набережную Фонтанки, на первую улицу справа – Караванную. И направляюсь к пятиэтажному дому с лепным фасадом и длинным на третьем этаже кружевным чугунным балконом в центре. Довольно красивому при ближайшем рассмотрении, но изрядно потускневшему от неухоженности, времени и невзгод.

Дом восемнадцать стал для меня тайной неведомых страстей. Счастливая писательская семья, умудрившаяся тогда, когда рушились судьбы и семьи, в согласии и гармонии пережить страшное десятилетие Первой мировой войны, революции и Гражданской войны, распалась во времена относительного затишья двадцать четвёртого года. Внезапно. Десять лет вместе – и конец любви и дружбы. (далее…)

ОКОНЧАНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Святая Елизавета

Охотское море редко бывает спокойным. Мутная желтоватая вода бурлит у берега песком, разбрызгивает хлопья грязно-белой пены. Немолчный неуютный шум волн и ветра. Пустынный, отлогий, голый берег с лентами жёсткой травы по пояс вперемежку с полосами темного песка, чёрные разводы по песку у кромки, откуда схлынула вода. Ни кустика, ни дерева ни слева ни справа сколько хватает глаз. И ветер.

В тот раз он зашёл с востока, шквальный, беспощадный, и дул три дня, всё набирая силу. Стих так же неожиданно, как начался. Но было уже поздно. Баркас стоял в километре от берега, когда рванул ветер. Поработав несколько минут, мотор заглох, и баркас понесло – от берегов Камчатки на Колыму. На баркасе их было пятеро. Двоих вернули к жизни, остальных забрало море. Паши среди живых не было. (далее…)

Часть третья. Вольфганг Амадей Моцарт

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

«В клинике Нордена в начале 1927 года меня посетил… Шаляпин и между прочим сказал: «Входишь в большой, мрачный, торжественный дом; кругом – самая тяжёлая и мрачная обстановка; тебя встречает нахмуренный хозяин, даже не приглашает сесть, и спешишь скорей уйти прочь – это Вагнер. Идёшь в другой дом, простой, без лишних украшений, уютный, большие окна, море света, кругом зелень, всё приветливо, и тебя встречает радушный хозяин, усаживает тебя, и так хорошо себя чувствуешь, что не хочешь уходить. Это Моцарт»». Г.В. Чичерин¹

«Вольфганг Амадей один из самых одиноких людей, ходивших по земле». А. Шуриг

(далее…)

Часть вторая. Иоганн Себастьян Бах

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

«Иоганн Себастьян Бах, говоря языком Канта, был историческим постулатом».
А. Швейцер

О Бахе столько написано, что стыдно как-то даже пробовать что-то добавить. Но написанное – это пугающе толстые тома, я же уложусь в несколько страниц. Только чтобы напомнить то, что мы не должны никогда забывать – о высотах, на которых может пребывать человеческий гений, тех высотах, на которых человек равен Богу, тех высотах, с которых спускались к нам ненадолго Бах и Моцарт.

Иоганн Себастьян Бах родился в Тюрингии в местечке Айзенах 21 марта 1685 года. Его мать умерла, когда Иоганну исполнилось 9 лет, через год не стало отца. Старший брат Иоганн Христоф (1671 года рождения) забрал его в свою семью, где Себастьян воспитывался до 15 лет. С 7 лет Иоганн Себастьян учился в латинской школе, с 10 – в лицее. Был певчим в монастыре Люнебурга, потом там же скрипачом, с 1703 года был органистом в церквах Арнштадта и Мюльхаузена (с 1707 года). (далее…)

«Славно! Конец неначинающегося романа!»

Очи Оки плещут вдали. Есенин

Помяни мя, господи, егда приидеши во царствии твоём. Евангелие от Луки

Лёгкой жизни я просил у Бога, лёгкой смерти надо бы просить. Омар Хайам

«…Мне несколько непонятно, почему ты вспоминаешь меня за пивом, не знаю, какая связь. Может быть, без пива ты и не вспомнил бы?» (из письма А. Сардановской – Есенину. 1914).

Овсень, Таусень, Ясень, Ясность – вариантов много. И всё-таки этимологически скорее Осень – от однокоренной сербско-чешской Есени.

Начав юбилейный текст, в рокерской памяти 80-х сразу же всплыл знаменитый московский озорной гуляка в исполнении одной известной тогда группы. (далее…)

Часть первая

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Пять лет назад я ушёл из города, осел на дальнем хуторе, выбросил телевизор и остался наедине с плавней, степью, небом, книгами и музыкой. У меня был хороший музыкальный центр и довольно приличная фонотека. Для развлечений – «Beatles», «Pink Floyd», «Bony-M», «Abba» и так далее. Для работы – Бетховен, Шуберт, Шуман, Шопен, другие романтики, с ними я был очень дружен в молодости. Как-то незаметно все они, тем более поп-музыка, ушли; я перестал их слушать, стало неинтересно. Остались только двое – Бах и Моцарт. Другое рядом с ними казалось пресным, незначительным и мелким. Я это отметил, удивился, но не противился.

Странное дело, оба они – и Моцарт, и Бах – показались мне хорошо знакомыми, хотя времени всерьёз и много их слушать у меня никогда раньше не было. Поначалу я отнёс это на счёт того, что что-то всё же раньше было мне известно, в основном с пластинок и по радио, но иногда и в залах, в хорошем исполнении: в Домском соборе в Риге, в московских залах… Но почти тут же стало ясно, что дело в чём-то другом. Их наследие огромно настолько, что ни о его масштабах, ни о сокровенной сути самого наследия я и не подозревал. Того, что читаешь об этом в книжках, недостаточно. Пока не окунёшься сам в их музыку и не погрузишься, вся беллетристика скользит мимо сознания. (далее…)

26 сентября 1805 года, 210 лет назад, родился поэт пушкинской поры Дмитрий Веневитинов.

Когда пророк свободы смелый
Тоской измученный поэт,
Покинул мир осиротелый,
Оставя славы жаркий свет.
И тень всемирные печали,
Хвалебным громом прозвучали
Твои стихи ему вослед…

– пророчески обращается двадцатилетний Веневитинов «К Пушкину» в 1926-м. А на приход нового, 1827-го, напишет, прощаясь со старым, последним в его жизни годом:

Но слушай ты, беглец жестокий!
Клянусь тебе в прощальный миг:
Ты не умчался без возврату;
Я за тобою полечу
И наступающему брату
Весь тяжкий долг свой доплачу.

(далее…)