Людмила Анатольевна любит есть морковь с перцем по вечерам после газетной бани в метро, за что постоянно наказана своим мужем в ботинках, скользящих на паркете, как на льду.
В самом деле, поп-музыка в последнее время стала разительно приятнее, чем за все последние лет 20. В попе появляются личности. Которых можно слушать, на которых можно смотреть и которым можно верить. Верить (и доверять) ведь очень важно, когда речь идет о тех, кого мы слушаем… К примеру, когда мы слушаем Бритни Спирс и начинаем случайно-вдруг ей верить, мы превращаемся в животных (в отчаявшихся самок), когда мы слушаем Radiohead, мы шаг за шагом приближаемся к болезни. А, предаваясь любви к Эми Вайнхаус, и вовсе впадаем в какую-то глупость…
В последние годы в поп-музыке возникло много здоровья. Много такого, что делает, наконец, поп близким к жизни. А не искусственной выдуманной синтетикой, призванной заполнить паузы между рекламой на MTV. И это при том как раз, что поп нового времени это именно синти-поп и электро-поп — возврат к 80-м на новом витке спирали, но — уже без пластмассовости и кукольности, а напротив, с большим количеством настоящих эмоций, подростковых и чистых, как снег в подмосковье.
Под такую поп-музыку можно жить. И чувствовать себя живым. (А ведь хорошая поп-музыка, да и вообще музыка, наверняка, затем и существует, чтобы дать человеку возможность почувствовать себя живым. Или живее. Если он, скажем, умирает — напомнить, что мол, ты, братец, кончай вола ебать, ты ведь жив пока что. А если слушатель и без того живой, то — позволяет ему свою эту жизненную энергию аккумулировать благоприятным образом и направить куда-нибудь ввысь или туда куда-нибудь, куда надо…)
Почему поп-музыка так меняется — этому может быть посвящено отдельное исследование. Если совсем кратко, тут играют роль две вещи: 1. майспейс.ком (и вообще интернет), 2. тот факт, что закомплексованная музыка инди с одной стороны и беспощадно немелодичная r’n’b и хаус-шняга с другой набили уже, в конце концов, оскомину людям.
Что я имею в виду конкретно, когда говорю о новой поп-музыке? Вот несколько примеров.
Во-первых, конечно же, Little Boots.
Эта девушка со своим домашним реалити-шоу на ютюбе и такими простыми и искренними песенками, как Meddle, с первых же звуков сделала меня своим фаном. Простая англичанка из портового захолустья Блэкпуль сама пишет свои песенки и играет на экзотических музыкальных инструментах типа стилофона (коробочка в стиле ретро, на которой играют палочкой, стилосом) и тенори-она (японская разработка, дизайнерский секвенсор, созданный для того, чтобы музыка была визуально красива). Ну и вообще, девочка приятная. Британские критики уже обозначили ее как открытие года (поставив на первое место BBC Sound of 2009), в один голос зовут ее спасительницей попа и все такое. В общем, рекомендую, вот майспейс.
культурные образованные люди. такие артистичные. такие лапули.
скоты!
они рассуждают о Моцарте. они так много о нем знают. так эмоционально, экспрессивно рассказывают о его жизни. так сочувственно.
как же не люблю я всех этих бессмысленных будничных блядей, которые рассуждают о гениальности, словно имеют о ней хоть какое-то представление. а ведь большинство так называемых «интеллигентных образованных людей» именно таковы.
Только что я поймал себя на мысли… Я пытаюсь понять, разгадать, кто или что управляет мной. Иногда я слышу какой-нибудь звук, шум или бываю поглощен интересным, но в то же время не важным и не заметным для окружающих происходящим моментом. После того, как эффект любопытства, удивления проходит (в эти моменты я замираю или делаю повторяющиеся движения, например, постукиваю ручкой по столу), я начинаю включаться, приходить в обыденное состояние. Так вот, в момент этого перехода я анализирую положение своего тела в пространстве, словно рассматриваю себя. Иногда мне открывается такое. Это трудно передать словами, да я и не хочу.
P.S. Вообще мое тело дает мне много, как бы я не хотел все предусмотреть мозгом. Даже мои ошибки при письме дают взглянуть на все по-новому.
Взгляд кошки у этой девушки. Нет, они, глаза, не горят, а словно сильно освещены, нет блеска, и зрачок ярко рефлексирует с роговицей. Она писала что-то полезное, когда я увидел ее сидящей на ступеньках. Ее звали Этона.
Полезным она пользовалась. Но опять «но», у нее только интуитивно знание применялось на практике. Это дисгармония. Посмотрит, и совсем другая девушка. Итог всего этого прост. Не буду говорить о гениальности. Не хочу разбрасывать бисер перед свиньями.
Сегодня я понял, кто я такой на самом деле. Я Адам, первый человек на земле. Может я сошел с ума? Не знаю, не знаю. Если есть реинкарнация, то есть переселение душ, если они существуют, души, то я был Адамом первый раз, а в прошлый раз я был Сальвадор Дали. Вот так. Больше я не помню, кем был в прошлом, но зато знаю, кем буду в будущем, я буду богом.
Недавно Лев Пирогов взял интервью у Вячеслава Курицына, для «Литературной газеты». Событие это так и могло бы остаться незамеченным, потому что бывшие монстры постсоветского постмодернизма (это Пирогов и Курицын) ныне утратили свою харизму. Потерялись, притихли и сдулись. Я бы не говорил так, если бы не считал себя в определенном смысле наследником их заветов. Но поскольку и тот, и другой в свое время впечатлили мою юношескую неокрепшую психику, я считаю вполне возможным сейчас «поговорить об этом». К тому же говорить особенно больше как-то и не о чем. Ну не про газ же на Украине писать, в самом деле, не про падение рубля и не про войну в Израиле. И не комментировать слухи, будто я стал новым главным редактором женского глянцевого журнала JOY. Все эти темы не темы для Перемен. (далее…)
Где-то на берегу моря. Песок, легкий ветер рвет волосы девушки, смеющейся и что-то кричащей тебе. Что-то, чего из-за направления ветра ты никак не можешь расслышать. Потустороннее похмелье, в котором каждый звук кажется явным предвестием приближающегося конца. Даже звуки, которых ты не слышишь – как этот голос.
Ты отбился от шумной компании красавиц-моделей, бизнесменов в костюмах и каких-то богемных лузеров – они где-то вдалеке. Ты вдруг понимаешь, что все, ради чего стоило жить – это вот эта девушка, держащая небо на своих простых руках. И даже не она, а ее смех и эти руки.
Кажется, я снова готов влюбиться. Раньше я не задавал себе вопрос «Зачем?». Теперь я понимаю, что этот вопрос не имеет никакого ответа. «Все равно ничего из этого не выйдет. Все это фигня», — говорю я себе. Незачем. Может быть, все это и не имеет значения. Зато имеют значение этот ветер, смех той девушки, ее слова, которых ты никогда так и не услышишь, потому что направление ветра играет слишком большую роль.
Или клочок желтой бумажки у меня на столе, на котором написано слово «вера». Хотя секунду спустя я понимаю, что это всего лишь имя одной моей подруги, а бумажка – напоминание о том, что я должен ей позвонить.
Розовощекая Мальвина, природный дар, победный пар, жена китайца-мандарина, война миров, груди пожар! Ты слышишь все, ты где-то рядом, я знаю, ты недалека, и ищущая звуки взглядом, ты непослушна и легка… Когда твои стада проснутся, когда настанет первый час, я верю, крылья встрепенутся и унесут подальше нас. Туда, где северной Авроры пылает бледное лицо, туда, где смех и разговоры, и где живет обет отцов. Мы неотлучно в час разлуки закурим тихо табака, и через пять минут поднявшись ты громко скажешь: «всё, пока!» «Пока», тебе ответим хором, «пиздуй отсюда, дуралей!» А сами будем по просторам настраивать игру скорей. Скорей! Скорей! Мой слух не внемлет твоим словам и не словам. Как будто разум чей-то дремлет, гуляя где-то тут и там. Тут, там, везде и в строчке этой откроется пароль миров, и будет обесточен Летой поганец черный зверолов. Прощай моя поэма злая, прощай мой смирный антрекот, я был похож на попугая, но все же я не идиот.
Новогодняя ночь — самая магическая ночь современной России.
Все старорусские сакральные праздники имеют очень мало силы сейчас, когда их уже почти никто не празднует. Начало нового цикла по лунному календарю это китайское. А биологические часы русскаго человека уже давно настроены так, что именно в новогоднюю ночь все прежнее обнуляется, и все новое начинается. И в этом зазоре между прежним и новым — зазоре длинною в ночь — творятся всевозможные чудеса. Все многомиллионное население нашей страны в эту ночь настроено на сказочный лад, энергии людей соединяются и образуют мощнейшее поле, благодаря которому множество точек входа активируются и расширяются как никогда, и по нашему миру шныряют самые невероятные и непонятные сущности. Способные вершить чудеса и исполнять желания! В эту ночь вся страна захлестывается экстатическими волнами, на гребне которых можно пройти в другие миры.
Желаю всем, чтобы в эту ночь у вас произошел самый легкий естественный и продуктивный контакт с тонкими мирами, из которого бы вы вынесли самое полезное и нужное для себя!
Сегодня мы разберемся в таком сложном, но судьбоносном для всего человечества явлении, как африканский гламур. Совершенно очевидно, что его основа – это голод, СПИД и автомат Калашникова. Раньше в Африке не было голода, там бродили слоны, фламинго и даже съедобные попугаи, еды было полно. Но белые люди навзрывали в атмосфере планеты многомегатонных ядерных бомб, в результате чего климат изменился, африканские фламинго подохли, а реки пересохли.
Африканский гламур – это реакция на ядерные испытания. А европейский и американский гламур – это реакция на постоянную угрозу Третьей мировой. Это те же самые мертвые фламинго, но только в другом немного плане, в метафизическом. И эти мертвые фламинго Холодной войны вызвали гипер-потребление, когда люди стали жрать все больше и больше: от гамбургеров, до мыльных опер и сапожек PRADA. Это ведь не от хорошей жизни все – это невроз на почве постоянной опасности. Если сегодня ты не съешь пять порций фуа-гра и не обольешь при этом черную пидорасску от D&G вином, стоимость которого равна двадцати годам работы профессора МГУ, то все, завтра этого уже не случится, потому что завтра вообще не настанет – завтра покрыто пеплом и монотонным треском счетчика Гейгера. Никакого фуа-гра, только радиоактивные консервы и жареные крысиные лапки для политической элиты.
Эстетикой гипер-потребления является гламур. Он является оправданием невроза, маскирует его красивыми фантиками глянцевых журналов. Но виртуальная гламурная надстройка западного мира уже трещит по швам, разрушая саму себя, она не справляется с поставленной задачей – одним из косвенных доказательств этого, кстати, является нынешний финансовый кризис. (далее…)
«От тебя за километр веет какой-то трагедией», — сказала она. В этот момент я и влюбился в нее. Береза, рябина, прекрасная милая голубоглазая воздушно-прозрачная бирюзово-летняя добрая ведьма… И звали ее Анабель, хотя была она русская.
Как ты сказала, от меня за километр… «Несет трагедией, или веет, не помню», — ответила она на следующий день. «Интересно, как пахнет твоя трагедия?». Моя трагедия… нет никакой трагедии, не будет и нет. «Наверно кровью и железом». Нет, так пахнет не трагедия, а автомобильная катастрофа. Если моя трагедия чем и пахнет, то кофе со сливками, яблочным соком, полем фиалок и немного осенними листьями. «Ну это не трагедия, а просто какая-то меланхолия». Вот она и есть, и никакой трагедии.
В одном из моих любимых фильмов (в русском прокате он назывался «клубная мания», а в оригинале — «Party Monster») есть замечательная сцена, как нельзя лучше иллюстрирующая сущность ГЛАМУРА. Герой, наркоман и тусовщик, который ест много экстази и постоянно клубится, в ответ на обвинения в том, что он абсолютно наркозависим, говорит: «Я не завишу от наркотиков, я завишу от гламура». И уже через минуту после этого ему дают под видом шампанского выпить бокал мочи. И вы знаете, по лицу было заметно, что он понял — в бокале моча (сумел-таки отличить мочу от шампанского, болезный). Но был вынужден даже не поморщиться. Вот уж воистину зависимость, та самая, которой подвержены сотни придурков, называющих себя гламурными.
MONEY-SACCESS-FAME-GLAMOUR — главный слоган фильма «Party Monster» (Деньги-успех-слава-гламур) это такой челлендж всем продвинутым людям, которые смотрят этот фильм. Фильм очаровательный, сказочный и трагичный, заставляющий зрителя до жути симпатизировать этим по сути своей ублюдочным, но в то же время очень харизматичным придуркам, которые живут быстро и умирают хорошо. И каждый раз, просматривая этот фильм, зрителю ничего не остается, как задать себе два вопроса: 1) а не слишком ли скучно я живу? и 2) но не жить же как вот эти полулюди?
А потом совершить чистосердечное признание самому себе: все мы в той или иной степени зависим от гламура. Потому что все мы в той или иной степени — притворяемся и творим.