Поговорим теперь про литературных критиков. Ведь именно они, по идее, должны бы были помогать пробиваться новым талантливым писателям к читателю, который — хочет не хочет — но нуждается в переменах, как в воздухе. А значит — нуждается в новой литературе, которая бы приходила на смену старой. Обновляя язык и сознание, давая новую форму мифам, которыми живет человечество. Вращая мир.

Нет, конечно, это все идеализм. Ничего такого критик не должен. Ведь критик кто? Критик зачастую это неудавшийся писатель. Причем часто такой, который склонен желчь своих литературных неудач изливать на более удачливых коллег по перу.

В романе «Побег» (кстати, вот здесь в рамках проекта Неудобная литература мы начинаем публикацию четвертой части этого текста) есть момент про критиков. Герой романа приходит в гости к своему приятелю по фамилии Марлинский и неожиданно для себя попадает на публичное чтение и разбор романа, только что начатого этим самым Марлинским. Слушатели — интеллигенция, критики, какие-то знакомые Марлинского. Прослушав начало будущего романа, они устраивают ему разнос. Ирония в том, что автор (он же главный герой) решил не изображать (то есть «не цитировать») опыты Марлинского, а позволил этому выдуманному им литературному собранию критиковать на страницах своей истории не что иное, как непосредственно начало этой истории, первые ее три главы, которые прекрасно знакомы и читателю (ведь так читателю проще будет понять механизм критики). Вот этот фрагмент. То есть критики критикуют автора самих же себя (с одной стороны тут как бы такая постмодернистская самоирония — а роман написан, напомню, в 1982 году, — но с другой это ведь вполне реалистическое отражение действительных ситуаций, имевших место во время подобных чтений, а сейчас -– имеющих место в заметках лит.критиков).

И вот один критик говорит:

— Понимаешь? — не зацепляет, крови нет, каких-то кровавых лепешек, — со страданием в голосе сказал Букин. — Слишком удобно у тебя там: ногу не натирает. Ну, хоть покраснение бы какое. Правда, вот с этой Сарой… Но тоже ведь… ты позволяешь себе писать, как Достоевский, — «она побледнела как полотно», — но ты же не Достоевский… — понимаешь? — хоть запах какой изо рта у нее пусть будет или одна ягодица больше другой… А так вот — возбудишься и впустую — нет продолжения, нет трения… Ты не обижайся, но так никто читать не будет.

А другой:

— Да разве это события? — на них не падает отсвет… трагедии нет… Воскрешение Лазаря у Достоевского — это я пережил — вот трагедия! А у тебя что? — тыщу шагов прошел, две тыщи, какие-то привидения — скукотища! Просто неприлично. Сейчас такое время… Война в Афганистане. Вот ты на сколько страниц размахнулся? на тысячу? — сейчас читатель ленив; он твои рассуждения пропускать будет; бульвары он и сам в окошко видит; ему подавай крови, детективов, приключений! — ты хоть бы детективом оживил все это… Не обижайся, для твоей же пользы говорю.

А что же автор?

Расстроенный Марли только кивал им в ответ. Да и что ж ему было? Не защищаться же! Марлинский молчит, но я-то поражен в самое сердце. Больше того, я снимаю с этих ненароком подвергшихся такому разгрому глав свое авторство — пусть уж и на самом деле Марли их написал, а я в них лишь действовал. Пусть! — ему-то не привыкать, а меня раздражает доморощенная критика, под которую я так неудачно подвел свой текст. Лучше бы я, право, подобрал для этого что-нибудь из Гончарова или Лермонтова — вот кому болтовня никак бы не повредила.

И апофеоз литературной критики:

— Здесь главное другое, — сказал вдруг Мудраков, и всё смолкло, — главное, что автору кто-то внушил, что он большой писатель. Это самое неприятное. Он, конечно, бессовестно у всех понадергал: и у Кафки, и у Пруста, и у Джойса, и у Платонова, и у Булгакова — у всех, но самое главное: он почему-то считает себя большим писателем, тогда как он вовсе не большой писатель, и я даже не побоюсь сказать — не писатель вовсе.

После этого Марлинский с главным героем (автором) напиваются с горя.

Пророческая история про «не впечатлило» (невозможность продать) и «месячные»…

Впрочем, критики бывают разные. Например, в Хронике Неудобной литературы можно было и еще можно будет прочитать мнения критиков вполне порядочных.

***

Хроника Неудобной литературы будет продолжена, если к тому появятся поводы. А вот Содержание Хроники проекта Неудобная литература – в том порядке, в котором я рекомендую вам ее читать, чтобы получилась занятная драматургия (впрочем, это гипертекст, и у вас могут возникнуть свои соображения на эту тему):

— Переписка с Александром Ивановым из Ад Маргинем и представление романов «Побег» и «Мотобиография»
— Виктор Топоров и его Опция отказа. Как это работает, или как найти издателя
— Ответы Дмитрия Быкова
— Ответы Сергея Шаргунова
— Ответы Вячеслава Курицына
— Ответы Николая Климонтовича
— Ответы Владимира Сорокина
— Ответы Дмитрия Бавильского
— Ответы Александра Иванова
— Невозможность продать (в символическом смысле)
— Ответы Льва Данилкина
— «Хорошая вещь пробьется», или Неудобность Галковского
— Ответы Андрея Бычкова
— Ответы Лидии Сычевой
— Ответы Виктора Топорова
— О том, как в толстых журналах 80-х понимали «гласность», а также об отношении издателей к сетевой литературе
— Ответы Алексея Варламова
— Ответы Игоря Панина
— «Новый мир» реагирует на Неудобную литературу. Михаил Бутов VS Виктор Топоров
— Ответы Льва Пирогова
— Ответы Евгения Лесина
— КУКУШКИНЫ ДЕТКИ. Роман Олега Давыдова (к началу первой публикации)
— Ответы Лизы Новиковой
— Ответы Сергея Белякова
— Ответы Ефима Лямпорта
— «А вокруг скачут критики в мыле и пене…» (про литературных критиков)
— Роман «Побег» и МИТИН ЖУРНАЛ
— Ответы Романа Арбитмана
— Переходный период. Битники, Пелевин и — ответы Виктории Шохиной
— Ответы Макса Немцова
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Дениса Яцутко
— Таба Циклон и Джаз на обочине. Гонзо-стайл и антихипстеры
— Игры пастушка Кришны

— Книги проекта Неудобная литература

Вся Хроника Неудобной литературы всегда доступна вот по этой ссылке.

Я уже говорил: существующий литературный процесс сам по себе меня особо не интересует (интересуют скорее причины, по которым он меня не интересует, и в Хронике Неудобной литературы я стараюсь добраться до этих причин). Поэтому я за лит. процессом пристально не слежу, сетевых дневников писателей и редакторов толстых журналов не читаю и литературных собраний не посещаю. В итоге тот резонанс, который вызывает наш проект Неудобная литература в литературном улье, доходит до меня с небольшим опозданием. Но все же доходит. А поскольку я веду Хронику Неудобной литературы, нужно бы этот резонанс здесь зафиксировать хотя бы в его самых занятных проявлениях.

Михаил Бутов, зам. главного редактора журнала «Новый мир»

31 мая Михаил Бутов, заместитель главного редактора журнала «Новый мир», одного из, подчеркнем, самых знаменитых толстых журналов в стране, весьма живо отреагировал в своем ЖЖ на реплику Виктора Топорова из его ответов на вопросы Неудобной литературы.

Реплика Топорова, на которую отозвался Бутов, заслуживает того, чтобы повторить ее снова:

Сталин говорил (причем как раз писателям и издателям): дело первостепенной важности нельзя поручать третьестепенным людям. В традиционных толстых журналах работают (а главное, задают тон) третьестепенные люди с пятистепенными вкусами. Твардовский, Кочетов, Катаев были прежде всего яркими личностями (при всей гротескности самих этих фигур) – а нынче что? Причем служивая серость сидит в журналах долгими десятилетиями и не забывает воспитать себе точно такую же смену. Отсюда и третьестепенность самих «толстяков» – даже в кризисный год, когда писателю вроде бы некуда больше податься. Что же до отказа подлинным талантам, то причина еще прискорбнее: их не только не умеют, но и просто-напросто ленятся распознать, потому что третьестепенные люди, занятые делом первостепенной важности, не могут не быть, вдобавок ко всему, лодырями и халтурщиками.

А вот реакция Бутова (для тех, кто не сходил по ссылке):

Вот все-таки заебал «литературный скандалист» Топоров. Не то чтобы раздражал, как, скажем, назойливый комар, а именно что заебал — ну, как тесная квартира навсегда или запах говна, который приходится долго выносить. Топоров сообщил, что не читал в толстых журналах за много лет вообще ничего интересного. Он-то, может, и не читал — дело это его. Только вот за последние полтора, например, года именно по толстым журналам, причем многим, была распечатана книга малой прозы Олега Ермакова, рядом с которой что любезный Топорову Терехов, что уж, тем более, Тургенев (при всей моей личной симпатии к Курицыну) и близко не стояли. И это только навскидку, что сразу в голову пришло — может быть потому, что Ермаков напечатал свои вещи сразу всюду. Уже этот топоровский бессмысленный и чаще всего просто лживый треп мало чем отличается от «Литературной газеты» — пора бы им слиться в копулятивном единстве.

P.S. А вот хвалит Топоров такого фигля-мигля. Две вещи — «Ты так любишь эти фильмы» и «Щастье». И вроде как фигль-мигль такой весь культовый сетевой. Но в сети я нашел только пописушку на пару страниц (да и ту либрусек предлагает скачивать за деньги). Интересно было бы почитать в целях ремесленного (надоело слово «профессиональный») роста культового фигля-мигля, который такой крутой, что его нигде не печатают. Не подскажете ли, где это возможно сделать? Фигль-мигль, отзовись — летит к тебе мой клич над пустыней, набитой третеразрядными серыми личностями, коих так живо изобразил нам литературный скандалист Топоров.

Так раздражается на Топорова заместитель главного редактора «Нового мира», писатель Михаил Бутов. Собственно, Виктор Топоров, как мне сегодня сообщили, уже ответил Бутову на этот выпад. Ответ можно прочитать здесь. В этой колонке Виктор Топоров удачно подмечает: реакция Бутова — явное доказательство его, Виктора, правоты относительно литературных чиновников, позасемших (по выражению лит.критика Льва Пирогова, который, кстати, тоже много рассуждает в своем ЖЖ на предмет Неудобной литературы) в многоуважаемых толстяках, — доказательство абсолютной точности диагноза, поставленного Топоровым. За-дело!

Очень характерно, что Михаил Бутов, возмущаясь диагнозу и как бы отвечая Топорову на его слова, не дал ссылку на Перемены, на тот самый пост, в котором Топоров высказал свое мнение (не дал и вообще не сообщил, где это он вычитал наезды Топорова). Словно Бутов не знает о негласном правиле поведения в сети — нужно ссылаться на источник, а то ведь твои слова повиснут в пустоте, а то и вовсе будут восприняты как клевета… Где Топоров это сказал? Когда? По какому поводу? Ни упоминания Перемен, ни гиперссылки, ни тем более сообщения о проекте Неудобная литература — ничего этого в соответствующем посте Михаила Бутова нет. Само по себе это демонстрирует его страх и «неудобность» для него существования проекта Неудобная литература — во-первых. А, во-вторых, в очередной раз доказывает правильность топоровского тезиса про лодырей и халтурщиков. Ведь если бы Бутов был немного внимательнее, он бы увидал в Хронике Неудобной литературы не только непосредственно на него (и на таких, как он) направленную критику Виктора Топорова, но и вычитал бы много чего еще интересного и про толстые журналы, и про книжные издательства, и про текущий литературный процесс. А потом — посвятил бы всем этим проблемам не один короткий пост в своем ЖЖ (в котором поведал миру о том, как «заебал» его скандалист Топоров), а — большую обстоятельную статью по теме в ближайшем же номере «Нового мира». Разумеется, со всеми необходимыми ссылками на Толстый веб-журнал XXI века «Перемены» и на другие источники. А может быть и не одну статью, а, скорее, несколько публикаций, и в том числе — несколько рецензий на книги проекта «Неудобная литература». Глядишь, интересный бы номер получился… Да и запах говна (который, как признался Бутов, ему «приходится долго выносить») исчез бы… А пока Михаил Бутов этого не сделал, прав, абсолютно прав остается Виктор Топоров. На все сто процентов.

На сегодня у меня все. Скоро продолжим!

***

Хроника Неудобной литературы будет продолжена, если к тому появятся поводы. А вот Содержание Хроники проекта Неудобная литература – в том порядке, в котором я рекомендую вам ее читать, чтобы получилась занятная драматургия (впрочем, это гипертекст, и у вас могут возникнуть свои соображения на эту тему):

— Переписка с Александром Ивановым из Ад Маргинем и представление романов «Побег» и «Мотобиография»
— Виктор Топоров и его Опция отказа. Как это работает, или как найти издателя
— Ответы Дмитрия Быкова
— Ответы Сергея Шаргунова
— Ответы Вячеслава Курицына
— Ответы Николая Климонтовича
— Ответы Владимира Сорокина
— Ответы Дмитрия Бавильского
— Ответы Александра Иванова
— Невозможность продать (в символическом смысле)
— Ответы Льва Данилкина
— «Хорошая вещь пробьется», или Неудобность Галковского
— Ответы Андрея Бычкова
— Ответы Лидии Сычевой
— Ответы Виктора Топорова
— О том, как в толстых журналах 80-х понимали «гласность», а также об отношении издателей к сетевой литературе
— Ответы Алексея Варламова
— Ответы Игоря Панина
— «Новый мир» реагирует на Неудобную литературу. Михаил Бутов VS Виктор Топоров
— Ответы Льва Пирогова
— Ответы Евгения Лесина
— КУКУШКИНЫ ДЕТКИ. Роман Олега Давыдова (к началу первой публикации)
— Ответы Лизы Новиковой
— Ответы Сергея Белякова
— Ответы Ефима Лямпорта
— «А вокруг скачут критики в мыле и пене…» (про литературных критиков)
— Роман «Побег» и МИТИН ЖУРНАЛ
— Ответы Романа Арбитмана
— Переходный период. Битники, Пелевин и — ответы Виктории Шохиной
— Ответы Макса Немцова
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Дениса Яцутко
— Таба Циклон и Джаз на обочине. Гонзо-стайл и антихипстеры
— Игры пастушка Кришны

— Книги проекта Неудобная литература

Вся Хроника Неудобной литературы всегда доступна вот по этой ссылке.

Под одной из недавних частей Хроники проекта Неудобная литература обнаружился комментарий. Процитирую: «Да просто издательства не хотят публиковать тексты, которые уже опубликованы в свободном доступе в интернете. Вот и все объяснение!»

Если бы это было так просто… Но ведь некоторые из текстов, которые мы публикуем в проекте Неудобная литература, написаны совсем не только что. «Побег» был создан в 1982 году, «Блюз бродячего пса» завершен в 1987, «Кукушкины детки» в 1988. Эти тексты, называя разные причины, просто отказывались публиковать («Кукушкины детки», правда, собирались издать отдельной книгой, было дело, но за семь лет до этого Опцию отказа к этому тексту применили в журнале «Дружба народов»). Только «Побег» был опубликован на бумаге. Да и то – в подпольном, самиздатовском журнале «Митин журнал» (то есть, можно сказать, в глубинах бессознательного культуры, куда он был, как я уже говорил, вытеснен буквально по Фрейду).

Вообще, тут есть повод поднять серьезную тему для истории отечественной литературы и литературоведения, которую никто еще, кажется, не заметил. Тему специфики работы толстых литературных журналов во второй половине 80-х годов.

Дело в том, что в разные годы причины отказов были разные. В разное время Неудобная литература была неудобной по разным причинам.

При советской власти подобные тексты не могли увидеть свет – по цензурным соображениям. Зато в то время цвел Самиздат, где Неудобную литературу печатали с удовольствием («Митин журнал» был одним из, но не единственным; то есть Неудобная литература всегда находит читателей и многим вполне на самом деле нужна и удобна, – в этом смысле это просто такая вывеска, ярлык, не более).

Но дальше – во времена перестройки (вторая половина 80-х) – когда, казалось бы, проблема цензуры ушла, и стало все можно, случилась вдруг удивительная вещь!

Толстые журналы (все эти «Знамя», «Дружба народов», «Родина») словно бы как-то ошалели, потерялись и впали в ажитацию. Это было вполне понятно – в СССР из них последовательно вытравляли их сущностное предназначение (которое изначально, еще с XIX века заключалось в том, чтобы отражать актуальную ситуацию в литературе, буквально быть литературным дневником, показывать текущее в литературном процессе), посредством цензуры вымарывали из них всю эту дневниковую живость, и к моменту перестройки толстяки были уже настолько деформированы, что это не замедлило сказаться.

Причем деформация толстяков дала о себе знать весьма интересным образом: когда вдруг стало можно, наконец, объективно и полностью отражать реальный литературный процесс (а не только его официальную часть, оставляя неофициальную Самиздату), толстые литературные журналы не стали этого делать. Потому что нашли дела поважнее: Солженицын, Пастернак и прочее – вот что они ринулись публиковать (в основном и в первую очередь!), забыв о том, что есть еще и какая-то современная литература, растущая прямо здесь и сейчас. Ну как же, столько всего упущенного за долгие годы запретов, но негласно признанного всеми интеллигентными читателями! Нужно все это впустить, наконец, на наши страницы! Нужно вернуть все это читателю! Отдать должное! К тому же читатель читает это и ждет этого!

Так, раздавая долги, толстые журналы убили себя окончательно. Вместо того чтобы публиковать всю эту прекрасную литературу 50-х-60-х годов отдельными книгами (приложениями к журналам, например), они публиковали ее там, где должна была быть актуальная современная литература. В итоге многие хорошие тексты, написанные в 80-х, так и не были в 80-х изданы. «Хоть вы и написали хороший текст, но нам сейчас не до того! У нас еще Пастернак не весь издан», — говорили редакторы молодым литераторам (именно отсюда бралась эта идиотическая формулировка насчет «не в духе гласности», ведь гласность они понимали как необходимость огласить, наконец, весь список)… (далее…)

Завтра продолжим читать мнения разных участников литературного процесса, согласившихся ответить на наши вопросы. А сейчас хочу представить уже упомянутый в прошлых Частях Хроники Неудобной литературы роман Олега Давыдова «Кукушкины детки», который мы сегодня начинаем публиковать под эгидой проекта Неудобная литература.

Олег Давыдов известен в первую очередь как эссеист, анализирующий в своих статьях основополагающие тексты великой русской литературы и тексты современных авторов (см. книгу «Демон сочинительства», издательство «Лимбус пресс», Санкт-Петербург-Москва, 2005), а также как автор проекта МЕСТА СИЛЫ. Роман «Кукушкины детки. Семейная хроника» был написан им в 1988 году, а в середине 90-х был сдан в набор в одном из российских издательств, но по финансовым причинам, одолевшим издательство, так тогда и не вышел в свет. Поскольку автор был связан с этим издательством договором, по которому не имел права в течение пяти лет нигде публиковать данный текст, о романе было как бы забыто. И вот его первая журнальная публикация — начало публикации здесь.

Мне представляется, что этот текст направляет всю литературную традицию, с которой привыкли иметь дело и книжные издатели, и читатели, и редакторы толстых журналов, и литературные критики, по совсем новому пути… В двух словах этот путь можно обозначить как психоаналитический роман (этот термин попадался и раньше в литературоведении, но в случае с «Кукушкиными детками» это уже не только красивое словосочетание).

В то же время, при всей необычности вещества, из которого состоит этот роман, при всей его нелинейной и полифонической структуре, читается он очень легко. Сюжет разворачивается подобно визуальным образам в 3D-фильмах — перед читателем как бы в разрезе встаёт содержимое сразу нескольких сюжетных линий, относящихся к нескольким поколениям персонажей этого почти ритуального действа.

Однако мне по понятным причинам неудобно слишком нахваливать этого автора. Так что просто начинайте чтение, увидите все сами. Если вам сложно читать с монитора, воспользуйтесь там кнопкой «версия для печати» (каждый пост нужно печатать отдельно)…

***

Хроника Неудобной литературы будет продолжена, если к тому появятся поводы. А вот Содержание Хроники проекта Неудобная литература – в том порядке, в котором я рекомендую вам ее читать, чтобы получилась занятная драматургия (впрочем, это гипертекст, и у вас могут возникнуть свои соображения на эту тему):

— Переписка с Александром Ивановым из Ад Маргинем и представление романов «Побег» и «Мотобиография»
— Виктор Топоров и его Опция отказа. Как это работает, или как найти издателя
— Ответы Дмитрия Быкова
— Ответы Сергея Шаргунова
— Ответы Вячеслава Курицына
— Ответы Николая Климонтовича
— Ответы Владимира Сорокина
— Ответы Дмитрия Бавильского
— Ответы Александра Иванова
— Невозможность продать (в символическом смысле)
— Ответы Льва Данилкина
— «Хорошая вещь пробьется», или Неудобность Галковского
— Ответы Андрея Бычкова
— Ответы Лидии Сычевой
— Ответы Виктора Топорова
— О том, как в толстых журналах 80-х понимали «гласность», а также об отношении издателей к сетевой литературе
— Ответы Алексея Варламова
— Ответы Игоря Панина
— «Новый мир» реагирует на Неудобную литературу. Михаил Бутов VS Виктор Топоров
— Ответы Льва Пирогова
— Ответы Евгения Лесина
— КУКУШКИНЫ ДЕТКИ. Роман Олега Давыдова (к началу первой публикации)
— Ответы Лизы Новиковой
— Ответы Сергея Белякова
— Ответы Ефима Лямпорта
— «А вокруг скачут критики в мыле и пене…» (про литературных критиков)
— Роман «Побег» и МИТИН ЖУРНАЛ
— Ответы Романа Арбитмана
— Переходный период. Битники, Пелевин и — ответы Виктории Шохиной
— Ответы Макса Немцова
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Дениса Яцутко
— Таба Циклон и Джаз на обочине. Гонзо-стайл и антихипстеры
— Игры пастушка Кришны

— Книги проекта Неудобная литература

Вся Хроника Неудобной литературы всегда доступна вот по этой ссылке.

Напомню, что Хроника Неудобной литературы началась с анализа так называемой Опции отказа. Во второй части Хроники, как раз перед началом публикации ответов писателей, лит.критиков и других участников процесса на наши вопросы (публикация ответов еще будет продолжена!), я пришел к выводу, что связи и знакомства, конечно, играют большую роль в принятии решения издателем или редактором о том, публиковать ли тот или иной текст. Большую, но не решающую и совсем не окончательную. Об этом я тогда же и сказал и хочу это подчеркнуть еще раз. Дело, конечно, не только в протекции и рекомендациях или в их отсутствии. Не только в «тусовочности» автора. Тут другое. Что именно? Давайте разбираться.

Возьмем для примера отказ, в свое время полученный на предложение опубликовать «Блюз бродячего пса» (ставший сейчас одним из произведений проекта Неудобная литература) в толстом журнале «Знамя». Вот что сообщает нам в предисловии к «Блюзу» сын автора, Федор Погодин: «После смерти отца я пробовал опубликовать сочинение в журналах, но безуспешно. Лучшую рецензию я получил из «Знамени». Рецензент Александр Рыбаков отметил, что автор «не переосмыслил общую концепцию в соответствии с периодом гласности, открытости».

Заметим, что Олег Стукалов (автор «Блюза») был не каким-то там молодым литератором со стороны. Он был очень известным советским сценаристом (его пьеса «Карточный домик» 1960 г., в которой дебютировал Андрей Миронов, шла по всей стране; по его сценариям были сняты популярнейшие советские фильмы «Хождения по мукам» и «Николо Паганини»). В конце концов, он был сыном великого советского драматурга Николая Погодина. Короче говоря, человеком для литературной тусовки не новым, а очень даже наоборот. Конечно, можно сказать, что просто ему не повезло со «Знаменем», мол, рецензент Рыбаков проявил свою недальновидность и отказал ему из вкусовщины (или просто был в похмелье или, например, принадлежал к иной лит.группировки — впрочем, про это забудем, ибо это уже следствие, а не причина). Но, во-первых, «Знамя», по словам Федора Погодина, был не единственным журналом, отказавшимся от публикации «Блюза». А, во-вторых, да, вкусовщина, похмелье. Это весьма частые причины использования редактором «Опции отказа» (дурак директор, дикарь редактор — из ответов Владимира Сорокина)… Обычное дело, как свидетельствует многоопытный Дмитрий Быков. Но что такое эти «вкусовщина» и «похмелье», вот в чем вопрос? Что значит «не приглянулось произведение», «не впечатлило»? Или это фееричное (и на самом деле встающее в тот же ряд) «не переосмыслил общую концепцию в соответствии с периодом гласности, открытости»?

А вот что значит: (далее…)

Постоянный соавтор блог-книги Перемен «ОСЬМИНОГ» Андрей Девятов выглядит так:

Николай Климонтович, писатель и публицист. Всегда активно публиковался в разнообразных журналах – от самиздатовских до официальных, толстых. Да и на Переменах тоже. В разные годы его проза издавалась отдельными изданиями в разных российских издательствах.

В девяностых Климонтович был обозревателем светской хроники газеты «Коммерсант», и об этом своем опыте написал роман «Последняя газета», в связи с которым вдруг стал персоной в некоторых кругах «неугодной». Но тут следует заметить, что неудобные литераторы и неугодные литераторы – это разное. В одном из будущих выпусков Хроники Неудобной литературы мы еще подробнее поговорим об этой разнице, а пока – вот ответы Николая Климонтовича:

Читаете ли вы современную художественную литературу, публикуемую в издательствах и толстых журналах? Если да, то как часто? Многое ли нравится? Если есть, назовите, пожалуйста, последнюю из понравившихся книг (роман, повесть, рассказ), ее автора и, по возможности, время и место ее публикации.

Редко. Преимущественно — приятелей. Последняя сильная вещь — Владимир Шаров в «Знамени».

Часто бывает так, что издательства и толстые журналы отказываются публиковать по-настоящему хорошие тексты, называя разные причины отказа, либо без объяснения причин. Как вы думаете, почему это происходит? Каковы, как вы полагаете, настоящие причины таких отказов?

Да кто же сейчас возьмется публиковать хорошие вещи — себе в убыток? Для этого надо быть альтруистом и подвижником, и слишком любить словесность. Среди издателей такие были — десять-пятнадцать лет назад,— но все прогорели.

Читаете ли вы статьи литературных критиков и обозревателей книжных новинок? Если да, то кто из этих критиков и обозревателей на ваш взгляд наиболее адекватен?

Нет. За одним исключением — если пишут про меня. Чаще всего на этом поприще отличается Немзер.

Как вы думаете, переместится ли в ближайшие лет десять хорошая (большая) литература окончательно в интернет? Отпадет ли необходимость в бумажных изданиях? Если нет, то почему вы так думаете?

Разумеется, нет. Коли этого еще не произошло — у нас интернету уж 15 лет, — то и не произойдет. Все дело в позе. Крайне неудобно читать с экрана, скажем, в ванне. Или в дачном сортире. Или в гамаке. Кроме того, книга имеет запах, а электроника — нет. Книга хороша на ощупь, короче — она живая.

***

Так сказал Николай Климонтович. А вот, наконец, ответы от одного известного издателя.

***

Хроника Неудобной литературы будет продолжена, если к тому появятся поводы. А вот Содержание Хроники проекта Неудобная литература – в том порядке, в котором я рекомендую вам ее читать, чтобы получилась занятная драматургия (впрочем, это гипертекст, и у вас могут возникнуть свои соображения на эту тему):

— Переписка с Александром Ивановым из Ад Маргинем и представление романов «Побег» и «Мотобиография»
— Виктор Топоров и его Опция отказа. Как это работает, или как найти издателя
— Ответы Дмитрия Быкова
— Ответы Сергея Шаргунова
— Ответы Вячеслава Курицына
— Ответы Николая Климонтовича
— Ответы Владимира Сорокина
— Ответы Дмитрия Бавильского
— Ответы Александра Иванова
— Невозможность продать (в символическом смысле)
— Ответы Льва Данилкина
— «Хорошая вещь пробьется», или Неудобность Галковского
— Ответы Андрея Бычкова
— Ответы Лидии Сычевой
— Ответы Виктора Топорова
— О том, как в толстых журналах 80-х понимали «гласность», а также об отношении издателей к сетевой литературе
— Ответы Алексея Варламова
— Ответы Игоря Панина
— «Новый мир» реагирует на Неудобную литературу. Михаил Бутов VS Виктор Топоров
— Ответы Льва Пирогова
— Ответы Евгения Лесина
— КУКУШКИНЫ ДЕТКИ. Роман Олега Давыдова (к началу первой публикации)
— Ответы Лизы Новиковой
— Ответы Сергея Белякова
— Ответы Ефима Лямпорта
— «А вокруг скачут критики в мыле и пене…» (про литературных критиков)
— Роман «Побег» и МИТИН ЖУРНАЛ
— Ответы Романа Арбитмана
— Переходный период. Битники, Пелевин и — ответы Виктории Шохиной
— Ответы Макса Немцова
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Дениса Яцутко
— Таба Циклон и Джаз на обочине. Гонзо-стайл и антихипстеры
— Игры пастушка Кришны

— Книги проекта Неудобная литература

Вся Хроника Неудобной литературы всегда доступна вот по этой ссылке.

В каком-то смысле первые лекции и труды основателя психоанализа Зигмунда Фрейда тоже были Неудобной литературой. И уж, во всяком случае, воспринимались они научным сообществом не иначе как научная ересь. Вот цитата из моей только что опубликованной на Часкоре и на Переменах статьи ко дню рождения Фрейда (это выступление я считаю частью проекта Неудобная литература, поэтому в особенности если вам интересно, как развивается проект, и вы следите за Хроникой Неудобной литературы, я вам рекомендую прочитать и этот текст). Цитата:

=То, что угрожает сложившимся стереотипам, а уж тем более попахивает революцией и деформацией культурных норм, всегда сначала отторгается обществом. Как нечто ненужное, неактуальное, неудобное. Несовместимое с нормальной жизнью.

Например, у произведения искусства, которое несет с собой нечто для культуры новое и революционное, поначалу всегда очень мало шансов на популярность. Практически никаких. Ведь такое произведение угрожает самостоянью существующего душевного строя общества. Поэтому и появляются такие явления, как «Неудобная литература», неудобные научные теории (которые физик Фримен Дайсон метко назвал «научными ересями») и прочие неудобные (до поры до времени) проявления интеллектуальной и духовной деятельности отдельных – слишком выходящих за рамки существующих представлений – творчески одаренных личностей.

С другой стороны, те, например, литературные или музыкальные произведения, которые постигает мгновенный и достаточно массовый успех, всегда угождают актуальным культурным стереотипам и запросам публики. Что называется «отражают дух времени»=.

Полностью статья «Психоанализ, кусающий собственный хвост» — опубликована здесь.

А подробнее о том, как именно связана Неудобная литература (то есть та литература, которая неудобная издательствам) с бессознательным, мы поговорим уже скоро. В частности, будет давно обещанное и назревавшее объяснение причин, по которым издатели и толстые журналы не принимают к публикации хорошие тексты (что означает это их пресловутое «не впечатлило»).

***

Хроника Неудобной литературы будет продолжена, если к тому появятся поводы. А вот Содержание Хроники проекта Неудобная литература – в том порядке, в котором я рекомендую вам ее читать, чтобы получилась занятная драматургия (впрочем, это гипертекст, и у вас могут возникнуть свои соображения на эту тему):

— Переписка с Александром Ивановым из Ад Маргинем и представление романов «Побег» и «Мотобиография»
— Виктор Топоров и его Опция отказа. Как это работает, или как найти издателя
— Ответы Дмитрия Быкова
— Ответы Сергея Шаргунова
— Ответы Вячеслава Курицына
— Ответы Николая Климонтовича
— Ответы Владимира Сорокина
— Ответы Дмитрия Бавильского
— Ответы Александра Иванова
— Невозможность продать (в символическом смысле)
— Ответы Льва Данилкина
— «Хорошая вещь пробьется», или Неудобность Галковского
— Ответы Андрея Бычкова
— Ответы Лидии Сычевой
— Ответы Виктора Топорова
— О том, как в толстых журналах 80-х понимали «гласность», а также об отношении издателей к сетевой литературе
— Ответы Алексея Варламова
— Ответы Игоря Панина
— «Новый мир» реагирует на Неудобную литературу. Михаил Бутов VS Виктор Топоров
— Ответы Льва Пирогова
— Ответы Евгения Лесина
— КУКУШКИНЫ ДЕТКИ. Роман Олега Давыдова (к началу первой публикации)
— Ответы Лизы Новиковой
— Ответы Сергея Белякова
— Ответы Ефима Лямпорта
— «А вокруг скачут критики в мыле и пене…» (про литературных критиков)
— Роман «Побег» и МИТИН ЖУРНАЛ
— Ответы Романа Арбитмана
— Переходный период. Битники, Пелевин и — ответы Виктории Шохиной
— Ответы Макса Немцова
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Дениса Яцутко
— Таба Циклон и Джаз на обочине. Гонзо-стайл и антихипстеры
— Игры пастушка Кришны

— Книги проекта Неудобная литература

Вся Хроника Неудобной литературы всегда доступна вот по этой ссылке.

Чернобылская катастрофа — 24 года.

На Переменах был опубликован года четыре назад очень хороший материал по этому поводу, в разделе Трипы. Это репортаж писателя Дмитрия Быкова из Припяти с фотографиями Максима Бурлака, из заброшенных, производящих жуткое леденящее впечатление мест… Говорят, сейчас там мало что изменилось…

Я был в этом парке аттракционов, поднялся по сгнившим, рассыпающимся в труху доскам на карусельный круг, сел в подвесную кабинку – когда-то ярко-красную, теперь облупленную и местами проржавевшую. Неожиданно огромный железный обод, на котором висели кабинки, повернулся – и меня неудержимо повело назад, назад, назад… Карусель с тяжелым скрипом (рыдает? или ликует, что хоть кого-то за пятнадцать лет прокатит?) закрутилась против часовой стрелки. Немудрено. В Припяти навсегда восемьдесят шестой год, семидесятый год Советской власти.

Вот он, этот трип «Поющие в Чернобыле».

+ читайте по теме — интервью Глеба Давыдова с начальником отдела стратегических исследований Института Ядерных реакторов РНЦ «Курчатовский институт» Станиславом Анатольевичем Субботиным — «Мирный атом как лазейка из кризиса», где он рассказывает о перспективах развития атомной энергетики и затрагивает тему Чернобыля.

НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА это новый проект Толстого веб-журнала XXI века ПЕРЕМЕНЫ. Под этой вывеской мы публикуем книги, которые не решились бы публиковать другие журналы и издательства. Подробности и сам проект — здесь.

Почитал, как всегда довольно глубокий разбор, сделанный Олегом Давыдовым — на этот раз — образа Остапа Бендера.

«Мефистофельская демоничность Остапа начинает проглядывать с первых же его шагов в романе. Уже то, что он появляется с северо-запада, ориентирует на местообитание Мефистофеля. Остаповы «лаковые штиблеты с замшевым верхом» (которые постоянно упоминаются в тексте) слишком похожи на копыта. Его «зеленый в талию костюм» дал повод Дмитрию Лихачеву говорить о «зеленом змии». Первый же поступок Остапа в романе – «вынул из кармана нагретое яблоко и подал его беспризорному» — заставляет вспомнить библейскую сцену соблазнения (особенно если иметь в виду, что конец апреля – не совсем подходящий сезон для раздачи яблок). Первые же слова: «Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат?» — позволяют думать о ключах от обывательского рая. Но ключа от рая у беса, конечно же, нет. «Молодой человек солгал», — комментируют авторы. Вообще говоря, сценка эта имеет в основе своей извечный прототип: искушение отцом лжи первого человека. «Беспризорный» (не имеющий родителей) – это как раз первый человек (то есть вообще человек), встречаемый демоническим Остапом в идеальном пространстве романа. Их краткое взаимодействие архетипично и задает тон всем дальнейшим взаимоотношениям лукавого (низведенного в данном тексте до уровня жулика) и человека, оставленного без высшего присмотра. В дальнейшем сын турецко-подданного (турецкий след – еще один элемент демонизма товарища Бендера) будет всегда беззлобно обманывать беспризорного советского человека, а человек всегда будет с готовностью поддаваться на этот обман».

Со многим из этого можно согласиться, но из Бендера-черта «12 стульев» – Ильф и Петров — в «Золотом теленке» все больше делали Бендера-ангела. Дали ему возраст Христа — 33. Хотя в 1931 году – Бендеру – должно было быть, соответственно, 31 ( в «12 ст.» — 27 лет).
В первой версии второго романа концовка была совершенно иная.
Не «Графа Монте-Кристо из меня не вышло…»

а «Иисуса Христа из меня не вышло. Не смог воскресить даже одного человека (Паниковского)….» Бендер женился на Зосе. И вообще, превращался в максимально позитивного типа.
Два месяца авторы не находили себе места.

Почувствовав, перебор они, стали исправлять финал.

Роман уже печатался в журнале. Переделывали «на ходу». Отмена женитьбы, переход через румынскую границу.

И финальная фраза только тогда обрела классическую завершенность: «Графа Монте-Кристо из меня не вышло, придется переквалифицироваться в управдомы».

Метаморфозы «12 стульев»- «Золотой теленок» таковы: все больше Бендер из «черного человека» — становился «белым» (благотворительность по отношению к Балаганову и Козлевичу). Ильф и Петров пошли по гоголевскому пути (неудавшемуся у Николая Васильевича ) – преображения главного героя. У них это получилось, потому как авторы все же соблюли меру.

В общем мироновский Бендер вполне справедливо пел (стихи Кима): «Я не разбойник и не апостол, и для меня конечно тоже все не просто, и очень может быть что от забот моих я поседею раньше остальных».

Его заботы – привносить в жизнь динамику, игру. («Вы оцените красоту игры»!).

Играет он красиво! Бендер – катализатор! Жулик, который изобличает «голубого воришку», Корейко. Друг, который никогда не предает (ни Кису, ни членов экипажа «Антилопы «Гну»). Прожигатель, который не умеет тратить деньги. Любитель наживы, который расставаясь с золотом, не жалеет о нем («Графа Монте-Кристо…).

Благородного жулика О.Генри Энди Таккера (авторы дают сноску в романе на прототип: «Как в таких случаях говорил Энди Таккер», — завляет Остап) Ильф и Петров превращают в чуть ли не олицетворение благородства. Русский феномен!

ЗЫ
Только вот позавчера глядел кино – про другого русского жулика – Егора Прокудина. Опять в конце обливался слезами. Примерно как в финале «12 стульев» Марка Захарова. Да, наши писатели почему-то производят на свет самых добрых и справедливых демонов на свете. Что когда их под занавес мочат – «сердце рвется на куски».

Мы уже более года думаем о том, чтобы открыть свое вещание через Винамп и Айскаст. Собственно, уже установили Айскаст на сервер и теперь уже периодически вещаем в тестовом режиме. Но пока никак не можем все это красиво оформить и вывести на отдельную страницу. Есть технические сложности. Если кто из читающих нас разбирается в том, как можно этот Айскаст выводить в нужном интерфейсе, напишите.

Сегодня мы начали публиковать на Переменах один из самых стильных текстов, читанных мной за последний год. «Блюз бродячего пса» Олега Стукалова. Книгу необычную по форме (не роман, не повесть, а «сочинение» — так определил жанр сам автор — имея в виду музыкальный термин).

Воздушное, синкопированное повествование о музыканте, жившем в Советском Союзе конца 70-х-начала 80-х годов.

Герой текста — сын народного артиста СССР (заслуженного советского кинорежиссера). Он играет в джазовой группе на трубе. Группа выступает в ресторанах и на закрытых частных комсомольских вечеринках (порой перерастающих в оргии), а по ночам, укрывшись на подмосковной даче, парни лабают для себя.

Мертвенный мрачный совок и естественная русская свобода (и то, и другое описано очень правдоподобно) переплетаются, но не сливаются, живут параллельно и почти не вступают в отношения, но – наблюдают друг друга. С оттенком брезгливости и понимания. И ни разу не вступают в схватку. И все было бы очень ровно, если бы не постоянно искрящая между этими двумя отторгающими друг друга мирами магия. То и дело в этих просветах открывается какая-то светящаяся бездна…

…И все время звучит музыка (музыкальные критики должны бы умереть со стыда и зависти, читая столь адекватную передачу музыки средствами языка).

Параллельно с этими легкими и надрывными звуками разыгрывается тяжелая партия отца. Кинорежиссер по заданию партии отправляется в Голливуд, на вручение Оскара, и там с ним происходят до того невероятные вещи, что, вернувшись, он медленно и необратимо меняется. Но вовсе не увиденная там американская реальность на него так повлияла, а те события, которые никто не может объяснить ничем, кроме как вмешательством потусторонних сил.

Момент перехода от застоя к перестройке — эта характеристическая точка перемен — передан в «Блюзе бродячего пса» очень точно. Читайте сами с самого начала, книга настолько стоит того, что я, между прочим, не могу не удивиться: каким образом она до сих пор не была нигде издана?! Отчасти ответ на этот вопрос дает сын автора, Федор Погодин, предоставивший нам для публикации текст «Блюза». Цитирую его предисловие: «После смерти отца я пробовал опубликовать сочинение в журналах, но безуспешно. Лучшую рецензию я получил из «Знамени». Рецензент Александр Рыбаков отметил, что автор «не переосмыслил общую концепцию в соответствии с периодом гласности, открытости».»

Тут я всеми силами, конечно же, стараюсь удержаться от грубых слов. Это был, наверное, год 1987-1988… Но ведь ничего и сейчас не изменилось в этих литературных журналах… Я, к счастью, довольно далек от того, что называется у нас в Москве и в России «литературным процессом», но, если судить по публикациям безусловно заслуживающего доверия Виктора Топорова на Часкоре, коррумпированность и своячество в большинстве из этих изданий процветает по-прежнему. У живых текстов (подобных «Блюзу» и многим другим публикуемым на Переменах произведениям) нет никаких шансов на попадание на их страницы. (А ведь товарищ Путин собирается выделить бюджетные деньги на существование этих толстых оффлайновых журналов… И у меня есть короткий вопрос к товарищу Путину: зачем? Если они публикуют только своих друзей-графоманов и друзей друзей либо — полных бездарей, на фоне которых друзья смотрелись бы не так уж и плохо… А потом жалуются, что никто их не покупает и они, мол, не могут так больше жить, то зачем их поддерживать? Вообще, зачем поддерживать все эти отжившие институты, присвоившие себе громкое брендовое наименование «культурные», в то время как с подлинной культурой и настоящим искусством они не имеют уже давно ничего общего? Да их ведь читает один только отчаявшийся найти хоть что-то стоящее лит.критик Виктор Топоров, ну и, конечно, незначительная горстка самих всех этих «литераторов», которые там печатаются и печатают друг друга… А ведь эти люди давно уже не решают ничего ни на метафизическом уровне, ни даже в реальном культурном пространстве. Так пусть останутся они в прошлом! Пусть умрут проповедники смерти! Закрываю скобку.)

Точно так же нет у живых текстов шансов быть опубликованными и в виде отдельных книг, в крупных, например, издательствах. Потому что там тоже все построено исключительно на клановой системе. Я тут читал некоторое время назад «Креативную редактуру» все того же Топорова (отрывки из которой мы публиковали на Переменах), и Топоров там — всех сдал. Ему, повторю, можно верить, он знает эту систему изнутри, сам был главредом какого-то большого питерского издательства.

Впрочем, я хочу обрадовать вас, дорогие читатели: все меняется — к лучшему (и на этом я вот-вот уже завершу свою затянувшуюся речь). Про бумажные журналы я говорил и снова скажу: их сейчас уже почти никто не читает. И не только потому что они не публикуют ничего заслуживающего читательского внимания. Но и потому, что большинство из них сегодня представлены в интернете. Читателю достаточно забрести в какой-нибудь Журнальный зал на русс.ру, чтобы понять, насколько это заросшее тиной и водорослями болото топко и безжизненно (и даже клюква там не растет). И точно также бумажные книги — читают все меньше и меньше. И будут читать еще меньше с распространением е-буков и интернета. И это — хорошо, экологично! Пусть деревья растут!

Средний тираж изданной на бумаге книги сейчас, ну, скажем, 5 000 экземпляров. (Редкие исключения постоянно допечатываемых бестселлеров вроде книг Дарьи Донцовой и Минаева не в счет). Для сравнения — блог-книгу «Побег» за три года (с момента ее открытия в августе 2007 г.) прочитали более 11 000 человек (можете проверить, статистика у нас открыта). Прочитали. И продолжают читать. Для интернета 11 000 человек это не особо много, но зато это абсолютно реальные читатели (в отличие от многих культурных порталов, Перемены не пользуются всякими порно-технологиями, все наши читатели — действительно читают нас, а не просто случайно забредают к нам, шаловливо кликнув какую-нибудь привлекательную кнопку). Больше ли людей прочитали бы «Побег», если бы какой-нибудь «Ад Маргинем» издал его тиражом 3 000 экземпляров? Не факт…

ОК, насчет того, что изданная на бумаге книга — это твердый материальный объект, который очень приятно держать в руках и который является осязаемым свидетельством вложенного в произведение труда (не только писательского, но и прочего)… я слышал все эти возражения, но все еще не готов к ним серьезно относиться. Книга, конечно же, станет предметом роскоши и в этом виде останется. Но это уже совершенно другая история, которую нужно рассматривать не в контексте культуры и искусства, а в контексте общества потребления и красивой жизни. Спасибо.

P.S.: Отсюда следует — проект НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Сегодняшний день, 9 марта, мы предлагаем условно считать официальным днем рождения веб-журнала Перемены. Пять лет назад, в начале марта 2005 года на Переменах было опубликовано первое полноценное обновление. Этим обновлением стал трип Глеба Давыдова «Секс под запретом».

Домен Peremeny.ru был зарегистрирован 30 апреля 2004 года. Первой картинкой, которая на нем появилась еще до создания сайта как такового, а просто в качестве заставки, была фотография из все той же кубинской поездки, вошедшая теперь во вторую публикацию первого переменовского трипа, которую мы осуществляем к пятилетию Перемен. Вот эта первая фотография, охранник пляжа в Варадеро:

Олег Давыдов обновил, уточнил и ощутимо дополнил два Места Силы — Первое. Адрианова Слобода и Пятое. Рябинина Пустынь. Те, кто их читал, найдут там много нового (как в тексте, так и в фоторяде), а тем, кто не читал, ну так сам бог велел прочитать…