Всем привет! Этот текст был написан для себя, как нота-бене, напоминание на вторую поездку в Индию, потому что многое забывается (особенно плохое), такое свойство памяти. В Индии можно делать почти все, но кое-что делать все-таки нежелательно. Это не приносит кайфа. Поэтому я сделал акцент на негативном, перечислив особенно наболевшее. Это может создать ложное впечатление, что «там все плохо». На самом деле, там как раз очень хорошо, и как только будет возможность, я туда снова поеду. Поеду, и постараюсь избежать повторения своих ошибок, что как известно является признаком законченного белого придурка, особенно в Индии. Приятного чтения и приятного полета «индийскими авиалиниями»! Итак, ни в коем случае:

(далее…)

От жажды умираю над ручьем
Смеюсь сквозь слезы
И грущу играя..
Куда бы не пошел — везде мой дом
Чужбина — мне страна моя родная

Кто видел наяву противоположности? Мне повезло. В жару я ощутила холод ледника, и святость с идолами рядом, и сказку без героя, узость рядом с широтой, богатство — с нищетой. Именно так я могу вкратце сказать о чудесной и волшебной поездке — паломничестве в Переславль Залесский. Именно так я могу сказать и о всей России. (далее…)

Вот все цитируют или каким-то образом касаются Кастанеды. А ведь у нас есть свой шаман. Я уже давно хотел об этом написать, но как-то всё… Видимо время пришло.

Шаман, один из величайших людей на Земле. Это без сомнения великая книга. Я её уже много раз перечитывал. Разумеется её писал не Шаман, ему до фонаря все эти дела. Книгу написал, вернее составил Владимир Сёркин, которому посчастливилось быть с ним знакомым.

Первая часть это текст автора. А вторая часть непосредственно беседы с Шаманом.

Я хочу, чтобы как можно больше людей прочитали это. Когда вы прочитаете, вы поймёте, что я имею ввиду. И совсем не хочется, чтобы этот пост затерялся среди других и прошёл незамеченным. Его бы вынести на главную страницу, сделать постоянной ссылкой, что бы книга была постоянно доступной. Это очень хорошая и полезная книга. Я плохих книг не посоветую). Итак, приятного погружения…

ЖЖ, конечно, изрядная помойка, я уже говорил. Но и там есть люди… Вот, например, bronepoezd — всякий раз, как натыкаюсь на его дневник, с интересом перечитываю верхние посты. И не потому что мы знакомы (знакомы-то мы довольно бегло и поверхностно, хотя один эпизод — как он фотографировал меня в общежитии МГУ на какой-то вечеринке со словами «не позируй, так весь трагизм уходит» — я отлично помню), а просто потому что человек живой. Сейчас он в Лас Вегасе. Вот что пишет:

очень клево, когда вокруг всем только хорошо. я, в целом, против других вариантов, поэтому подумываю о том, чтобы тут жить. поговорил со многими покерными звездами, которые сюда переехали, у всех похожие причины. но надо еще проверить лос-анджелес и сан-франциско.

когда я уезжал из москвы, то получил несколько предложений в стиле «меня здесь ничего не держит, возьми меня с собой», и ни одного «я приеду через пару недель, встретимся там, может».

здесь уже встретил кучу бесстрашных людей, у которых уже долго все уверенно хорошо без планов, кроме того, что никогда в жизни не будут работать в офисе, или от кого-то зависеть. со многими есть что обсудить, и это будут не новости или сложности, или планы на долгожданный отпуск, ничего такого. в общем, во всем похоже на любимый город.

В общем вот. А вы каких еще живых людей в ЖЖ знаете?

На черногорско-албанской границе мирно ходят ослы, козы и куры. Документов у них нет, печать о пересечении ставить некуда, так пущай себе ходят, жалко что ли. Машины и автобусы стоят в очереди, водители ходят подискутировать и помахать руками к бревенчатому домику с надписью Сustoms. Случаются и пешеходы; вот из Черногории в Албанию медленно бредет дедушка в шлепанцах, неся в руке полупустую упаковку двухлитровых бутылок кока-колы. Албанские пограничники бегло осматривают ношу и машут рукой – мол, проходи. Дедушка с кока-колой, не увеличивая скорости,  входит в Албанию и скрывается за поворотом. На флагштоке, рядом с красным албанским, вяло болтается пожухлый, выцветший, обтрепанный флаг Евросоюза.

Большинство номеров машин в очереди итальянские, и это неудивительно — около полумиллиона гордых сынов Албании работает в эмиграции, в основном в Италии и Германии, а летом свозит кровно заработанные евро на родину. Земля в Албании пока дешевая, строительные материалы тоже, поэтому албанские эмигранты наконец-то имеют возможность строить большие дома, в которых зачастую живет несколько поколений — такова вековая традиция, к которой албанцы, судя по всему, рады вернуться. В итоге страна выглядит как большая, счастливая стройка — недокрытые красной черепицей крыши, мешки с цементом у калиток, любимые на Cредиземноморье полосатые шторки во весь балкон и глиняные горшки на террасах.

Албанская столица Тирана – самый странный город, мной доселе виденный. Это не совок совсем, по крайней мере, не тот совок, каким мы его привыкли представлять. Ощущение такое, как будто бы ты попадаешь в одну из книг Альберто Моравиа, или же в черно-белое итальянское кино в духе неореализма, такое,  где показывают послевоенные итальянские рабочие кварталы, и где герой по восемнадцать часов трудится на обувной фабрике, а героиня в цветастом платье, перешитом из занавески, скребет по сусекам начинку для вечерней пиццы.

Но про черно-белое я совершенно фигурально – Тирана в буквальном смысле выкрашена во все цвета радуги и их оттенки, причем каждый дом в несколько цветов сразу. Скажем, два фасада зеленых, два фасада оранжевых, а балкончики синие и розовые, этакая книжка-раскраска ребенка, впервые взявшего в руки пастельные мелки.

Главная площадь Тираны усыпана по диаметру гравием, я так и не поняла, это постоянная экспозиция или временная, в связи с ремонтом, и когда идешь по этой гравийной дорожке, через каждый пять метров встречаешь по пенсионеру в кепке, который молча сидит или стоит, обозревает окрестности и крутит в руках металлическую цепочку. Смысл этого действия так и остался для меня недоступным.

На главной площади Тираны ко мне подскакивает шустрый парнишка лет тринадцати с коробкой сувениров и спрашивает: ду ю спик инглиш? Я киваю, мальчик ловко достает из коробки красную ручку с албанским гербом и предлагает: уан пэн? Неа, говорю, не надо мне. Как так, удивляется мальчик, на ней же написано «Албания». Все равно не надо, говорю я. Мы торгуемся еще минуты три, наконец, он решается на последнее средство и спрашивает, отчего-то по-итальянски: коме ти кьями? Я отвечаю, он тоже называет свое имя, и, уже на правах близкого друга, снова трясет ручкой: уан пэн? Ладно, говорю я, уболтал, черт языкастый, давай сюда. Ухожу в автобус, а мой новый албанский друг, вдохновленный успехом, бросается обрабатывать других наивных туристиков.

В городе Круе, куда мы едем из Тираны, анонсирован рынок с сувенирами и антиквариатом. Сувениры на проверку оказываются набором поделок красного цвета с албанскими орлами, а антиквариат – содержимым сундуков албанских бабушек. Тут тебе и нафталиновые национальные костюмы, и горшки, и медные котелки, и утюги, и даже швейная машинка «Зингер», и пыльный черный дисковый телефон. По большому счету, если выпотрошить гараж моего папы и разложить добытое вдоль дороги, как раз получится неплохое собрание албанского антиквариата.

В Круе мы идем в этнографический музей и здороваемся с бабушкой-смотрительницей на настоящем, непадонкаффском албанском, «mir dita» — «добрый день». Затем выясняется, что наш гид Мустафа не только знает огромное количество историй о древних обычаях, но и перевел на английский несколько самых популярных легенд, издав их сборником для иностранцев. Оттуда мы узнаем, что краеугольный камень албанского эпоса — besa, обещание, которое нельзя нарушить. Ради того, чтобы выполнить бесу, покойники вставали из могил, герои сами шли на казнь, а девушки позволяли живьем замуровывать себя в стены — в общем, очень честная нация эти албанцы, говорят, даже процент краж у них в стране очень низкий (в отличие от процента убийств, ибо кровная месть — второй камень в фундаменте традиций).

К вечеру вы будете албанологами, ну, или албановедами, — сразу обещает нам Мустафа, и действительно, солнце еще не успело сесть, а головы уже ломит от историй, легенд и неожиданных открытий: бомбоубежища вдоль дорог, трогательные истории русско-албанских любовей, городские площади, на которых в мире и согласии стоят мечеть, католическая и православная церковь. Я напрягаю память, пытаясь запомнить хотя бы смешное или странное, составляя в уме список «Фактов об Албании»: (далее…)

Михаил Атом, композитор из Москвы, более известен меломанам Западной Европы и Америки, чем соотечественникам. После того как британская фирма Cold Spring включила одну из его работ в свой сборник темного амбиента «Seedmouth» (1996, csr12), он выпустил два варианта кассетного альбома «Astroepos» (в Португалии и США) — трансцендентальной, с моментами необъяснимого волнения, но вместе с тем очень мягкой и проникновенной электронной музыки. Это очень странное интервью, состоящее из ответов без вопросов. Вопросы, заготовленные мной, исчезли, как только начался наш разговор в небольшом кафе на окраине Москвы. Я увидел перед собой человека, принадлежащего к совершенно другому типу общества — обществу будущего…

Полностью текст.

Очень глубокая музыка для открытия себя. Скачать альбом «Астроэпос» в демо-качестве можно на странице автора, здесь.

А купить, насколько я понимаю, можно здесь.

+ в конце этого поста есть ссылка на скачку отличной компиляции разнообразной электроники и прочего арт-беспредела (Genres vary from lightly experimental to vintage electronics, from roaring percussion mayhem to hippie dope song, from electronica to instrumental improvisation), в которую вошел один трек Михаила Атома.

Петербург. © Фото: Евгений Миленький

Я помню, как в первый раз в сознательном возрасте приехал в Петербург (до этого я был там пару раз совсем еще ребенком). Шел то ли 1998, то ли 1999 год, лето, как и сейчас. Мне было лет 19-20. Родственники, у которых я остановился, познакомили меня с каким-то парнем моего возраста, чтобы мне не было скучно. Не помню уже, как его звали — кажется, Рома. И в первый же вечер мы пошли гулять. Помню, что Питер напрочь снес мне голову своей красотой и необыкновенностью. К тому же каждые пол часа мы покупали новую бутылку пива (тогда в Питере было невообразимое количество разнообразнейших сортов, и я помню, что более всего мне понравилось пиво «Синебрюхофф»). Две ночи кряду мы слонялись по городу, пили в каких-то подворотнях, дворах-колодцах и на дворцовой площади. Заходили к каким-то знакомым, чуть не подрались с желчным саксофонистом, который всю ночь напролет играл на Дворцовой площади для десятка таких же, как мы, ошалевших и пьяных гуляк, эхом разнося свой сверкающе жалобный саксофон по площади и прилегающим к ней проулкам и улицам… В общем, ощущение было полное, что я попал в сказку. Таким сказочным я с тех пор не ощущал этот город ни разу.

Петербург. © Фото: Евгений Миленький

Мы с Ромой разговаривали о религии, о мистики и, конечно, о девочках. Вообще мы сразу как-то очень подружились, будто знали друг друга давным давно. Я втирал ему христианскую тему, а он уже тогда имел склонность к одному из сектантстких ответвлений индуизма и, конечно, проповедовал теорию перерождений.

Но к чему вообще я это все тут вспоминаю? Сейчас читал новый текст Мишенина, только что опубликованный на Переменах. Про квартирники. И когда дошел до места:

Квартирники Майка, БГ и Цоя интереснее сольных альбомов. Интересно наблюдать за песенным диалогом рок-звезд, которые пытаются по-дружески, но явно убрать друг друга на совместном выступлении, миксуя песни так, что возникает четкая беседа между ними, и жизнь бьет ключом в каждой такой записи больше, чем в официальных релизах.

— я отчетливо вспомнил один из ночных эпизодов этих наших петербуржских радений (так я назвал бы то, что происходило с нами в эти две ночи, потому что наши прогулки по ночному и полному арта и мистики городу носили отчетливо трансцендентный характер — мне казалось даже тогда, что мы не просто гуляем и пьем, а выполняем какую-то важную миссию).

Довольно пьяные и счастливые, мы идем по Невскому, нам навстречу — человек пять парней нашего возраста, с гитарой и тоже пьяные. Мы сходимся и начинается какая-то терка. Они очевидно адепты русского рока и настоящие питерцы. Узнав, что я приехал из Москвы, они, как и многие вообще питерцы, начинают смотреть на меня с явным неодобрением. Но я пьян и добр, во мне живет чувство абсолюта, которым заразил меня этот город, и если в Москве я бы непременно довел дело до драки, то здесь все иначе: я беру гитару и пою песню Славы Петкуна «Город-сказка, город-мечта, попадая в его сети, пропадаешь навсегда»… (Слава Петкун — петербуржец, который примерно за пару лет до этого перебрался в Москву и сделал со своей группой «Танцы минус» карьеру поп-рок-звезды…, но спел я тогда эту песню без всякого умысла, просто это был тогда мой традиционный номер, когда надо было спеть под гитару что-то простое). В ответ один из питерцев взял гитару и запел Гарика Сукачева, типичного москвича… «Эй, ямщик, поворачивай к черту, это не наш лес, а чей-то чужой»… То есть произошел явно один из тех квартирников, о которых пишет Дима Мишенин, — с диалогом двух культур и двух городов. И неважно, что квартирник этот случился прямо посреди ночного пустынного Невского, залитого светом волшебных фонарей. По сути это был именно он…

Петербург. © Фото: Евгений Миленький

P.S. Спев друг другу по одной песне, мы с питерцами сразу же, по-дружески пожав друг другу руки, разошлись в противоположные стороны. Наутро я уехал к каким-то знакомым на дачу. Рому я с тех пор ни разу не видел. Последнее, что я слышал о нем — он уехал в Индию и стал жить и обучаться медитации в каком-то индийском ашраме, решив вроде бы остаться там навсегда. Что с ним сейчас, не знаю.

Я пришел в белый клуб под названием “Джаз”.

Дамы в вечерних платьях, господа во фраках, кокотки в черных чулках – известная публика собралась здесь той ночью.

В огромном белом зале томился по неузнанному наваждению фонтан. Кто-то играл в карты. Под сводами зала разносился симфонический фанк.

У колонны я заметил фрика в цветастых одеждах: желто-черные квадраты отблесками извивались на его атласном халате. Голова его была столь же гладкой, как и колонна, к которой он прислонился. Сквозь щелочки глаз он направил на меня взгляд, показавшийся мне давно знакомым.

Я спросил его: “Что за странное место, клуб Джаз?”. И в этот самый момент заметил в отдалении другого фрика. Тот был одет в древне-римскую тогу и походил на императора Гая Калигулу.

“Раньше, — отвечал фрик, — этот клуб был местом для карнавалов. Но от тех далеких времен ничего почти не осталось, кроме нас троих. Кокотки поменяли свои одежды. Господа – это просто богатые светские люди. Они здесь отдыхают. Вон там, например, в углу, Лев Термен объясняет Джо Дассену как устроен терменвокс, а там Джеймс Джойс пьет шампанское с Мариной Владе. А нас осталось трое”.

Фрик в тоге, накинутой на голое тело, не отрываясь, смотрел в это время на меня – взгляд его был при этом весьма серьезен.

Кокотка в прозрачной шелковой юбке и чулках, таких же черных, как юбка и лиф, посылала вызов мужчинам, проходившим по ступенькам из соседнего зала.

“Почему здесь больше не делают карнавалы?” — спросил я у своего нетрадиционно одетого собеседника. Черно-желтый фрик ответил, атласом бросая на меня свет люстр: “Джаз теперь – казино, это более выгодно. Нас осталось лишь трое. Иди развлекись”.

Я прошелся по зале и решил посмотреть, что находится за обнаруженной мной незаметной дверью. За дверью оказалась узкая комната, похожая на коридор: стены были выложены белым кафелем, и по ним в ряд стояли три ванны. В них уже нежились все те же знакомые мне фрики вместе со сладкими кокотками (тело – сахар, рот – клубничное варенье, между ног – потоки меда), они занимались любовью – лениво сосали, лизали, ласкали друг друга. Я взял себе двух красивейших кокоток и залез с ними в третью, свободную еще ванну.

Одна из девушек, раздвинув ноги, села своей сладкой пиздой мне на язык и стала сосать мой высоко трепетавший член. Другая – лизала промежность, в то время как я, захватив ее ноги, притянул их к себе (она оказалась гибка) и лизал ее нежные стопы.

Так лизали, сосали, ласкали мы долго друг друга. Я проснулся от силы оргазма, охватившего их: их тела задрожали, и, в диком восторге, та, что сверху была, прислонила свое естество к моему лицу, вся прижалась, и, вскрикнув, обмякла. Другая же натянула себя на мой член и стала, крича и рыдая, скакать, как дикая сучка…

На днях гуляла в Японском саду (небольшой сад внутри ботанического сада в Москве). Сейчас там цветет сакура, точнее уже отцветает. И, оказывается, это событие привлекает внимание массовой аудитории… Людей в этом садике (а он, в принципе совсем не велик) — просто толпы. Несмотря на то, что вход стоит 100 рублей, а в выходные 150, перед кассой стоит очередь человек в 50-60.
На самом деле, 100-150 рублей для этого сада, конечно, это неоправданно дорого. Да, садик милый, но… только когда никого там нет. А когда на каждый квадратный метр приходится по человеку, удовольствия уже мало. Ведь все эти замечательные люди постоянно бегают и фотографируются у каждого кустика и не дают настроиться на поэтический лад и насладиться феншуем…
Японский сад в Москве был сооружен в 1987 году по проекту выдающегося японского ландшафтного архитектора Кена Накадзимы. То есть можно утверждать, что он настоящий. И он мог бы быть действительно прекрасным местом, если бы администрация Бот.сада: а) иногда чистила водоемы (сейчас некоторые из них превратились уже почти болота) б) построила в окрестностях Бот.сада еще парочку таких заведений, чтобы все желающие могли спокойно там отдыхать, не напрягая друг друга.

Уверена, что средств и на то, и на другое у Бот.сада предостаточно. Вход в сад стоит 50 рублей + 100-150 рублей стоит вход в Японский сад. Если учесть, что ежедневно в Ботаническом саду бывает несколько сотен тысяч человек, то доход у них, наверное, очень не плох. А ведь, гуляя там, так не скажешь…

Встретила там косплееров. они устроили в японском саду аутентичную фотосессию.

К лету город меняется: окна становятся чище, и небо высокое, а дороги очищаются от льда — так что, может быть, даже можно куда-нибудь идти. Не «по делам», как зимой, а просто так. И главное, есть шанс прийти куда-нибудь по-настоящему. Не на горячий чай, не на shot спиртного в баре, не сесть спиной к батарее центрального отопления, а в открытое ветру, свободное место. Во внешний мир. Зима – как на картинах голландских мастеров, всё масляно-обывательское, даже если хорошо. А лето – свободное время, когда people can fly. Зелёная трава (так легко себе представить), и воздух на вкус совсем другой. И блестят глаза. Словно само время меняется – и мелькает призрак надежды. Хотя скорее всего, сейчас, на пороге лета, просто ярче видно то, что есть всегда.

Вот, например, из поездки в Египет я привёз одно самое яркое впечатление – запах живых очагов, который пронизывает Каир, это его дыхание, дух города . И ещё несколько таких вспышек, впечатлений. Но всё остальное, про что я читал в путеводителях и смотрел научно-популярные фильмы — выветрилось, схематично легло на дно памяти, как необходимое, неизбежное дополнение к настоящим воспоминаниям. Так получается, только те сенсорные осколки и были по-настоящему, а путеводители и карты – врут! Выходит, все наоборот: упорядоченность – это иллюзия, идеализм, наивная «обывательская романтика» своего рода.

Память играет не по правилам . Она всё равно расставит фигуры по-своему, как ребёнок, который играет в шахматы сам с собой. Сколько фотографий и видеосъемок не делай, от любимого человека может остаться какой-то взгляд, блик солнца на лице сквозь листву, от города – запах, от года – ничего. Свадебные альбомы – мусор. Ютюб маст дай. _Было_ действительно только то, что мы помним через несколько лет – эти осколки, иррациональные фрагменты головоломки; остальное пост-фактум достраивает наш мозг, наша бездушная логика, для самой себя любимой, удобства-комфорта ради.

Ожидания, мечты, поступки – всё это рамки, в которые (может быть!) можно будет вставить потом что-то действительно стоящее – когда и если оно промелькнет, и ЕСЛИ ты его вообще заметишь в реве телевизора и сверкании рекламных щитов. А если рамка будет испорчена, придётся лепить новые соты для меда, которого еще нет, вить новое гнездо для птиц, которых ты никогда не видел. Потому что не каждый день везет. И всё это время – не разлинованное, с правым или левым наклоном, здесь другое: ВРЕМЯ не течёт, как вода в унитаз, а пульсирует, как сердце в груди – оно никуда не спешит и никогда никого не ждёт.

А звёзды просто смотрят, без выражения – как глаза огромного чёрного дракона, искры и шрамы на его морде, не добрые и не злые, но тоже пульсирующие, дышашие, как время, живые, как мы, кто живет с открытыми глазами.

Так как двери в электричках автоматические и весьма трудно проконтролировать их действие, они по собственным причинам не закрылись. Поезд продолжал свой путь с открытой дверью. Стоя у обнаженного пространства, поверьте, было красивым, или, если хотите, необычным созерцать почти загородные пейзажи с вкраплениями железнодорожных путей, проходящих поверх неплохих по глубине оврагов.

«Пусть я буду бедным, но зато я буду богатым духовно. — думал я. — Человек должен стремиться к совершенству. Все попробовать невозможно. Аксессуаров жизни слишком много. Но понять себя, ощутить свой собственный смысл – это высшее наслаждение, без которого скучно жить».

Мы, наконец, получили право на публикацию в интернете (и за его пределами) третьей части романа “Побег”! После долгих, иной раз превращавшихся в почти что детективную историю, переговоров с автором, в ходе которых Глебу Давыдову даже пришлось слетать в Гонолулу (напомню, Суламиф Мендельсон сейчас живет на гавайском острове Oahu, и весьма далек от мирской суеты, по крайней мере московской)…

Итак, третья часть «Побега»… В ней герой отказывается от главенствовавшей в первых двух частях затеи произвольно решать, где сон, а где явь, что является бредом, а что реальностью. И тут с ним начинают происходить вещи, еще более интересные, чем прежде.

Цитата:

Возьмите вот хоть мой волюнтаризм, попытку мою произвольно решать, где сон, а где явь. Она, эта попытка, как видите, ни к чему хорошему не привела — мои волевые решения были таким же сном, как и все остальное. Сном в оболочке сна, внутри которой снилось. Безумным Декартовым мнением (лучше сказать: самомнением), что бог не обманщик.

Начало первой части — здесь. Начало части третьей — здесь.

(далее…)

На Переменах — новый трип! Из Венеции, с недавно прошедшего венецианского карнавала. Автор фотографий и текста — Юрий Медведев.

Цитата:

Ты только спускаешься по вокзальным ступеням на берег Большого Канала, а этот город немедленно знает, зачем ты приехал и что с тобой делать. Он ведет тебя вдоль невидимых силовых линий, через перекаты мостов, теснины переулков и тихие заводи площадей, мимо утесов-церквей и скал-колоколен, к огромному водовороту площади святого Марка. Центр событий. Венеция. Карнавал.

Погрузится в атмосферу карнавала и увидеть ее глазами фотографа (во всех смыслах, это станет ясно из текста), можно здесь.

А в качестве бонуса — карнавальная поэма Джорджа Байрона «Беппо» – немного сокращенная для удобства чтения, проиллюстрированная картинами венецианца Пьетро Лонги и снабженная вольными заметками постоянного автора Перемен Мирчи Октоподе. (далее…)

Я ощутимо обновил «Лабиринт FAQ». Теперь там все очень подробно. Расписаны почти все малейшие нюансы, с которыми может столкнуться путешествующий (или блуждающий) по «Лабиринту Перемен». И даже бегло приоткрывается философский смысл этого произведения сетевого искусства (впрочем, полнее об этом только предстоит еще написать). Кроме того mo сделала две наглядные схемы, помогающие разобраться в «Лабиринте«. Некоторые из них будут постоянно висеть там в боковой колонке. А одна вот:

Это «Схема для ориентации внутри смежной комнаты».