Мысли | БЛОГ ПЕРЕМЕН. Peremeny.Ru - Part 14


Обновления под рубрикой 'Мысли':

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

Уильям Блейк. Колыбельная песня. Гравюра

То, что Лермонтов искал в своих возлюбленных черты своей матери, еще не значит, что он хотел найти девушку, способную заменить ему мать. Он встречал в своей жизни женщин, вполне подходивших на эту роль, но не испытывал к ним никаких чувств, кроме дружеских. Поэт вполне отдавал себе отчет в своих душевных движениях. Душа его матери — Небесная дева, воплощение духовной любви и чистоты, чудесная дева, хранящая его от преступлений. И здесь она подобна Богу в той же мере, что и поющая колыбельную песню мать с гравюры Уильяма Блейка “A Cradle Song”. В этом отношении характерны слова из еще одного французского стихотворения Лермонтова: “Потому что без тебя, моего единственного путеводителя, без твоего огненного взора, мое прошлое кажется пустым, как небо без Бога”. Сказано: “Бог есть любовь”, — и именно в этом контексте “образ вечно милый” — воплощение любви для Лермонтова. (далее…)

Р.Киплинг

«Было семь часов знойного вечера в Сионийских горах…» — так начинается первый из рассказов о Маугли в «Книге джунглей» Редьярда Киплинга. (Здесь и далее перевод Нины Дарузес)

Что же это за Сионийские горы?

Сиони (Seoni) — это область в центре полуострова Индостан. Однако тамошний ландшафт — это вовсе не джунгли, а саванны. В первоначальном рукописном варианте действие происходило не в Сиони, а в Аравали. (John Slater. Seeonee: The Site of Mowgli`s Jungle? 23.03.2007, cайт kiplingsociety.co.uk.) Аравали — горный хребет на северо-западе полуострова, на его склонах, действительно, растут тропические леса. Вот и Багира убегает в джунгли из дворца раджи в Удайпуре. Аравали от Удайпура близко, а Сиони — очень далеко. Для чего же Киплинг сменил более уместный Аравали на Сиони?

Оттого что любому его читателю Сиони сразу напомнило бы слово Сион. А Сион — это место, где обитает Бог: (далее…)

К 100-летию создания философской системы Владимира Шмакова

Обложка первого издания СВЯЩЕННОЙ КНИГИ ТОТА...

В синем небе, колокольнями проколотом, —
Медный колокол, медный колокол-
То ль возрадовался, то ли осерчал…
Купола в России кроют чистым золотом-
Чтобы чаще Господь замечал.

Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною-
Перед солоно-да горько-кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.

Грязью чавкая жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна …
Владимир Высоцкий

В страшных муках социальных потрясений конца 1910-х — начала 1920-х годов рождалось в России новое общество, — в это же время в её возрождённой столице – Москве, создавалось величественное «здание» всеобъемлющей философской системы [1-3]. Его «возводил» инженер путей сообщения Владимир Шмаков – сын известного юриста и общественного деятеля Алексея Семёновича Шмакова (далее…)

Ruth Finnegan. Time for the world to learn from Africa. Balestier Press, 2018, серия Hearing Others’ Voices

Когда нам приходится рассуждать об Африке, мы привыкли исходить из того, что Африка традиционно играет роль ученика и подмастерья, — а себе, представителям условно западного мира, мы также традиционно отводим роль учителя. Мнение это, хотя и в чем-то верно, все-таки крайне однобоко: ведь все культуры учатся друг у друга, это процесс взаимный и именно принцип взаимности позволяет культурам развиваться и, следовательно, существовать.

К сожалению, очень мало говорится и пишется о том, как и чему поучиться у Африки можем мы, представители западной цивилизации, и это при том, что африканский континент имеет богатейшее культурное наследие — это и предания м мифы, и музыка, и пословицы и афоризмы, и, традиционная медицина, различные духовные практики и связанные с ними инсайты, и многое, многое другое. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

Дора Хитц. Солнечное дитя

Характерно, что герои произведений Лермонтова влюбляются в героинь, только услышав их чудесный голос. Как Демон, покоренный голосом Тамары, покоренный настолько, что роняет слезу, заслышав его:

И вот средь общего молчанья
Чингура стройное бряцанье
И звуки песни раздались;
И звуки те лились, лились,
Как слезы, мерно друг за другом;
И эта песнь была нежна,
Как будто для земли она
Была на небе сложена!
Не ангел ли с забытым другом
Вновь повидаться захотел,
Сюда украдкою слетел
И о былом ему пропел,
Чтоб усладить его мученье?..
Тоску любви, ее волненье
Постигнул Демон в первый раз;
Он хочет в страхе удалиться…
Его крыло не шевелится!
И, чудо! из померкших глаз
Слеза тяжелая катится…

В первой редакции “Демона” описание чувств героя пронизано более очевидными личностными аллюзиями и заставляет вспомнить о слезах младенца, слушающего колыбельную песню матери, и о его “потерянном рае”: (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

В. Котарбинский. Утренний туман

Проницательный психолог, Михаил Лермонтов безошибочно связывал развитие своей фантазии и творческого воображения со смертью матери (поэма “Сашка”):

Он был дитя, когда в тесовый гроб
Его родную с пеньем уложили.
Он помнил, что над нею черный поп
Читал большую книгу, что кадили,
И прочее… и что, закрыв весь лоб
Большим платком, отец стоял в молчанье.
И что когда последнее лобзанье
Ему велели матери отдать,
То стал он громко плакать и кричать…
Он не имел ни брата, ни сестры,
И тайных мук его никто не ведал.
До времени отвыкнув от игры,
Он жадному сомненью сердце предал
И, презрев детства милые дары,
Он начал думать, строить мир воздушный,
И в нем терялся мыслию послушной.

Невозможность высказать свою боль родственной душе (бабушка — не в счет, душевно ущербный отец — тем более), отвратила его от реального мира и погрузила в мир его фантазии. Здесь он нашел прибежище от собственных душевных и физических (обусловленных “золотухой”) мук. (далее…)

Борис Пастернак

Стихотворение Пастернака “Быть знаменитым некрасиво…» (1956) — одно из самых, извините за каламбур, его знаменитых. Логично отнести его к жанру полемических.

Это же вот явная полемика:

«Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех».

Правда, возникает вопрос, — а с кем в этих строках полемизирует Пастернак? Принято полагать, что с какими-то безымянными, но прославившимися советскими официальными стихотворцами.

Не много ли для них чести?

Мы полагаем, что в вышеприведенной строфе Пастернак, скорее, ведет риторический разговор с самим собой. Аналогично его же строке «С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой».

Настоящую заключенную в этом стихотворении полемику мы видим совсем в других строках.

С кем же эта полемика? Мы полагаем, что получивший в 1958 году Нобелевскую премию по литературе Борис Пастернак полемизирует с лауреатом Нобелевской премии за 1907 год Редьярдом Киплингом, с его тоже знаменитым стихотворением «If». (далее…)

Урмасу Отту (23.04.1955—17.10.2008)

В детстве я была немного влюблена в не очень красивого, но страшно обаятельного Урмаса Отта и немного — в очень красивую, но не обаятельную Софию Ротару. Акцент на немного, поэтому любые попытки разобраться «с этим» оставим за скобками. Отта обожала за острый ум и хирургическую работу с подопытным собеседником, работу всегда in vivo, наживую. Ротару — за лёдную ведьмину красоту и недосягаемость: на такую только смотреть, ведь лишь приблизишься, тут же сгоришь, со звездой шутки плохи. Я и не приближалась — да и как это было б возможно? — я лишь фантазировала: вот если к внешности Софии Ротару приставить мозг Отта, что выйдет? А если Урмаса Отта одарить красотами Ротару — что получится, останется ли он собой? Второй случай оказывался явно сложнее первого, и я переключалась на другое, но никогда не переключала зомбоящик с «Телевизионным знакомством» простого эстонского парня, от чьего акцента балдела, на другой канал (концерт Ротару, кстати, переключить могла запросто — песни её не очень-то нравились — нравилась она сама; итак, красота её шла вторым планом, первым — его ум). (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

II. ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

Моей души не понял мир. Ему
Души не надо. Мрак ее глубокой,
Как вечности таинственную тьму,
Ничье живое не проникнет око.
И в ней-то, недоступные уму,
Живут воспоминанья о далекой
Святой земле… ни свет, ни шум земной
Их не убьет… я твой! я всюду твой!..
“Аул Бастунджи”

Погружение в мир чужих сновидений всегда сопряжено со множеством опасностей. И дело здесь даже не в том, что сновиденческий мир по самой своей сути иллюзорен и не определен. Кажется, Вадиму Рудневу принадлежит забавное высказывание, что “сновидение семиотически неопределенно”. В действительности, наши сновидения более чем определенны. “Каждый образ, событие сновидения, — справедливо подчеркивал Александр Вейн, — даже если на первый взгляд они необычны и лишены разумной логики, на самом деле пытаются донести до человека информацию о нем самом”. (далее…)

Перечитал «Это я, Эдичка». Очень давно собирался. У меня и в распечатке была (Лимонов переиздавал все, кроме этой книги, я думал, боялся еще раз сесть, а тут про любовь с неграми, но потом прочел у собиравшейся экранизировать Валерии Гай Германики, что ему не нравился уже сам роман), и скачивал два раза даже. А потом — понятно, смерть, тяжело уже браться и читать.

Как «Мастер и Маргарита» и добрая часть классической русской прозы, книга начинается с геолокации, топографической привязки: будете, дескать, в Нью-Йорке на тех-то и тех-то улицах, взгляните на балконы отеля «Винслоу», я там сижу, загораю. Тут и больше намек — что сидит там архетип, и не зарастет народная тропа. Пройдем по ней и посмотрим.

Для начала — это действительно прекрасная проза: «беспризорные дети мира», «тихая просторная минута», «я солдат разбитого полка», маленькая девочка, «которая по возрасту была ближе к природе, к листьям и траве, чем к людям» — пусть кто-нибудь поспорит. (далее…)

Эссе в красных перчатках

В конце января с.г. Фонд «Гала — Сальвадор Дали» и «Центр искусств королевы Софии» привезли в белокаменную около двухсот картин полубезумного персонажа, когда-то нахально заявившего: «Вот две самые большие удачи для художника — во-первых, родиться в Испании, во-вторых, носить фамилию Дали. В моей жизни случились обе».

Не успевшие добраться до Фигераса и Мадрида русскоговорящие с легкостью необычайной смогли добраться до московского Манежа: благо, время было допандемичное. «Центрее» не бывает, налево пойдешь — на Red Sguare попадешь… что ж, близостью площади радостно пользуются толпы тех самых гостей столицы, желающих после селфи с тенью Дали увековечить свое изображение еще и у Кремля. Селфанутые всех видов и мастей представлены на выставке «Сальвадор Дали. Магическое искусство» едва ли менее вариативно, чем сами картины — каденции на фантазийные темы полубезумного криэйтора, мечтавшего о том, чтобы его искусство понимали и принимали все. Все без исключения. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

Михаил Врубель. Демон, смотрящий на долину

Опыт освоения наследия Лермонтова советским литературоведением нашел свое отражение в уникальном для своего времени издании — в “Лермонтовской энциклопедии”. Авторами данной энциклопедии была проделана колоссальная работа по воссозданию лермонтовского космоса: были найдены произведения поэта, казавшиеся навсегда утраченными; восстановлены неизвестные эпизоды жизни Лермонтова; досконально изучены его поэтика, философское мировоззрение и социальная позиция. Но вот осмысление всей этой огромной фактографии не отличалось особой глубиной и проницательностью, по сути продолжая критическую линию Белинского и Герцена. Характерно, что автор предисловия к энциклопедии Ираклий Андроников, констатировав противоречивость личности, творчества и самого облика поэта, ушел от объяснения этой удивительной двойственности, заключив: “И чувство одиночества в царстве произвола и мглы, как назвал николаевскую империю А. И. Герцен, было для него неизбежным и сообщало его поэзии характер трагический. Его жизнь омрачала память о декабрьском дне 1825 года и о судьбах лучших людей. Состоянию общественной жизни отвечала его собственная трагическая судьба: ранняя гибель матери, жизнь вдали от отца, которого ему запрещено было видеть, мучения неразделенной любви в ранней юности, а потом разлука с Варварой Лопухиной, разобщенные судьбы, политические преследования и жизнь изгнанника в последние годы… Все это свершалось словно затем, чтобы усилить трагический характер его поэзии”. Смею вас заверить, что память о восстании декабристов была для Лермонтова не столь значима. Не социальные представления определяли характер его поэзии, но, напротив, обусловленный внутренними причинами лиризм Лермонтова отражался в его общественных взглядах. (далее…)

            Красота есть качественная организация.
            Владимир Шмаков

          Почти 150 лет назад в России был впервые опубликован роман Фёдора Достоевского «Идиот», в котором была фраза, ставшая известным афоризмом: «мир спасёт красота». Из текста можно понять, что подразумевается внутренняя красота души человека, образцом которого в романе представлен князь Мышкин. В том мире (обществе), в котором жил этот персонаж, такой человек воспринимался как идиот. Заметно ли изменился к лучшему мир современной России?

          Владимир Шмаков считал, что Достоевский был озарён ведением действительной сущности русского народа, его духа, вселенской миссии, призвания и чаяний.

          Что есть красота, какова её природа? На мой взгляд, исчерпывающие ответы на эти вопросы даны в философской системе Шмакова (1,2), где показано, что эволюция Мира от хаоса до космоса есть постепенное возрастание в нём красоты и гармонии, т.е. неуклонное внедрение в материю надмирной Реальности, внутренняя природа которой нематериальна, но может активно обнаруживаться лишь через материю. При этом идея возвышенного и прекрасного воспринимаются человеком в строгой зависимости от достигнутой им ступени развития, т.е. качественного уровня его сознания. (далее…)

          Алан Уоттс

          От редакции: Алан Уотс (Alan Watts, 1915-1973) – культовый британский философ, значительно способствовавший проникновению восточной философии и духовной традиции на Запад. Предлагаем вашему вниманию перевод одной из его лекций. «Миф о Себе» — лекция из цикла «Дао философии» (1972 год). Она посвящена глубинным тайнам того, что мы считаем своим «я», ощущению эго, и того, кто мы на самом деле; дается сравнение Западной и Восточной мифологии о том, что такое «я». Был ли мир (и мы) создан Богом в соответствии с определенным планом? Или же человек — просто побочный продукт действия слепых сил вселенной?
          Перевод выполнен Александром Конопко. Оригинальная аудиозапись лекции – под текстом.

          Я считаю, что мы, в случае если честны с собой, можем сказать, что самая увлекательная проблема в мире заключена в вопросе «Кто я?» Что вы имеете в виду, что вы чувствуете, когда произносите слово «Я»? Я сам. Я не думаю, что существует более захватывающая проблема. Это так таинственно, так неуловимо. Потому что то, кто я есть в своей глубинной сущности, ускользает от моего взгляда почти так же, как я не могу смотреть прямо в свои глаза без использования зеркала, не могу прикусить свои зубы, не могу ощутить вкус своего языка. Именно поэтому в вопросе о том, кто мы есть, всегда есть элемент глубокой тайны. Эта проблема очаровывала меня много лет, и я много думал об этом. Что вы подразумеваете под словом “я”?

          Существует определенный консенсус по этому поводу, соглашение, особенно среди представителей западной цивилизации. Большинство из нас чувствуют, что я это “я” — мой собственный источник сознания. «Я – центр осознания и источник действия, который находится в середине кожаного мешка». Поэтому у нас есть представление о себе как об эго, заключенном в кожу. (далее…)

          ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

          Если Владимир Соловьев усматривал в бесконечной погруженности Лермонтова в свой внутренний мир непременное условие его пророческого дара, первые психологи, обратившиеся к изучению личности и творчества поэта, увидели в ней болезненный симптом, свидетельствовавший о душевном расстройстве. Так, Д. Н. Овсянико-Куликовский констатировал: “… перед нами психологическая картина, свидетельствующая о постоянном и упорном самоуглублении, о вечно бодрствующей рефлексии, даже о раздвоении личности (“душа проникается своей собственной жизнью, лелеет и наказывает себя, как любимого ребенка”). Это уже выходит за пределы нормы — даже и для натур эгоцентрических. Когда человек, которому от роду всего 25-26 лет (в этом возрасте работал Лермонтов над романом), предается столь интенсивному самоанализу и думает, что достиг высшего “самопознания”, — мы вправе видеть здесь симптом болезненного развития души”. (далее…)