Обновления под рубрикой 'Мысли':

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

Дора Хитц. Солнечное дитя

Характерно, что герои произведений Лермонтова влюбляются в героинь, только услышав их чудесный голос. Как Демон, покоренный голосом Тамары, покоренный настолько, что роняет слезу, заслышав его:

И вот средь общего молчанья
Чингура стройное бряцанье
И звуки песни раздались;
И звуки те лились, лились,
Как слезы, мерно друг за другом;
И эта песнь была нежна,
Как будто для земли она
Была на небе сложена!
Не ангел ли с забытым другом
Вновь повидаться захотел,
Сюда украдкою слетел
И о былом ему пропел,
Чтоб усладить его мученье?..
Тоску любви, ее волненье
Постигнул Демон в первый раз;
Он хочет в страхе удалиться…
Его крыло не шевелится!
И, чудо! из померкших глаз
Слеза тяжелая катится…

В первой редакции “Демона” описание чувств героя пронизано более очевидными личностными аллюзиями и заставляет вспомнить о слезах младенца, слушающего колыбельную песню матери, и о его “потерянном рае”: (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

В. Котарбинский. Утренний туман

Проницательный психолог, Михаил Лермонтов безошибочно связывал развитие своей фантазии и творческого воображения со смертью матери (поэма “Сашка”):

Он был дитя, когда в тесовый гроб
Его родную с пеньем уложили.
Он помнил, что над нею черный поп
Читал большую книгу, что кадили,
И прочее… и что, закрыв весь лоб
Большим платком, отец стоял в молчанье.
И что когда последнее лобзанье
Ему велели матери отдать,
То стал он громко плакать и кричать…
Он не имел ни брата, ни сестры,
И тайных мук его никто не ведал.
До времени отвыкнув от игры,
Он жадному сомненью сердце предал
И, презрев детства милые дары,
Он начал думать, строить мир воздушный,
И в нем терялся мыслию послушной.

Невозможность высказать свою боль родственной душе (бабушка — не в счет, душевно ущербный отец — тем более), отвратила его от реального мира и погрузила в мир его фантазии. Здесь он нашел прибежище от собственных душевных и физических (обусловленных “золотухой”) мук. (далее…)

Борис Пастернак

Стихотворение Пастернака “Быть знаменитым некрасиво…» (1956) — одно из самых, извините за каламбур, его знаменитых. Логично отнести его к жанру полемических.

Это же вот явная полемика:

«Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех».

Правда, возникает вопрос, — а с кем в этих строках полемизирует Пастернак? Принято полагать, что с какими-то безымянными, но прославившимися советскими официальными стихотворцами.

Не много ли для них чести?

Мы полагаем, что в вышеприведенной строфе Пастернак, скорее, ведет риторический разговор с самим собой. Аналогично его же строке «С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой».

Настоящую заключенную в этом стихотворении полемику мы видим совсем в других строках.

С кем же эта полемика? Мы полагаем, что получивший в 1958 году Нобелевскую премию по литературе Борис Пастернак полемизирует с лауреатом Нобелевской премии за 1907 год Редьярдом Киплингом, с его тоже знаменитым стихотворением «If». (далее…)

Урмасу Отту (23.04.1955—17.10.2008)

В детстве я была немного влюблена в не очень красивого, но страшно обаятельного Урмаса Отта и немного — в очень красивую, но не обаятельную Софию Ротару. Акцент на немного, поэтому любые попытки разобраться «с этим» оставим за скобками. Отта обожала за острый ум и хирургическую работу с подопытным собеседником, работу всегда in vivo, наживую. Ротару — за лёдную ведьмину красоту и недосягаемость: на такую только смотреть, ведь лишь приблизишься, тут же сгоришь, со звездой шутки плохи. Я и не приближалась — да и как это было б возможно? — я лишь фантазировала: вот если к внешности Софии Ротару приставить мозг Отта, что выйдет? А если Урмаса Отта одарить красотами Ротару — что получится, останется ли он собой? Второй случай оказывался явно сложнее первого, и я переключалась на другое, но никогда не переключала зомбоящик с «Телевизионным знакомством» простого эстонского парня, от чьего акцента балдела, на другой канал (концерт Ротару, кстати, переключить могла запросто — песни её не очень-то нравились — нравилась она сама; итак, красота её шла вторым планом, первым — его ум). (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

II. ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

Моей души не понял мир. Ему
Души не надо. Мрак ее глубокой,
Как вечности таинственную тьму,
Ничье живое не проникнет око.
И в ней-то, недоступные уму,
Живут воспоминанья о далекой
Святой земле… ни свет, ни шум земной
Их не убьет… я твой! я всюду твой!..
“Аул Бастунджи”

Погружение в мир чужих сновидений всегда сопряжено со множеством опасностей. И дело здесь даже не в том, что сновиденческий мир по самой своей сути иллюзорен и не определен. Кажется, Вадиму Рудневу принадлежит забавное высказывание, что “сновидение семиотически неопределенно”. В действительности, наши сновидения более чем определенны. “Каждый образ, событие сновидения, — справедливо подчеркивал Александр Вейн, — даже если на первый взгляд они необычны и лишены разумной логики, на самом деле пытаются донести до человека информацию о нем самом”. (далее…)

Перечитал «Это я, Эдичка». Очень давно собирался. У меня и в распечатке была (Лимонов переиздавал все, кроме этой книги, я думал, боялся еще раз сесть, а тут про любовь с неграми, но потом прочел у собиравшейся экранизировать Валерии Гай Германики, что ему не нравился уже сам роман), и скачивал два раза даже. А потом — понятно, смерть, тяжело уже браться и читать.

Как «Мастер и Маргарита» и добрая часть классической русской прозы, книга начинается с геолокации, топографической привязки: будете, дескать, в Нью-Йорке на тех-то и тех-то улицах, взгляните на балконы отеля «Винслоу», я там сижу, загораю. Тут и больше намек — что сидит там архетип, и не зарастет народная тропа. Пройдем по ней и посмотрим.

Для начала — это действительно прекрасная проза: «беспризорные дети мира», «тихая просторная минута», «я солдат разбитого полка», маленькая девочка, «которая по возрасту была ближе к природе, к листьям и траве, чем к людям» — пусть кто-нибудь поспорит. (далее…)

Эссе в красных перчатках

В конце января с.г. Фонд «Гала — Сальвадор Дали» и «Центр искусств королевы Софии» привезли в белокаменную около двухсот картин полубезумного персонажа, когда-то нахально заявившего: «Вот две самые большие удачи для художника — во-первых, родиться в Испании, во-вторых, носить фамилию Дали. В моей жизни случились обе».

Не успевшие добраться до Фигераса и Мадрида русскоговорящие с легкостью необычайной смогли добраться до московского Манежа: благо, время было допандемичное. «Центрее» не бывает, налево пойдешь — на Red Sguare попадешь… что ж, близостью площади радостно пользуются толпы тех самых гостей столицы, желающих после селфи с тенью Дали увековечить свое изображение еще и у Кремля. Селфанутые всех видов и мастей представлены на выставке «Сальвадор Дали. Магическое искусство» едва ли менее вариативно, чем сами картины — каденции на фантазийные темы полубезумного криэйтора, мечтавшего о том, чтобы его искусство понимали и принимали все. Все без исключения. (далее…)

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

Михаил Врубель. Демон, смотрящий на долину

Опыт освоения наследия Лермонтова советским литературоведением нашел свое отражение в уникальном для своего времени издании — в “Лермонтовской энциклопедии”. Авторами данной энциклопедии была проделана колоссальная работа по воссозданию лермонтовского космоса: были найдены произведения поэта, казавшиеся навсегда утраченными; восстановлены неизвестные эпизоды жизни Лермонтова; досконально изучены его поэтика, философское мировоззрение и социальная позиция. Но вот осмысление всей этой огромной фактографии не отличалось особой глубиной и проницательностью, по сути продолжая критическую линию Белинского и Герцена. Характерно, что автор предисловия к энциклопедии Ираклий Андроников, констатировав противоречивость личности, творчества и самого облика поэта, ушел от объяснения этой удивительной двойственности, заключив: “И чувство одиночества в царстве произвола и мглы, как назвал николаевскую империю А. И. Герцен, было для него неизбежным и сообщало его поэзии характер трагический. Его жизнь омрачала память о декабрьском дне 1825 года и о судьбах лучших людей. Состоянию общественной жизни отвечала его собственная трагическая судьба: ранняя гибель матери, жизнь вдали от отца, которого ему запрещено было видеть, мучения неразделенной любви в ранней юности, а потом разлука с Варварой Лопухиной, разобщенные судьбы, политические преследования и жизнь изгнанника в последние годы… Все это свершалось словно затем, чтобы усилить трагический характер его поэзии”. Смею вас заверить, что память о восстании декабристов была для Лермонтова не столь значима. Не социальные представления определяли характер его поэзии, но, напротив, обусловленный внутренними причинами лиризм Лермонтова отражался в его общественных взглядах. (далее…)

            Красота есть качественная организация.
            Владимир Шмаков

          Почти 150 лет назад в России был впервые опубликован роман Фёдора Достоевского «Идиот», в котором была фраза, ставшая известным афоризмом: «мир спасёт красота». Из текста можно понять, что подразумевается внутренняя красота души человека, образцом которого в романе представлен князь Мышкин. В том мире (обществе), в котором жил этот персонаж, такой человек воспринимался как идиот. Заметно ли изменился к лучшему мир современной России?

          Владимир Шмаков считал, что Достоевский был озарён ведением действительной сущности русского народа, его духа, вселенской миссии, призвания и чаяний.

          Что есть красота, какова её природа? На мой взгляд, исчерпывающие ответы на эти вопросы даны в философской системе Шмакова (1,2), где показано, что эволюция Мира от хаоса до космоса есть постепенное возрастание в нём красоты и гармонии, т.е. неуклонное внедрение в материю надмирной Реальности, внутренняя природа которой нематериальна, но может активно обнаруживаться лишь через материю. При этом идея возвышенного и прекрасного воспринимаются человеком в строгой зависимости от достигнутой им ступени развития, т.е. качественного уровня его сознания. (далее…)

          Алан Уоттс

          От редакции: Алан Уотс (Alan Watts, 1915-1973) – культовый британский философ, значительно способствовавший проникновению восточной философии и духовной традиции на Запад. Предлагаем вашему вниманию перевод одной из его лекций. «Миф о Себе» — лекция из цикла «Дао философии» (1972 год). Она посвящена глубинным тайнам того, что мы считаем своим «я», ощущению эго, и того, кто мы на самом деле; дается сравнение Западной и Восточной мифологии о том, что такое «я». Был ли мир (и мы) создан Богом в соответствии с определенным планом? Или же человек — просто побочный продукт действия слепых сил вселенной?
          Перевод выполнен Александром Конопко. Оригинальная аудиозапись лекции – под текстом.

          Я считаю, что мы, в случае если честны с собой, можем сказать, что самая увлекательная проблема в мире заключена в вопросе «Кто я?» Что вы имеете в виду, что вы чувствуете, когда произносите слово «Я»? Я сам. Я не думаю, что существует более захватывающая проблема. Это так таинственно, так неуловимо. Потому что то, кто я есть в своей глубинной сущности, ускользает от моего взгляда почти так же, как я не могу смотреть прямо в свои глаза без использования зеркала, не могу прикусить свои зубы, не могу ощутить вкус своего языка. Именно поэтому в вопросе о том, кто мы есть, всегда есть элемент глубокой тайны. Эта проблема очаровывала меня много лет, и я много думал об этом. Что вы подразумеваете под словом “я”?

          Существует определенный консенсус по этому поводу, соглашение, особенно среди представителей западной цивилизации. Большинство из нас чувствуют, что я это “я” — мой собственный источник сознания. «Я – центр осознания и источник действия, который находится в середине кожаного мешка». Поэтому у нас есть представление о себе как об эго, заключенном в кожу. (далее…)

          ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

          Если Владимир Соловьев усматривал в бесконечной погруженности Лермонтова в свой внутренний мир непременное условие его пророческого дара, первые психологи, обратившиеся к изучению личности и творчества поэта, увидели в ней болезненный симптом, свидетельствовавший о душевном расстройстве. Так, Д. Н. Овсянико-Куликовский констатировал: “… перед нами психологическая картина, свидетельствующая о постоянном и упорном самоуглублении, о вечно бодрствующей рефлексии, даже о раздвоении личности (“душа проникается своей собственной жизнью, лелеет и наказывает себя, как любимого ребенка”). Это уже выходит за пределы нормы — даже и для натур эгоцентрических. Когда человек, которому от роду всего 25-26 лет (в этом возрасте работал Лермонтов над романом), предается столь интенсивному самоанализу и думает, что достиг высшего “самопознания”, — мы вправе видеть здесь симптом болезненного развития души”. (далее…)

          ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ.

          Иллюстрация Якимченко (1914) к стихотворению Лермонтова Выхожу один я на дорогу

          Не сложно было искать в поэзии Лермонтова и всевозможные заимствования из русской и европейской лирики, как то делали первые его “профессиональные” читатели. Критики, обнаруживавшие в лермонтовских текстах строки, словосочетания и даже точку с запятой из произведений других поэтов, видели в его лирике Пушкина и Байрона именно потому, что не могли увидеть в ней Лермонтова, ибо “лик его темен, отдален и жуток”.

          В одной из первых рецензий на “Героя нашего времени” С. О. Бурачок, критик с крайне консервативным мировоззрением, буквально возопил о невозможности такой личности, как Печорин, персонажа, созданного по шаблону героев европейских романов. Почин одного критика был поддержан другим. Позиция С. П. Шевырева была гораздо более аргументирована, чем концепция Бурачка, но и она сводилась к выводу об иллюзорности, чрезмерной литературности фигуры “героя нашего времени”: “Печорин 25-ти лет… Когда он сам смеется, глаза его не смеются… потому что в глазах горит душа, а душа в Печорине уже иссохла. Но что ж это за мертвец 25-летний, увядший прежде срока? Что за мальчик, покрытый морщинами старости? Какая причина такой чудесной метаморфозы? Где внутренний корень болезни, которая иссушила его душу и ослабила тело?” (далее…)

          Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)

          I. СТРАННЫЙ ЧЕЛОВЕК

          Как видно из его бумаг и поступков, он имел характер пылкий, душу беспокойную и какая-то глубокая печаль от самого детства его терзала. Бог знает, отчего она произошла! Его сердце созрело раньше ума; он узнал дурную сторону света… Его насмешки не дышали веселостию; в них видна была горькая досада против всего человечества! Правда, были минуты, когда он
          предавался всей доброте своей… У него нашли
          множество тетрадей, где отпечаталось все его сердце; там стихи и проза, есть глубокие мысли и огненные чувства!.. В его опытах виден гений!
          “Странный человек”

          В “Герое нашего времени” Михаил Лермонтов отмечал, что “история души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа”. В этом утверждении поэта отразился его собственный интерес к психологии человека, и не случайно Вадим Вацуро в эссе о последней повести Лермонтова подчеркнул, что здесь “он выступил как психоаналитик… “физиологизм” его повести имел явственно выраженный психологический уклон и обостренное внимание к тайнам человеческой душевной жизни…” Лермонтов, безусловно, любил разгадывать психологические шарады, проникать в душевные тайны других людей, но вот секреты собственной души он хранил за семью печатями: “Я не хочу, чтоб свет узнал / Мою таинственную повесть; / Как я любил, за что страдал, / Тому судья лишь Бог да совесть!..” (далее…)

          — Ну вот, уже и до сказок добрались! — вздохнет или чертыхнется читатель. — Зачем?!

          Затем что занимательные истории — хорошая оболочка для того, чтобы вставить в нее политические идеи. Особенно в случае с читателем-ребенком. Проглоченные вместе с наживкой увлекательных приключений, политические идеи улягутся на дно сознания и, вполне вероятно, повлияют на действия человека, даже и не подозревающего об источнике своих политических симпатий.

          При этом я вовсе не хочу сказать, что американец Лайонел Фрэнк Баум, который написал своего «Удивительного волшебника страны Оз» в 1900 году, ставил цель вложить что-то коварное в головы российских читателей. Ниже я остановлюсь на том, что Баум, судя по его тексту, саркастично относился к американской международной политике. Однако он был американец, то есть смотрел на мир так, как смотрят американцы, заботясь прежде всего об интересах своей страны. Не уверен, что и нам надо смотреть на мир этими глазами.

          Поэтому попробуем разобраться, что это за взгляд. (далее…)

          Переверзин А. Вы находитесь здесь. М.-СПб.: Т8 Издательские Технологии, Пальмира, 2020. — Серия «Пальмира — поэзия».

          У Александра Переверзина вышла долгожданная книга — «Вы находитесь здесь». Название странное, но о нём мы ещё поговорим.

          Предыдущая книга — «Документальное кино» — увидела свет в издательстве «Воймега» более десяти лет назад — в 2009 году. Это была брошюрка на 48 страниц. Неудивительно, что она полностью вошла в новый сборник из 134 страниц.

          Поэт не раз сетовал, что книга стихов должна быть миниатюрной, лаконичной и ёмкой. Чтобы не было ничего лишнего. Чтобы был незримый сюжет или одна красная линия, связующая все тексты. Иначе получается сборник, а это уже совсем другой концепт. (далее…)