Всё лето, я, как и многие друзья, провёл в Интернете, в попытках понять, что происходит на родине. Реинкарнация демонов войны, продолжение распада СССР, массовое отравление трупными ядами застарелой ненависти – как на всё это смотрят люди «на месте», на земле, которая превращалась в кровоточащую рану? Я глубоко соболезновал всем, кто попал в горнило гражданской войны, но не мог найти ответа, что думают нормальные люди в Киеве и Львове, которые не легли под каток пропаганды киевских властей? Мне удалось найти в сети Анатолия Ткачука, через него я уже познакомился с детским писателем из Киева Романом Скибой – и был вознаграждён: вот, наконец, человек, который не поддаётся зомбированию! Я испытал смесь чувств, читая Скибу, где ужас от происходящего компенсируется щедрым украинским юмором – чего и вам желаю! Юрий Нечипоренко(далее…)
Никто ещё, распадаясь духовно,
не сложился в художника. Г.Иванов
Пусть не сладились, пусть не сбылись
Эти помыслы розовых дней.
Но коль черти в душе гнездились –
Значит, ангелы жили в ней. С.Есенин
Где-то под конец жизни он напишет письмо абсолютно не любимому В. Яновскому с подобострастной, но, конечно же, лживой похвальбой его «Американского опыта» и намёком устроить французский перевод – исключительно с одной лишь целью: выпросить у того хороший отрез сукна… «Ему ничего не стоило врать, шантажировать, предавать», – злобно скажет потом в ответ Яновский. (далее…)
Знакомого Л. я заметил с поворота, когда мой жёлто-салатный теннисный мяч с хрустом отскочил от гравия центральной аллеи Марсового поля, где та делает резкий, на девяносто градусов поворот к Лебяжьей канавке, и влип намертво в челюсти моей вёрткой коричневой суки: чпок.
Л. лежал, распластавшись большой чёрной ящерицей, на кряжистой ветке старой сирени слева от аллеи. На Л. был странный чёрный комбинезон с множеством карманов. Ноги Л. были скрещены: одна рука прикрывала лобок, как у Рафаэлевской Венеры; другая была манерно закинута за голову. Он делал вид, что не замечает меня. Хотя вся вычурная непринуждённость и изысканность его позы убеждали в обратном. (далее…)
Все сложности когда-нибудь разрешаются. Так было и с этой моей загадочной неспособностью свободно передвигаться, то есть просто ходить.
В «Прикосновении» шла речь о левой лодыжке. Теперь взбунтовалась правая, и не лодыжка, а вся стопа. Две кошмарные ночи и третья полегче. Правая стопа не дышит. Прокачаешь, стоя в У Цзи, вроде заработала, начинаешь засыпать и чувствуешь, как она опять становится деревянной и холодной. Через полчаса-час просыпаешься от страха: стопа неживая – холодная, набухшая, ничего не чувствует. (далее…)
Выяснилось, что если текущие информационные поводы проговаривать на латыни, некоторые из них даже обретают смысл, и разум страдает в гораздо меньшей степени. Также помогают осознать происходящее короткие умозаключения возрастом в пару тысяч лет, которые интересно встраиваются в текущую жизнь. К примеру, фразу Corruptio optimi pessima хочется перевести энергично, с пылом злободневности, однако, её перевод звучит даже интересней, чем можно представить: «самое худшее падение есть падение самого лучшего». (далее…)
Традиционно под Новый год портал «Перемен» публикует прогноз Бронислава Виногродского. Следующий год будет годом деревянной козы. Посему внимаем прогнозу Виногродского:(далее…)
«Не в первый раз кричит петух;
Кричит он живо, бодро, смело»
(Ф.И. Тютчев)
Начинается роман по схеме «Что делать?» Чернышевского: читателю брошена приманка – убийство, срабатывает рефлекс заглатывания, читатель пойман на крючок и уже не может отделаться от любопытства: кто же, кого и за что убил? Приманочное убийство вскоре блекнет, становится делом десятым и совсем не имеет значения – такое закручивается дальше. Чего стоит один батут!
Онирический аттракцион – батут, в котором явь сливается со сном, удивительней американских горок, беЗсмысленных и беЗпощадных1. Батут, а говоря русским языком, прыгалка вовлекает героя в поднебесный мир, под облака, откуда «вся Москва, как кремовый торт, лежала подо мной (героем, – М.С.), золотые маковки куполов горели, как огоньки именинных свечей на торте». Торт – чисто английское сравнение: это островитяне все видят через призму своего вединг-кейка, дальше свадебного пирога их мещански-буржуазная фантазия не взлетает. Автор же не англичанин, а луганчанин, и для него эта метафора и ряд других – выход на всемирный уровень образности. Кроме того, в этом эпизоде он проявляет вкусы сибарита-эстета, ценящего бальные платья, халаты в позолоте. (далее…)
Я лежу пятками к прибою на жёстком хрустящем ракушечнике пляжа.
Мои ноги согнуты в коленях.
Ракуша небольно покалывает спину через майку.
С моего ракурса, между ног, видны:
часть пляжа от обтёсанного волнами красного кирпича, слева;
до стеклянного шара-поплавка, выброшенной прибоем рыбацкой сети – справа;
равномерно набегающие на ракушку коричневые волны Азова;
кусок выгоревшего от жары неба – от белого следа пролетевшего над головой самолёта с Ейского военного летного училища, до линии горизонта.
Не две ли малые птицы за копейку
можно было купить в воскресенье
на Таганке, в левом углу…
Никифор с Дуней по грибы пошли, Никифор красноголовиков нашел, а она по полянкам бегала, устала, у Дуни в лукошке – голубые цветы, нежные голубки.
Черный дрозд рассмеялся, или это певчий дрозд так смеется? Никифор пытается найти среди ветвей птицу и разглядеть, но дрозд уже перелетел на другую сторону поляны и рассмеялся там в два раза тише. Дроссель.
Пеночка трещотка. Луговой конек. Зарянки с разных сторон рассыпают свои серебряные бубенчики, и вдруг как огромное невиданное дерево в этом раю звуков быстро и уверенно прорастает веселый вальс. (Народная, веселая музыка, бабушка вальса.) Звуки вальса нарастают, нависают могучими ветвями, и на поляну выкатывает необыкновенная кавалькада. (далее…)
На глаза мне попался текст Андрея Рудалева «Противостояние пустоте. Основной сюжет русской культуры». Незадолго до этого случилось так, что я выпил несколько чашек крепкого пуэра, и был настолько взбудоражен этим напитком, что немедленно решил написать кое-что в ответ на рудалевский опус. В ином случае я бы не обратил особого внимания на этот текст, может просто не стал бы публиковать его или опубликовал бы не глядя. Но уж точно не счел бы нужным реагировать. Но Рудалев давно уж удивляет своими статьями, присылаемыми им для публикации в Блоге Перемен. Настолько в них красивая попытка здраво мыслить и прояснять происходящее перемешана с очевидными заблуждениями и мутными концепциями. Впрочем, характерными для многих современных христианизированных мыслителей…
Давно удивляет… А тут еще пуэр. И несомненно, еще бесконечное множество факторов.
«Противостояние пустоте»? Я прочитал заголовок и тут же удивился: как можно противостоять пустоте. То есть буквально противостоять тому, что отсутствует? Странная история, напрасный труд… Или это какая-то особая пустота?
Да еще, оказывается, что это противостояние — основной сюжет русской культуры. Хм. (далее…)
Совершенно элементарная вещь: мировоззрение средневекового человека было четко структурировано. В основе – тернарная оппозиция: Бог – человек – сатана (к слову, эта оппозиция является структурообразующей в стихотворении Лермонтова «Нет, я не Байрон», реализуясь в несколько измененном виде: Бог – я – никто).
По этой вертикальной линии выстраивались все прочие противопоставления, которые регламентировали человеческую жизнь и его поведенческую модель: добро-зло, часть-целое, мир-брань, правое-левое, центр-периферия, красивое-уродливое, правда-ложь, добродетель-грех и другие.
Эта система была предельно понятна для человека, она опиралась на основной библейский принцип – свободы воли. Человек в центре вертикали, и он волен выбирать: либо по лестнице добродетелей подниматься вверх, либо совершать падение вниз. Все остальное от лукавого – соблазн, морок. (далее…)
– Что надо! Раньше тут и делать нечего. Вот сюда, по натоптышу, и в левое оконце три раза бемц. Я пойму – свои! И открою.
Мужчина лет за сорок, в телогрейке поверх добротной «Аляски» и больших серых растоптанных валенках манерно, по-блатному, двумя пальцами, выцапал изо рта папироску и смачно отщелкнул окурок:
– Деньги как уговорились.
– А фотографировать можно?
– Можно, если охота. А только всё зря: что на плёнку, что на симку, что на Нинку, – он хихикнул. – Не бёрёт нихрена. Муть будет одна, как в телеке, когда антенну выдрать.
– А они что, и зимой прут?
– Прут! Им что? Они ж не деревья. Гипербола сознания, как тут один умник выдал. – В телогрейке с раздражением вкрутил бычок в жухлый утоптанный снег. – Так прут, мать их, что хруст стоит, – он как-то безнадежно-горестно мотнул башкой и зло цыкнул под ноги: — На девятый и сороковой. Понял. (далее…)
Непримиримый боец с врагами народа, царским самовластием и проклятыми буржуинами, участник двух революций, наследник «древлего благочестия», он заплутал в идеологических лабиринтах собственной страны, которую боготворил и любил безмерно, безотчётно, ревниво и болезненно, до печальных седин. Гонимый и при царе, и при Советах… Но мы забежали далеко вперёд. (далее…)
Когда-то я думал, что неплохо бы стать в следующей жизни собакой.
…Таким веселым английским кокером, который бегает по двору, догоняя свои уши. Всегда рад хозяину, рад почти всему, быстро живет и скоро умирает, делясь этой радостью. Или я думал, что хочу.
Она медленно идет от подъезда, огибает дом. Улыбается немного, покачиваясь крупным тазом. Она близка к пятидесяти, много лишних килограммов на ней. Из тех полных, которые, кажется, всегда должны быть веселыми, добрыми и не восприниматься всерьез. Они такие и есть – уж коли ждут от тебя, удобно быть в нише, уютненькой, это сговор тебя и мира, капают за это небольшие проценты. (далее…)
О книге: «The Letters of Samuel Beckett: Volume 3, 1957-1965», Cambridge University Press, 2014 – 860 p.
Этой осенью в Кембридже вышел третий том писем Сэмюэля Беккета (из предполагаемых четырех).
Охватывающие период конца 50-х и первую половину 60-х гг., эти тексты написаны уже не начинающим и даже не признанным, а – если принимать подобные клише – всемирно известным писателем, которому через несколько лет будет присуждена Нобелевская премия. (далее…)
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>