Сейчас нет салазок, их заменили пластиковые лыжи с сидением. Мать не кричит с балкона шестнадцатого этажа.
Ключевое слово этой строки: вот. Строка указует. Ее изобразительность взята в скобки. Ее ностальгическая красота — красота писаного слова, не сцены. Действительно слово.
Повествовательное пространство и места
Автор описывает своих персонажей, дает им ту или иную характеристику. Это нравственная и поведенческая оценка человека. Это его видение в целом, статичное, в повествовательно завершенных картинах. Потом он описывает действия этого человека. Поведение в какой-то мере подтверждает его оценку, в какой-то мере оно не совмещается с ней. Несовмещение — не означает противоречия. Оно означает только лишь неналожение и тем самым отсутствие подтверждения. Данное в описании может выходить за пределы непосредственного изображения. Статус описания персоны и статус ее действия совершенно различны, а потому сами по себе создают чисто повествовательное пространство различия. (далее…)
Думаю, каждый, во всяком случае, каждый русский, понимает, что такое литература.
Это не просто слова на бумаге, выстроенные в некий сюжет. Это слова, ведущие к катарсису, к переосмыслению жизни, дающие возможность человеку обрести гармонию в отнюдь не гармоничном мире.
Маяковский написал: «Но поэзия — пресволочнейшая штуковина: существует — и ни в зуб ногой». И еще: » Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно?»
Это значит: поэзия (литература) нужна и поэтому никуда не денется.
Но вот русская литература на бумаге (я имею в виду прозу), выдав два мощных заключительных аккорда — «Доктор Живаго» Пастернака в 1957-м и «Уже написан Вертер» Катаева в 1980 году — скрылась, что называется, с радаров. (Прошу Битова, Лимонова, не говоря уж о Пелевине, в качестве литературы не предлагать).
Далее русская литература некоторое время пребывала в кино: «Хрусталев, машину!» Германа (1998) и «Солнце» Сокурова (2005). А затем ушла и оттуда. Где отыщется ее след — бог весть.
В кино же русская литература пребывала уже в 70-е. Я имею в виду «Солярис» (1972), «Зеркало» (1974) и «Сталкер» (1979) Андрея Тарковского. (далее…)
Ниже я разберу романы Джона Апдайка (1932—2009) на религиозные темы: «Террорист» (2006, п. 2011), «Россказни Роджера» (1986, п. 2005), «В красоте лилий» (1996)… Но сначала — простая хронология переводов Апдайка в нашей стране и кое-что о восприятии в России его главных произведений.
Вот даты публикаций его основных романов в Америке (вторая дата — публикация перевода в СССР). «Ярмарка в богадельне» (1959, п. 1990); «Кролик, беги!» (1960, п. 1979); «Кентавр» (1963, п. 1966); «Супружеские пары» (1968, пер. в пост-советское время); «Кролик исцелившийся» (1971, пер. в пост-советское время); «Давай поженимся» (1976, п. 1978); «Кролик разбогател» (1981, п. 1986). Ещё была повесть «Ферма» (1965, п. 1967).
Что можно сказать об этом, — конечно, неполном, — списке? (Подчеркну: он относится только к романам Апдайка, появившимся на его родине до 1991 года.) Прежде всего то, что советские времена не были «дремучим лесом», когда «тоталитарная цензура ничего не пропускала». Как видим, пропускала, и основные его романы были переведены и прочитаны. Не только Апдайка… В написанной американистом А. М. Зверевым статье «Литература США» в наиболее авторитетном на то время (последнем за советскую эпоху) «Литературном энциклопедическом словаре» (М., 1987) я насчитал примерно сто имён американских прозаиков, поэтов, драматургов, критиков. (далее…)
«Шекспир является в эстетике Гегеля каким-то удивительным эпилогом к античности». Георг Лукач
Загадка «Гамлета»
Конечно, сейчас каждый знает, о чем «Гамлет».
Дядя убил папу Гамлета и женился на его матери. Гамлет прикинулся сумасшедшим и, немного затянув дело своей нерешительностью, убил дядю. При этом, правда, сам погиб, наткнувшись на отравленный клинок. Был там и дух отца Гамлета, который и рассказал сыну правду.
Но вот еще сто лет назад эта пьеса Шекспира считалась загадочной. И в том были свои резоны. К примеру, давно подмечено: разве Гамлету чем-то помогло, что он прикинулся безумным? Нет. Наоборот, это насторожило его дядю короля Клавдия, и тот, произнеся «Я не намерен терпеть, чтоб он бродил тут со своим безумьем» (здесь и далее перевод мой), отсылает племянника в Англию с письмом, в котором просит английского короля казнить Гамлета. Гамлет, избежав смерти, возвращается и даже продолжает говорить о своей болезни, но Клавдий тут же подстраивает ему дуэль с отравленными клинком и вином, на которой Гамлет погибает. Вы думаете, Шекспир этого не понимал? (далее…)
Виды искусств вполне могли бы завидовать друг другу. Скульптура в отличие от книги сразу предъявляет себя целиком — с ней сталкиваешься, а не знакомишься постепенно. И разве что выставочные заграждения напоминают о необходимости не приближаться слишком близко. Но изваяние все равно мгновенно захватывает в свои объятия, и требуется определенное усилие, чтобы отвести взгляд или сосредоточиться на деталях. И вот уже — в нарушение музейных табу — я украдкой прикасаюсь рукой к ребристой поверхности и, хочется верить, чувствую крохотную, может быть, одну тысячную часть вдохновения скульптора. Во всяком случае именно так было с одной из застывших в движении фигур Джакометти, к которой — вопреки хорошим манерам — мне, словно недоверчивому Фоме, однажды удалось притронуться. Впрочем, все знают и то, что эти «сразу» и «целиком» обманчивы даже в случае барельефа, а чтобы действительно увидеть скульптуру, нужно обойти ее со всех сторон. Часто она меняется прямо на глазах, из мрачной превращается в надменную или даже — насмешливую, а иногда каждый шаг усугубляет первое впечатление: не изменяет, а расширяет его. Нередко к скульптуре нужно вернуться спустя какое-то время, и это уже напоминает перечитывание книги. (далее…)
Василиса Б. Шливар. Картины абсурдного мира в прозе Владимира Казакова. Белград: Издательство филологического факультета Белградского университета, 2022. 256 с.
Крайне радостно, что о Владимире Казакове (1938 – 1988), утонченном стилисте, авторе самобытнейшей прозы, драматургии и поэзии, наследнике русского авангарда (общение с А. Крученых и Н. Харджиевым он ценил и воспринимал как своеобразное посвящение), до сих пор остающемся на периферии читательского и исследовательского внимания, появилась полноценная монография. Симптоматично, что написана она в Сербии – а еще и на русском языке: мне давно уже кажется, что сербы зачастую больше ценят и любят русскую культуру, чем мы сами (в Белграде, скажем, в центральных книжных магазинах можно увидеть на витринах новые переводы прозы К. Леонтьева – где, кроме букинистов и старых антресолей, можно найти ее у нас?). (далее…)
Комментарии еще на четыре стиха «Сорока стихов о Том, что Есть» – с 27-го по 30-й. Перевод: Глеб Давыдов (Сидарт).
СТИХ 27
Перевод*:
То, кото́рое е́сть
до́ появле́ния
мысли «я́» —
вот, пои́стине, кто́ мы.
Но́ не иссле́дуя, отку́да берё́тся
мысль «я́», обнару́жить возмо́жно ли
то состоя́ние, в котором она исчезает,
и оста́ться Собо́й лишь,
Естество́м,
в есте́ственном состоя́нии?
Отве́ть мне!
* Здесь и далее в этой публикации перевод стихов из «Улладу Нарпаду» цитируется по
Переложение:
Чистое состояние, в котором «я» не поднимается, это состояние, в котором мы есть «То» — Атман. Без погружения глубоко в исследование с целью найти, откуда «я»-мысль возникает, как может быть достигнуто исчезновение эго? Без того, чтобы эго тем самым было устранено, как можно устойчиво пребывать в состоянии, в котором ты есть «То»? Скажи мне.
Комментарий:
Это один из самых важных стихов этого текста. (далее…)
Дэвид Кинан. Эзотерическое подполье Британии. Как Coil, Current 93, Nurse With Wound и другие гениальные сумасброды перепридумали музыку / Пер. с англ. И. Давыдова. М.: Индивидуум, 2021. 400 с.
Не будем вилять, толочь философский камень в холодной воде — книга совершенно восхитительная. И если даже вы не фанат Дженезиса Пи-Орриджа, Дэвида Тибета и перечисленных в названии групп, — которых еще к какому направлению отнести спорить можно, что это — даркфолк, постпанк, постиндастриал, нойз, психоделика, авангард, dark ambient или просто темная волна авангардной музыки. Шотландский журналист и прозаик в дополненном, кстати, издании своей книги расскажет целую историю субкультурного Лондона длиной в несколько десятилетий. С ее трансгрессивными успехами и жёсткими обломами, весёлыми приколами и чем только не. Пристегнитесь, будет интересно, нырять придется глубоко. (далее…)
Руперт Спайра – современный учитель недвойственности из Великобритании. С раннего детства он проявлял живой интерес к глубинным вопросам человеческого сознания. Так, в семь лет он заявил матери, что считает мир «божьим сном». Знакомство в пятнадцатилетнем возрасте с поэзией Джалаладдина Руми усилило этот врожденный интерес, разгоревшийся еще сильнее после встречи Руперта с доктором Фрэнсисом Роулсом, который познакомил Спайру с классической системой Адвайты Веданты и мантра-медитацией.
В конце 1970-х годов (ему тогда еще не было и 20 лет) он присутствовал на последних собраниях Кришнамурти в Броквуд-парке и был глубоко впечатлен его интеллектуальной строгостью и смирением. В те же годы он изучал вращение Мевлеви, священный суфийский танец, а также начал изучать гончарное ремесло, обнаружив, что оно позволяет по-новому взглянуть на вопросы, возникшие при его встрече с недвойственным пониманием. (Впоследствии он стал известным художником по керамике, его работы есть во многих государственных и частных коллекциях, проходили выставки в разных странах.) (далее…)
Нацухико Кёгоку. Лето злых духов убумэ / Пер. с яп. А. Григорян. Москва: Эксмо, 2022. — 608 с. — (Tok. Национальныи бестселлер. Япония)
История этой книги началась с того, что почти тридцать лет назад молодой – а уж по японским меркам и подавно! – автор Нацухико Кёгоку заявился в одно из самых престижных японских издательств «Коданся» с рукописью мистического детектива, где мистики и ужасов едва ли не больше, чем детектива. Еще и называлось еще это довольно вычурно – «Лето убумэ» — с прямой отсылкой к японскому фольклору, то ли птице, то ли деве, то ли видению: злой дух, тело его до пояса в крови, и норовит он(а) похищать младенцев. Этакий злой сирин-гамаюн-алконост, если ориентироваться по межам межкультурных аналогий. (далее…)
По ту сторону неба без звёзд: памяти Гейдара Джемаля / Сост. С.Жигалкин. М.: Издательский Дом ЯСК; Гнозис, 2022. 398 с.
Философу, поэту, политику, религиозному деятелю (редкое по нашим временам определение), мистику (еще более редкое) Гейдару Джемалю (1947-2016) повезло – у него остались ученики, они издают его книги1. Собственно его книги, книги бесед с ним (как и многие из Южинского кружка, он был скорее устным мыслителем), теперь пришла пора и сборнику воспоминаний. (далее…)
В одной из сцен романа «Идиот» князь Мышкин, размышляя о письмах Настасьи Филипповны, ставшей в юные годы жертвой опеки помещика Тоцкого (явная ассоциация с другой жертвой — девочкой из детства Достоевского), забывается тяжёлым сном, лёжа на кушетке: «…ему опять приснился тяжёлый сон, и опять приходила к нему та же «преступница». Она опять смотрела на него со сверкавшими слезами на длинных ресницах, опять звала его за собой, и опять он пробудился, как давеча, с мучением припоминая её лицо. Он хотел было пойти к ней тотчас же, но не мог…»
В этом сновидении присутствует устойчивый сюжет ночных кошмаров Достоевского, отражённый, в частности, и в «Сне смешного человека»: испытывая ужас («тяжёлый сон»), он видит страдающую девочку, взывающую о помощи, просыпается и пытается найти её.
За сценой сновидения следуют рефлексии самого Достоевского о странных и кошмарных снах: (далее…)
Интересно, что «программное» произведение Достоевского, в котором предельно сконцентрированы все главные мотивы его творчества, носит название «Сон смешного человека». Юрий Карякин был безусловно прав, когда отмечал: «В «Сне» — все основные идеи, темы, образы, все голоса основных героев Достоевского. Почти сплошь раскавыченные самоцитаты… «Сон» — как бы мозаика из всех прежних произведений Достоевского (и даже отчасти — из будущих)».
Визионерский рассказ посвящен самому мрачному вечеру смешного человека, раздавленного простой обыденной мыслью о том, что в нашем мире всем всё равно. Несуразный герой настолько раздавлен этой мыслью, что решает в этот вечер покончить с собой. (далее…)
Истинно визионерское творчество Карл Юнг сравнивал со сновидением: «Великое произведение искусства подобно сновидению, которое при всей своей наглядности никогда не истолковывает себя само и никогда не имеет однозначного толкования… Чтобы понять его смысл, нужно дать ему сформировать себя, как оно сформировало поэта. Тогда-то мы и поймем, что было его прапереживанием… Органически растущий труд есть судьба автора и определяет его психологию. Не Гёте делает «Фауста», но неким психическим компонентом «Фаустом» делается Гёте».
Парадоксальность последнего утверждения Юнга не вызвала бы у Достоевского ни малейшего удивления. Он мыслил схожим образом, когда писал: «Человек всю жизнь не живет, а сочиняет себя, самосочиняется». Или: «…жизнь — целое искусство… жить значит сделать художественное произведение из самого себя».
В полной мере разделял Достоевский и убеждение в тождественности художественного творчества и способности видеть сны. Для Юнга главной предпосылкой для такого сравнения являлся бессознательный характер обоих процессов, обуславливающий их визионерскую косноязычность (неопределенность, противоречивость, метафоричность), понять которую, по Юнгу, можно лишь, вчитываясь в текст самого произведения (сновидения), а не отыскивая какие-то изъяны в личности их автора (как то делал Фрейд). (далее…)
Аристотель был первым мыслителем, приблизившимся к разгадке тайны психологии искусства. Его понятие «катарсиса» могло бы стать ключом к анализу эстетической реакции, если бы само не стало загадкой для последующих поколений философов и психологов, бьющихся над данной проблемой. В своей работе «Вдохновение и катарсис. Интерпретация «Поэтики» Аристотеля» Т. Бруниус привел широкий спектр всевозможных толкований аристотелевского понятия, отметив, в частности, что, если XV век дал около десятка таких интерпретаций, то прошлое столетие увеличило их количество до полутора тысяч.
В психологию понятие катарсиса ввел Иозеф Бройер, вводивший своих пациентов, больных истерией, в гипнотическое состояние, в котором те вспоминали о своих травматических переживаниях, что приводило к бурному излиянию чувств, после которого наступал душевный покой. Со времени экспериментов Бройера в психологии — будь то психоанализ Фрейда или школа Выготского — установилось представление о катарсисе как об эмоциональной разрядке, об очищении от аффектов. (далее…)
Журнал "Перемены" в ВК >>
Вы можете поблагодарить редакторов Перемен >>