Начало — здесь.

Часть вторая — перенесена сюда. Часть третья — здесь. Часть четвертая — здесь.

Серия очерков Георгия Иванова «По Европе на автомобиле» не получила такой широкой известности, как его воспоминания «Петербургские зимы» или неоконченный роман «Третий Рим», тем не менее – это очень сильная и стильная проза, действующая к тому же не просто как рассказ о путешествии, а теперь уже и как машина времени: читатель оказывается погруженным в ту Европу, которой теперь уже нет ни на географических картах, ни в политических реалиях, в те недолгие, но существенные расклады, которые творились в Европе в начале 30-х и были, возможно, точкой бифуркации, развилкой, в которой история (и Европы, и России) могла бы двинуться по совершенно другому пути. Сюжетную канву текста составляют воспоминания о поездке из Риги в Париж, предпринятой Георгием Ивановым в начале 30-х годов (видимо, речь идет о сентябре или октябре 1933 года, так как первый из этих очерков был опубликован впервые в ноябре 1933 года в эмигрантской газете «Последние новости», где и далее эти очерки публиковались из номера в номер – вплоть до февраля 1934 года). Начало 30-х, когда происходила описываемая поездка, было временем вхождения во вкус фашистской Германии, имевшей тогда самые радужные планы и перспективы. Иванов едет из Риги через подчиненные фашистской Германии города Латвии, Литвы, Польши, еще с их старыми названиями (Митава – это сейчас латвийская Елгава, Шавли — литовский Шяуляй, Тильзит – российский Советск, Шнейдемюле – польская Пила), рассказывает о берлинских собраниях РОНДа (Российское Освободительное Национальное Движение), движения, призванного освободить Россию от большевиков с помощью фашистов. И позволяет почувствовать ту неуловимую поэзию ускользающего мгновения надежды и обреченности, которая висела тогда над Европой вообще и – в частности и в особенности – над русскими людьми, бежавшими туда от большевистского беспредела. Мы публикуем эти очерки полностью ко дню рождения Георгия Иванова.

Итак,

Георгий Иванов
ПО ЕВРОПЕ НА АВТОМОБИЛЕ

Читаем — здесь.

В недавней статье (мне сказали, кстати, что автор статьи — гражданка Франции) сказано: «Французский импрессионизм, крупный пуантилизм, как будто отодвигает границу, но на самом деле громоздит искусственные преграды в каждой точке пространства, чтобы тут же их размыть. Английская боязнь границы по-островному объяснима — стоит переступить предел, промочишь ноги и заработаешь инфлюэнцу, если же не остановишься на этом, то можешь и захлебнуться. Русские… мы вторичны, увы, и сбиты с толку пахотой графа».

Сбиты с толку пахотой графа? Вторичны? Что ж, соблазнительная идея — этак витиевато свалить все на Николаича и согласиться с Петром Яковлевичем Чаадаевым. Да только мне кажется, что искус сей исходит как раз из крайне превратного понимания толстовской пахоты и от слишком чужеродного (привнесенного извне) самоуничижения… А вот понимание, сразу видно, правильное — дано в статье Олега Давыдова к столетию побега Толстого от всех, забывших радость свою:

«Итак, Толстой понял, что «Христос нисколько не велит подставлять щеку и отдавать кафтан для того, чтобы страдать, а велит не противиться злу и говорит, что при этом придется, может быть, и страдать». Отвлекаясь от христианства и немного осовременивая, можно сформулировать толстовское кредо о непротивлении так: не участвуй в делах мира. Отойди в сторону, пусть эти подзаконные (юристы, банкиры, бандиты) судят и грабят друг друга. Не участвуй в их играх, не верь в их посулы. У тебя своя жизнь, свой мир, свой путь. Исполняй их законы, чтобы они не смогли привязаться к тебе, плати налоги, не нарушай правил уличного движения. Если надо, подставь и щеку, отдай последнюю рубашку, но не участвуй в их кутерьме. Отдавай, чтобы не участвовать. Плати за свою свободу. Правовое государство? А ты чего хочешь – жить или судиться? Жить можно лишь вне системы, вне матрицы. Поэтому ищи и находи зоны свободы, которые еще не охвачены ограничениями законов. Только там можно делать дела (кстати, и бизнес)».

НЕУДОБНАЯ ЛИТЕРАТУРА — проект Толстого веб-журнала XXI века ПЕРЕМЕНЫ. Неудобная литература это тексты, которые не решились бы публиковать другие журналы и издательства. По той причине, что тексты эти представляют для литературного мира опасность. Они элементарно неудобны участникам так называемого литературного процесса, так как размывают границы и подрывают привычные представления о том, что такое хорошая современная проза. А никому (или почти никому) из участников литературного процесса этого не надо. Они предпочитают жить в рамках, без перемен. Содержание Хроники проекта:

— Переписка с Александром Ивановым из Ад Маргинем и представление романов «Побег» и «Мотобиография»
— Виктор Топоров и его Опция отказа. Как это работает, или как найти издателя
— Ответы Дмитрия Быкова
— Ответы Сергея Шаргунова
— Ответы Вячеслава Курицына
— Ответы Николая Климонтовича
— Ответы Владимира Сорокина
— Ответы Дмитрия Бавильского
— Ответы Александра Иванова
— Невозможность продать (в символическом смысле)
— Ответы Льва Данилкина
— «Хорошая вещь пробьется», или Неудобность Галковского
— Ответы Андрея Бычкова
— Ответы Лидии Сычевой
— Ответы Виктора Топорова
— О том, как в толстых журналах 80-х понимали «гласность», а также об отношении издателей к сетевой литературе
— Ответы Алексея Варламова
— Ответы Игоря Панина
— «Новый мир» реагирует на Неудобную литературу. Михаил Бутов VS Виктор Топоров
— Ответы Льва Пирогова
— Ответы Евгения Лесина
— КУКУШКИНЫ ДЕТКИ. Роман Олега Давыдова (к началу первой публикации)
— Ответы Лизы Новиковой
— Ответы Сергея Белякова
— Ответы Ефима Лямпорта
— «А вокруг скачут критики в мыле и пене…» (про литературных критиков)
— Роман «Побег» и МИТИН ЖУРНАЛ
— Ответы Романа Арбитмана
— Переходный период. Битники, Пелевин и — ответы Виктории Шохиной
— Ответы Макса Немцова
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Дениса Яцутко
— Таба Циклон и Джаз на обочине. Гонзо-стайл и антихипстеры
— Игры пастушка Кришны
— Крокодил Анкудинов
— Ответы Кирилла Анкудинова
— Снова Волчек

— Книги проекта Неудобная литература

Вся Хроника Неудобной литературы всегда доступна вот по этой ссылке.

Пятая Часть романа «Побег».

Недавний выплеск в Блоге Перемен был услышан где-то там… то ли в Чехии, то ли среди интернет-шутников. Легализованы наркотики в Чехии. В ограниченных количествах, но носить и употреблять можно и героин, и экстази, ну и траву само собой… Об этом пока сообщили некоторые новостные сайты. А также и серьезные аналитические издания (что дает уже нешуточные основания полагать, будто все это чистая правда). Например, на «Look at me» (новость который день уже висит там на самом видном месте на главной странице) пишут: «…с 1 января 2011 года в этой стране вступает в силу закон о легализации наркотических веществ. Согласно решению правительства страны, со следующего года в Чехии будет разрешено иметь при себе до 15 граммов марихуаны, до четырех таблеток экстази, двух граммов амфетамина, полутора граммов героина, и одного грамма кокаина». Я посмотрел — в чешском интернете эта информация как-то подозрительно не муссируется. Есть что-то в паре англоязычных изданий про Чехию, но смущает дата… там написано «с 1 января 2010 года». А в рунете активно обсуждают именно легализацию с 1 января 2011 года… В английской Википедии сказано, что в Чехии действует с 1 января текущего года закон, в соответствии с которым человека не посадят в кутузку, обнаружив у него указанное количество материалов, но их — отнимут у него. А это уже не совсем легалайз… И совсем не то, о чем вдруг стали трубить некоторые отечественные СМИ сейчас (к тому же — про 1 января 11 года).

Интернет это ведь такая штука, где мистификацию запустить (а особенно на такую живую тему) можно с одного-двух кликов мыши — и пошло-поехало…

Очевидно, это сознательно спровоцированный кем-то в рунете медиавирус, целевой вброс (если так, то с какой целью активирован этот вирус? Прощупать общественное мнение? кому это может быть нужно? для чего?). Или всё же это просто чья-то дурацкая ошибка, подхваченная невнимательными блоггерами и журналистами?… Но случаются ли такие ошибки на пустом месте?

Вы как думаете, что это?

6 ноября 1880 года родился Роберт Музиль

Большая проза — идеально имперский жанр. То и другое неоднородно, нетривиально структурировано и вполне самодостаточно. «Человек без свойств» — роман безграничный, универсальный, как империя.

Роман лишён сакральных свойств поэзии, как империя — сакральных свойств царства (мы не в Китае), и это, казалось бы, должно упрощать задачу интерпретатора. Но бесконечность требует деликатного обращения. Микроподходы недостаточно сильны, макро- слишком грубы. Отважимся оперировать макрокатегориями с микроточностью.

Подход оправдан вот ещё почему — о Музиле пишут обширнейшие монографии, детали его биографии известны и документированы, и в то же время принято считать, что о жизни его толком ничего не известно. Эта вполне ренессансная, редкая в новое время зыбкость подсказывает, что какое-то подобие истины в данном случае следует искать не в частном, а в общем, а детали необходимы разве что для дисциплины. Читать дальше »

Новый сборник, восьмой по счету, называется «Leine» (с немецкого слово «Leine» переводится как «верёвка, бечева, канат, трос»). Автор — Никита Сологуб.

«Картинка имеет отношение к названию сборника,но практически не связана с его содержимым» (автор).

Скачать PDF-файл можно на странице проекта.

два навскидку:

* * *

Мне нравится ловить солнца блики
На твоей размазанной туши,
Мы здесь безнадежно залипли,
Даже не думай, что может стать лучше,
Перевязанные морским узлом уши
Не в силах нарушить этот вечный
Обет тишины. Ароматный мир голосов стих,
Мы повязаны в этом болоте.
Ты думаешь, мне не хочется жить?
Просто развеялись стимулы
В мелочных эпизодах, а ода жизни
Больше походит на миф.
Песня нимф кончилась,
Они забыли мотив и перестали
Жонглировать минорными нотами,
Засыпай, моя молодость.
hail to the thief

* * *

Я смотрю на себя сверху вниз,
Смотрю, как ползет это чудовище
С миллионом деревянных щупалец,
Зеленых ресниц и грустных,
Краснеющих глаз. Три-два-раз,
Еще немного усилий и мы снова
Встретимся, еще несколько капель
Пота и кончится лестница
Еще пара убийств и наши чары
Развеются, начнется веселье
И альбатросы споют свою забытую
Песню, споют только для нас.
Ползи, мое немое чудовище, я буду
Жить в ожидании того что
Когда-нибудь ты все же достигнешь
Своей призрачной цели, мы обнимемся И
прекратим считать нудные дни Недели,
Мы сожжем бесконечные наши календари,
И оставшись одни, мы станцуем фокстрот
Наступая друг другу на пятки и тени.

Мне кажется, я абсолютно не представляю себе жуткое пространство отечественной поэзии, в которое я желаю войти, распахнув свою душу. Надо честно признать, что наша, россиянская поэзия, это уже не искусство уединения со всеми, а сплошная интеллектуальная и духовная проституция на заплесневелой панели толстых журналов.

Пока ехала с работы на краснорылом трамвае, набросала это  стихотворение:

дождит
нет целую вечность солнца над крышами
и запотелые окна
целуют расцелованных тоской

какая осень странная в округе
прежде навсегда нестало лета
после навечно забудется зима
а вдруг
эта осень и есть врата райские
для тех которые исчезнут навсегда
а небо не!брито
а небо в похмелье
небо — дождит

дин-кап-дин-кап
наверное
и в подобном звучании дождя есть
огромное важное ускользающее
от меня сегодня
а впрочем то же было и вчера
и то же самое случится и завтра
дин-кап-дин-кап

в моём УЖАСНО одиноком обиталище
чуть западнее руин
Петербурга Достоевского
жизнеутверждающе наброшена петля на люстру
и тень моя гамлетизирует её дрожь

разверзлось трамвайное чрево
открылось трамвайное нутро

и входят лица
и выходят затылки
и тьма желаний укутана в плащи
и тонны раздумий обтянуты куртками
а некоторая печальность облачена в пальто
с каракулевым воротником
и в этом постоянном непостоянстве
моё освобождение
от
осеннего недомогания
одиночествующей лесбиянки

Захотелось прогуляться, и я вышла на перекрёстке Стачек и Ленинского. Направилась в сторону метро. По дороге разглядывала рекламные вывески салонов красоты и прикидывала через сколько дней после изнуряющей, но обожаемой, экзекуции над собой придётся звонить дальнему родственнику и взять взаймы у него пару тысяч на пропитание и книги. Насчитала семь дней.

Вчера видела соблазнительный полупрозрачный комплект белья, красного цвета, от Marc&Andre. Майка на тонких регулируемых бретельках, украшенная оборками на плечах и снизу. Трусики-шорты. В нём, я думаю, замечательно читать стихи, философские трактаты или просто есть мороженное, когда за окном октябрь и дождит. Стоит эта замечательная вещица около полутора тысяч рублей. Для меня – дороговато…

А для вас?

Вчера же, мне давилось встретиться с Валерой. У многих блондинок, обычное дело, самые умные подруги, почему-то, это сероглазые брюнетки. Она, после всевозможных ухмылок на моё повествование о похождениях по семи кругам торгового комплекса, шикарно обозванным «Французским Бульваром», достала из своей сумочки какую-то книжечку и заявила, что этот новый бестселлер талантливейшего интеллектуала и литератора Андрея Максимова, отчасти оправдывает моё существование. О, как!

Она ещё не устала от собственной интеллигентности. Ей уже двадцать восемь, в её гражданском браке нет ничего кроме унылой перспективы свою жуткую привычку надоедать умными цитатами из толстых книг личному пучеглазому сожителю по выходным, перевести в разряд официально оформленной обязанности.

Она вообще не носит чулки. Говорит, что это пошло. Иногда она забегает в гости, и я принуждаю её к просмотру порнографии. Ей это нравиться: и моё принуждение, и порнография на экране плазмы. Но она ещё ни разу не призналась мне в этом.

Наверное, она ещё и не подозревает о существовании оргазма… Читать дальше »

Данная рассылка планировалась на сегодня, но по техническим причинам будет разослана на днях.

Появился новый материал из серии Олега Давыдова «Шаманские экскурсы» (вторая часть проекта «Места силы»). Название этого материала — «Толстой и Род». Цитата: «Похоже, Лев Николаевич решил поставить эксперимент на себе, погрузиться в смысловую стихию народной веры, понять ее изнутри. А это уже не пустая барская болтовня. Это мистическая практика, попытка поймать бога, сделав себя наживкой». Читаем, смотрим…

Новый пост в Radiotravel посвящен треку по горному хребту ЛангТанг в Непале. Девять часов на раздолбанном автобусе от Катманду – и ты в горах. А дальше – пешая тропа, и только вверх. Кай отклонился от проторенной тропы, обозначенной в путеводителе, и благодаря этому привез пару очень ледяных кадров. Смотрим, слушаем, читаем…

130 лет назад родился самый причудливый персонаж Серебряного века — Андрей Белый. Виктория Шохина собрала наиболее примечательные истории и сюжеты, связанные с именем этого поэта, прозаика, теоретика стиха и философа. Человека, превратившего свою жизнь в мистерию. Вот текст.

Часть пятая труда Константина Рылёва «Философия Вертикали+Горизонтали» открывается небольшим эссе по поводу знаменитого триптиха Иеронима Босха «Сад земных наслаждений». Автор подробно разбирает содержимое этой картины, пропуская ее сквозь призму своей системы. Открыть.

Одна из самых, может быть, главных глав романа «ПОБЕГ» (Суламиф Мендельсон) подгружена на прошедшей недели — название главы «Герменевтика или в поисках Аргуса». «Пограничье — ничейная зона, где нет ни там, ни здесь. Здесь (там) невозможна жизнь, там (здесь) опасность подстерегает на каждом шагу — и каждый шаг неверен и не шаг вовсе. В этой атмосфере вестерна ты мечешься, как чужак среди племен, вступивших на тропу войны, и лучше не соваться сюда тому, кто ценит душевный комфорт. Граница неспокойна, и жизнь, бьющая ключом, пожирает тут самое себя в каком–то тупом остервенении».

125 лет назад родился Эзра Паунд, американский поэт, издатель и редактор. «Поэзия ХХ века, — писал он, — та поэзия, которая, я ожидаю, будет создаваться в ближайшем десятилетии, отбросит всяческое «сюсюканье», она будет жёстче и естественней, она будет пробирать до костей». О поэте рассказала Ольга Балла.

В «ОСЬМИНОГЕ» — два новых поста от небополитиков. Первый — «Глобализм по-американски: роль России и засада для Китая», второй — «Между НАТО и ШОС – шанс ОДКБ»

Олег Доброчеев в своем новом прогнозе не обещает радужных перспектив на этой неделе: «Дела на этой неделе вряд ли будут спориться. Скорее надо готовиться ко всевозможным препятствиям. И если чего-то не продумали до деталей, лучше не делать. Не суететись, трудности достанут вас сами». КАЛЕНДАРЬ ПЕРЕМЕН в деталях.

Дмитрий Волчек (о котором в хронике Неудобной литературы уже пару раз было сказано) снова на связи. На этот раз в интервью «Частному корреспонденту» (в роли частного корреспондента в данном случае — Дмитрий Бавильский).

— Чувствуете ли вы разницу между бумажным и электронным бытием одних и тех же текстов? Почему вы снова вернулись к бумажным выпускам «Митиного журнала»? Не бросите ли теперь?

— Единственный весомый аргумент в поддержку бумажных книг предложил недавно Сорокин: «На iPad невозможно поставить чайник».

У меня большая библиотека, много редких эмигрантских изданий — есть что-то из собрания Глеба Струве, в Мюнхене я опустошил склад знаменитого русского книжного дома Neimanis. Но собирательство меня совершенно не увлекает.

Издателю, наверное, следует быть библиофилом, но мне всё равно, бумага или монитор. Текст от этого не меняется. Скрип переплёта, запах клея и шелест страниц меня совершенно не возбуждают. Конечно, электронные издания удобнее.

Я бы хотел, чтобы бумажное книгоиздание в России вообще погибло. Чем скорее, тем лучше для читателей. Только так можно уничтожить систему книгораспространения, гигантскую машину по производству мусора.

В Москве три маленьких книжных магазина, в Питере — один, ещё один в Перми. Остальное — бессмысленные супермаркеты, набитые гниющими потрохами Дарьи Донцовой.

Разрушить всю эту систему, построенную на негативном отборе, может только переход на электронные книги. Мне бы очень хотелось, чтобы пирамида рухнула и заодно придавила советских мужичков и тёток, которые её воздвигли.

Я готов отказаться от бумаги и выпускать только электронные издания. Старые номера журнала и некоторые наши книги давно выложены в Сеть. Проблема только в одном: боюсь, что начнут бесноваться психопаты, обороняющие копирайт.

Вы же знаете, что сейчас происходит: все шулеры и негодяи вселенной собрались под знаменем авторского права и готовятся к большой войне. Они её, конечно, проиграют, но крови попортят немало. Ну, тут всё уже сказал Годар: «У автора нет никаких прав, есть только обязанности».

Читайте также предыдущие части проекта Неудобная литература:

— Переписка с Александром Ивановым из Ад Маргинем и представление романов «Побег» и «Мотобиография»
— Виктор Топоров и его Опция отказа. Как это работает, или как найти издателя
— Ответы Дмитрия Быкова
— Ответы Сергея Шаргунова
— Ответы Вячеслава Курицына
— Ответы Николая Климонтовича
— Ответы Владимира Сорокина
— Ответы Дмитрия Бавильского
— Ответы Александра Иванова
— Невозможность продать (в символическом смысле)
— Ответы Льва Данилкина
— «Хорошая вещь пробьется», или Неудобность Галковского
— Ответы Андрея Бычкова
— Ответы Лидии Сычевой
— Ответы Виктора Топорова
— О том, как в толстых журналах 80-х понимали «гласность», а также об отношении издателей к сетевой литературе
— Ответы Алексея Варламова
— Ответы Игоря Панина
— «Новый мир» реагирует на Неудобную литературу. Михаил Бутов VS Виктор Топоров
— Ответы Льва Пирогова
— Ответы Евгения Лесина
— КУКУШКИНЫ ДЕТКИ. Роман Олега Давыдова (к началу первой публикации)
— Ответы Лизы Новиковой
— Ответы Сергея Белякова
— Ответы Ефима Лямпорта
— «А вокруг скачут критики в мыле и пене…» (про литературных критиков)
— Роман «Побег» и МИТИН ЖУРНАЛ
— Ответы Романа Арбитмана
— Переходный период. Битники, Пелевин и — ответы Виктории Шохиной
— Ответы Макса Немцова
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Дениса Яцутко
— Таба Циклон и Джаз на обочине. Гонзо-стайл и антихипстеры
— Игры пастушка Кришны
— Крокодил Анкудинов
— Ответы Кирилла Анкудинова

— Книги проекта Неудобная литература

Вся Хроника Неудобной литературы всегда доступна вот по этой ссылке.

29 октября умер поэт Евгений Головин.

Игорь Дудинский о Головине в интервью Переменам (2007 год):

Головин – действительно «фигура» весьма магнетизирующая, мистическая и «неоднозначная».

Достаточно вспомнить личностей типа того же Гурджиева, чтобы понять, с какими усилиями по-настоящему посвященные люди вписывались в «земную» систему координат. Отсюда и «неоднозначность» их восприятия непосвященными людьми.

Головин – величайший эзотерик современности. Он проштудировал и обобщил все эзотерические знания и учения всех веков и традиций, усвоил их и переварил в котле своего личного опыта.

Согласитесь, что такой огромный груз держать в своей голове, душе и сердце способны даже немногие из небожителей – не говоря уже о земных людях.

Отсюда, опять же, проблемы с восприятием людей с таким эзотерическим багажом.

Да, Евгений Всеволодович Головин (кстати, он жив и здоров, поэтому вполне доступен для контактов) способен при желании пускать в ход свой «магнетизм», интенсивность которого способны выдержать немногие.

Правда, он может закапризничать при виде неинтересного ему человека и забыть о собственном «магнетизме». Тогда он предпочитает притворяться кем угодно — хоть ловким мистификатором.

Головин – больше, конечно, алхимик, чем маг. Хотя бы потому, что в области магии он всегда признавал превосходство над собой недавно скончавшегося Валентина Провоторова.

Алхимию же он знает в совершенстве – насколько такое возможно, потому что в совершенстве алхимию не может знать ни один смертный. Скажем так: на сегодня алхимической теорией и практикой Головин владеет лучше, чем кто-либо из живущих на земле.

Головин одновременно и алхимик, и маг, и хорошо пьющий гениальный поэт, «который читал много эзотерической литературы». Впрочем, я не могу сказать, в каком из своих проявлений он негениален.

отсюда

Антарктида

не поднимайте бровь —
над мысом катастроф
ползет шизоконечная звезда
лохматая волна
нам в ухо прошипит
электро-ледяное “да!”

на этих проклятых скалах
в обломках кораблей
мерцают генитальные мозги
и мы как дураки
ласкаем чей-то скальп
в надеждах субтропической любви

вдали от зодиака
злая лесбиянка
раскинулась нагая антарктида
но мы идем вперед
ебись она в рот
станция амундсен-скотт

и надо же было случится тому
что нас всего семь
и вслед идет невидимый восьмой
сквозь синие леса
мы смотрим на него
и вырываем бесполезные глаза

Так уж случилось, что у меня оказался старый, неработающий адрес электронной почты Кирилла Анкудинова, когда я высылал ему в мае вопросы проекта Неудобная литература. Благодаря прошлому выпуску Хроники, написанному по следам часкоровской колонки Кирилла Анкудинова, Кирилл вышел на связь и прислал свои ответы на вопросы Неудобной литературы. Итак, поэт, лит.критик и литературовед Кирилл Анкудинов в проекте Неудобная литература.

Читаете ли вы современную художественную литературу, публикуемую в издательствах и толстых журналах? Если да, то как часто? Многое ли нравится? Назовите, пожалуйста, последний из понравившихся прозаических текстов, автора, время и место публикации.

— Поскольку я живу в Майкопе, мой читательский кругозор поневоле ограничен. Я читаю толстые литературные журналы (три из них – «Новый мир», «Октябрь» и «Знамя» — очень подробно и внимательно, поскольку рецензирую все их номера для уфимского журнала «Бельские просторы»). Также я читаю наиболее интересные книги, которые добираются до майкопских книжных магазинов, и произведения, которые приходят ко мне по почте или из рук в руки в виде книг или в виде рукописей. Конечно же, этого мало.

Наиболее понравившиеся литературные тексты? Назову три.
Владимир Маканин. «Асан». Роман. «Знамя», 2008, № 8.
Эргали Гер. «Кома». Повесть. «Знамя», 2009, № 9.
Олег Дриманович. «Коста». Роман. Рукопись. В книжном варианте выйдет под названием «У августа имперский профиль».

Обо всех трёх текстах я писал.

Часто бывает так, что издательства и толстые журналы отказываются публиковать по-настоящему хорошие тексты, называя разные причины отказа, либо без объяснения причин. Как вы думаете, почему это происходит? Каковы, как вы полагаете, настоящие причины таких отказов?

Ничего не скажу в отношении практики иногородних издательств, поскольку не вполне компетентен в этой области.

— Что касается толстых журналов, думаю, что главная причина отказа в публикации хорошим текстам со стороны редакционных работников этих журналов связана с так называемым «иерархическим мышлением». Для «иерархического мышления» важно не содержание текста, не его литературные качества, а имя автора. Носители «иерархического мышления» превращают журналы в пасьянсы из имён. Оттого в журналах снова и снова вырисовывается одна и та же картина: литературные мэтры, у которых возьмут даже бред; середнячки-заполнители пространства, не интересные никому; прикормленная молодёжь и абсолютное отсутствие новизны (в именах, в идеях, в стилистике). Новизна страшна «иерархическому мышлению».

Читаете ли вы статьи литературных критиков и обозревателей книжных новинок? Если да, то кто из этих критиков и обозревателей, на ваш взгляд, наиболее адекватен?

— Статьи литературных критиков я читаю (из интереса или по службе обозревателя) или не читаю, а все доступные мне литературные обозрения стараюсь прочесть обязательно.

На самом деле литературных обозревателей сейчас не так много. Хотя больше, чем было шесть-семь лет назад.

Кто из критиков и обозревателей наиболее адекватен? Если бы вы спросили меня, кто из критиков и обозревателей нравится мне, я бы легче ответил. На вопрос в вашей формулировке ответить трудно. Кто наиболее адекватен? Не знаю. Может быть, Лев Данилкин.

Не всегда то, что нравится, адекватно. И не всегда то, что адекватно, нравится. Хотя Данилкин как критик мне нравится.

Как вы думаете, переместится ли в ближайшие лет десять хорошая (большая) литература окончательно в интернет? Отпадёт ли необходимость в бумажных изданиях? Если нет, то почему вы так думаете?

— Начну с конца вашего вопроса. Необходимость бумажных изданий не отпадёт, а необходимость «толстых литературных журналов» в их нынешнем формате может отпасть и, скорее всего, отпадёт (если данный формат не перестроит себя).

Почему останутся бумажные издания? Хотя бы потому что сейчас 80% моего нынешнего майкопского литературного окружения не владеют компьютерной грамотой.

Что касается «большой литературы, перемещающейся в интернет»…

Дело в том, что интернет предполагает определённое мышление. Та часть литературы, которая соответствует этому мышлению, переместится в интернет, а та часть, которая не соответствует ему – останется в бумажном формате.

«Большая литература» — это и «Уединённое» Розанова, и «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева, и «Война и мир». Так вот, шедевры, похожие на «Уединённое» и на «Москву-Петушки» в сетевой литературе появляться будут, а шедевры, похожие на «Войну и мир», — не будут. Пути и возможности «Войны и мира» останутся для бумажной литературы.

Приведу такую аналогию. Вот появилась оперетта как жанр…

Вопрос номер один: Даст ли жанр оперетты шедевры? Ответ: Конечно, да.

Вопрос номер два: Даст ли жанр оперетты шедевры в жанре оперы? Ответ: разумеется, нет. Если мы привыкли считать, что хорошее искусство – это по умолчанию только опера, ничего хорошего от перспектив оперетты мы не дождёмся.

Вопрос номер три: Перетечёт ли всё хорошее в искусстве из сферы оперы в сферу оперетты? Ответ невозможен, так как вопрос поставлен некорректно.

Читайте также предыдущие части проекта Неудобная литература:

— Переписка с Александром Ивановым из Ад Маргинем и представление романов «Побег» и «Мотобиография»
— Виктор Топоров и его Опция отказа. Как это работает, или как найти издателя
— Ответы Дмитрия Быкова
— Ответы Сергея Шаргунова
— Ответы Вячеслава Курицына
— Ответы Николая Климонтовича
— Ответы Владимира Сорокина
— Ответы Дмитрия Бавильского
— Ответы Александра Иванова
— Невозможность продать (в символическом смысле)
— Ответы Льва Данилкина
— «Хорошая вещь пробьется», или Неудобность Галковского
— Ответы Андрея Бычкова
— Ответы Лидии Сычевой
— Ответы Виктора Топорова
— О том, как в толстых журналах 80-х понимали «гласность», а также об отношении издателей к сетевой литературе
— Ответы Алексея Варламова
— Ответы Игоря Панина
— «Новый мир» реагирует на Неудобную литературу. Михаил Бутов VS Виктор Топоров
— Ответы Льва Пирогова
— Ответы Евгения Лесина
— КУКУШКИНЫ ДЕТКИ. Роман Олега Давыдова (к началу первой публикации)
— Ответы Лизы Новиковой
— Ответы Сергея Белякова
— Ответы Ефима Лямпорта
— «А вокруг скачут критики в мыле и пене…» (про литературных критиков)
— Роман «Побег» и МИТИН ЖУРНАЛ
— Ответы Романа Арбитмана
— Переходный период. Битники, Пелевин и — ответы Виктории Шохиной
— Ответы Макса Немцова
— Ответы Юрия Милославского
— Ответы Дениса Яцутко
— Таба Циклон и Джаз на обочине. Гонзо-стайл и антихипстеры
— Игры пастушка Кришны
— Крокодил Анкудинов

— Книги проекта Неудобная литература

Вся Хроника Неудобной литературы всегда доступна вот по этой ссылке.

30 октября 1885 года родился Эзра Паунд, американский поэт, издатель и редактор

«Make it new!» — звучал призыв, провозглашённый Паундом в самом начале его поэтического пути. «Поэзия ХХ века, — писал он в программном эссе «Prolegomena», — та поэзия, которая, я ожидаю, будет создаваться в ближайшем десятилетии, отбросит всяческое «сюсюканье», она будет жёстче и естественней, она будет <...> «пробирать до костей».

Конечно, он был человеком утопии.

В ХХ веке такое, впрочем, неудивительно, если не сказать банально. Это столетие словно нарочно было послано людям западной культуры для того, чтобы они как следует прожили, прочувствовали и переоценили свои отношения с утопиями и утопизмом. Но Паунд — особенный.

Он заплатил за свою утопию, как никто другой. Неделями в клетке. Буквально в клетке с прутьями, открытой со всех сторон, без крыши, в которой соотечественники-американцы держали изменника Паунда, как особо опасного преступника, в лагере для военнопленных под Пизой. Месяцами — в тюрьме. Тринадцатью годами — в психиатрической лечебнице. Смертью на чужбине (правда, этой чужбиной была горячо любимая им Венеция). Заплатил унижением, изоляцией, утратой друзей, телесного и душевного здоровья, распадом самой речи (опять же буквально: к концу жизни он подолгу не мог разговаривать). Заплатил обвинением в измене, выдвинутым собственной страной, к которой никогда не переставал чувствовать себя принадлежащим, хотя страшно её ругал и не уставал повторять, как многое он в ней ненавидит. (Он бранил и ненавидел Америку на правах своего. Только очень любящие так умеют.)

Всё это само по себе заставляет предполагать, что утопия Паунда была для него чем-то очень настоящим — совершенно независимо от степени её утопичности. И от степени её безумия и чудовищности — а таких компонентов у неё было более чем достаточно.

Нет, утопии это ничуть не оправдывает. Но очень много говорит о самом Паунде и о его времени.

И конечно, он был одним из самых важных неудачников своего века. Самых характерных, самых влиятельных. Таких, без которых его век попросту не смог бы стать самим собой. По крайней мере век литературный и англоязычный.

Его «Cantos» — «Песни», огромный эпос, призванный охватить всю историю, от античных истоков до современности, который он писал всю жизнь, с молодости до глубокой старости, да так и не закончил, — остались… не то чтобы непонятыми, нет… Понимания того, что и почему он делал, Паунд, несомненно, дождался. Со стороны тонких ценителей. Дело обстояло гораздо хуже: труд жизни Паунда не был востребован западной культурой — в том объёме и в том качестве, как он сам считал нужным. Читать дальше »

Вчера услышал по телевидению образцово-показательную весть о том, что в Афганистане совместными усилиями российско-американских войск обнаружены и уничтожены потайные заводы по добыче и производству и фасовки наркотика героина. Показали огромные мешки с опийным сырьем и двух гордых командиров в форме. Один по-русски спрашивал:

— Опиум?

Второй по-английски отвечал:

— Yeah-yeah opium…

Типа нашли общего врага. Сплотились на почве единодушной ненависти к отвратной наркоте.

А потом прозвучала сумма. «Всего было уничтожено в ходе операции героина на миллиард долларов». И тут меня вскрыло. Как же это глупо! Ну в самом деле, лучше бы поставили продажу наркотиков под контроль, а не боролись бы с ними. Чем наркотики хуже алкоголя? Тем, что от них люди мрут? Ну хотят умирать — и пусть умирают. У нас свободный мир. Свобода воли, свобода выбора. Подростки неразумные умирают? Ну что значит неразумные. Ну не продавайте их детям, не продаете же детям водку и пиво?

Да, продажу наркотиков (любых!), я считаю, нужно разрешить. В особых магазинах и по строгим правилам. Ведь если люди хотят травиться и умирать (получать кайф, расширять сознание, избавляться от боли, забываться), то зачем им это запрещать?

Лично я не употребляю наркотики. Вообще. И считаю, что это гадость. Но я сделал этот выбор сам. Не потому что мне государство запретило их потреблять, а потому что я человек разумный и просто лучше себя чувствую без них. Но:

Потребление наркотиков (в частности, опиатов) — это древнейший ритуал, древнейшая культура. Их просто так все равно не запретишь и не истребишь. Хоть потрать ты на это миллиарды и века… Поэтому, дорогие США и Россия, давайте смотреть правде в глаза и извлекать прибыль и пользу из этого неизбежного зла. Поставьте под контроль оборот (под реальный контроль, а не под иллюзорный. под такой же контроль, под который вы поставили табак, алкоголь, продукты с вредными консервантами и прочую вредоносную байду, которая продается в магазинах), разрешите — в ограниченном режиме — и получайте большие налоги в казну. И хватит травить бедных афганцев и пакистанцев… Они жили этим и будут жить всегда. Это их национальная сельскохозяйственная культура.

В конце концов, от наркотиков меньше вреда, чем от нефти, это уж по-любому в масштабах вечности и всемирной экологии.

P.S. Конечно, они никогда этого не сделают… Потому что у них есть «совесть» (точнее слабоумный электорат).

Некоторый бонус к моему сборнику, опубликованному в PDF-поэзии Перемен.

* * *

Мирный полдень
Коричневый ветреный сон
Мне идти сквозь бесшумные древние двери
Чтобы легкие темные лица смотрели
На походки моей беспредметный узор

Я скучаю по самой прохладной цветочной мечте
Несказанной красе, продырявленной в тире
На лоскутьях победы, в потерянном мире
На далекой и сладкой бесплодной земле

Чтобы просто не знать мне
Как кто-нибудь нежный
Забываясь летает в беззвучности фраз

В глубине безотчетной надежды
В теплоте твоих ласковых глаз

* * *

Улыбнуться, открыться, остаться
В серый отблеск апрельских ночей,
Мне за ненависть не расквитаться
Пыльной мелочью всех мелочей

Стук стекла, отуманенный отблеск
Блики неба, протяжность луны
И твои неспокойные пальцы
Догорают в сиянье весны

* * *

Мне хотелось уйти под землю,
Чтобы больше не слышать твой голос.
Мне хотелось заснуть под морем,
Мне хотелось быть смертным.

И ни разу стекло не разбилось
И ни разу ни звука ветра
Рядом тихо летали ветки,
И хлестали по воле, задув бесконечность

* * *

Звенящая черная дырка
Заглавных позиций позор
Мне осталось только ждать тебя, всевышний
Выноси свой жалкий мусор
Выноси сор, выноси выносы из угла в угол
Расставляй переносы напротив ублюдков в темно-коричневых касках
Старых морщин безветрие дня
безносая тля
Замешаны в лучших тонах поднебесья,
В плесени песен