Проблемы Искусственного интеллекта обсуждаются десятки лет. Можно ли его построить? Какие программы потребуются? Какие результаты ожидаются?

Сегодня первичные функции Искусственного интеллекта осваивает Интернет. В нем есть инструменты, классифицирующие информацию, формирующие выборки, осуществляющие верификацию данных и т.д. Это социальные сети, WEB-журналы, энциклопедии, поисковики… Активными элементами Интернета являются люди (пользователи), которые применяют эти инструменты, и для размещения, и для извлечения информации. Мы предполагаем, что в будущем произойдет унификация адресной сетки и информационных потоков на основе ортогональной системы координат. По оси X будут фиксироваться учетные данные пользователей, а по оси Y — кластеры информации. Тогда каждому трансферту информации будет соответствовать вектор с численными компонентами (x,y). Откроется возможность применения математических матриц для описания WEB-взаимодействий и ступенчатой WEB-навигации. Читать дальше »

На канале Культура (или Россия К, как он теперь называется) показывают нашумевший фильм «Подстрочник» (Лилиана Лунгина рассказывает историю своей жизни). А в блог-книге «Осьминог» была весьма интересная рецензия на этот фильм, тоже наделавшая немало шума. Называлась она «Карлсон, который живет в подполье. Зачем телеканал «Россия» показал фильм «Подстрочник»».

Рецензия полезная как для тех, кто фильм не смотрел, но собирается, так и для тех, кто посмотрел и особенно ничего не понял, а просто увлекся сюжетами.

Цитата: «Вообще, тема посконного русского антисемитизма, пожалуй, основная в фильме «Подстрочник». Русские, оказывается, спят и видят, как бы им погромить евреев. Это у них такая национальная забава. И им почти дали такую возможность, когда Сталин начал кампанию против космополитов безродных». Вот текст рецензии полностью.

Забавно, мое внимание тут обратили на днях на то, что Тема Лебедев, известный дизайнер, оказывается активно читает Перемены и блог-книгу «Осьминог», в частности. Вот, например, он, явно вдохновившись прочтением этой статьи из «Осьминога», пересматривал «Аватар» и размышлял об эстетическом и идейном сходстве Кэмерона с Копполой:

Всю дорогу я думал, что смотрю фильм про Вьетнам: американец втирается в доверие к вражеской тетке и постепенно предает своих, потому их идеалы — говно. Сцена с расстрелом деревни аборигенов тоже слишком сильно похожа на продолжение «Апокалипсиса»

http://tema.livejournal.com/545956.html

Запись датирована 9 января. А пост Ивана Севастьянова появился 29 декабря.

И, оказывается, Лебедев уже не впервые темки заимствует с Перемен. Мне сказали, что раньше он какие-то китайские картинки из «Лабиринта» перепечатывал и еще что-то… Не делая via.

Нехорошо, Тема, скрывать, откуда берутся твои идеи…

Вышел альбом «Heligoland». Автор [уже удаленного поста в жж] сопроводил ссылку таким комментарием: боже мой, какой офигенный альбом. Наверное, этого достаточно…

29 (17) января 1860 года родился А.П.Чехов

Классики, в силу тотального навязывания их произведений еще в школе, становятся чем-то хорошо знакомым, но крайне абстрактным: вроде героев компьютерной игры. Граф Т. (он же Л.Н. Толстой) и Ф.М. Достоевский в пелевинском романе: супербоевики, владеющие массой приёмов и разными видами оружия. Нечто вроде Шварца (Арнольда) или Рэмбо. В моём старом рассказе «Чеховиада» подобное вытворяет Антон Павлович.

В этом рассказе была сцена с фантазией-импровизацией:

Молодая смотрительница-экскурсовод в доме-музее Чехова в Гурзуфе показывает мне любимую вещицу писателя – трость-стул, который в собранном виде напоминал пулемет Дягтерева. Глядя в светло-зеленые глаза девушки, я перешел на экскурсоводческий тон:

— Любил Чехов по вечерам с тростью-стулом-ДП гулять. Погуляет, погуляет, посидит на стульчике, а потом соорудит из него пулемeт и… огонь по соседу – художнику Выезжову. После первых выстрелов художник, обычно, на террасе не показывался. Прятался в доме. И ложился в этот день, зная упорный характер Антона Павловича, не зажигая лампочки. От досады писатель выбирал другую цель и, ухлопав одного-двух (максимум пять) случайных прохожих, успокаивался. Раскладывал пулемёт в стул, усаживался на него и писал какой-нибудь смешной рассказ. Местные жители боялись потревожить его покой, а потому шествовали мимо, как правило, на цыпочках. Если же он рассеянно поднимал голову – бледнели и шепотом произносили: «Здрас-с-сь-те». Палыч им приветливо кивал. Почитали его в Крыму необычайно».

Смотрительница настолько была поражена этим эпизодом, что в ответ поделилась своей «запретной темой»: неизвестными широкой общественности письмами Чехова с сексуальными впечатлениями о японках…

Когда рассказ готовили к печати, я захотел, чтобы наш художник нарисовал иллюстрацию: Чехов в очочках, плаще, перепоясанный пулемётными лентами, как Рэмбо. В руках – ДП. Но рассказ еле влез на полосу – от картинки пришлось отказаться.

Спасатель

Да, троица Толстой, Достоевский, Чехов – основной ударный отряд русской литературы. Если переводить наших классиков на постмодернистский язык квэстов и комиксов, то Федора Михайловича и Льва Николаевича можно органично представить с гранатометами в руках (у Пелевина граф Т., памятуя о непротивлении, стреляет с криком: «Поберегись!»). Что же касается Антона Павловича – в голову настойчиво лезет изображение аптечки. Той, которая в бродилках прибавляет жизни. Вырисовывается странный образ супермена: сначала он стреляет по «плохим», а потом оказывает им медицинскую помощь.

Но ведь в чеховском творчестве так же: сначала писатель беспощадно изображает какого-нибудь негодяя, а потом добавляет такую трогательную деталь, что на гаде вспыхивает надпись «Не убий». Ты начинаешь ему сочувствовать. Даже скряге, гробовщику Якову Иванову в «Скрипке Ротшильда», снявшему мерку со своей умирающей, но еще живой жены. Сделав гроб, Яков написал в книжке доходов-расходов: «Марфе Ивановой гроб — 2 р. 40 к.» Но его бесподобная игра на скрипке, это запоздалое раскаяние, «вытягивает» сквалыгу из омута алчности и душевной черствости…

У компьютерного Дока Чехоффа из снадобий всего ничего (как у фельдшеров и врачей из его рассказов): сода (natri bicarbonici), нашатырь (ammonii caustici), раствор железа (rp. liquor ferri). Нашатырь юмора – чтобы очнуться, антисептик честности – от бактерий фальши, железо характера – для укрепления иммунитета воли. Все лекарства у дока Чехоффа волшебные.

Как у доктора Айболита Чуковского. Кстати, главный советский сказочник – был и остается лучшим чеховедом. К мнению Корнея Ивановича я буду неоднократно возвращаться в этой статье. Читать дальше »

Умер Джером Сэлинджер («Над пропастью во ржи»). Ему был 91 год. Текст Димы Мишенина о нем.

Атлантида тонула медленно. И вот ее не стало. И теперь уже вряд ли кому-то посчастливится ее найти. Вот если я сделаю себе чашку крепкого кофе, полечу на Камчатку и вылью остывшее кофе в Охотское море? Кофе растворится и станет частью безгранично ледяной воды, подобно мне, растворяющемуся в толпе кретинов.

Поверьте, я готов надеть норковую шубу и вступить в ряды Гринписа. Никто меня не упрекнет в болезненности моих замыслов, ибо, смотря на мир сквозь пелену здравого смысла, забываешь об одном: в гробу мы все лежим одинаково.

Кофеварка хорошая. Выдает 15 бар. Я до отказа набиваю ее кофе, утрамбовываю его и закрываю крышку. Тишина резко нарушается стуком внутреннего механизма. Пока происходит этот таинственный процесс, на меня обрушивается какое-то совершенно непонятное ощущение. Чувствую сильнейший дискомфорт и не могу сообразить, что случилось.

Что-то очень похожее на дежавю. Я просыпаюсь с утра в теплой постели. Перевернувшись на левый бок, обнаруживаю рядом свою девушку. Она смотрит на меня.

Я делаю нам обоим кофе и что-то рассказываю ей про Атлантиду. Опять забираюсь в постель. Мы выпиваем кофе. С ночного столика я беру журнал и начинаю его читать. Моя любимая соскальзывает вниз и кладет свою голову мне на живот, закрывшись одеялом.

В прессе пишут столько всякого говна, и изо дня в день мы продолжаем мириться с этим. Если нам говорят, что общество цветет, то мы либо верим, либо, не веря, продолжаем читать дальше. Но мы держим в руках бумажную взрывчатку, нам просто необходимо, чтобы наступил коллапс мозга. Это, согласитесь, приводит в тонус. Как и кофе, который я сейчас пью. Он нужен мне с утра. Я хочу его выпить.

Вдруг рука моей девушки соскальзывает в пределы моего нижнего белья, и уже через секунду моя елда ласкается ее розовым язычком. Это происходит настолько неожиданно, что дыхание мое сбивается и я конвульсивно пытаюсь сосредоточиться на утреннем кофе с журналом. Глупо. Я делаю вид, что ничего не происходит, и продолжаю читать дальше. Меня это заводит. В не меньшей мере это возбуждает и ее. Я только вижу, как одеяло то поднимается, то вновь опускается.

Я запрыгиваю на нее. Ровно четыре минуты. А дальше я иду курить на балкон. Она все равно не успела.

Все мои мысли об Атлантиде были напрасны. Секс заставил меня забыть о ней и выкурить сигарету.

Я по-прежнему стою на кухне, а кофеварка по-прежнему стучит. Я включаю ее в режим подачи пара, наливаю в кофе последние сливки, полагавшиеся кошке, и струей пара взбиваю пену на образовавшемся напитке.

Белый потолок на кухне слишком белый. Я смотрю поочередно то на кофе, то на потолок. Голова начинает кружиться. Может, выпить потолок, а кофе пустить на побелку?

Из окна на город открывается широкая панорама. В зависимости от погоды вглубь города просматриваются семь-десять километров. Видна телебашня. Видны три дороги. Видна автостоянка. Еще видно поле, прямо перед окном. Огромное поле, куда я хожу летом, чтобы просто лежать, думать о чем-то, колосками чтобы ковыряться в зубах. Это то место, где я беззаботно могу лежать, впитывать энергию земли и читать интересные книги. Это то место, куда я всегда могу прийти, если погибаю. Здесь я остаюсь один. Наедине сам с собой. Тут тихо, а справа – небольшой лес. Туда я еще никогда не ходил, хотя до него – рукой подать. Наверное, я не иду туда лишь затем, чтобы знать, что еще не везде побывал, и чтобы быть уверенным в том, что где-то еще осталась нераскрытая тайна.

Также появились страницы: Все авторы Перемен (в алфавитном порядке со ссылками на соответствующие страницы; в список включены все авторы, имеющие в основных разделах сайта более одной публикации либо очень активно публиковавшиеся в Блоге Перемен) и Все тексты о людях. Обе страницы доступны с Главной страницы Перемен (ссылки на них есть в боковой колонке слева).

АГЕНТ СМИТ:
Одна жизнь имеет будущее. Другая — нет.
(разговор в кабинете)

Льюис Кэрролл, настоящее имя – Чарльз Лютвидж Доджсон (Додсон). Дата рождения: 27 января 1832 года. Место рождения: тихая деревушка Дерсбери, графство Чешир, Великобритания. Национальность: великобританец до мозга костей. Особые приметы: глаза ассиметричные, уголки губ подвернуты, глух на правое ухо; заикается. Род занятий: профессор математики в Оксфорде, дьякон. Хобби: фотограф-любитель, художник-любитель, писаталь-любитель. Последнее подчеркнуть.

Наш именинник, на самом деле, личность неоднозначная. То есть, если представлять его числами, то получится не один, а два – или даже три. Считаем. Читать дальше »

В программе:

1. Сообщение «Абстракционизм – разрушение или созидание?»

— Истоки: краткая история абстракционизма от Кандинского до Поллока;
— О чем с нами говорит абстрактное;
— Абстракционизм как выражение мистического опыта художника;
— Свобода самовыражения и ее границы в абстракции;
— Линия, пятно, цвет, фактура, композиция, равновесие и ритм в абстрактной картине;
— Прочтение абстрактного изображения.

2. Мастер-класс «Рисуем абстракцию». Читать дальше »

Появилась страница под названием «Избранные Перемены». Она будет еще корректироваться и дополняться, но уже сейчас у вас есть возможность опубликовать ее на своем сайте или блоге.

За помощь в создании страницы спасибо Саше Яцутко )

И снова мы шествуем по стопам западной цивилизации. Что и говорить, отставать Беларусь от своих западных соседей никогда не желала и не станет этого делать. Всем понятно, что мы, как-никак, — центр Европы, а это, черт возьми, обязывает. Подглядев в замочную скважину, наше правительство решило, что наша страна ничем не хуже и что нужно следовать современным тенденциям. В этом году 23 февраля станет для мужчин и женщин-любителей выпить летним вечерком крахом светлых надежд. Утвержден законопроект, запрещающий распивать спиртные и слабоалкогольные напитки в общественных местах, т.е. везде, кроме вашего дома на амбарном замке и глухой кабинки в привокзальном сортире.

У нации, потерявшей все надежды, разбитой и опущенной, которой только и остается что бухать от зари и до полночи, забирают самое сокровенное – выпивку. Конечно, можно и дома под селедочку сорок градусов точить, но соседи – штука мерзкая и после одиннадцати, как правило, требуют тишины. А широкая белорусская душа требует простора, чтобы было, где размахнуться. А власти тем временем клетку ужимают, так что перья в створках скрипят.

Улица – это наша романтика. Здесь мы тырчем в хлебала незнакомым, поем песни под несуществующую гитару и устраиваем бесконечные родео в кустах или под елкой – дело вкуса. Здесь мы ненавидим наши органы правопорядка, здесь мы любим непринужденность и бессмысленный риск. Это что же, теперь у нас забирают родные переулки! Нам оставляют лишь небольшие улочки с заглушками на двух концах. Нам оставляют улицы лишь для того, чтобы по ним ходить. А как же блевотина под супермаркетом? Как же кровь чужака посреди тротуара? Пьяные разговорчики посреди проспекта? Безусловно, депутатам этого не понять: они блюют в алмазные мусорки. Мы – крысы, и нас сливают в канализацию. Я люблю нашу страну. Я горд за нее. Что может быть лучше, чем родная помойка?

Америка, услышь зов нашей республики! Дрожащей дланью тянемся мы за тобой, вдыхая сероводород Европы! Нам нужны перемены, и мы их создаем!.. Мы пердим в свои котлы, чтобы чугунное эхо дошло до твоих побережий, услышь нас, Америка…

Тем временем, пока пердеж распространяется по свету, белорусские форумчане с визгом неудовлетворенных поросят изливают свои эмоции, кричат в бездну, но дьявол глух: 23-ее число безнадежно испорчено. А ведь невинная бутылочка пива в руках, когда идешь мимо городских киосков, мимо безвкусицы витрин и застывших в них голых манекенов, мимо регулировщиков и мимо безнадежности, — это чуть ли не панацея! Кажется, что из киосков тебе бесплатно готовы отдать весь тираж «Плэйбоя», витрины приобретают новогоднее свечение, регулировщики, словно забыв о движении, улыбаются тебе с самой середины перекрестка, а безнадежность становится лишь веселым колоритом здешних пейзажей. И все это – одна бутылочка пива! Ну две. Пусть три. Да хоть четыре, едрена вошь, не в этом суть. Летние посиделки с гитарой и пивом у городской реки, беснующиеся прохожие и молоденькие девушки на коленях – это единственный луч света во всем этом царстве мракобесия.

И если в Америке для того, чтобы заглянуть к вам в пакетик, из которого вы уже с семи утра отхлебываете ставший теплым виски, нужен чуть ли не ордер на обыск, то у нас мотивирует ментовская дубинка (о протоколе досмотра с привлечением двух понятых нашему среднестатистическому милицейскому, как показывает практика, совершенно ничего не известно). Но это все пустые доводы. Мы пили, пьем и будем пить. С подачи Горбачева мы и «Шипр» пили – и ничего, живы! А теперь уж тем более как-нибудь исхитримся, все-таки еще не сухой закон. Мы все еще верим в светлое завтра, а нас все еще бьют кнутами по жопе. Но наши жопы крепки, и да пребудет с нами сила!

Привычке курить, на мой взгляд, есть только одно оправдание.
То, как ты это делаешь, должно быть чертовски красиво!
Как, например, в этой подборке «Сигареты и кинематограф» с сайта Toutlecine

Fred MacMurray, Film Noir

ГРЯЗНАЯ ПЕНА МОРСКАЯ
В МОМЕНТ ПОМЫШЛЕНИЯ
Вот
я иду
Мне не холодно
Под кожей моей
много чего интересного
и презабавного действует
и промышляется
сплошная деревесина кайфа
плоть мне заменяющая
дельфинов стая
заплутавшая
с лиловыми и чуть глумливыми
лыбами
в хлябях глубинных
давимыми
этими в даль
вновь ускользнувшими
хитрыми рыбами
где-то призрачно мерцающими
в моем океане
И если рассматривать
моей головы содержимое
то оно не серо-зеленое
и совсем не материя
хотя сам так думал пока не
убедился в обратном
Там в голове океан
настоящий
omg Читать дальше »

На этот суперкомикс я обратил внимание, читая мемуары Федерико Феллини. Режиссер писал:

«Я верю, что есть особенно чувствительные люди, которым доступны измерения, находящиеся за пределами восприятия большинства. Я не отношусь к этим избранным, хотя в детстве переживал необычные ощущения и фантазии. Вечерами, перед сном, я мог в своем сознании перевернуть спальню, сделав пол потолком, что проделывал в комиксе Маленький Немо, и это было настолько убедительно, что я крепко держался за матрас, боясь свалиться с потолка. Мог заставить комнату кружиться, словно дом подхвачен вихрем. Я боялся, что когда-нибудь мне не удастся вернуться в обычное состояние, но даже это меня не останавливало, так хотелось опять пережить эти волнующие моменты».

Заинтересовавшись, я отыскал этого «Маленького Немо» и сразу же понял, что это не просто хороший комикс (специалисты по комиксам называют его в один голос «прекрасным и новаторским комиксом, изменившим судьбу жанра»), но – визионерский шедевр, определивший в фильмах Феллини очень и очень многое – все эти клоуны, выступающие как агенты других миров, тоннели, по которым герои фильмов головокружительно спускаются вниз, в запутанные миры своего бессознательного – все это есть в этом комиксе (особенно много параллелей с фильмом «Город Женщин», который Феллини считал самым сновидческим своим произведением).

Комикс «Little Nemo In Slumberland» был придуман канадским художником по имени Уинзор МакКей. Читать дальше »