Давно здесь не было достойных внимания прогонов. Теперь я решил попробовать себя в этом нелегком литературном жанре. Я хочу рассказать про одну свою очень хорошую подругу, которую я сто лет уже не видел, но до сих пор вспоминаю очень часто.
Мы играли в такие страшные игры, что и не приснятся простому «воспитанному» человеку. Она, например, периодически, как и я, находилась в глубочайшей депрессии. Дело было в том, что она просто никак не могла наладить свою личную жизнь. Она стала из-за этого настоящей нимфоманкой: естественно, хочется ведь ебаться, когда все тебя хотят выебать, но никто при этом больше двух раз уже тебя не хочет. Такая была примерно у нее ситуация. Несколько лет назад она была моей любовницей, потом любовницей Павла, Андрея, Сергея, Сухова, моего вечно пьяного соседа и, наконец, Иванова…
Вся фигня была в том, что она и сама толком не могла понять, что ей нужно от мужчины. Она хотела: 1. Чтобы он был смазлив или, на худой конец, красив, хотя можно и просто доброго. 2. Чтобы у него было много денег и иностранный автомобиль. 3. Чтобы он носил ее на руках. 4. Чтобы все ее знакомые девушки считали, что он душка и ну просто дико сексуален. 4. Чтобы у него был большой. 5. Чтобы он очень хорошо трахался. 6. Еще что-нибудь?
Естественно, всего этого в одном флаконе не находилось, а она не прекращала активных поисков, и, в итоге, стала реальной блядью. Мне, конечно, было абсолютно уже наплевать – блядь она или нет. Потому что, во-первых, я еще с самого начала нашего с ней знакомства решил, что никогда не влюблюсь в нее, а во-вторых потому, что я вообще потерял (вполне осознанно) почти все свои моральные критерии, забил на все свои нравственные устои и решил стать весьма беспринципным человеком (чтобы быть хоть каким-то и чтобы оправдать свое бессмысленное существование, ибо лень взяла верх).
Она отлично водила машину. Как-то мы поехали к ней на дачу (были еще Мария и Оганес). В машине я попытался поговорить «об этом», но тут понял, что не могу ничего сказать и высказать, потому что мое сознание стало настолько рваным (не знаю из-за чего. Ведь я не употреблял больше никаких наркотиков, а мне – вот досада и недоразумение! – только хуже от этого стало), настолько рваным стало мое сознание, а его фрагменты, клипы, которые еще представляли более или менее вразумительные частицы реальности, стали настолько короткими, маленькими и незначительными, что проще даже не пытаться восстановить целостность восприятия мира и целостность сознания. Ни путем склеивания этих клипов, ни путем заполнения огромных промежутков между этими клипами это сделать все равно не удастся. Оставалось одно: идти путем полной ликвидации оставшихся еще клипов. Не все ли равно, как я буду жить дальше. Я так рассуждал: «В любом случае я смертельно болен и мне, видимо, не долго осталось. Можно теперь позволить себе все: можно есть что угодно, пить сколько угодно, трахаться с кем угодно и как угодно, употреблять какие угодно наркотики…» Все это я думал, когда мы ехали на дачу, думал вместо того, чтобы поговорить с ней, тупо смотрел на быстро едущий серый асфальт за окном ее лады и думал.
Наверное мы с ней тогда именно благодаря этому «родству душ» очень сошлись. У нее была непонятка с жизнью и у меня тоже. Потому что мы оба играли в страшные игры. И неизвестно еще, кому из нас было хуже. Мне или Ире, которая, понятное дело, тоже была «смертельно больна». Она болела, как и я, непониманием, что игры, в которые мы играем – это не игры, доводящие до летального исхода, а всего лишь детская хуйня. Она не знала этого. Я тоже не знал. «Не учили в глазок посмотреть», как пела Земфира. Поэтому все казалось отчаянно страшным и мир рушился на глазах.
И тогда я думал примерно так: если есть Бог, то он не спас меня, не помог мне, он слишком поздно дал мне понять, насколько страшны те игры, в которые мы играем. Остается достойно завершить игру. («Просирать, так с музыкой», — это мне в детстве какие-то подонки сказали, с которыми я вместе строил шалаш на даче).
«Никто никого не любит», плакала она как Крис Айзек. А разве ее мог кто-то по-настоящему полюбить, если она вела себя как полная дура? Нет, девушку, которая ежеминутно спрашивает о том, правда ли то, что она красива, или через каждые пять минут заговаривает о сексе – очевидно при этом играя, — полную неуверенности, полную комплексов, которые даже уже не может прикрыть под маской инфантильности, потому что уже все-таки достаточно большая девочка, такую девушку – нельзя полюбить (надо реально быть прекрасным принцем, чтобы освободить ее и распутать засаленный узел ветхой веревки ее души. А сказки… сказки кончаются и никогда не начинаются снова.)……. Но все это уже пьяный гон, прости админ. На самом деле все кончилось просто элементарно: она вышла замуж, родила двоих детей и любит своего мужа, богатого какого-то продавца автомобилей. Чеченца при том. Он ревнив, и не позволяет ей общаться ни с кем из старых друзей. Поэтому мы и не общаемся. Я, кстати, тоже не плохо живу!