Приглашения Олега Кулика на встречи художников в подвалах московского Винзавода приходят мне регулярно. Это встречи, предваряющие большую выставку «ВЕРЮ», задуманную Куликом уже довольно давно. Вообще, фигура Олега Кулика очень интересна мне еще с тех пор, как я встретился с ним для интервью, в ходе которого он вдруг предстал действительно супер- человеком и именно художником. Интервью вот здесь можно прочитать.
Как раз в этом интервью Олег впервые и рассказал о своем проекте «ВЕРЮ», который он тогда только начинал готовить. Сейчас «ВЕРЮ» уже на полном ходу. И вот-вот случится развязка. Развязкой станет открытие выставки (планируется, что оно состоится 28 января 2007 года). Около 50 современных российских художников покажут как и во что они верят.
А пока выставка не открылась, Кулик разогревает художников, себя и арт-поле встречами в подвалах бывшего Винзавода.
Винзавод это крайне харизматичное место, которое в ближайшее время обещает стать меккой российского «современного искусства». Сейчас там просто дореволюционные ангары чудовищной красоты со странными граффити на стенах. Без пола и отопления и с большим количеством молдаван повсюду, которые чего-то там ремонтируют и приводят в порядок.
Встречи, подобно заседаниям какой-нибудь масонской ложи, проходят в обстановке строжайшей секретности и ритуального экстрима (в подвалах дико холодно). Художники, кутаясь в специально заготовленные одеяла и попивая вино из пакетов и чай из термосов, говорят о самом таинственном, о чем только могут говорить художники. О вере и о принадлежности современного искусства к древнейшей сакральной традиции (например, к иконописи). Ищут, грубо говоря, корни…
Сегодня была уже шестая встреча. Выступал историк культуры Алексей Лидов. Направляясь к трибуне, он сбил ногой стакан с чаем, который я непредусмотрительно поставил на пол рядом со своим стулом. Лидов интеллигентно извинился, и я отпустил его с миром. Вначале он долго и довольно скучно что-то такое говорил на тему того, что вообще еще совсем недавно та бязь, которая называется «современным искусством», была ему совсем неинтересна, а тут вдруг он, серьезный человек, знаток древних византийских традиций, почувствовал, что… и так далее. Это вступление, впрочем как и всю лекцию и часть дискуссии, последовавшей за ней, можно скачать и заслушать, так как я записал все это на диктофон (скоро я этот файл, наверное, с сервера удалю, так что пока качайте, кому интересно, там 34 мегабайта). А потом Лидов, проговаривая свою теорию, постепенно преобразился.
В двух словах — речь идет о том, что «создание сакральных пространств«, или «иеротопия» — это самостоятельная форма художественного творчества, важнейшее из искусств, которое по разным причинам было невостребовано и непризнано в рамках существующей культурной традиции, выброшено из контекста мировой художественной культуры — например, в силу господства позитивистских взглядов на мир, для которых свойственно было признавать объектами Искусства только материальные объекты (скульптура, живопись и так далее)… А вот то, чего потрогать нельзя и что к тому же апеллирует к каким-то высшим, священным сущностям, искусством как бы и не считалось.
Под «созданием сакральных пространств» Лидов понимает создание некой среды, попадая в которую человек входит в контакт с высшим миром. Все предметы древневизантийского и древнерусского религиозного искусства, говорит Лидов, возникали на самом деле не сами по себе, а как часть некоего конкретного сакрального пространства. Не просто какие-то «икона», «храм», «фреска», а своего рода элементы, рычаги, инструменты, которые работали на более глобальный, большой проект.
Творчество здесь состоит в создании пространственной образности, которая воплощается в зримых или незримых формах… Пример: огромные архитектурно-ландшафтные иконы типа подмосковного Нового Иерусалима, за которым лежит идея создания огромного «иконического пространства». И, утверждает Лидов, ведь это было кем-то придумано как некий проект по созданию пространственной образности!
Другой сильный пример сакрального пространства: широкоизвестный образ-концепция Святой Руси. Художники, создавшие этот проект — царь Алексей Михайлович и патриарх Никон заказывают Москве Кийский крест. Им привозят кипарисовый крест из Иерусалима — полный аналог того креста, на котором был распят Иисус Христос, потом в него вкладывают около 300 реликвий самых важных святых. Потом эта святыня несется через всю территорию Руси на Кий-остров (это между устьем Онеги и Соловецкими островами — маленький скалистый островок, на котором не было ничего). И там утверждается новый сакральный центр Руси (и одновременно — новая сакральная граница). Так наша страна была превращена в гигантскую пространственную икону.
Все, довольно пересказов. Тема интересная, хотя для меня и не новая. Ведь, собственно, о пространственном феншуе и о Местах Силы уже полтора года на Переменах ведет свой большой проект МЕСТА СИЛЫ Олег Давыдов. Но вот взгляд на «сакральные пространства» как на произведение искусства — это ново и открывает перспективы. Когда во время дискуссии, развернувшейся после доклада Алексея Лидова, легендарный поэт Дмитрий Пригов сказал Лидову, что, мол, уже лет пятьдесят художники-перформансисты создают такого рода пространства, я вспомнил выставку Кренделя, о которой мы писали в Лабиринте. Действительно ведь, чего тут такого нового? Но Лидов тут же парировал: «Никем из создателей перформансов раньше не ставился вопрос о том, что создание сакральных пространств это самостоятельная легитимная форма духовного творчества».
продолжение темы сакральных пространств — здесь.