Колонтай и К

Выпить и закусить за Варвардмитну желающих собралось много: выпить и закусить за упокой анимки – ну или что там в двуногом, какой такой червь точеный, – хотелось неимоверно. Тов. Попов, кашляя, произнес то, что и полагалось в подобных случаях: все немедленно выпили – кто водочки, кто наливочки, – да и закусили чем б. послал. Снеди на столе, где еще недавно возлежала мертвой царевной Варвардмитна, которую, за пристрастие к алко-, покойный муж называл Варя-стакан, было немерено… да какой! Что там кухня Поля Бокюза для «загадочной русской души»! Тут тебе и гады морские, и птицы небесные: свадьба и свадьба!..

Тов. Попов сентиментально крякнул: «Мы потеряли нашего товарища…» – «Кристальной души человек…» – «Можно сказать, святая», – повторялись один за другим тов. Жопин, тов. Хмурый и тов. Ангельцев. «Криста-аальной!» – вторила тов. Женщина и качала головой. Читать дальше »

Чада и домочадцы

chada

Детьми наши чада становятся лет с четырёх-пяти, сейчас, может, и раньше. До четырёх лет они воспитатели и учителя – они выправляют, растят и шлифуют духовную сущность своих родителей, заставляют их забыть о себе, отказаться от вредоносных привычек, удерживаться от эмоциональных выбросов. Родительская функция у наших чад включается с момента их зачатия, с того самого момента, когда к жизни пробудилась новая душа, невинная и чистая, обременённая только одним стремлением – нести любовь. Душа впорхнула из Вселенной, с ней музыка Сфер, она их частица, вмещающая всю необъятность Знания виртуального мира, то, о чём её кровные родители давно забыли, то, что через несколько лет забудет и она сама, то, что останется храниться в отдалённых и укромных тайниках на протяжении всей её жизни и будет прорываться неожиданно и редко в самые отчаянные минуты. Этот засыл Всевышнего неизменен и повторяется снова и снова. Чада трудятся не покладая рук, да только не все родители их слышат и понимают, ещё меньше тех, которые их слушаются.

Чада трудятся, объём выполняемой ими работы огромен – они уже в Яви и начинают познавать явленный мир, они теперь не только учителя и воспитатели, но и чернорабочие. Им тяжело и трудно, ничем, кроме разноголосого крика, они не могут сказать об этом, поэтому им так нужна сейчас материнская грудь и родительская любовь – единственно доступный для них канал их связи и общения. Мать тоже сейчас в состоянии обострённых инстинктов и интуиции, они по-прежнему с чадом почти одно целое, мать чует, что надобно её дитяти, потому дитя так к ней всегда и тянется. Отец на первых порах просто пугающе-большой чужой дядя, мать – прибежище, укрытие, единение и душевный покой. Чаду, лишённому материнской груди, наносится непоправимая и незалечимая травма, оно будет ходить с этой раной всю жизнь, осознавая или нет. Не зря значительная, может и большая часть уголовного песенного фольклора адресуется к маме. Читать дальше »

25 августа 1530 г. родился Иван Грозный

Портрет  Ивана Грозного из  Царского титулярника 1672 года

          … вместо избранных и достойных мужей, которые не
          стыдясь говорили тебе всю правду, окружил себя сквернейшими прихлебателями и маньяками, вместо крепких воевод и
          полководцев — гнуснейшими и Богу ненавистными
          Бельскими с товарищами их, и вместо храброго воинства —
          кромешниками, или опричниками, кровоядными, которые
          несравнимо отвратительней палачей, вместо божественных книг и священных молитв, которыми наслаждалась твоя
          бессмертная душа и освящался твой царский слух, —
          скоморохами с различными дудами и с ненавистными Богу
          бесовскими песнями, для осквернения и отвращения
          твоего слуха от теологии, вместо того блаженного
          священника, который бы тебя смирил с Богом через чистое
          твое покаяние … ты … собираешь чародеев и волхвов из
          дальних стран… О беда! О горе!

          Третье послание Курбского Ивану Грозному

        Иван Грозный, безусловно, является одной из самых противоречивых фигур русской истории. Отношение как к самой его личности, так и к плодам его деятельности может быть предельно разнящимся: от крайне положительного до резко отрицательного. Но как бы ни воспринималось само царствование Ивана IV, один его период – период опричнины – современными историками изображается уже во вполне определенных черных тонах.

        Впрочем, относительно недавно и опричнина виделась исследователям в совсем ином свете. Называя опричнину «необходимым злом», они вторили Иосифу Сталину, заявившему на встрече с кинематографистами по поводу второй серии фильма Эйзенштейна «Иван Грозный»: «(Эйзенштейн) изобразил опричников как последних паршивцев, дегенератов, что-то вроде американского ку-клукс-клана… Войска опричнины были прогрессивными войсками, на которые опирался Иван Грозный, чтобы собрать Россию в одно централизованное государство против феодальных князей, которые хотели раздробить и ослабить его. У него старое отношение к опричнине. Отношение старых историков к опричнине было грубо отрицательным, потому что репрессии Грозного они расценивали как репрессии Николая II и совершенно отвлекались от исторической обстановки, в которой это происходило. В наше время другой взгляд на это».

        Разумеется, такая позиция Сталина была обусловлена стремлением оправдать не Иванову, а его новую советскую опричнину. Видение опричнины Эйзенштейном – не историком, не демагогом, а художником – как то ни парадоксально звучит, было более объективным и проникновенным, чем толкования опричнины, развиваемые сталинскими борзописцами. В этой связи трудно не согласиться с Чарли Чаплином, поделившимся собственным впечатлением о шедевре Сергея Эйзенштейна: «Фильм Эйзенштейна «Иван Грозный», который я увидел после второй мировой войны, представляется мне высшим достижением в жанре исторических фильмов. Эйзенштейн трактует историю поэтически, а на мой взгляд, это превосходнейший метод ее трактовки. Когда я думаю, до какой степени искажаются события даже самого недавнего прошлого, я начинаю весьма скептически относиться к истории как таковой. Между тем поэтическая интерпретация истории создает общее представление об эпохе. Я бы сказал, что произведение искусства содержит гораздо больше истинных фактов и подробностей, чем исторические трактаты».

        Опричники.  Картина Неврева

        Чаплин – художник и потому вполне понятно его стремление объяснить эффект «Ивана Грозного» его художественностью, поэтичностью. Но дело здесь в другом, а именно в эмпатии, в способности художника по незначительным источникам и свидетельствам воссоздавать чувства и настроения людей минувшей эпохи, проникать в «дух времени». Эмпатия – способность, присущая отнюдь не только художникам. Ею может обладать и историк, а художник, напротив, может быть ее лишен. Так, полное отсутствие эмпатии проявили создатели сериала «Достоевский» (2010, реж. В. Хотиненко).

        Сергей Эйзенштейн, безусловно, обладал даром эмпатии. И он увидел в опричнине то, что не способны были увидеть в ней его академические современники, а именно: ее клановую, «звериную» и экстатическую сущность. Ту самую сущность, которая приближает нас к пониманию самого феномена опричнины.

        Действительно, в опричнине не было ничего исторически необходимого и уж тем более прогрессивного. Наоборот, она являлась архаизованной институцией, воссозданной Иваном Грозным, «мужем чюднаго рассужения», с целью утверждения его своевластия. Вся социальная структура опричнины, система представлений и ассоциаций, связанных с ней, восходили к практике тайных мужских религиозно-магических союзов – к явлению весьма и весьма архаичному. Читать дальше »

        Виктор Пелевин

        Иван Бунин и Виктор Пелевин: историософия родства

        В знаменитом романе Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота», разобранном на цитаты, — при том, что писатель тогда еще не наладил массовое производство фирменных афоризмов, одна из самых эффектных фраз – о «трипперных бунинских сеновалах».

        В молодости, когда роман о поэтах-буддистах-кавалеристах, глотается на одном дыхании, оборотом восхищаешься – и только. Но, при неоднократном взрослом перечитывании, начинаешь понимать, насколько сочленение это искусственно, более того – противоестественно. Против резьбы и «добрых нравов литературы» (А. Ахматова).

        Понятно, что тут в сознании постмодерниста как-то соединились «Деревня» и «Темные аллеи», равно как отравленный воздух свободы. Через всю литературу о русской революции красной нитью (сыпью!) проходит линия-метафора венерических инфекций. Однако детская болезнь гонореи – это скорее мировая война (бравый солдат Швейк), тогда как русская революция – безусловно, сифилис (Есенин, Маяковский, Шолохов и пр.).

        Тем не менее, национальный классик Иван Бунин воспринимается почти вне данных контекстов. Очевидцем и пристрастным свидетелем революции он был, суровым аналитиком русской деревни – тоже, как ностальгический певец плотской любви и сегодня более всего воспринимаем читателями. Но «триппер» и даже «сеновал» — не из его мировосприятия и словаря.

        «(…) Некролог какого-то Яшеньки:
        “И ты погиб, умер, прекрасный Яшенька… как пышный цветок, только что пустивший свои лепестки… как зимний луч солнца… возмущавшийся малейшей несправедливостью, возмущавшийся против угнетения, насилия, стал жервой дикой орды, разрушающей все, что есть ценного в человечестве… Спи спокойно, Яшенька, мы отомстим за тебя!”
        Какой орды? За что и кому мстить? Там же сказано, что Яшенька – “жертва всемирного бича, венеризма”»
        («Окаянные дни»).

        Впрочем, если приглядеться, пелевинский оборот восходит к известному свойству литератора Бунина – раздраженного, на грани ярости, полива в адрес коллег. Хлестко и несправедливо: «запойный трагик Андреев», «необыкновенно противная душонка» (о З. Гиппиус), «лживая, писарская поэзия этого сукина сына Есенина» и мн. др.

        Но, собственно, заметки эти затеяны отнюдь не для разоблачения классиков; интересней проследить родство Бунина и Пелевина, которое – в «Чапаеве и Пустоте» – венеризмом, сеновалами, эффектностью и несправедливостью – вовсе не исчерпывается. Читать дальше »

        Марина Калдина. Фото: Алексей Лохов, журнал Еclectic.

        Марина Калдина – практикующий юрист c более чем 20-летним опытом, cертифицированный медиатор, сертифицированный тренер Эннеаграммы (сертифицирована Институтом Эннеаграммы (США)). Согласно рейтингу журнала «Финанс» (2011 г.), Марина Калдина входит в число «50 самых влиятельных деловых женщин России». Этой весной заместитель генерального директора промышленной группы «Базовый Элемент» и основатель школы Эннеаграммы «Etcen» вместе со своими единомышленниками запустила новый междисциплинарный проект: «Экология человека».

        Марина Анатольевна, cкажите, пожалуйста, как Вы можете охарактеризовать высокоэкологичную личность?
        Это личность с высокой степенью осознанности. Личность, стремящаяся осознавать свои автоматические реакции, с которым мы все живем и действуем. Развивать или поднимать степень своей осознанности можно с помощью разных инструментов или техник. Мне и моим партнерам наиболее интересна Эннеаграмма, организационные или системные расстановки, техники ненасильственного общения и медиация. Читать дальше »

        Еле-еле

        Двое. Один – свободная черная навыпуск рубаха. Жабо. Другой – чёрный смокинг, белая бабочка.

        Один – коренастый, обрюзгший, толстый, в очках: басит, суетится, вскидывает кусты бровей за спину.

        Другой – высокий, поджарый, с блестящим, словно натёртый мастикой пол лицом – застывшая гримаса чванливости.

        Один – заезженные шутки завзятого балагура.

        Другой – наигранное благородство опереточного князя.

        Один – бас-баритон.

        Другой – тенор. Читать дальше »

        О живописи и поэзии

         Илл.1 Первый лист «Каталога человеческих страстей и эмоций» -– в эстафете передачи человеческое сердце. 1973. 20.5х14 см

        В 20-м веке в Адыгее и на Кубани жил художник Евгений Цей. Это была гениальная личность. Ни до, ни после него больше таких здесь не случалось. Цей родился 11 мая 1924 года в ауле Шенджий, но почти всю жизнь (1924-82) жил и творил в Краснодаре. Город при его рождении ещё носил своё родовое имя – Екатеринодар. Потом, когда стал «красным», выродился в Краснодар. Такой и сейчас. Лицемеря, прикрываются тем, что в русском языке «красный» означает ещё и красивый. Этот «красивый» дар будет до тех пор Краснодаром, пока не станет своей противоположностью. Русских, то есть людей с русской ментальностью, здесь почти не осталось, так что городу ещё долго, если не вечно, придётся ходить в Краснодарах.

        Сама Кубань, то есть прикубанская равнина как ландшафтная единица, севернее широты станицы Гривенской умирает, и жить ей осталось недолго. Причина в том, что ландшафт лишили его главной особенности – равнинных рек с плавней. Их извели, поделив дамбами, превратив тем самым в цепочки мелеющих, активно заболачивающихся прудов. Магистральную реку Кубань ниже «краснодарского моря» спасает её левобережье, предгорья Кавказа, откуда с горными речками идёт питание. Но Кубань-реку нещадно эксплуатируют, забирая из неё воду, и в иные годы бывает так, что в Краснодаре «бабы, задрав подолы, переходили Кубань вброд у горпарка» — это слова местного, щедрого на язык станичника. Читать дальше »

        Гниющая Алиса сегодня не ждет гостей. Неуверенным шагом она бесцельно идет вперед. В глазах её — гнилой вонючий дождь, и кашель её подобен раскатам грома. Её мечты завяли, подобно цветам, ещё вчера, а жизнь, похоже, навсегда потеряла свой смысл. Она стала ГНИЮЩЕЙ Алисой, но её, похоже, это не заботит, хоть она и оглядывается назад в надежде вспомнить хоть что-то.

        Но мозг Алисы превращается в густой кисель, и ничто не может остановить этот странный процесс, скоро она забудет, как её зовут и где она работала сутки напролет. Но её и это не заботит.

        Гниющая Алиса чувствует себя свободнее, чем когда-либо, все её стремления и планы на будущее уже давно затонули в мозговом киселе — и она ни о чем не переживает.

        «до чего же СВОБОДНО», — думает она, и мысль её циклична. Читать дальше »

        nemzy

        До прошлого года имя писателя Александра Терехова было малоизвестно широкой читательской аудитории. Тем не менее, его роман «Немцы» был номинирован на крупные литературные премии и завоевал премию «Национальный бестселлер» минувшего года. Это отрадно, потому что любители беллетристики за последние годы подустали от конкурсных побед серийных биографий. Биографии написаны основательно, и, наверное, заслуженно завоевали литературные подиумы. Но все-таки непосредственно к беллетристике они отношения не имеют. Впрочем, название романа «Немцы» в этой связи не кажется безупречным. Такое название подразумевает если не кич на военно-патриотическую тему, то почин очередной литературной серии наподобие «Татары», «Гунны» и т. п.

        Так о чем же роман «Немцы»? Читать дальше »

        Альфред Кубин. Другая сторона / Пер. с нем. К.Белокурова. М.; Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2013. 296 стр.

        Альфред Кубин

        Аннотация представляет книгу австрийца Альфреда Кубина как одновременно визионерскую и социальную. Это правда. Кубин действительно пишет в той странной области, что располагается между вкрадчивой паранойяльной рефлексией Кафки и Вальзера и масштабными планетарными видениями Дёблина («Горы моря и гиганты») и Стэплдона («Последние и первые люди»).

        «Кубин снова прислал мне из Цвикледта одно из своих иероглифических писаний, которое я хочу, когда будет побольше времени, расшифровать путем медитации. <...> Было также письмо из Цвикледта от старого чародея Кубина, чьи астрологические знаки все более замысловаты и все более глубокомысленны. Это настоящие послания, идеограммы, вовлекающие глаз в сновидческие водовороты». (Э.Юнгер. «Второй Парижский дневник»)

        Собственно уже биография Кубина многое объясняет. Смерть матери и невесты, сложные отношения с отцом (под письмами Кафки отцу мог, кажется, подписаться и Кубин!), попытка по его стопам сделать карьеру военного, закончившаяся нервным срывом… Кубин рисует и иллюстрирует в изобретенной им манере, а выбор книг симптоматичен для historia morbi: По и Гофман, Достоевский и Майринк. И «Письма из Норвегии» близкого друга и многолетнего корреспондента Кубина Энрста Юнгера. Читать дальше »

        Сиртаки

        Пошлый открыточный вид бордового солнца, плющащегося в золотую дорожку лазоревого моря, подытожил сверкающий Ангел.

        «А это зачем?» – думал он, рассматривая, как Ангел с огненными глазами летит к нему вдоль пляжа, мотаясь чёрным силуэтом на фоне алого заката.

        При приближении Ангел оказался свирепого вида бабой на мопеде в фиолетовом, в алых тюльпанах, бумазейном халате. Читать дальше »

        Федор Тютчев. 23 ноября [5 декабря] 1803 г. — 15 [27] июля 1873 г.

        Федор Тютчев

        Душа живая, он необоримо
         Всегда себе был верен и везде —
         Живое пламя, часто не без дыма
         Горевшее в удушливой среде…

         Но в правду верил он, и не смущался,
         И с пошлостью боролся весь свой век,
         Боролся и не разу не поддался…
         Он на Руси был редкий человек.

          Ф.И. Тютчев «Памяти Е.П. Ковалевского»

        Имя Федора Ивановича Тютчева в свое время оказалось как будто на неприметной обочине того, что принято именовать «литпроцессом». Автор редко издавался, оба прижизненных печатных сборника вышли в свет без его сознательного участия, почти как явления природы. При этом вторая книга по своей идейной направленности совсем не стремилась развить заметного — по отзывам именитых коллег — успеха первой.

        Взгляд поэта на происходящее лишен малейшей суеты; той суеты, которой удавалось возмущать даже олимпийское с виду спокойствие Г. Флобера после скандального в начале, но неоспоримого триумфа его «Госпожи Бовари».

        Отчужденность Тютчева от отечественных литературных кругов можно было бы объяснить объективными житейскими обстоятельствами: его дипломатической службой и прочее. Порой даже друзьям и единомышленникам он казался упоенным успехами в свете. Так университетский приятель М.П. Погодин в конце 1820-х годов с явными неудовольствием и сарказмом отмечал, что «от него пахнет двором».

        Однако, поэт, страстно увлеченный политикой (посвятивший ей многие статьи и стихи), к своей дипломатической карьере относился весьма беспечно.

        Так, не имея возможности венчаться с Эрнестиной Дернберг (его второй супругой) в Италии, он просил об отпуске и, не получив его, самовольно оставил посольство и на несколько месяцев отбыл в Швейцарию, где в июле 1839-го они венчались по двум обрядам: православному и католическому.

        В результате своего проступка Тютчев в том же году был снят с должности секретаря посольства в Турине. В 1841 году он был официально уволен со службы и в наказание за ряд самовольных отлучек лишен звания придворного камергера. Читать дальше »

        25 июля 1996 года умер композитор Микаэл Таривердиев

        Микаэл Таривердиев

        Всему, что было во мне хорошего, я научился у моей матери. А все плохое – это то, чему я не смог у нее научиться

        Мир мне казался огромным, бескрайним. Я был молод, полон сил, наивен, восторжен и чрезвычайно глуп. Впереди, мне казалось, меня ждет только радость.

        Мне было около шести лет, когда однажды утром я услышал выстрел с соседнего балкона. Ни отца, ни матери не было дома. Меня некому было остановить, и я вместе с соседями вбежал в комнату, из которой раздался выстрел. И я увидел, что представляет собой череп человека, выстрелившего себе в рот. Мозги были размазаны по стене. Детей тут же прогнали, но позже я узнал, что крупный инженер Эркомаишвили застрелился, вернувшись домой с партийного собрания, где его объявили врагом народа.

        В юности мне хотелось писать, как все. Наверное, все проходят через этот этап. Позже я понял, что все-таки уходить от себя нельзя. Да и не уйдешь. И заинтересовался экспериментами по соединению камерной музыки и эстрады. Мне хотелось нащупать новую линию, в этом был еще протест против официальной массовой музыки, так называемых советских песен, с их куплетной формой, глупыми, наивными словами, не стихами, а текстами. Я пытался сделать высокую поэзию более доступной. Так стали появляться эти странные циклы. Не песни. Но и не романсы. Эстетика третьего направления.

        Песни тех лет были рассчитаны на то, что их подхватят, будут петь. Было модно петь за столом. А то, что тогда я делал, было рассчитано только на слушание. Петь их очень трудно. Поэтому их и не пели.

        Мало у кого хватало мозгов ощущать себя единой когортой, группой. Главным было увлечение самими собой. Самоутверждение, ощущение, что «я» и только «я». «Да, я признаю, что этот тоже из наших, но вот Я!» — вот логика большинства. У меня такого ощущения не было. Мне просто было интересно. Я просто хотел жить. Мне было интересно все.

        Слова, музыка должны быть обращены не к «некоему» зрителю вообще. Его нет. Аудитория состоит из разных людей со своим особым душевным строем. Я стараюсь обращаться к каждому из них. Через одного – ко всем.

        Главной моей мечтой было научиться записывать. Любопытная вещь. Когда я научился записывать, я понял один закон: первая стадия обучения или умения — ты записываешь музыку, и на поверку она оказывается гораздо беднее и неинтереснее того, что ты воображал и играл. Следующая стадия — ты записываешь придуманную музыку, и она звучит так, как ты себе ее представлял. И уже гораздо позже — ты записываешь сочиненную музыку, и она звучит интереснее, чем ты воображал. Читать дальше »

        25 июля 1980 г. умер Владимир Высоцкий

        Владимир Высоцкий

        Я просто хочу ему поклониться, не могу этого не сделать. Он жил, горел, сжигал и сжёг себя у всех у нас на глазах. Пока жил, его пинали, теперь поют осанну. И столько всего уже напели. Каждый, кто хоть как-то с ним соприкоснулся, может, в толпе разок видел, уже написал мемуары «Встречи с Владимиром Высоцким». Вот и Марина целый роман выдала, наверно, что-то непотребное, хотя ей вроде и (не) с руки… помолчать, скорбя. Жёлтые давно перетряхнули всё постельное, друзья давно всё рассказали, недруги, слава Богу, подвымерли, и он теперь там с ними лично разбирается. Правда и то, что он и здесь с ними разбирался и разобрался. Его военный отец при его жизни от него отрекался, я сам это слышал. Один только народ никогда от него не отрекался, принял его сразу и никому уже не отдал – ни прежним хулителям-гонителям, ни нынешним спесивым снобам-англоманам. Чуть не в каждом дворе можно было его услышать, от «Привередливых коней» до «Нинки», «Бани», «Большого Каретного», «Верёвочки» или «Того, который не стрелял»… Его муза границ не ведала, оттого каждый мог выбрать то, чего просило его собственное сердце.

        Есть ли по миру что-либо подобное? Было ли? Было, да только мерки не те, даже у «Beatles» или «Pink Floyd». Если искать параллели, придётся вспомнить Ариона или Бояна, Адам? или Азнавура будет недостаточно. Sir Paul Maccartney в одиночку, не в четвёрке, рядом с Высоцким просто обыватель и ремесленник, и студийные возможности «Abby Road» не в состоянии ни наполнить смыслом его экзерсисы, ни убрать этот смысл из простого гитарного аккомпанемента Высоцкого. Так в чём же дело? Слишком сладкая жизнь? Нет сюжетов? Везде всё умещается между жизнью и смертью. Дело, я думаю, в масштабах личности и в содержании, качественности того культурного пласта, который эту личность вырастил. На чернозёмах – спасибо русским богам — поднимется Высоцкий, на глинозёмах-серозёмах – Элтон Джон, Маккартни или Дилан, и никогда такой, как он. Читать дальше »

        19 (7) июля 1893 года, родился главный поэт Советского Союза

        Кровь Маяковского течет по жилам нашей культуры, нравится это кому-то или нет. Мы говорим его языком, пусть даже не подозревая об этом. Его держат за своего панки, любят анархисты, чтят коммунисты… Даже тот, кто его ругает, вначале обязательно признаётся в любви к нему.

        Мой Маяковский

        В отрочестве я любила его стихи, особенно такие: «Вошел к парикмахеру, сказал — спокойный: «Будьте добры, причешите мне уши»». Или: «А с неба смотрела какая-то дрянь, величественно, как Лев Толстой» — восхищала подробность, которую Шкловский отметил как сугубо маяковскую«Лев Толстой», нарочито нарушающий ритм. И еще вот это, так напугавшее (в исполнении артистки Газовской) Ленина: «Наш бог – бег, сердце – наш барабан».

        Мне нравился Маяковский сам по себе, красивый, остроумный, независимый. Я собирала всё о нём: бодрую книжку «Маяковский – сам» Кассиля и скучнейшую монографию Перцова, воспоминания современников, газетные публикации… За всем этим объёмом информации я как-то не сразу уяснила, кто такие Осип и Лиля Брики. Я была уверена, что они — брат и сестра… А когда узнала наконец, что это муж и жена, то очень огорчилась . (И это было не последнее моё огорчение.) Читать дальше »