9 июня православная церковь отмечает память нескольких Ферапонтов. Самый известный из них Ферапонт Белозерский, чей монастырь расписал великий Дионисий. Этот Ферапонт знаменит также тем, что привёл на север Кирилла Белозерского, о чём пойдет речь в день памяти Кирилла, 22 июня. А сегодня о другом Ферапонте, не очень известном святом, которого почитают у впадения реки Монзы в Кострому.

Это был странный человек. Впрочем, был ли он вообще человеком? Его история начинается со сна, который во второй половине ХVI века приснился юноше по имени Амос. Он был очень болен и вот видит брошенную церковь между двух рек и голос: «Здесь твоё место». Где это находится, Амос не понял, но сон подтолкнул его уйти в монастырь Геннадия Костромского (около Любима, см. здесь). В монашестве он получил имя Адриан. Позже он перешёл в располагающуюся в тех же местах обитель Павла Обнорского (здесь) и сблизился с монахом по имени Пафнутий, которому как-то ночью привиделась церковь в сиянии. А на следующий день явился человек и сказал: «Передай своему другу Адриану, чтобы шёл на восток, в сорока верстах отсюда он найдёт церковь, которую видел во сне». И добавил: «На месте том явится свят человек».

По этим указаниям Адриан разыскал и место между двух рек, и заброшенную Благовещенскую церковь, которую когда-то увидел в болезненном сне.

Пафнутий очень хотел поселиться с Адрианом на открывшемся в чудесных видениях месте, но тот же человек, который и прежде являлся ему, сказал: «Нет, тебе уготовано другое». И действительно, когда друзья уже собрались отправиться на Монзу, вдруг пришло письмо из Москвы: Пафнутий назначается архимандритом кремлёвского Чудова монастыря. Настоятелем этого элитного монастыря скромный Обнорский инок стал в 1595 году. И с этого момента пути двух друзей должны были разойтись. Но нет, судьба со временем их ещё сведет.

А время шло судьбоносное. В 1598 году умирает царь Федор Иоаннович, последний из династии Рюриковичей. На выборах нового царя два претендента: Борис Годунов (брат царицы Ирины) и Фёдор Романов (кузен почившего царя). Годунов был сильней, поскольку много лет был правителем (lord-protector of Russia, как называли его англичане) при слабом царе, то есть располагал административным ресурсом. Романов явно проигрывал. И тут одновременно в нескольких городах России появились письма, в которых царевич Дмитрий (погибший в 1591 году) заявлял, что он жив и готов взять власть. Этот ход был нужен, чтобы посеять разброд и шатание в стане Годуновых, выиграть время. Но этот чёрный пиар не помог, на Земском соборе Борис единогласно был избран в цари.

Федор Никитич Романов, однако, не смирился и стал готовиться к свержению помазанника. Для этого использовались все доступные методы, в том числе и колдовство. На Бориса навели порчу, он стал болеть и гаснуть. Дошло до того, что его выносили к народу показать: еще жив. А Романовы между тем стягивали на своё подворье в Москве боевых холопов. «Спецслужбы» Годунова предупредили восстание. Подворье Романовых было взято штурмом. В доме нашли колдовские снадобья. Романовы и их приверженцы были осуждены и разосланы по дальним монастырям. Федора Никитича насильно постригли в монахи под именем Филарета и отправили в Сийский монастырь (Архангельская область). Годунов рассчитывал, что это будет политической смертью. Однако ошибся.

Одним из верных слуг Романовых был галичский дворянин Юрий Отрепьев, будущий царь Лжедмитрий I. После подавления заговора он чудом избежал ареста, отправился в родные костромские места и сгоряча постригся в монахи под именем Григорий. Железноборский монастырь, в котором он постригся, находится на реке Тёбзе, километрах в 20 севернее вотчины Романовых Домнино. Именно там, в Чистом болоте возле Домнина Иван Сусанин потопит поляков, когда придет время взойти на престол Михаилу Романову.

И все-таки трудно отделаться от мысли, что Смута была устроена Романовыми для того, чтобы взойти на русский престол. А поскольку историю пишут победители, иногда даже закрадываются подозрения, что и царевича Дмитрия заказал романовский клан, а вовсе не клан Годуновых. И можно представить, что если бы на троне у нас укрепилась династия Годуновых, Пушкин вполне мог написать трагедию «Федор Романов». Примерно тот же текст, что мы изучаем в школе, только слова «Да, жалок тот, в ком совесть нечиста» произносил бы Федор Никитич. Одно неясно: как бы в этом произведении звали Григория Отрепьева?

Вернемся к нему. Проведя с год на Тёбзе, новоиспеченный монах перешёл в Московский Чудов монастырь. Это было привилегированное место, далеко не всякий мог попасть туда, а тем более борец с правящим режимом. Нужна очень серьёзная протекция. И она, конечно, была. Посудите сами: сперва Григорий поселился в келье своего деда Елизария Замятни (до монастыря он служил объезжим головой на Москве), потом стал келейником Чудовского архимандрита. Не пройдет и года после возвращения Отрепьева в Москву, как он уже станет патриаршим секретарём. И начнет распространять слухи о том, что он и есть спасшийся от ножа убийц царевич Дмитрий. Предвыборный романовский пиар стал обретать плоть. Когда это дошло до Годунова, он распорядился отправить смутьяна в Белозерский Кириллов монастырь. Но Григория предупредили об аресте. И вскоре он объявился в Польше, ну а дальше ― путь на московский трон. Карьерный запал у этого малого был впечатляющий.

Проще всего объяснять успехи Отрепьева действием некоторой скрытой руки. Можно говорить о руке Романовых, руке польских магнатов, руке иезуитов. Но давайте ради эксперимента рассмотрим ещё одну версию: Гришу вела рука ангела. На просвещённый взгляд это кажется чушью, однако, если иметь в виду, что малейший взмах руки (или крыла) неведомой силы может создавать завихрения на траектории движения человека, откроется много интересного. Рассмотрим некоторые странности, косвенным образом связанные с карьерой Григория.

Я сказал, что он был келейником настоятеля Чудова монастыря. Так вот, это тот самый Пафнутий, который собирался идти с Адрианом на Монзу, но вдруг неожиданно получил назначение в аристократический монастырь. У нас ещё будет повод поговорить об этом иерархе (он впоследствии станет Крутицким митрополитом), а сейчас вернемся к Адриану. Место, в котором он поселился, оказалось не слишком удобным. Весной его заливали талые воды, и монах всё искал, куда бы ему перейти. Выбрал одно место на высоком берегу Костромы, но не решался перенести туда обитель, поскольку первоначальное место было назначено ему неоспоримо чудесным образом. Не решался, но всё же ходил на понравившийся ему бережок и молился в надежде получить какие-нибудь указания. Раз во время молитвы уснул и увидел во сне незнакомца, который сказал: «Нет, это место не то. То ― на берегу Монзы. Там явится свят человек». Обратите внимание: опять кто-то должен явиться. Что же касается места явления этого кого-то, то о нём человек из сна сказал так: «Там исцелятся два отрока».

Вскоре к Адриану привели двух больных ребятишек. Одного из города Буя, а другого – из Солигалича. Отцам обоих явился один и тот же монах (с продолговатой бородой и в сединах) и сказал, чтобы они вели своих больных детей к Адриану, с которым он, явившийся человек, якобы живёт в одной келье. Адриан не знал, что и думать, поскольку жил в своей келье один. Тем не менее отслужил молебны ― сперва в монастыре, а потом около Никольской часовни на берегу Монзы. Возле часовни ребята и выздоровели. Тут Адриан понял две вещи: во-первых, что монастырь должен стоять у этой часовни, и во-вторых, что некто таинственный покровительствует ему и его обители.

Вскоре монастырь был перенесён на новое место. А средства для его строительства были присланы из Москвы. И не кем иным, как архимандритом Пафнутием. Когда жизнь на новом месте наладилась, в обитель прибыл неизвестный монах. В нём не сразу, но всё же опознали того самого старца, который являлся в снах и видениях разным людям (я здесь перечислил ещё не все случаи). Адриан хотел окончательно удостовериться в том, что это именно тот самый, но всё не знал, как подступиться к человеку из снов. Однажды на исповеди прямо спросил: кто он и откуда? Оказалось, что Ферапонт (так его звали) в последние годы подвизался в Костромском Воздвиженском монастыре, а до того жил в Москве близ дома Василия Блаженного.

У Василия Блаженного никакого дома, как известно, не было, он был убежденным бомжем, жил на улице, ходил голышом, юродствовал. Что же считать его домом? Храм Василия Блаженного, где он похоронен? Или, может, Варварские ворота Китай-города, где он чаще всего обретался? Но тогда это рядом с подворьем Романовых на Варварке, где служил Отрепьев. Нет, я ни на что не намекаю, я понимаю, что даты не совпадают. Ферапонт умрет 12 декабря 1597 года, примерно за месяц до смерти последнего царя Калитина рода Федора Иоанновича, с которого только и начнётся постепенное втягивание России в Великую смуту. Но ведь я сейчас говорю не об обычной реальности. Я говорю об особой реальности символов, смысловых совпадений. Для этой реальности время, пространство, причинность не имеют решающего значения, для нее это так, декорации. А сущность ― в другом.

Вот, посудите: в один прекрасный день Ферапонт подошёл к Адриану и сказал, что тому надо идти в Москву, потому что Пафнутий болен. Адриан не мог понять, откуда Ферапонт это взял, но, поскольку знал, что он зря никогда не болтает, пошёл. Всё оказалось правдой. В ходе беседы Пафнутий спросил о монахе, который недавно был у него с письмом от Адриана. Адриан: «Какое письмо? Я ничего не писал, никого не посылал». На это Пафнутий достал листок с просьбой о помощи монастырю. Адриан почитал, узнал свой собственный почерк, внутренне похолодел: «Кто принёс?» По описанию выходило, что Ферапонт. Но Ферапонт не отлучался с Монзы. Адриан озадаченно щупал бумагу и чесал затылок.

А вы говорите: иезуиты. Да какие иезуиты, если монзенский чернец, не выходя из собственной кельи, может доставить в Москву письмо, которое не то что не было послано, но даже не было написано отправителем. Который тем не менее узнаёт в нём собственную руку. Мистика! Ну, полная мистика!

А теперь самое пикантное. Как известно, Романовым в костромских и галичских краях принадлежали огромные территории, это было целое государство с городами, вассалами, монастырями. Практически все персонажи настоящей истории связаны с костромскими местами. Так вот, Лжедмирий I был родом с Монзы, Отрепьевы целым гнездом сидели по её берегам (говорит знаменитый специалист по Смутному времени Руслан Скрынников). Так почему же Ферапонту, обладающему столь неординарными возможностями, не порадеть земляку? Не прислать кому надо письмо? Не замолвить за парня словечко перед тем же Пафнутием?

Да, конечно, к 1601 году, когда Пафнутий стал опекать Григория, Ферапонт уже умер. Но что значит умер? После своей физической смерти он продолжал являться разным людям ― и во сне, и наяву. Так, например, в 1599 году он пришел к Адриану и сказал: «Скоро будет голод великий в Русской земле, храни хлеб. В то время увеличатся земли у монастыря и монастырские деревни построятся там, где теперь владеют дети боярские». Тут целая программа развития монастыря. И, судя по Житию Ферапонта, она была успешно выполнена. Да и как же иначе, ведь голод, начавшийся в 1601 году, был страшный, длился три года. Борис Годунов дошёл до того, что посылал продотряды для реквизиций хлеба, но всё безуспешно. В одной только Москве (по свидетельству Конрада Буссова, который называет этот голод дороговизной), умерло до полумиллиона народу. Зато люди, заранее осведомлённые о грядущих бедствиях, выиграли. Вот Григорий Отрепьев пришёл к власти. Есть, согласитесь, в этом что-то нечеловеческое.

Я не собираюсь всерьёз настаивать на том, что Ферапонт был вовсе не человек, но ― некий ангел. Хотя, конечно, заброшенная церковь, к которой он когда-то послал Адриана, вовсе не случайно называется Благовещенской. Тут ни без ангела, ни без вестей, ни без направляющей руки не обойтись. Кто такие ангелы я объяснял, рассказывая об архангеле Михаиле (см. здесь). Это бесплотные существа, представляющие собой живой смысл вещей и событий в мире. У всего на свете есть ангел-хранитель. Нам, конечно, привычней барочные ангелы: пухлая попка, утиные крылышки, медоточивые глазки. Но ангел может принимать любую форму и часто бывает ужасен. К тому же время и место явления ангела могут накладывать на его облик свой отпечаток. В Ферапонте есть нечто сермяжное, коренное, мужицкое. Он воплощённый дух местности при слиянии рек Монзы и Костромы. Дух, принявший облик монаха. Он хранил крепкого хозяйственника Адриана и его монастырь, помогал при случае Юшке Отрепьеву, руководил карьерой Пафнутия.

Но мог и наказать. Недалеко от впадения Монзы на Костроме есть порог, который мешал судоходству (когда оно было). Перед этим порогом обычно причаливали и шли в монастырь ― помолиться Ферапонту и дать что-нибудь за проезд. Раз какой-то просвещённый Вавила, вёзший из Солигалича соль, сказал: «Много таких старцев, неужели все они святые?» И двинул баржу вниз по течению. Ее, правда, держали веревками с берега, иначе там не пройти, но вдруг верёвки оборвались, струг понесло… Как убивался Вавила: «Потерял и своё, и чужое». Молил Ферапонта простить. Умолил. Откуда ни возьмись посреди реки появился старик в монашеской рясе, взял судно рукой за корму и направил мимо порога.

Мощи Ферапонта были обретены в 1618 году. Как раз когда Филарет Романов вернулся из польского плена.

На Главную блог-книги "ДНИ СИЛЫ"