НАЧАЛО РОМАНА ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ.
Октябрь выдался теплый и умеренно влажный. Временами дождило, но и ясные, солнечные дни бывали.
В один из таких погожих дней Брагин, в очередной раз, приехал в полюбившиеся ему Дубки. Вышел из машины перед домом Лики, и, отпустив шофера, вошел в незапертую калитку.
Хозяйка дома, привлеченная шумом подъезжавшей-отъезжавшей машины, вышла в свой дворик, покрытый зеленой травой, освеженной недавними дождями. Зелеными (с примесью желтого и оранжевого) были и кусты на дворе. И сам дом был выкрашен в зеленый цвет.
Цветовую гармонию окружающей среды органично дополнял светло-зеленый оттенок плаща, накинутого Ликой поверх домашнего халатика. ПРОДОЛЖЕНИЕ СКОРО.
- Здравствуй – сказал Брагин. – Любовь моя, цвет зеленый… Зеленого ветра всплески.
- Что, что? – слова гостя немного смутили хозяйку. – Митенька, ты что это – цвет зеленый?
- Это не я. Гарсия Лорка… Зеленый парусник в море, зеленый конь в перелеске… Здравствуй, прекрасная королевна.
- А-а… Лорка… С чего это ты стихами заговорил?
- Настроение хорошее.
- Так поделись хорошим, а то у меня как-то все муторно.
***
Они сидели на веранде, на привычных местах; Лика – ближе к сердито закипавшему самовару.
Он говорил. Она слушала, изредка посмеивалась над забавными сюжетами областной политики.
- Кацаев с Мееровичем готовы рвать друг друга в клочья. По нескольким изданиям – их контролирует обладминистрация – прошли вдруг материалы, обвиняющие Мееровича в развале управления экономикой области.
- Это правда?
- Критика пальцем в небо. Областной экономикой никто не управляет. Рынок, однако. Капитализм, экономика – частная… Меерович сделал вид, что ничего не заметил. Но вдруг появились листовки – анонимные, разумеется – в которых обличаются все грехи Кацаева, даже те, о которых он и сам не знает. Обыграли его кавказскую фамилию, и то, что он раньше возглавлял УВД, объявили, что это – новый Лаврентий Берия, жаждущий всех сажать и мучить. А в другом листке назвали его покровителем мафии. И вообще, он вор, стукач и нехороший человек.
- Этому поверят?
- Навряд ли. Тут бойцы Мееровича явно перестарались – грязный пиар мало кого убеждант сейчас… Надоело всем.
- А как дела в твоей команде, у Солянова?
- Как в образцовом пионеротряде. Наш замечательный кандидат вдруг засобирался в рейд по сельской местности – отнимать голоса селян у коммунистов. Еле-еле его уговорили этого не делать. Зато обещали ему боевой поход по студенческим общежитиям города Энска. Завтра его ждут в нашем Политехе – а там, как ты помнишь, Мееровича когда-то чуть не на руках носили.
- Помню. Он же сам политеховский, бывший доцент. Из стен нашей демократически настроенной alma mater вышел в большую политику.
- Теперь другой крупный политик, Солянов будет рассказывать студентам и преподавателям, что Меерович – не демократ, а ренегат демократии, и его не надо поддерживать.
- Дай то Бог. Митенька, ты меня не только развлекаешь, но и вселяешь надежду…
***
Брагин не испытывал никаких чувств к Мееровичу, и вполне допускал, что отвергнутый Ликой супруг – вовсе не такой отпетый мерзавец, как она представила, а самый обыкновенный себялюбец и карьерист, каких множество.
В какой степени его политические успехи угрожали благополучию Лики? Существовала ли вообще такая угроза в реальности, или вся она была плодом воображения одинокой женщины, склонной к фантазиям? Этими вопросами Брагин не задавался.
Он должен был не допустить победы Мееровича – ради женщины, в которую вдруг влюбился, страстно и самоотверженно. Поражение Мееровича стало его личной целью (а может быть – манией одержимого?).
При всей одержимости Брагина, его чувства контролировались зрелым и вполне здравым рассудком. Он не мог бы, например, взять нож и заколоть Мееровича, или плеснуть ему в лицо кислотой. Но политтехнолог Брагин был вполне готов использовать против кандидата в губернаторы Мееровича самые жесткие средства и методы (в рамках закона, разумеется).
Однако, собственный опыт применения «убойных» политтехнологий у Брагина был минимальным – так уж сложилась его профессиональная карьера. И не было во всем Энске соответствующего специалиста – все же это была провинция, не Москва с ее гипертрофированно разросшимся экспертным сообществом.
Ему захотелось хотя бы по телефону пообщаться со столичными коллегами – спросить у кого-то более опытного, что можно сделать в данном случае? Но к кому из московских друзей он мог бы обратиться? Не к Головкову же – тот бы просто высмеял его, и посоветовал не заниматься глупостями.
После долгих раздумий Брагин решился позвонить Гаспаряну. Ушлый «решала» сам не занимался избирательными технологиями (хлопотно и не слишком прибыльно), но понимал в этом деле толк, особенно – в том, что касалось разного рода «подстав», «поганок» и тому подобного.
Гаспарян – с его натренированным в интригах умом – что называется, въехал в тему с первых минут телефонного разговора.
- Дыма, я тибе удивляюсь. Сбить такого кандидата – да это, как два пальца обсикать. Он жи вице-губирнатор, его должность – воровская. Поищи, где он украл – непременно найдешь. Тем более, он финансами рулил, как ты гаваришь. И долго?
- С ноября девяносто второго.
- Долго. Значит, много украл. Пасматри за девяносто читвертый год, сентябрь-октябрь. Тогда все варавали под шум кризиса. Чуть Центробанк по карманам не растащили. Пагляди, что в Энске тогда было. Колю Янцева спроси, других знающих людей.
***
Вопреки совету Гаспаряна, Брагин не стал обращаться за помощью к Янцеву (или к кому-то еще из «знающих людей») – дабы не отвечать на неизбежный вопрос – а зачем все это надо ворошить?
Опытный аналитик решил, что задуманное им дело лучше начинать в одиночку.
Несколько дней он копался в старых газетах – и действительно, в публикациях 1994 года обнаружились фрагментарные, но многочисленные сведения о большой афере с облигациями областного займа, выпущенного, якобы, для финансирования крупных инвестпроектов. Средства, вырученные от займа, осели в нескольких коммерческих банках и, в конечном итоге, бесследно растворились, сами банки – своевременно обанкротились. В первых публикациях по этому скандальному делу пару раз упоминался вице-губернатор Меерович – вскользь, мельком. В последующих материалах он не фигурировал. Следствие, проведенное по горячим следам разразившегося тогда скандала, отыскало нескольких исполнителей мошеннического замысла из числа второразрядных чиновников. Их осудили на разные сроки заключения, но потом очень быстро помиловали. Вопрос о настоящих инициаторах аферы – замяли…
Брагин расписал полный сценарий того, давнишнего дела. В газетных публикациях, на которые он опирался в своем анализе, имелись многочисленные информационные пробелы, недоказанные факты, предположения. То, что получилось в конечном итоге у Брагина, нельзя было считать корректным разоблачением должностных преступлений вице-губернатора Мееровича. Но обычный человек, ознакомившись с данным материалом, наверняка признал бы: Меерович – вор!
Брагину надо было еще решить, куда вбросить получившийся у него убийственный компромат. Через местные СМИ, или, может быть – через какой-нибудь московский «сливной бачок», типа МК?
Он взвешивал плюсы и минусы того и другого вариантов. И вдруг понял, как это надо сделать: «Так врежем, что Меерович костей не соберет».
***
Пятиэтажный дом в центре Энска, расположенный очень удобно, но не обихоженный, с обшарпанным фасадом. Брагин сюда подъехал на городском такси, чтоб не привлекать лишнего внимания, ни у своих, ни у чужих.
Кодовый замок в нужном подъезде был сломан, можно было пройти просто так, без вызова. Брагин зашел, поднялся на третий этаж, позвонил. Ему открыл хозяин квартиры – пенсионер Казачинов, кандидат в губернаторы Энской области.
Комнат в квартире было две. В большой – студия хозяина, занимавшегося живописью даже после ухода на пенсию с должности преподавателя рисования. В меньшей из комнат он жил, и сюда же привел гостя.
- Евгений Петрович, мы с вами познакомились почти семь лет назад – с такого заявления начал беседу Брагин.
- Что-то не припоминаю…
- Напомню, это было на сороковой день после кончины Сахарова. Вы были председателем Энского клуба избирателей, а я – кандидат в народные депутаты – пришел к вам в клуб… Это было в каком-то ДК, на окраине. И у вас не работала электропроводка, поэтому заседание клуба отменили.
- Ага, сейчас вспоминаю. Вы – тот самый Брагин, кандидат-демократ… В ту избирательную кампанию, в девяностом, вы очень активно выступили…
- К сожалению, проиграл.
- Но политику вы не бросили… С кем вы сейчас, Брагин?
- Я в команде Солянова… Знаю, он вам не очень нравится. Но он – хороший писатель, и человек порядочный.
- Писатель хороший. Но в свое время мы его считали коммунистическим ортодоксом, да еще с заметным уклоном в национализм.
- Времена меняются, Евгений Петрович, и люди тоже. Солянов на Съезде в девяностом голосовал за суверенную Россию. Поддержал Ельцина в дни ГКЧП. Сейчас он, как прежде, патриот-державник, но при этом – скорее демократ, чем коммунист.
- Ну, вам виднее… Дмитрий Владимирович, так вас по отчеству, не ошибаюсь? … Времена и люди, и в самом деле, меняются, хотя понятия о том, что хорошо, и что – плохо, я полагаю, сохранились.
- И я так думаю, что сохранились. И вот, в этих понятиях, хочу задать вопрос. Как вы, человек много испытавший, но сохранивший принципы, можете оценить наших главных претендентов на губернаторство? Кацаева? Мееровича? Про коммуниста Карбасова я не спрашиваю, с ним все ясно.
- Кацаев – полный мрак. Гораздо хуже Суменкова, которого взяли на повышение. Тот был просто серый бюрократ, а этот – полицейская шкура. Если изберут – начнет наводить свой, кацаевский порядок. Чтоб вся демократия была – по стойке смирно.
- А Меерович?
- Этот… У меня нет слов… Терпеть не могу лгунов. А он нагло врал нам, и всем вообще – прикидывался демократом. Когда его назначили в Обладминистрацию, мы радовались – наш человек при больших делах… А потом он показал такие дела, такие дела… Ну его, совсем не хочу о нем говорить.
- Значит, по вашему мнению, Меерович не лучше Кацаева?
- Может быть, даже хуже. Кацаев хотя бы не врет, не обещает всем свободу и демократию.
- Евгений Петрович, вы не могли бы нам помочь? Мы хотим слегка опустить рейтинги Мееровича…
- Так я и думал: что-то вам, Брагин, от меня, старика, понадобилось. Но мне это даже приятно, и к вам лично я испытываю уважение. Итак, что я должен сделать?
- Вы не побоитесь нанести удар Мееровичу, что называется, в лоб? Он, говорят, мстителен.
- Я в таком возрасте, молодой человек, когда уже нечего бояться. Кроме греха перед Богом и людьми.
***
Дни избирательной кампании пролетали стремительно, как реактивные самолеты. И вот уже наступила дата вторых общих теледебатов – среда, 9 ноября 1996 года. В следующее воскресенье, 13 ноября – первый тур голосования на губернаторских выборах в Энской области.
Коммунист Карбасов отказался (как и в прошлый раз) участвовать в «бесполезном и безнравственном телешоу» (так он выразился в интервью, данном корреспонденту газеты «Энский рабочий»).
Все пять остальных участников своевременно явились в телецентр.
По регламенту дебатов (утвержденному Облизбиркомом) каждый из участников выступал с кратким изложением своей программы, после чего отвечал на вопросы других участников. Все это происходило в прямом эфире.
Очередность выступлений в дебатах девятого ноября, установленная жеребьевкой: 1 – Куликова, 2 – Меерович, 3 – Казачинов, 4 – Солянов, 5 – Кацаев.
Выступление безработной активистки Куликовой было выдержано в стиле легкого стеба; вопросов ей досталось мало, и все – незначительные. В целом, смотреть ее было не скучно; это был неплохой разогрев телеаудитории перед выступлением Мееровича, фаворита гонки и отменного оратора.
Он вышел и выступил, как вседа выступал – умно и выразительно. Настала пора отвечать на вопросы. В соответствии с регламентом первый вопрос имел право задать Казачинов, за ним – Кацаев, далее – Куликова и Солянов (по списку фамилий в алфавитном порядке).
Меерович ласково улыбнулся старому демократу. Казачинов строго сдвинул брови – и сразу, с места в карьер:
- Вы управляете финансами области с 1992 года. А в 1994 году, как вы помните, имела место грандиозная афера с облигациями областного займа. Убыток для казны – миллионов сто, если считать на доллары. Для тех, кто забыл или не знал, я напомню…
Тут Казачинов вкратце изложил схему приснопамятного мошенничества (как ее представил в своем анализе Брагин), и завершил свой рассказ собственно вопросами (двумя сразу):
- Какова ваша роль в организации этого, не побоюсь сказать, большого хапка? И сколько вы на этом заработали, уважаемый Аркадий Моисеевич?
Пока Казачинов все это говорил, участники шоу замерли в ожидании какой-то ужасной реакции в ответ на неправдоподобно смелые обвинения, прозвучавшие из уст человека, известного всему городу своей чудаковатой интеллигентностью и безупречной честностью… Кто-то из команды Мееровича ринулся к сцене – вероятно, хотел вырвать из рук Казачинова микрофон – но его удержали за руки работники телестудии.
Лицо Мееровича, показанное в этот момент на телеэкранах крупным планом, покрылось алыми пятнами. Он нечленораздельно булькнул горлом, затем овладел собой и затараторил, опровергая и напрочь отметая все обвинения. Из его слов следовало:
Во-первых, не надо преувеличивать, потери бюджета не достигали ста миллионов долларов.
Во-вторых, выпуск облигаций был санкционирован областным правительством, а лично он, Меерович, только исполнял это решение.
В-третьих, виновные в том деле выявлены следствием, понесли наказание, а он, Меерович не привлекался к ответственности, значит он – невиновен.
И, в конце концов, такое было время – непростое…
Тут, в нарушение регламента, пророкотал бас Солянова:
- Время было такое, сподручное для перекладывания казенных денег в свой карман!
Меерович взвизгнул:
- Я честный человек! Живу на зарплату служащего!
На это отчаянное оправдание откликнулась вдруг кандидатка-безработная Куликова:
- Аркадий Моисеевич, а бриллианты для вашей дамы сердца из Драмтеатра вы тоже на зарплату покупали? Назвать вам эту артистутку? Не стану, чтоб ее не компрометировать – она честная профессионалка. Можете подать на меня в суд за клевету, и я докажу, что сказала правду…
Тут уж пошли не вопросы, а прямые обвинения со всех сторон – и красноречивый Меерович не находил слов для адекватного ответа своим обвинителям. Последним высказался – как бы подвел итог экзекуции – и.о. губернатора Кацаев:
- Мы непременно поднимем все те дела и заново их рассмотрим. Воры должны сидеть в тюрьме!
После такого зрелища выступления прочих кандидатов выглядели скучно и бесцветно.
Рейтинг кандидата Мееровича обвалился – это показал последний перед голосованием соцопрос.
А у Брагина произошел неприятный разговор с Янцевым. Проницательный финансист сразу сообразил, кто, на самом деле, организовал убойное выступление Казачинова на телешоу. В разговоре с Брагиным tete-a-tete, Янцев попенял:
- Зря ты, Дмитрий, это раскурочил. Посоветовался бы прежде. Сейчас ведь навалятся: прокуратура, УБЭПы, Эф-Эс-Бэ и прочие А-Бэ-Вэ-Гэ-Дэ. Люди пострадать могут!
«А зачем эти люди воровали казенные деньги?» – подумалось Брагину. Но, вступать в дискуссию с Янцевым он не стал, отмолчался. «У них тут свои дела, и не мне, чужаку их судить».
***
Настало воскресенье, 13 ноября 1996 года. Жители Энской области с утра потянулись к избирательным участкам, чтобы выразить свое отношение к претендентам на главный областной пост.
Сразу после закрытия участков появились результаты экзит-поллов; они поначалу казались несколько неожиданными и даже неправдоподобными, но уже утром 14 ноября вполне подтвердились данными подсчета голосов.
На первое место, с приличным отрывом от остальных, вышел коммунист Карбасов, которого до того не считали серьезным претендентом на губернаторский пост. Кацаев закономерно вышел на второе место. Меерович – после сокрушительного удара на теледебатах – стал третьим. Далее – в порядке убывания процента голосов – Солянов, Казачинов, Куликова.
Феномен Карбасова позднее объясняли по-разному во многих публикациях (ибо его политическая карьера развивалась затем успешно в течение целого десятилетия). Говорили, что он обрел популярность у земляков, когда сумел газифицировать поселок Бабина Гора, несмотря на кризис. Указывали также, что он коренной житель области, из тех, что называют себя тереблянами, по имени любимой реки Теребень. Некоторые авторы также похвально отозвались о тактике коммунистов, широко применявших простой и эффективный метод агитации «от двери к двери».
Впрочем, если бы авторы тех анализов спросили мнение Дмитрия Брагина, этот опытный политолог ответил бы просто: «Все дело в народе. Он у нас умный, и не будет голосовать за дураков и воров, если есть хоть один достойный кандидат, хотя бы и коммунист…»
15 ноября в энских СМИ прошло сообщение: «Сегодня в середине дня подал в отставку вице-губернатор Меерович А.М. Заявление о его добровольном уходе с занимаемой должности удовлетворено исполняющим обязанности губернатора Кацаевым Р.Г. Из окружения Мееровича сообщили, что он в ближайшее время намерен вылететь за границу, где собирается лечь в одну из клиник для обследования и лечения в связи с обострением хронического заболевания желудка».
***
- Я свободна! Свободна! Свободна! Не могу в это до конца поверить – без конца повторяла Лика. Она была необычайно хороша в этот вечер – оживленная и возбужденная событиями последних дней.
Дело было в среду, 16 ноября, в доме Лики (куда, как обычно пришел Брагин), но не на веранде, а в гостиной, защищенной от холода и слякоти толстыми, теплыми стенами. И на столе стоял не чай, там было любимое хозяйкой дома красное вино.
Лика говорила беспрестанно и беспорядочно – как будто избавившись от необходимости контролировать себя. Главной же темой ее ораторства была та самая телепередача с дебатами кандидатов, на которой фатально срезали Мееровича.
- Какой молодец этот старик Казачинов. Ведь не побоялся! Сказал! Это… Я не знаю даже, как определить… Подвиг, настоящий подвиг. Это – как на войне: кто-то первым поднялся во весь рост, и другие за ним… И враг опрокинут, бежит… Но как точно он ударил, в самое-самое… Что значит – старая гвардия… Как метко… Как четко сыграно…
Безмерные похвалы в адрес Казачинова слегка раздосадовали Брагина, и он сказал (вклинившись в словопоток, исходивший от собеседницы):
- В хорошем спектакле зритель видит только актера, исполняющего главную роль. Сценарист и режиссер – незаметны в его ослепительной ауре, хотя без них роль бы не получилась.
Лика внимательно посмотрела на собеседника, в ее глазах мелькнул невысказанный вопрос, который через мгновенье сменился восторгом.
- Митя… Митенька, как я не догадалась! Ведь это ты его уделал рукой Казачинова? Так ведь? Боже, какой ты умница, как я тебя люблю! Как мне отблагодарить тебя? Я… Я не знаю… Митенька, хороший мой… Я сейчас заплачу!
- Только не надо разводить слезы – Брагин вдруг почувствовал в себе силу и решимость сказать, наконец, любимой женщине самые главные слова. – Лика, моя марсианка! Ты… Ты самый дорогой для меня человек. Я тебя люблю больше жизни… Прошу твоей руки… Обещаю – ты будешь счастлива со мной!
Лика вскочила на ноги, схватилась руками за голову. На ее лице отразилась целая гамма чувств – нежность, и жалость, и страх одновременно.
- Нет, Митенька, нет… Мне жалко… Мне больно… Ты такой хороший… Но я не могу… Не могу-у! У меня есть любимый человек, он сейчас далеко, но скоро прибудет… Митенька, я так хотела, чтобы ты остался моим другом…
- Кто он? Я его знаю?
- Я… Скажу тебе… Нет, не могу тебе его назвать – я все еще боюсь, хотя бояться нечего… Боюсь… Ты потом узнаешь. Он – настоящий отец моего ребенка.
- Не Меерович?
- Нет, совсем не Меерович – отец моего Бобки.
- Лика… Лика, я все понял… Только теперь… Лика, прости меня.
- Что ты, что ты Митенька.
- Лика, мы останемся друзьями, если ты этого хочешь.
- Хочу, очень хочу.
- А теперь мне надо уйти.
- Куда же ты – ночь на дворе, ненастье. Оставайся до утра, как всегда.
- Нет, моя марсианка, я пойду. Я должен уйти…
Брагин навсегда покинул дом женщины, в которую был влюблен несколько месяцев. Ушел пешком, сквозь ночь и ноябрьскую непогоду.
***
- Алло, это Энск? Горно-Алтайск вызывает Меерович… Ждите у телефона…
- Алло, это Лопухин, мне Аэлиту Меерович…
- Сережа, я у телефона.
- Аленка, милая, любимая, здравствуй!
- Сережа, Сереженька… Как я соскучилась… Ты так редко звонишь. Как ваши археологические успехи? Нашли культуру, о которой ты говорил?
- Кое-что нашли. Но копать – на несколько лет хватит. Сейчас сезон раскопок закончился, погода портится. Я не утерпел, вырвался в город, чтобы позвонить. А через несколько дней – снимаемся все с лагеря и домой. Я страшно скучаю по тебе, Аленка. Все время о тебе думаю, представляю, какая ты красивая.
- Сережа, у меня новости. Я свободна!
- Что, что?
- Я совсем свободна. Меерович удрал за границу. Я с ним буду официально разводиться.
- Вот здорово! Аленка, я все здесь бросаю, и первым же бортом лечу в Москву, оттуда – в Энск. И будем вместе!
- Навсегда вместе, Сереженька.
- Мы будем, будем… Ты, я и наш сын… Я скоро его увижу! Поцелуй его за меня, Аленушка, любовь моя! … Любовь моя разольется морем, и в нем растворю твои слезы…
- Сереженька, это что – твоя новая песня?
- Пытаюсь тут сочинять между делом.
- Прекрасные строки. Поэт мой милый, ты столько всего еще напишешь, споешь.
- А ты будешь моей музой. Единственная, любимая…
***
Карбасов не набрал в первом туре абсолютного большинства голосов. Второй тур выборов был назначен на 27 ноября, но политика-литератора Солянова эти выборы больше не интересовали. Также и Брагину было совершенно безразлично, кто станет губернатором в Энске, Карбасов или Кацаев.
Мэтр хотел улететь в Москву самолетом, как подобает нормальному герою отечественной политики. Но погода стояла нелетная.
В середине дня 18 ноября Солянов, Брагин и их спутники (всего – семь человек) заняли четыре двухместных купе в скором поезде Энск-Москва.
Подробности многочасовой езды в том поезде не запомнились Брагину – он был слишком погружен в себя. Думал, думал – даже ночью, в полусне разбирал причудливые сплетения жизненных сюжетов, сложившихся вокруг женщины, которую он, Дмитрий Брагин вдруг полюбил, а теперь обязан был разлюбить, чтобы не оставаться в глупо-комичной роли влюбленного простака.
Он во всей голой неприглядности представил любовный треугольник, образовавшийся между Аллой-Аэлитой, ее нелюбимым мужем Мееровичем и ее любовником, чье имя она скрывала от всех. Даже от того, кого признала лучшим другом.
«Кто он? Скорее всего, какое-нибудь ничтожество со смазливой мордашкой. Слабак, не способный вытащить любимую женщину из тягостного, постыдного положения неверной жены – вынужденной делить свое тело между двумя мужчинами… Не он ее защищал – она спрятала его от страшного гнева Мееровича, когда тот узнал все, и про супругу, и про ее ребенка… Как он был унижен, оскорблен – великий, несравненный Меерович, выбившийся своим талантом из мелких сошек в самую элитную элиту! Небось орал на нее, топал ногами, угрожал… Требовал назвать соблазнителя, чтобы разделать его, как Бог черепаху. И она выдержала этот напор… Но испугалась на долгие годы… Не за себя – за своего ребенка и за его недоделанного отца…»
Самого себя Брагин не мог ни в чем упрекнуть. Ну, влюбился, как молодой дурачок – бывает. Теперь бы только побыстрее избавиться от этой напасти. Забыть Лику, как он уже забыл свою бывшую жену Марину…
Поезд прибыл в Москву в хорошее утреннее время. В столице соляновскую команду ожидали сравнительно приличная погода (для второй половины ноября), а также целая группа встречающих: сотрудники Солянова во главе с верной Яниной, несколько корреспондентов от разных СМИ.
Мэтр устроил краткую пресс-конференцию прямо под сводами вокзала. Вокруг этого действа сгрудились спутники Солянова и многочисленные зеваки.
Брагин и Сажин растерянно топтались посреди толпы, не зная, что предпринять. И вдруг увидели знакомые лица – такие красивые и родные женские лица. Их пришли встречать Татьяна Галицкая и ее дочь, студентка Наталья.
Выбравшись из толпы, они встали чуть в стороне, дружной четверкой, чтобы обменяться приветствиями и самыми свежими новостями.
Наташа Галицкая была очень похожа на свою маму, только фигура тоньше, и цвет волос темнее. И улыбалась она совсем, как мать – всем лицом сразу. Уловив устремленный на девушку взгляд Брагина, Татьяна Галицкая любовно оглядела дочь, в избытке чувств погладила ее по голове и сказала:
- Вот мы какие. Уже перешли на четвертый курс.
- Совсем взрослая, и такая красавица – тоном старого дядьки похвалил Наташу Брагин. А про себя подумал: «Будет вторая Татьяна. Какому-то счастливцу достанется прекрасная жена».
Между тем, Солянов, ответив на несколько вопросов о ситуации в России и, в частности, в Энской области, заявил, что устал от дороги, должен ехать домой. И пригласил журналистскую братию на большую пресс-конференцию, которую он вскоре даст – «о месте и времени вы все узнаете».
Толпа стала расходиться, мэтр и его спутники двинулись к выходу из вокзала.
- Дмитрий Владимирович, вы сейчас куда? – спросил Солянов Брагина.
- К себе, в Тарасовскую.
- Понимаю вас… Отдыхайте… Но завтра – непременно ко мне, в Переделкино. Приглашаю всех, кто здесь – и вас, милые дамы, в первую очередь. – Последние слова Солянов адресовал Татьяне и Наталье Галицким, повернувшись в их сторону. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ.