НАЧАЛО РОМАНА ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА ЗДЕСЬ.

Первого декабря началась календарная зима, и в тот же день на первом этаже института было вывешено объявление: «Общее собрание трудового коллектива НИИОМ, по вопросу о выдвижении кандидатов в состав Областного и Районного Советов народных депутатов, будет проходить 12.12.1989, в актовом зале. Начало в 15-00».

Политическая задумка Пашкова и Брагина к тому времени уже обрела очертания конкретного плана. Настала пора действовать.

Первым пунктом в плане значилось собрание коллектива группы Пашкова.

В штатном расписании группы числились:

Старший научный сотрудник, руководитель группы – 1.

Младшие научные сотрудники – 2.

Старший инженер – 1.

Лаборант – 1.

Всего пять сотрудников. Но и при таком немногочисленном составе группа считалась отдельным структурным подразделением института. А потому, в соответствии с Уставом СТК НИИОМ обладала правом выходить с предложениями к общему собранию институтского трудового коллектива. Ни администрация, ни СТК не могли своей властью отклонять эти предложения, их должны были обязательно обсуждать на общем собрании и ставить на голосование.

Но сначала такие предложения должны были обсуждаться, затем приниматься на собрании подразделения, и фиксироваться документально. Пашков и Брагин хорошо понимали значение формальностей, даже самых мелких, в задуманном деле. Малейший огрех дал бы начальству возможность замотать опасную политическую инициативу, не выпустить ее на предстоящее институтское собрание – а потом жди полгода, когда оно снова соберется.

Поэтому собрание группы было созвано по всем правилам, с обеспечением полной явки сотрудников, в рабочее время – сразу после обеденного перерыва.

***

Пашков большую часть перерыва просидел в библиотеке: у него не было аппетита, и домой идти не имело смысла – жена и сын обедали в школе. Он пролистал несколько журналов, прочитал пару статей, потом спустился в свои подвальные владения.

В комнате, где стояли столы сотрудников, он, как и ожидал, увидел Асю, лаборанта группы. Она мыла посуду после своей нехитрой трапезы.

Ася – Анастасия Лукина, образование среднее – проживала в селе Старое Рябово, что на берегу Теребени, в пяти километрах от Велибора по проселочной дороге, а если прямиком, через лес – будет километра два с небольшим, полчаса пешего хода.

Она пришла в группу вскоре после Димы Брагина – за нее попросили в отделе кадров, и Пашков согласился, взял девятнадцатилетнюю девочку, не имевшую никакого профобразования. Согласился – и не пожалел.

Ася была трудолюбива и понятлива, она быстро освоилась со своими обязанностями. Ее руками в помещениях группы был наведен образцовый порядок. Приборы, инструменты, материалы и химикаты, применяемые в работе, обрели постоянные места пребывания – ничего не надо было искать, все необходимое находилось под рукой. Лабораторные журналы заполнялись аккуратно и своевременно.

Она, как выяснилось, была мать-одиночка: после школьного выпускного вечера позволила лишнее своему парню, собиравшемуся в армию. Он клятвенно обещал жениться, когда вернется, и не вернулся – нашел, после демобилизации, новое счастье в чужих краях.

В Старом Рябове какие рабочие места для вчерашней школьницы? Можно на ферму, где мат-перемат и навоз по колено, или разнорабочей на пристань, где и холод, и сырость, и мат-перемат. Получив место лаборанта, Ася очень им дорожила: 105 рублей в месяц, и под крышей, в тепле. И начальник хороший – узнав асины обстоятельства, Пашков не возражал, если она порой уходила с работы пораньше, и, при необходимости, давал ей отгулы на свой страх и риск, не сообщая в отдел кадров.

Через год после появления в группе лаборантки, заполнилась и вакансия старшего инженера. Собственно, Ася его и нашла, когда узнала, что такой специалист требуется, но никак не находится, поскольку оклад низкий.

Сначала она скромно сообщила, что есть один человек хороший, которому нужна работа. И предложила: «Дак я его приведу – может он подойдет?». Получив согласие, на следующий день привела под руку мужичка, на вид – под сорок лет, усатенького, молодцеватого, с бравой военной выправкой, но припадавшего на левую ногу при ходьбе. И на левой же руке у него недоставало двух пальцев.

«Асин родственник или, может, любовник?» – подумал Пашков. Оказалось – ни то, ни другое, просто сосед: Липовский Владислав Александрович, капитан запаса, бывший сапер, уволенный с военной службы в связи с травмами, полученными при выполнении служебного задания.

Пашков мог предложить ему только 140 в месяц, с перспективой поднять до 165. Капитан согласился, не моргнув глазом: вместе с его пенсией этого было достаточно. «Главное, чтобы работа была не только для рук, но и для головы. А то жить как-то неинтересно».

Бывший сапер оказался толковым инженером. Он взял на себя всю электрику, электронику и механику, отладил опытные установки, собранные Пашковым за несколько лет, а потом, войдя во вкус научного поиска, и сам стал предлагать кое-какие усовершенствования в методиках экспериментальной работы.

При том, он даже не прикасался к лабораторному спирту, объясняя свою трезвенность просто: «Я положенную на мой век цистерну алкоголя вылакал досуха. А потому завязал прочно и навсегда».

Проживал отставной капитан в сельском доме, вместе со стариками родителями, хотя по демобилизации получил хорошую квартиру в Новорябово. Там теперь хозяйничала его бывшая жена.

Свою жизненную драму Липовский однажды поведал Пашкову и Брагину за традиционным лабораторным чаем.

«Считается, ребята, что сапер ошибается только один раз. А у меня это дважды получилось. На полигоне с миной, а еще ранее – когда женился и, можно сказать, заряд тротила под свою жизнь заложил. Баба с норовом мне попалась, и вздорная, но пошли дети, я крепился, все думал – сумею обуздать свою половину. А потом, как со мной на полигоне та беда случилась, я пару лет по госпиталям – то штопали корпус, то ногу подправлял, то руку. Из последнего госпиталя вышел, только два дня дома пробыл, тут супруга моя и заявляет: подаю, мол, на развод. Ну, я, как офицер, чемодан собрал, дочек расцеловал – и вон из дома. Не судиться же мне с ней из-за квартиры и барахла – это все равно, что со своими девчонками судиться».

Потерпев фиаско в семейной жизни, он, тем не менее, очень уважительно относился к женщинам, никогда не говорил о них грязно. Это по его инициативе в группе был введен запрет на сквернословие – после того, как галантный капитан едва не отлупил Брагина, невзначай запустившего матерком в присутствии Аси.

Липовский – единственный из подчиненных Пашкова – был заранее посвящен в политические планы руководителя группы. И всецело их одобрял, хотя и состоял в рядах КПСС. У него были свои счеты с родной партией…

С утра он отправился в райцентр за комплектующими для нового стенда, и Пашков немного беспокоился – успеет ли Саныч вернуться? Ага, вот он.

***

Младшие научные – Костя Крюков и Леша Хоменко – явились минута в минуту к окончанию перерыва.

Они пришли в НИИОМ полтора года назад, по распределению из Энского политеха; к Пашкову их направил Булевин взамен Брагина, которого забрал на повышение. А с минувшего сентября эти ребята уже числились в заочной аспирантуре. Судя по всему, дядя Федя решил сделать группу Пашкова своего рода кузницей кадров для отдела. Ибо в других подразделениях сотрудники не шибко защищались – как правило, корпели над диссертациями по нескольку лет после окончания аспирантуры, а некоторые и вовсе сходили с дистанции. Не то, что Брагин, который за четыре года защитился и взлетел в старшие.

Костя и Леша – как предполагал Пашков – изрядно лоботрясничали в институте. В их знаниях обнаруживались множественные пробелы. Но, главное, ребята были неглупые, старательные. А усердие, как известно, все перемогает…

Так, группа в сборе, можно начинать. Но где же именинник, герой дня? Брагин где? Пашкова охватило легкое раздражение.

«Ведь договаривались, что ровно в тринадцать ноль-ноль. А он опаздывает. Нет, конечно же, не опаздывает, он – задерживается. Надолго ли?»

Ждать и нервничать Пашкову пришлось не более пяти минут.

«Герой дня» скромно проскользнул в комнату и смирно уселся рядом с Асей.

Пашков поднялся за столом, опираясь на него рукой.

- П-пожалуй, мы начнем. Влад Саныч, ты у нас профорг, возьми на себя с-секретарские обязанности. Будешь вести протокол. П-председателем буду я. Н-никто не возражает? Ну и чудно. Представляю слово для выступления Пашкову Борису Васильевичу, т-то есть мне. Ап-плодисменов не надо.

Но начать заранее подготовленную речь ему удалось не сразу.

Раздался стук. Дверь приоткрылась, и появилось лицо девушки, затем и вся она нарисовалась на пороге: рыженькая, большеглазая, бровастая, в джинсиках и свитерке, свободно облегавшем худенькую фигурку.

Звали ее Лика, точнее – Аэлита Безина, и была она аспиранткой очного обучения, прикрепленной к группе Пашкова для оказания ей помощи при выполнении диссертационной работы. Числилась она в аспирантуре НИИОМ, а шеф ее, профессор Аронов пребывал в Энске. В связи с таким положением аспирантка Безина периодически каталась между Институтом материаловедения и ароновской кафедрой в Политехе. Вот и сейчас явилась после двухмесячного пребывания в Энске или где-то еще.

- Что, у вас собрание? А можно мне с вами посидеть, послушать?

- П-проходи, Лика, садись.

Бросив благодарный взгляд Пашкову, она села, и сразу же затараторила:

- Ой, так долго здесь не была, и вернулась, как домой. Соскучилась по вам, мальчики. И по тебе соскучилась, Асенька, милая, я тебе духи привезла. И для всех подарки, а тебе Боря – книжка, с автографом Аронова. Помнит тебя, передавал привет. Ой, Дима, и ты здесь? А я тебя сразу и не заметила. Ну, как твои дела, все воюешь?

Вдруг спохватилась.

- Что это я разболталась – у вас же собрание. Умолкаю, сижу смирно, только не выгоняйте. Боренька, не сердись, пожалуйста!

Пашков улыбнулся в ее сторону, мягко и снисходительно. Он и не думал сердиться.

***

Она любила рассказывать о себе – всем, кто готов был слушать – и начинала, обычно, с того, как ее назвали экзотичным «марсианским» именем.

«Тогда только начинались космические полеты. Гагарин полетел, за ним Титов. А мой папа служил в авиации, и прямо бредил Космосом. И научную фантастику он любил. Наша семья жила тогда на Алтае, и вот мы родились с братом одновременно, близнецы. И брата назвали Герман, в честь Титова – он ведь алтайский, наш земляк. А меня – Аэлитой, потому, что женщин-космонавтов еще не было. Если бы родилась позднее, назвали бы Валентиной, как Терешкову. Вот был бы ужас! Терпеть не могу это имя, оно какое-то тяжеловесное».

Ее отец завершал военную карьеру в Энске, откуда сам был родом. Здесь же Лика окончила школу, и совершенно не знала, какой путь дальше избрать. Просилась в Москву, поступать в какое-нибудь интересное место, например – во ВГИК, но родители не пустили. Предложили на выбор – медицинский или педагогический в родном городе. А ей было все равно, что в мед, что в пед, что просто замуж – никуда не хотелось. Так промаялась год, а брат пошел по отцовской стезе – в Киевский институт инженеров гражданской авиации.

«Он такой умный, целеустремленный, всегда знает, чего хочет. А я – непонятно какая, то ли умная, то ли глупая, болтаюсь, – ни туда, ни сюда…»

Через год после окончания школы судьба Лики определилась благодаря двоюродной сестре отца, преподававшей историю КПСС, а также теорию научного коммунизма в Политехническом институте. Ее мужем был профессор Аронов, который и пристроил «непонятно какую» племянницу на химико-технологический факультет. А после окончания тот же дядюшка-профессор устроил ей распределение в очную аспирантуру НИИОМ – взять ее в аспирантуру Политеха не было возможности, из-за невысоких оценок, заполнявших диплом.

Принимая в свою группу такую внештатную сотрудницу, в качестве своего рода «общественной нагрузки» (так это объяснил дядя Федя), Пашков сразу же определил для себя ее суть: «блатная фифа, к тому же типичная центропупистка; весь мир существует для нее, и все должны вокруг нее крутиться».

И все же «центропупистка» отменно вписалась в коллектив. Эксцентричной, но при том симпатичной девушке охотно помогали, особенно – добряк Липовский. Он называл ее марсианкой, а иногда – дочкой (видимо, вспоминая своих подраставших девочек, от которых его всячески отдаляла бывшая жена).

Брагин сделал вместе с Ликой одну из публикаций, необходимых для ее защиты. При этом он взял на себя большую часть работы, а она так мало старалась над остальным, что ее соавтор, в сердцах, бросил, прилюдно, про нее: «общественно бесполезная нагрузка».

И за это его тут же отругала скромница Ася, опекавшая марсианку, как взрослый человек опекает малыша-несмышленыша, нуждающегося в защите (хотя они были практически ровесницы, Лика даже чуть старше).

Основную тяжесть «общественной нагрузки» пришлось тянуть Пашкову.

Булевин считался вторым руководителем аспирантки Безиной, и ее диссертация давала лукавомудрому Федору Ивановичу возможность выстроить особые отношения с профессором Ароновым – одним из столпов научного сообщества, сгруппированного в Политехе. Соответственно такому положению, данная аспирантка должна была успешно защититься в любом случае.

Понимая это, Пашков предполагал, что ему самому придется сделать практически всю диссертацию «фифы», да еще написать для нее доклад для выступления на Ученом совете.

Вопреки его ожиданиям, Лика оказалась девушкой с характером и неглупой. Диссертацию она собиралась делать сама, но, к сожалению, совершено не умела системно работать. К тому же, порывы трудового энтузиазма чередовались у нее с периодами полного интеллектуального ступора. Направлять ее работу по нужному руслу было крайне тяжело. «Проще самому все сделать» – думал порой Пашков. Он возился с ней, как когда-то с младшей сестрой – милой, но капризной девочкой – которой втолковывал основы школьной математики, приезжая домой на студенческих каникулах…

Однажды летом Борис и Лика вместе отправились на конференцию по композиционным материалам, проходившую в Ленинградском институте целлюлозно-бумажной промышленности. Булевин тоже собирался с ними – главным докладчиком от НИИОМ. Но в последний момент что-то у заведующего отделом не сложилось, и его подчиненные отправились в Ленинград вдвоем, с небольшим докладиком.

Они скромненько доложились на одной из секций конференции, а потом сачканули: вместо того, чтобы слушать коллег в душной аудитории, отправились гулять по городу. Благо, погода стояла совсем не ленинградская – солнце сияло, и легкий ветерок играл облачками в голубом небе.

Для начала они прошли по стандартному экскурсионному маршруту (Пашков исполнял обязанности гида): Дворцовая площадь, Невский проспект, Исаакиевская, Сенатская с бронзовым Петром на коне, и так далее. На следующий день, с утра продолжили в том же духе: отправились на Васильевский остров, где проведали Университет – полюбовались (не заходя) зданием Двенадцати коллегий; затем прошлись по набережной. А когда у обоих устали глаза и ноги, Борис отвел Лику в уютный ресторанчик «Демьянова уха», не слишком заполненный в дневное время.

Отдохнув и порадовав желудки незамысловатыми шедеврами настоящей ленинградской кухни, они отправились на любимое место Пашкова, к стрелке Васильевского острова, где фасад Биржи подобен окаменелому парусу, натянутому между ростральными колоннами, а внизу бессменный шкипер – Нептун направляет застывший во времени бег острова-корабля. И там Борис, а за ним Лика бросили по монетке в невскую волну, в залог будущих встреч с чудесным городом.

Вечером Лика уехала из Ленинграда прямо в Крым, где отдыхали ее родители.

Прощаясь с Борисом на Московском вокзале, она вдруг обвила его за шею руками. Чмокнула в щеку раз, другой.

- Спасибо, Боренька, спасибо за все…

Разжала объятья, вскочила в вагон. Поезд тронулся, и Лика стояла в тамбуре, махала рукой, пока проводник не закрыл вагонную дверь.

А он подумал: «Созрела барышня. Переспать бы ей с мужиком». И сам неприятно поразился грубости своей мысли.

***

Не мог Пашков сердиться на Лику, хотя она и нарушила, при своем появлении, чинный порядок ответственного мероприятия.

Он прокашлялся, требуя внимания и тишины. Сосредоточился, чтобы поменьше заикаться.

- Уважаемые коллеги, как в-вы знаете, двенадцатого будет собрание, где институт должен выдвинуть кандидатов в Советы – районный и областной. И кандидаты эти тоже известны. Я н-не предлагаю их обсуждать. Но я об-бращаю внимание: по новому закону о выборах, каждая организация, где больше т-трехсот работников, может выдвинуть кандидата даже в народные депутаты Российской Советской Ф-федеративной Социалистической республики. А у нас в институте более 500 человек. И я п-предлагаю такую возможность использовать. Давайте выдвинем своего кандидата в российский парламент, именно – Брагина Дмитрия, хорошо нам известного. Вот он здесь присутствует. И будем добиваться, чтобы коллектив на общем собрании нас поддержал с эт-той инициативой. Идея понятна?

Повисла тишина.

Потом Ася спросила:

- А что Дима будет делать, если его изберут?

- Н-ну об этом пусть он сам и скажет.

Пашков сел.

Брагин встал, широко улыбнулся, оглядел присутствующих.

- Ребята, моя программа еще не готова. Есть только наметки, и они основаны на опыте, а не только на теории. Помните, мы избирали СТК? Полная демократия, никаких привилегий у администрации, один человек – один голос. Народ выбирал из большого списка – до семидесяти претендентов на двадцать пять мест в Совете. И выбрали серьезных людей, с головами на плечах, и с принципами. Потом мы сделали хозрасчет – ну, вы знаете. Главное, по-людски сделали, не так, как хотела администрация. И у сотрудников появился стимул, стали работать лучше и больше получать. Так вот, я хочу предложить что-то такое в масштабах России. Чтобы сделать такой хозрасчет по отношению к союзному правительству и Горбачеву – а то они мышей не ловят, в стране кризис, в магазинах ничего нет. И с другими республиками у России должен быть хозрасчет, чтобы кто как работает, так пусть и живет. Ну, мне это еще надо все продумать, чтоб до народа донести на собрании. В общем, все так…

- П-программа будет – вмешался Пешков. – Поможем написать, если потребуется. Спасибо, Асенька за хороший вопрос. Ты удовлетворена? Ладно, тогда дальше. У кого еще будут вопросы к нашему кандидату?

Липовский приподнял трехпалую ладонь над столом.

- Скажи, Дымок, ты надеешься победить на выборах?

- Надежда всегда есть, хотя шансы маленькие, это понятно. Знаю одно – я буду драться за победу изо всех сил. А если проиграю, то пусть хотя бы народ расшевелится. Чтобы кончилась эта малина для партийных боссов, когда они всем рулят, а им все в рот глядят.

- Шансов на победу у Димона – ноль, дело ясное – отозвался Леша Хоменко. – Трата сил без пользы. Поэтому…

- Заткнись, Хома – перебил его Костя Крюков. – Что такое польза? Ну, не изберут, зато какой прикол! И потом, чистого ноля теория вероятностей не допускает. Какой-то шанс всегда есть, и если пруха попрет, его можно разыграть. Димыч, я с тобой! На союзных выборах, весной, какие нормальные мужики прорвались! А ты тупой, Хома, тебе только сопеть в две дырки!

- Крюк, ты сам тупой. Это ж в Москве и Питере прорвались, а у нас что? Болото. Я же не против Димыча, я говорю – подумать надо.

- Я тоже считаю, надо подумать – включилась в дискуссию Ася. – И не надо горячиться, мальчики.

- Вот видишь, Асенька на моей стороне…

- Ася, не слушай Хому, он просто дрейфун!

- Кто, я дрейфун?

- Тихо, бойцы, слушайте меня! – прикрикнул Липовский, пытаясь перекрыть голосом спорщиков. – Я так считаю…

Но его никто не слушал – началась общая неразбериха, каждый говорил свое.

Пашков сидел молча – ждал, когда коллеги спустят пары. Потом требовательно постучал по столу.

- Все. Хорош трепаться. Дискуссия завершена, п-пора принимать решение. Кто за мое п-предложение по кандидатуре Брагина? Принято единогласно. Саныч, оформи протокол, как положено, Ася п-пусть напечатает, чтоб красиво было.

Тут только он обратил внимание, что Лика, вопреки своему обыкновению, не проронила ни слова в ходе собрания. Она притихла, как мышка, а глаза ее были широко открыты, и светились восторгом – примерно как тогда, в Ленинграде, на стрелке Васильевского острова. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

На Главную блог-книги ГДЕ-ТО В РОССИИ