НАЧАЛО РОМАНА ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА ЗДЕСЬ.

На первом этаже института, сразу же за входной дверью, начинался обширный, удобный вестибюль. Из него если прямо пойдешь – на главную лестницу попадешь, и по ней, красивой, поднимаешься хоть до директорской приемной, хоть в актовый зал, или куда тебе надо. Направо – строгий гардероб, учтиво приглашающий захожего, заезжего человека: оставь одежду, всяк сюда входящий. Налево – неизбежный в данном интерьере бюст Ленина, а за ним – голая стена, отменно выкрашенная голубой краской.

И на той стене, чуть в стороне от вождя мирового пролетариата, устроена была доска объявлений. В незапамятные времена сотворили ее умелые краснодеревщики из Отдела капстроительства: сколотили из добротной древесины, отлакировали, снабдили застекленными дверцами на крепких петлях. Дабы чего не вышло, дверцы запирались на малый замочек, и ключи от него хранились в профкоме.

Ибо передана была та доска в ведение местной профорганизации, для размещения объявлений, идущих от профсоюза и прочей благонамеренной общественности, как то: ДОСААФ, Общество краеведов, секция водного туризма от спортобщества «Буревестник», стихотворно-драматический кружок «Музы и струны», и прочая, и прочая. Места всем хватало, и объявления висели подолгу, не мешая одно другому.

В эпоху гласности и демократизации, когда в институте завелась своя малая демократия в лице Совета трудового коллектива, на ту же доску стали помещать объявления от СТК и его комиссий. Стало тесновато, и, в конце концов, установили правило: справа крепит свои бумажки Совет, слева – профком и иже с ним. При этом стали возникать сложности с ключами – их периодически забирали с места постоянного хранения, передавали из рук в руки, теряли, находили, а потом потеряли окончательно. Проблема решилась просто: некий член СТК, коему поручено было срочно разместить на доске некое решение, взял, да и выдернул замочек, который к тому времени держался на соплях, да на одном шурупе.

Новый замок вешать не стали, и теперь каждый сотрудник института мог через доску объявлений выражать свои мнения, пожелания и требования urbi et orbi.

И со временем у сотрудников образовалась привычка: приходя на работу, первым делом подходить к доске для ознакомления со свежей информацией.

Установленной де-факто свободой рукописно-машинописного слова сразу же воспользовались разные неформалы, типа не признанного профкомом альтернативного поэтообъединения «Шараш-монтаж». А затем и частные лица стали прикреплять к общественной доске объявления сугубо приватного свойства. Например: «Домашние курсы английского. Запись у Бариновой в библиотеке», «Отдам котенка сиамской породы, в хорошие руки», «Рей Бредбери, в хорошем состоянии, отдаю даром», «Джинсы, почти новые, по договоренности. Лямин, к 345». Или даже такое: «Коля, не будь извергом. Жду тебя после работы в нашем месте. Твоя О.В.»

Бумажки клеились, либо крепились кнопками, нередко одна на другую из-за недостатка места. Порой возникали скандалы: кто-то что-то срывал, кто-то возмущался бардаком и самоуправством. В конечном итоге на доске воцарился полный беспорядок, и официально признанные общественные организации стали размещать свою информацию в других местах. А затем и стекла были выбиты, и дверцы пропали в годы постперестроечной разрухи. Но это – отдельная история, выходящая за хронологические рамки данного повествования.

Именно на той вестибюльной доске в пятницу, 1 декабря 1989 года было вывешено объявление о предстоящем собрании трудового коллектива института по вопросу о выдвижении кандидатов в депутаты.

А ровно через неделю пониже этого объявления, изображенного крупными красными буквами на ватмане, появился скромный листок с текстом, напечатанным на машинке. В нем, от имени коллектива Группы поисковых исследований Отдела композиционных материалов, собранию института была предложена кандидатура Дмитрия Брагина, к.т.н., ст.н.с., на предмет выдвижения его на выборах народных депутатов РСФСР. И рядом, на втором листке кратко излагалась политическая программа кандидата Брагина – кому интересно, пусть читает.

***

Программа родилась в муках.

Брагин, Пашков и примкнувший к ним Липовский просидели над ней несколько вечеров, истребив за это время блок сигарет и выпив безмерное количество крепкого чая.

Вариант, первоначально подготовленный Брагиным, Пашков жестко раскритиковал:

- У т-тебя через фразу – хозрасчет, хозрасчет. М-мне понятно, что ты хочешь сказать, но выглядит как-то мелко. Н-не по государственному. В твоей б-бумаге Россия выглядит, как предприятие или организация, т-типа нашего института, только в ук-крупненных масштабах. Слово хозрасчет в применении к России мне вообще не нравится. З-звучит блекло. Его надо заменить чем-то другим. И еще: н-нужна общая картина будущего Советского С-союза. У тебя только Россия, а что делать с с-союзным государством?

- А у тебя, Бур, есть такая картина? Предлагай.

- Я бы взял за основу сахаровский п-проект. С нек-которыми коррективами. С-союз Советских республик Европы и Азии на добровольной основе…

Вмешался Липовский:

- Сахаров великий ум, но его проект – химера. Если всем автономиям дать права союзных республик, будет хаос, все начнут качать права, и никто никому не уступит. И Союз не сохраним, и Россию развалим. Надо Россию поставить в центр димкиной программы, это наша страна. А Горбач и союзное правительство – камень на шее, не сбросим – утопит.

- Т-ты что, предлагаешь объявить независимость от Советского Союза?

- Я этого не говорил. Пусть у союзного центра останется оборона, внешняя политика. А наша экономика – вся у нас.

- Бур, ты послушай, что Влад говорит – обрадовался поддержке Брагин. – Это именно то, что я и называю – хозрасчет в государственном масштабе.

- Слово хозрасчет не подходит – поморщился Липовский. – Может, назовем это – государственный суверенитет?

- Красиво з-звучит, но какая разница между суверенитетом и независимостью? Разве это н-не одно и то же? Т-тем более -государственный суверенитет.

- Пашков, не занимайся схоластикой. Влад тянет в правильную сторону.

- Эт-то не схоластика, Дым, а логика. Мы в Союзе или нет – третьего не дано.

- Формальная логика, а надо мыслить диалектически…

Так они дискутировали в понедельник, с окончания рабочего дня до глубокой ночи. Во вторник продолжили и полностью разошлись во мнениях. В среду, наконец, нащупали консенсус, и в четверг завершили теоретические изыскания.

Главным результатом их умственных усилий стало простое и емкое словосочетание: «Суверенитет российского народа».

Из этой базовой формулы логично проистекали программные пункты, требующие радикальных преобразований в политике, экономике, социальной сфере. Всего – на одну страницу машинописного текста.

- Вполне достаточно. Коротко и ясно – так оценил итоги общей работы потенциальный кандидат в депутаты. – Народ прочитает и схватит идею, и все поймет.

Соавторы программы с ним согласились.

***

В пятницу, 8 декабря Пашков явился домой сразу после окончания рабочего дня – Люба была приятно удивлена. И всю субботу он отдал семье: подточил сыну коньки, отремонтировал настольную лампу, активно помогал жене на кухне.

Но за этими хлопотами его не оставляла смутная тревога: он мысленно проигрывал варианты, по которым могла бы развиваться ситуация на институтском собрании, и чем дальше, тем больше сомневался в успехе. Ну вот, выступят они с Димкой, потом начнутся вопросы, прения. Муралов, скорее всего, отмолчится с важным видом – поскольку он сам кандидат в депутаты. Но парторг Пичугов наверняка выступит. Он не будет говорить, что нельзя мешать планам обкома, а обрушится на Брагина: молодой, мол, неопытный, куда ему в депутаты – это у него, дескать, личные амбиции, хочет поиграть в политику. И Пичугова могут поддержать авторитетные люди. Тот же Граков, например – а к его мнению прислушиваются. И коллектив настроится против Димки…

В ночь на воскресенье Пашков долго не мог уснуть. Далеко за полночь он встал, вышел на кухню. Пил чай, думал – ничего путного в голову не приходило. Снова отправился спать, и, чтобы отвлечься и нагнать сон, стал вспоминать приятные сюжеты из своего студенческого прошлого: девушек, с которыми встречался до Любы, друзей по факультету… Внезапно из памяти всплыла одна история, случившаяся на его глазах в Университете – и как будто подсказавшая, как можно добиться нужного результата на собрании.

Утром, едва проснувшись, Пашков поспешил в общежитие к Брагину – поделиться идеей, пока Димка с Маринкой не уплетутся куда-нибудь.

***

- П-понимаешь Дым, это было в 1969 году, в-весной. Я был еще салагой тогда, первый курс. И был у меня дружок Мишка, т-тоже первокурсник, но только не с химического, а с физического ф-факультета. Он ко мне ходил общаться, а я к нему, на физфак. За девками вместе ухлестывали, трепались о том, о сем. В его физфаковской компании много о политике говорили, мне эти разговоры нравились – хлебом не корми. Разные б-были ребята в компании у Мишки, имена уже забыл, помню т-только одного – Саню Сунгурова. И то, потому, что фамилия з-засвеченная в литературе – у Герцена, в «Былом и думах», упоминается кружок Сунгурова. В связи с делом петрашевцев.

Это так, к вопросу о птичках.

Ну вот, пришел я как-то к Мишке на факультет после первой пары, и зову его: давай, срывайся с лекций; девки на дачу приглашают к одной – все будет, предки в городе остаются, давай шустри, нам еще вина надо купить. А он мне: не могу, мол, важное дело. – Какое еще дело? – Бунтовать будем. – Что такое? – Комсомольская конференция, говорит, в-внеочередная, и я, говорит, выбран делегатом. Покажем начальству, что мы не быдло покорное. Т-тут меня любопытство разобрало, говорю ему: а можно мне в вашем бунте поучаствовать? В порядке солидарности? – Да запросто.

Университет у н-нас вольнодумный был, а физфак особенно. И у них комитет комсомола фрондировал п-по отношению к вышестоящим комсомольским бонзам. А те, в конце концов, решили проучить н-нижестоящих нахалов. Как водится, пожаловались в п-партком, а еще связались с газеткой «Смена», и там выдали разгромную статью о непорядках в комсомольской организации ф-физфака. Куча глупостей, н-но, по тем временам, могло выйти серьезное дело, с последствиями.

А эти ребята-фрондеры не испугались, каяться и п-просить прощенья не стали. Созвали конференцию с вопросом о доверии своему комитету. И – главное – п-провели разъяснительную работу в массах. Большинству н-нормальных студентов эти комсомольские в-выкрутасы были до одного места. Но когда ос-сознали, что надо защитить свои ф-факультетские дела от н-нажима сверху, от н-начальства по комсомольской линии – что тут поднялось! Волна в-возмущения!

Вот м-мы с Мишкой идем в зал Перед входом – стенгазетки, с т-таким к-крамольным содержанием. Шум, гам – страсти кипят! Н-началась конференция, ребята выступают, г-говорят, что думают, б-без оглядки н-на начальство. Журналист из «Смены», автор той статейки – ему т-тоже дали слово – имел б-бледный вид. Его так встретили, что сбежал, не кончив выступление. И резолюция – полное доверие своему к-комитету. Что и т-требовалось.

- Интересно рассказываешь, Борька. У нас в институте шухарились по-всякому, но такого не было. Значит, ваши большую волну подняли… И чем кончилось, как начальство-то отреагировало?

- П-партком дал задний ход. Не стали раздувать дело, спустили на тормозах. Как-никак, vox populi – vox Dei.

- Что ты сказал?

- Глас народа – глас Божий. Латинская п-поговорка.

- Я все понял. И нам надо послезавтра вызвать такую вот волну, чтобы народ поднялся, а начальство легло в дрейф. Хорошо, программу мы вывесили, ее уже читают, я видел…

- Этого мало. Завтра пройдем по институту. П-поговорим с людьми, и т-твою программку разнесем по лабораториям, чтобы массы ознакомились, как можно шире. Н-надо напечатать экземпляров тридцать хотя бы. Найдешь п-пишущую машинку?

- В общаге все найдется, и машинки, и машинистки. Сделаем.

- Н-ну, тогда до завтра.

- Погоди, Пашков, не беги. Погости с полчаса, Марина кофе устроит. А где сейчас те фрондеры, о которых ты рассказываешь? Может, в большую политику подались?

- Конкретно н-не знаю – Мишку потом отчислили за неуспеваемость, и я с его компанией потерял к-контакты. Н-но некоторые из нашего, питерского университета сейчас в политике, т-точно. С-собчак, например.

- Ты его знал?

- Н-нет конечно. Мы с юристами не в-водились. Кстати, об уп-помянутом Сунгурове. Я его фамилию встречал в прессе, к-кажется в «Огоньке». Он б-был назван одним из заводил в Ленинградском н-народном фронте. Интересно бы с ним снова встретиться.

***

Машинка нашлась у аспиранток, с которыми обитала Лика. Девушки постарались – напечатали шестьдесят экземпляров Брагинской программы, сделав двенадцать закладок.

Утром в понедельник кипа машинописных листов громоздилась на лабораторном столе. Пашков провел небольшое совещание с участием членов группы и примкнувшего к ним Брагина.

- Н-надо грамотно распределить силы. Будем ходить п-попарно. Если где начальство разбухнет, один принимает на себя удар, другой р-работает. Б-больше всего народа в отделе Райкова, и в основном – женщины. Они н-немного тормозят, поэтому туда п-пойдут Дима и Леша. Воздействуйте н-на коллег силой логики и личного обаяния. Четыре лаборатории, за полдня управитесь, без спешки. П-потом Леша свободен, а ты, Дым пойдешь к своей Маринке в ОНТИ, заодно можешь навестить патентный. Мы с Костей быстренько гульнем по обеим лабораториям н-нашего отдела – и к Гракову. У н-него т-три лаборатории, и там м-много зануд, придется объяснять, что почем. Теперь вспомогательные структуры – м-мастерские, опытный цех, гараж…

- Рабочий класс беру на себя. Справлюсь один – решительно заявил Липовский.

- Л-ладно. Еще остается административная часть – канцелярия, кадровый отдел, планово-экономический, бухгалтерия. Димку там н-недолюбливают из-за его хозрасчета. Стоит ли т-туда соваться?

- Я схожу тихо-тихонько – вызвалась Ася. – Там есть хорошие женщины. Может, не смогу так объяснить, как Дима, но программу им дам почитать.

- А мне куда? – спросила Лика. – Можно, я с Санычем пойду?

- Не надо дочка, там мужские разговоры будут.

- Тогда я с Асей. Асенька, возьми меня, пожалуйста!

- Хорошо, бери листки. Дак мы пошли, что ли?

И они затопали на звонких каблучках по слабо освещенному коридору к лестнице, идущей наверх. За ними – остальные.

Девушки первыми ушли и первыми вернулись из похода. Занялись обычными делами: Ася принялась наводить порядок, Лика листала последний сборник «Трудов НИИОМ» и, время от времени, пыталась завести разговор.

Перед самым обедом явился Леша Хоменко; на расспросы – как там прошло у Райкова? – отвечал скупо: «Поговорили, листки раздали. Без проблем». И отправился утолять аппетит, разыгравшийся от хождения и разговоров.

В обед Ася угостила Лику чаем с домашними бутербродами.

Сразу после обеда появился Саныч; он прихрамывал сильнее обычного, глаза диковато блестели.

Ася окинула его внимательным взглядом, сказала с мягким сожалением в голосе:

- Владислав Александрович, вы, кажется, нарушили зарок.

- Каюсь, Анастасия Романовна, нарушил. У технолога сегодня день рождения. Мужики собрались в кабинете у начальника цеха – как тут без водяры обойтись, в своем тесном кругу? Я, можно сказать, в самое подходящее время оказался в подходящем месте – по ходу банкета все им по полочкам разложил, заручился полной поддержкой. Бумаги им дал, обещали прочитать внимательно и рабочему классу растолковать. Ну, пришлось и мне на грудь принять за здравие именинника. Иначе нельзя. В гараж уже не пошел…

Явился Брагин, и стал ждать Пашкова, чтобы еще раз обсудить завтрашнее выступление. Вернулся с обеда Леша, а через пару минут после него шумно ввалился в дверь Костя – запыхавшийся, радостно-возбужденный.

- У Гракова ребята классные. И сам он – мужик нормальный, даром, что профессор. Заходим в отдел, он – нам навстречу. Завел Пашкова в кабинет, и они там журчали, журчали. А я – по комнатам, по комнатам. Мужики, девки, все меня слушают внимательно, и вопросы задают без понтов, всерьез. А я им повторяю то, что нам здесь Димыч напел. Кругом весь отдел обошел, смотрю – наша бумага уже вывешена на видном месте, напротив граковского кабинета. А Бур все в кабинете сидит. Я не стал его ждать, пошел обедать – дело-то сделано. А что, Пашкова все нет? Вот он идет, по коридору грохочет, как танк.

Пашков казался очень усталым, он принес плотный полиэтиленовый пакет с каким-то грузом – и сразу же убрал его в ящик письменного стола.

- Н-на сегодня хватит. Плановые эксперименты отменяются – все равно толку не будет. М-можно расходиться по домам, только н-на вахте осторожнее – чтобы не з-заподозрили в дезертирстве с трудового фронта.

***

Собрание трудового коллектива НИИОМ началось 12 декабря, как и было назначено, ровно в 15-00, и окончилось около девятнадцати часов.

Выходя из актового зала и спускаясь по лестнице в вестибюль, Брагин ощущал легкое головокружение; будто из-за стены до него доносился голос Пашкова, шагавшего рядом:

- Ч-четыреста семьдесят четыре «за», тридцать два «против». Отличный результат, л-лучшего и н-не надо…

Марина, повиснув на руке мужа, счастливо улыбалась и напевала от избытка чувств:

-Тра-та-та, тра-та-та, вышла кошка за кота…

Брагин шел молча. Зато Пашков не умолкал, рассуждая на ходу:

- З-здорово получилось, что наш вопрос б-был последним в повестке. П-пичугов м-малость выдохся, а других сильных оп-понентов они н-не смогли выставить. Димка выступил великолепно. П-по классике: четко, логично и л-лаконично. И выглядел отменно, ж-женщины его ласкали влюбленными глазами – Маринка, т-ты уж не ревнуй…

Его слушала только Лика. Она шла справа от Бориса, и все надеялась, что он возьмет ее под руку, как подобает кавалеру.

Он вспомнил о такой обязанности только в конце лестницы. Исправляя оплошность, поухаживал за своей дамой в гардеробе: принес ей шубку, помог одеться и поправил примявшийся воротничок.

На крыльце они постояли немного вчетвером; им было хорошо, и не хотелось расходиться.

Снег падал пушистыми хлопьями, но ветра не было, и мороз не ощущался. Лика скатала снежок, бросила его наугад, в темноту. Брагин глубоко вздохнул, выходя из отрешенного состояния, буркнул:

- Надо бы отметить…

Марина подхватила:

- Надо, надо. Ребята, идем к нам, прямо сейчас. У нас грибки, клюковка, я драников напеку.

Пашков помотал головой.

- У м-меня Люба уже п-пироги напекла. С рыбой. И в-выпить есть. Так, что п-пошли ко мне.

- Опять, что ли, спиртом разведенным будешь угощать, гидролизным? – поморщился Брагин.

- Н-найдется кое-что и получше с-спирта. Помнишь, Дым, я вчера у Гракова з-застрял?

- Ну, помню. И о чем вы там дискутировали битый час?

- Больше, ч-часа два с лишним. И все – о высоких научных м-материях. Он мне про надмолекулярную с-структуру, я ему про гетерогенные с-системы. Как дела? А потому что! Ля-ля – тополя. Н-но чувствую, профессор что-то в себе держит, хочет выложить, и не решается. Н-наконец, переломил себя, з-заговорил о той истории с гидропротектором. Мол, мы ваше – то есть, мое – предложение учли, спасибо вам большое. А я ему, н-нахально: одним спасибом не отделаетесь. Он сразу з-забурел, з-забронзовел – д-дескать, что вы – то есть я – имеете в виду? А я говорю – так и так, ваши ребята б-бутылку обещали и н-не отдали, зажали. М-может у них денег на вино нет? Он расцвел, з-заулыбался – п-понял, что я п-права качать не буду. И – к шкафу, достает «Крымский мускат», ноль семьдесят пять литра. К-красота! Вот, мол, вып-полняю – он выполняет! – обещание своих сотрудников, за счет с-собственного р-резерва. А с д-деньгами, говорит, у них туго и в с-самом деле – им п-премию за п-полугодие срезали. Я п-посочувствовал, и н-на том мы с Граковым поладили. Ergo, имеем что выпить за п-первый успех Дмитрия Брагина в большой политике.

- Дай Бог, чтобы не последний – вздохнул Брагин.

И они двумя парами, взявшись под руки, двинулись вглубь микрорайона – по направлению к дому, где Люба Пашкова уже приготовила пироги с рыбой. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

На Главную блог-книги ГДЕ-ТО В РОССИИ