НАЧАЛО КНИГИ – ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЭТОЙ ГЛАВЫ – ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ – ЗДЕСЬ.

Убеждаясь с каждым днем, сколь мало сохранилось от древней таитянской культуры, Гоген одновременно пережил еще одно серьезное разочарование. Приехав в Матаиеа, он сразу начал искать девушку, которая согласилась бы жить с ним в его хижине. Заодно будет решена проблема стирки, готовки, мытья посуды.

К сожалению, это оказалось очень сложно. Прежде всего потому, что в Матаиеа, где насчитывалось лишь полсотни семейств, было очень мало молодых женщин, да еще самые красивые уехали в Папеэте и осели там. К тому же местные девушки, не дожидаясь благословения священника и вождя, рано выходили замуж. Кончилось тем, что Гоген избрал наименее удачное решение: он послал за Тити. Разумеется, этот эксперимент был обречен на неудачу. Тити привыкла к шумному веселью танцевальной площадки и «мясного рынка», к китайским ресторанам. В ее глазах Матаиеа было скучнейшим местом, а местные жители — тупой деревенщиной. В свою очередь соседи Гогена считали Тити спесивой кривлякой и не хотели с ней знаться. Оставался один собеседник — Гоген, и она принялась отравлять ему жизнь болтовней, требовала к себе внимания. Конечно, хуже всего то, что она мешала ему работать. И когда перед ним встал выбор — или Тити, или работа, он, не долго думая, отправил ее обратно в Папеэте, где ей надлежало быть.

Но в Матаиеа ему оказалось неожиданно трудно найти себе даже случайную подругу. Сам Гоген объяснял это тем, что «немногие девушки в Матаиеа, которые еще не обзавелись тане (муж, мужчина), смотрят на меня так откровенно, так вызывающе и смело, что я их даже побаиваюсь. К тому же мне сказали, что они больны. Заражены болезнью, которой мы, европейцы, наградили их в благодарность за их радушие». В том, что Гоген боялся снова заболеть, нет ничего удивительного. Что же до страха перед женщинами, который раньше за ним не наблюдался, то речь идет скорее всего о вполне понятном опасении показать себя смешным. Молодые таитяне и таитянки, не состоящие в браке, объединялись в особые группы, и для пожилых мужчин почиталось крайне неприличным участвовать в их интимных играх. Да и как, сохраняя почтенный вид, ухаживать за таитянской хохотушкой, если вам доступен только язык жестов.

Еще более горьким разочарованием для Гогена было то, что в таитянской деревне нельзя было обойтись без денег. Вместе с тем авторы очаровательного справочника, изданного министерством колоний, по-своему были правы: таитяне не знали голода и нужды.

К сожалению, европейцу, не владеющему землей и не знающему таитянского земледелия, прокормиться было куда сложнее. Островитяне ловили в лагуне крупную вкусную рыбу, но Гоген и этого не умел. На Таити, как и везде, трудное искусство рыболовства дается не сразу. Охотиться? Но из дичи на острове были только одичавшие свиньи, а они обитали в зарослях папоротника высоко в горах, так что требовалось хорошо знать местность и располагать натасканными собаками, наконец, просто быть закаленным человеком, чтобы переносить холод, дожди и прочие лишения. Иными словами, охота на диких свиней была не по силам новичку, который к тому же только что оправился от болезни. Из всех способов добывать себе бесплатную пищу Гогену был доступен лишь один: собирать в горах дикие бананы. Тогда, как и теперь, таитяне каждую субботу отправлялись за бананами и приносили запас на всю неделю. (Поэтому суббота называлась махана ма’а — «день пищи»; и так Гоген назвал экспонируемую в музее «Атенеум» в Хельсинки картину, на которой изображен таитянин с ношей бананов⁷⁰.) Однако он и тут не смог последовать примеру островитян, и всякий, кто пытался повторить его таитянский опыт, тотчас поймет — почему. Дикие бананы растут высоко в горах, туда нужно идти много часов по узким тропкам, вьющимся между пропастями, вдоль острых гребней, и каждая гроздь весит около десяти килограммов. С нетренированного европейца, как правило, достаточно одной вылазки, чтобы на всю жизнь отбить ему вкус к горным бананам, даже если он на обратном пути не поломал руки-ноги и не свалился в расщелину.

Но допустим, что Гоген ценой долгого и упорного труда в конце концов научился бы добывать себе пищу, как это делают островитяне, — ему бы просто было некогда писать. Конечно, он это понимал, а поэтому и не стал пытаться. Волей-неволей ему пришлось избрать бесславное решение, стать постоянным покупателем в магазинчике китайца Аони, стоявшем у дороги неподалеку. Однако Аони, естественно, держал только такие товары, на которые был спрос в Матаиеа, а в их число уж, во всяком случае, не входили ни фрукты, ни корнеплоды, ни овощи, ни свежее мясо, ни рыба, ни яйца — всем этим местные жители сами себя обеспечивали. Не было тут и других лавок или базара, где бы продавались перечисленные товары.

Казалось бы, проще всего покупать мясо, рыбу и овощи у туземцев, но торговать продуктами питания противоречило их традициям. Если европеец по невежеству или невоспитанности обращался к ним с таким предложением, они предпочитали дать ему что-нибудь даром; но побираться — иначе этого не назовешь — несовместимо с этикой европейца, тем более такого самолюбивого и гордого, как Гоген.

И он очутился в нелепом положении: живя в цветущем, плодородном краю, был вынужден питаться консервами, хлебом, рисом, бобами и макаронами. Все это привозилось из Франции и все стоило очень дорого. Банка говяжьей тушонки — 2,5 — 3 франка, килограмм консервированного масла — 4,5 — 6 франков, килограмм сыра — 1,75 — 2 франка, килограмм сахара — 1 франк, килограмм риса и бобов 1—1,5 и килограмм муки — 0,5 франка. Молока вообще нельзя было достать, во всяком случае, свежего; правда, без этого напитка Гоген легко обходился. Красное вино, которое он обычно пил за обедом, стоило 0,90 франка литр, а его любимый абсент — целых 7 франков бутылка. Пиво — 9 франков дюжина (местное) и 20 франков дюжина (привозное). Из спиртных напитков всего дешевле был ром — 2,5 франка за литр⁷¹.

Непредвиденные расходы (сверх обязательных — на квартиру и табак) были очень некстати, так как у Гогена уже к рождеству совсем не осталось денег, которых ему должно было хватить на целый год, не будь он таким расточительным в Папеэте. От торговцев картинами в Париже он не получил ни сантима. Даже самый верный, казалось бы, источник дохода — бенефис в Театре искусств, состоявшийся сразу после его отъезда, — не оправдал ожиданий. Вместо полутора тысяч он принес каких-нибудь сто франков, и организаторы целиком вручили их еще более нуждающемуся второму бенефицианту — Верлену. И в художественном смысле спектакль, гвоздем которого был шедевр Шарля Мориса, трехактная пьеса о проклятии денег (!), с треском провалился. Видимо, Морис был убит горем, потому что за прошедшие с тех пор полгода он не написал ни строчки, и Гоген услышал печальную новость окольным путем. Нужно ли добавлять, что ввиду таких обстоятельств бедняга Морис не смог вернуть пятьсот франков, которые занял в феврале 1891 года.

К счастью, у Гогена было рекомендательное письмо министра колоний, и он уже придумал, как его использовать. В Папеэте он услышал, что освободилась должность мирового судьи на Маркизских островах, и сразу смекнул, что это место поможет ему решить все проблемы. Судье полагалось целых пятьсот франков в месяц; на такое жалованье он будет жить без забот, жить по-княжески. И сможет наконец изучать интереснейшее туземное искусство. Еще во Франции Гоген вырезал из журналов образцы маркизских татуировок, которые ему очень понравились. А в Папеэте он у начальника жандармерии увидел большое собрание маркизской каменной скульптуры, костяных изделий, палиц и деревянных чаш, и почти все они были украшены великолепными узорами, которые убедительно говорили о художественном таланте и мастерстве маркизцев⁷². Еще Гогену нравилось, что Маркизский архипелаг лежит далеко от Таити и вряд ли начальство станет докучать ему проверками. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

________________

70. № 491 по каталогу Вильденштейна.
71. Объявления в «Таитянском вестнике» за 1891—1893 гг.
72. Эти сведения сам Гоген сооб¬щил в 1903 г. в длинном автобиографическом письме лейтенанту жандармерии Бонмезону.

На Главную блог-книги "ГОГЕН В ПОЛИНЕЗИИ"